Виталий Пуханов

За гуманизм и дело мира

В Кремлёвском зале без слезы

Давали орден и квартиру,

А надо было дать ….

Зайдёшь в метро — там снова мина,

В инете — аццкий сотона.

От гуманизма и от мира

Нам не досталось ни хрена.

Зато есть комет для сортира,

А для души киоск «интим»,

И, если честно, мы ни мира,

Ни гуманизма не хотим.

Владимир Буев

Да что ж такое-то, коллеги!

Кого ж зовут в Кремлёвский зал!

Ну ладно в прошлом было веке!

Но в этом я стихи писал.

Вот мат из глотки так и рвётся.

В латинском виде, если что.

Кириллицей нельзя: нарвётся

Бранящийся на штраф крутой.

Бездарные теперь кумиры.

Не дали мне (я намекал)

Ни ордена и ни квартиры.

А мне нужны, и я бы взял.

Виталий Пуханов

Поставьте памятник говну,

Чтоб виден был на всю страну,

В день солнечный воскресный,

Гуляют семьями, прильну:

«Смотри, какой чудесный!»

Чтоб улыбнулись мы ему,

Как будущему своему

Сквозь грозовые дали.

Как будто Солнце и Луну,

Говно мы увидали.

Владимир Буев

На чувства бурные страна

Была изрядно голодна.

Тут памятник в честь глины

Возник. Пешочком допоздна

И на автомашинах

Спешит народ, чтоб честь отдать

Говну, при этом поругать

модерн, мейнстрим и моду.

…Так чувства добрые загнать

В народ возможно сходу.

Виталий Пуханов

Гуляет клещ энцефалитный

В лесах удмуртских весь июнь:

Ещё неопытен и юн,

Единственный, почти элитный.

И я захаживаю в лес,

Имея праздный интерес.

И долго ль мне бродить по свету —

Решает клещ в минуту эту.

Я был крещён, укрыт плащом.

Так мы не встретились с клещом.

Владимир Буев

Не зря меня крестили в детстве:

Теперь энцефалитный клещ

Для организма не зловещ —

Не будет для меня последствий.

Клещ думал, думал и решил:

Коль враг крещён, то перекрыл

Проход себе он в двери ада.

…И посерьёзней есть преграда:

Был освящён раз сорок плащ,

Поэтому животворящ.

Виталий Пуханов

Мы шли и шли вперёд, волнуясь,

Ведь было времени в обрез!

Мы промахнулись, разминулись,

Не там свернули через лес,

И в молодость свою вернулись.

Где кошка сдохла, хвост облез,

От всех чудес остался леший.

Он шестисотый мерседес

Чинил-чинил, назвался Лёшей.

На пустыре был пройден квест.

Там, где бутылки и окурки,

Болтались на берёзах куртки.

Не зря твердили: «Крекс, пекс, фекс».

Владимир Буев

Старею. Не даёт покоя

Давнишний случай озорства.

Из подсознания в три слоя

Он выполз ночью, как сова.

Кота за хвост таскал нещадно

С детьми давным-давно в лесу.

Героем средь ребят был знатным.

Теперь коты меня пасут

Во снах. В реале кот не выжил

(а может, кошка то была).

Во сне зверь вот что отчекрыжил:

С собою лешего пригнал!

Раз — лес вокруг, с лисой Алисой.

Они втроём ведут меня.

Я в детстве точно этой крысе

Под хвост не всовывал огня.

Бесповоротно понимаю:

Не кошка — кот зажал узду.

Тут не лиса вожак. Внимает

Лисица рыжая коту.

И кот — Базилий, а не Васька.

Я Буратино? Чудеса!

Богатство близко — вот развязка.

Молитвам вняли небеса.

Виталий Пуханов

Во мраке мёрзлом и чужом

Надежда полоснёт ножом,

Набросившись невесть откуда.

И снова: «вжик» из темноты,

Во тьме сокроется, а ты

В крови согреешься покуда.

Я был доступный матерьял

И много крови потерял.

