
Автора Игоря Вольфсона никак не упрекнуть в однообразии. Вынес я это после ознакомления со сборником рассказов «Ну это совсем другое». В общем, неудивительно. Сам Игорь в кратком предисловии признается, что шёл к данному изданию около тридцати лет. Видимо, поэтому сборник вышел максимально разнообразным. Герои этих рассказов тихо грешат, громко смеются, любят встречаться — и не только в Новый год, ходят в театры, друг к другу в гости часто и с удовольствием, попутно нарушая правила дорожного движения. Автор аполитичен, намеренно несерьезен, хоть и поднимает иногда интересные философские вопросы.

Наверное, вы уже догадались — эти рассказы про нас с вами, а ещё про тех, кого нынче принято называть «неважными людьми». Однако каждый здешний персонаж — настоящий микрокосмос, напоминающий своим мышлением, равно как и поведением, о главном христианском постулате — о любви ближнего своего как самого себя. И Вольфсон бережно любит своих героев, причём абсолютно всех. Вот хоть убейте, но ни одного отрицательного! Одни положительные, пусть и со своими небольшими изъянами, которые вызывают лишь улыбку узнавания. Например, в рассказе о своей матери «Упрямая девчонка» автор описывает, что «мама раздобыла меха, чтобы сшить, или, говоря более высокопарно, построить шубу. Да всё откладывала, откладывала… А при очередной ревизии меховых активов обнаружила, что те безнадёжно порчены молью. Это был жестокий удар. Пришедшие в негодность шкурки животных вдруг оказались верёвочками от занавеса. Тот рухнул внезапно, без объявления антракта и закрыл даже не время молодости, а изрядный кусок жизни, когда подсознательно кажется, что ещё будет шанс переписать всё набело». Читая эти строки, я улыбался, потому как прекрасно помню аналогичную историю со своей мамой. И главное: как ёмко и в тоже время кратко автор описал всю эту ситуацию с шубой.
Не зря я упомянул тематическое разнообразие сборника прозы Вольфсона. Очень пришёлся мне по душе рассказ «Ключ», — казалось бы, надуманный, но всё же вполне жизненный. Именно о ключе, который прятался от хозяина в карманах куртки. С кем вообще-то такого не бывало? Конечно, можно вспомнить «Нос» нашего небезызвестного классика Гоголя, но и Вольфсон легко оживляет неодушевлённые предметы, которые неожиданно начинают вести самостоятельную жизнь, и это описано с задором и иронией.
Или можно вспомнить довольно умную зарисовку «Нерв некрологов Някрошюса», посвящённую театральному, вероятно, выдуманному самим автором спектаклю «Идиот» по Федору Достоевскому:
«Впрочем, в этот вечер давали «Идиота». Всё началось в поезде. Даже не так. Сами Мышкин и Рогожин были обречёнными поездами, на всех парах летящими навстречу не друг другу, но неминуемой катастрофе. Прожекторы больных, безумных глаз не то нашаривали, не то прокладывали изломанную колею. Они искали ежеминутного столкновения, разрядки, пусть большой, но отрезвляющей боли, дабы хоть на миг не видеть развёрстую в ожидании бездну. Какими никчёмными становятся реплики, когда всё известно наперёд!» Лучше и не скажешь.
И все ж отдельно от всего сборника можно выделить вышеупомянутую «Упрямую девчонку». По моему убеждению, самый сильный рассказ в сборнике. В относительно малой форме автор умудрился увлекательно рассказать о долгой жизни своей матери. И это я к тому, что необязательно стремиться к крупным формам, которыми часто грешат авторы. Интересно о человеке можно говорить, не выдумывая новых «Войны и мира», что мастерски и доказал Игорь Вольфсон.
Многие зададутся вопросом, а нужно ли описывать жизнь простых людей? А почему нет? — отвечу вопросом на вопрос. Литература — искусство демократичное. Всему найдется место. И гению, и условной домохозяйке. Вспомните Сергея Довлатова, который также безоговорочно любил всех своих героев, хотя большинство из них были пьяницами, проститутками и лжецами. Наоборот, чем больше литературы о «маленьких людях», тем как-то и дышится полегче. И окончу опять же отрывком из рассказа Вольфсона «Песнь о вещи. Триптих»:
«Многие люди из моего круга общения в творчестве Новеллы Матвеевой выделяют песенку «Девушка из харчевни». Помните, там героине сначала достаточно было только видеть любимого, потом — его плащ, затем — гвоздь, на котором висел плащ, дырку от гвоздя, и наконец, заштукатуренное место на стене, где некогда была дырка, от того самого гвоздя, на котором, бывало, висел Его плащ. И дело здесь, видимо, не в стремлении примерить на себя судьбу той девушки, но в близком каждому ощущении поэтапно исчезающей материальности. Есть в нас этот уголок, где хранятся унесённые ветром, канувшие в Лету люди, мгновения, чувства… Что-то невыразимо личное».
От себя добавлю – и родное.