Стоял во мраке, как во фраке,

Благодарил за кровосток,

За то, что мир не столь жесток,

Как сообщают на истфаке.

Владимир Буев

Истфаки учат: мир жесток.

И потому на кровосток

На каждой лекции сошлются,

И кровь для верности прольют,

Студентам в уши напоют

Историй. Мамой поклянутся.

Готовый к жизни, выхожу

Я на дорогу и, к ножу

Прижавшись пальцами под фраком,

В ночную тьму бросаюсь сам.

Вжик-вжик — отправлен к праотцам

Прохожий… Я ж привит истфаком.

Виталий Пуханов

Носки простую жизнь живут.

В стиральном жерле исчезают.

Их под шумок семейных смут

Пододеяльники съедают.

Носки лежат и там, и тут,

По комнатам друг друга ищут.

И счастливы, когда найдут!

Здесь чёрный никому не лишний.

Всего не знаешь наперёд.

Потёртый, но ещё не старый,

В шкафу носок живёт без пары,

Он всё надеется, всё ждёт.

Владимир Буев

Носки простую жизнь ведут,

А у трусов она покруче.

Бывает и такой маршрут:

Всей в наволочку влезут кучей.

Трусы мужские тут и там.

А коль бобыль, то вперемежку

По комнатам устроят (срам!)

С трусами женскими пробежку.

Но коль бобыль совсем одрях

И коль в тираж вчистую вышел,

Трусы протёртые (в щелях)

Очередных не ждут интрижек.

Виталий Пуханов

Представь, представь: ты пишешь Блоку

Письмо пустое на тот свет!

И в тот же миг, считай, без срока,

Приходит блоковский ответ.

«Спасибо вам, здесь очень скучно,

Здесь ночь не отличить от дня.

Мне папирос дают поштучно,

Когда читаете меня».

Владимир Буев

Как в старом детском анекдоте:

Писатель, не читатель я.

Пишу великим письма в поте

Лица. Без даты. Втихаря.

А тут вдруг клянчат папиросы

Через прочтение чужих

Стихов. А это всё бабосы!

Не дам! Полно стихов своих.

Виталий Пуханов

У осьминога восемь ног.

Не так уж много, если честно.

Ему на двух ногах — не впрок —

Гулять совсем неинтересно.

Я ноги растерял, прости,

Стал осьминогом без шести.

Мне осьминогом быть недолго.

Я осьминог из чувства долга.

Смешной двуногий осьминог

В пути устал и занемог.

Владимир Буев

В дороге аккуратным быть —

Таким девиз мой стал по жизни.

Как мог, старался тихо плыть,

Чтоб фактов избежать сюрпризных.

Чтоб рисков избежать совсем,

Я восемь ног себе приделал.

И плавать, и ходить проблем

С тех пор ни разу не изведал.

Но — чу! — отпали костыли.

И вот опять я на мели.

Виталий Пуханов

Во времена последние,

Крещённые бедой,

Богатые и бедные

Дружили всей страной.

Мечтали, чуть не плача,

Прожить остаток дней

Богатому — богаче,

А бедному — бедней.

Владимир Буев

Все люди — сёстры-братья

(По-разному бедны).

Одна часть носит платья,

Другая часть — штаны.

Но вся семья едина

(И нищий, и богач,

И баба, и мужчина)

Для телепередач.

Виталий Пуханов

Милый друг, ни о чём не тревожься,

Жизнь прекрасна и смерть далека.

Много раз ты уснёшь и проснёшься,

Ты в надёжных и добрых руках!

На посту боевом пограничник

Закрывает тебя от врага.

В шесть ноль-ноль поварёнок-отличник

В печь поставит говна-пирога.

Инноваций творцы, революций —

Каждый трудится, ночью не спит.

И в лепёшку они расшибутся,

Лишь бы ты был спокоен и сыт.

Владимир Буев

В первых строках сеанс гипнотичен.

Жизнь прекрасна, усни же, усни.

Не трагичен наш мир, а лиричен,

Романтичен, ты спи и цени.

Если женщина ты, пограничник

Твоё тело накроет своим,

А затем поварёнок-отличник

Полежать согласится бухим.

Коль мужик ты и молод — в солдаты!

Стариков бюрократы дурят.

Позабыты в стране баррикады —

Силовые структуры рулят.

Виталий Пуханов

На Луне, на Луне

Все обочины в говне.

Пусть пришлют рабочих

Грязь убрать с обочин!

Роскошь — воздух и вода.

На Луне все господа.

На Луне полвека

В гости ждут узбека.

Луноходы по говну

Медленно идут ко дну.

Лунными обочинами

Земляне озабочены.

Владимир Буев

Работяги на Луне

С господами наравне.

В космосе Роскосмос

Ходит голым-бóсым:

Потому туда заслал

Вновь мигрантов на аврал.

Журналист Рогозин,

Ох, амбициозен!

Вот уже Луну засрал —

Дилетант не рассчитал.

Дурачкам втирает,

Место сохраняет.

Виталий Пуханов

Трещит уютный ноутбук,

Мышь робко прячется под лапу.

Он прочитает мой Фейсбук

И отработает зарплату.

Купить штаны, сходить в театр.

Жена довольна, дети сыты.

Мы в план поставлены на март.

Он всех убьёт, но вы не ссыте.

Владимир Буев

Давно читает софт Фейсбук:

Не человек, а спецпрограмма.

И нынче никаких Голгоф

Поэту не увидеть. Драма?

Штаны. Театр. Сходить в сортир

(Там мочат нынче террористов).

Поэт давно уж не кумир.

…Но стоп! Ведь есть же Дима Быков!

Виталий Пуханов

Осень испекла пирог

С листьями сухими.

Собирала вдоль дорог,

Долго шла за ними.

Горький хлеб прими, уважь,

Преломи с живыми.

Похлебаем белых каш,

Долго до зимы ли.

Владимир Буев

Будто не было дождей

Осенью в России.

Что Сахара! Пострашней

Русские стихии.

Сухость, засухи — беда!

И пирог — булыжник.

Хорошо, не навсегда:

У зимы есть ниша.

Виталий Пуханов

Вот поэт. Это брови поэта.

Это руки и ноги его.

Вот предмет, но названье предмета

Мы не скажем, плохая примета,

И предмет у него о-го-го.

У поэта на ужин конфета,

У поэта на завтрак инжир.

Потерялось бессмертие где-то.

Сам не помнит, куда положил.

Владимир Буев

Всё такое же есть у поэта,

Что имеется у остальных,

Кроме очень большого предмета,

На который наложено вето,

Пока нет поэтесс молодых.

Но как только возможность дуэта

Появилась для творческих дел,

Так предмет поэтический этот

Вдохновением враз закипел.

Виталий Пуханов

Господь хранит трудолюбивых

Чадолюбивых сволочей.

От управителей гневливых,

Своих и вражеских мечей.

Лишь за детей у них тревога.

Дождавшись солнца и тепла,

Гуляют под охраной Бога

Неторопливые тела.

Владимир Буев

Чем пло́хи те, кто деток любит?

С чего вдруг сволочи они?

В стране и так народа убыль,

Но много всякой болтовни.

Тревога за детей? Чем плохо?

Господь, родителей таких

Храни от всякого подвоха

И от стихов передовых.

Виталий Пуханов

Мне повезло, что мне не повезло.

Теперь я это понимаю.

Пусть неохотно принимаю,

Что на меня не покусилось зло.

Не выбрало в любимчики свои,

Не пестовало, не побаловало,

Чтобы за радости удачи и любви

Разбить с оттяжкою ebalo.

Владимир Буев

Как мне не повезло, что повезло:

Попал в объятья Вельзевула.

Не скрыть: Фортуна подмигнула,

Пообещав взять под своё крыло.

Я доктор Фауст, маг и чародей,

Алхимик и астролог сверхглубокий.

Но каждый день от сатаны люлей

Я получаю (босс мой — бес жестокий).

Виталий Пуханов

Рыдает над «Фаустом» Гёте

Районный механик Петров.

Гадают о нём на работе:

Он запил иль так, нездоров?

Неделю в духовной погоне

Метался и рухнул без сил,

Но, кажется, в целом районе

Мгновение остановил.

Столетий распались цифири,

Был немцами Гёте забыт,

Но где-то в далёкой Сибири

Мгновенье Петрова стоит.

Владимир Буев

Россия — Родина слонов.

Здесь все от мала до велика

(Не только труженик Петров)

Читать считают Гёте шиком.

Всяк Иванов, кто шаромыжник,

Иль Сидоров, кто работяга, —

Отменный и глубокий книжник,

На память Фауста рубака.

Как соберутся на мальчишник

По трое при сердечном зове,

То хоть один скоропостижно

Из трёх мгновенье остановит.

Виталий Пуханов

Мы были нищими, но нищета тех лет

Слыла законной и благословенной,

Как маргарин, намазанный на хлеб,

И тусклый свет в конце вселенной.

И, веришь ли, бывали сыты мы

Отчаянной устойчивостью мира.

Зажглись огни, пресытились умы,

Хлеб побелел, а сердцу всё не мило.

Владимир Буев

Мы в юности глодали сухари

И грызли кости в праздники большие.

Пахали от зари и до зари

За три копейки даже не стальные.

Мы радовались этим медякам.

Мы хлопали от радости в ладоши.

Ужасно, королева и мадам,

Что нынче вы впихнули в нас бриоши.

Виталий Пуханов

Сверкает ветер электрический,

Идей неоновый полёт.

Прилежно мусор генетический

Мечта по городу метёт.

Метёт мечта метлою новою,

Состав неведомо какой.

А помнишь, нас мело нейлоновой

Кибернетической метлой?

Владимир Буев

Да кто уж вспомнит кибернетику,

Коль «цифра» мусором рулит?

Одрябла прежняя эстетика

И превратилась в целлюлит.

И старые мейнстримы модные

Прогрессом будут сметены:

Кумиры новые народные,

Как и былые, голодны.

Виталий Пуханов

В аду неспешно пить чаёк

И разговор вести душевный,

Но я нездешний человек,

Весь неуютный и никчемный.

Я к вашим не привык речам

И в сердце не впустил советы,

Благодарю за хлеб, за чай,

За шоколадные конфеты.

Владимир Буев

Случайный гость в чужом краю

И на пиру случайный тоже.

Случайным не был бы в раю.

Зачем меня отправил, Боже,

Ты чай пить в ад, коль я достоин

Не слушать речи — сам вещать.

Пора меня (урок усвоен)

С конфетой в рай перемещать.

Виталий Пуханов

У канавки в тишине,

Где клещи да слизни,

Выпивал я шардоне,

Отдыхал от жизни.

Напевая: «ай на-нэ»,

Открывал я шардоне.

Улыбались бездны!

Целый мир погиб во мне

И с тех пор я трезвый.

Владимир Буев

Долго-долго я глядел

В мелкую канаву.

Вдруг я словно опупел —

Чистая постава.

Бездна смотрит на меня

Чёрными очами.

Говорит, в себя маня,

Всеми голосами:

— Жаришь спирт часами!

Виталий Пуханов

Устанешь слушать головой

Однообразный лязг точила

И понимаешь: никого

Смерть ничему не научила.

Никто не выучил на «пять»

Приметы страшные и сроки.

И можно смело прогулять

Её ненужные уроки.

Владимир Буев

«Должны все делать хорошо,

Никто не должен делать плохо» —

Звучит и модно, и свежо

В какую ни на есть эпоху.

Из прошлого учить урок

Нам предлагали даже царства.

Ещё разок, ещё разок.

…Повтор не страшен в виде фарса.

Виталий Пуханов

Я так мечтал не запирать дверей,

В домашних тапках выходя за хлебом,

Что оказался в клетке для зверей:

Четыре стенки под открытым небом.

Мои соседи — лев и серый волк,

Нам хлеб дают по графику и норме,

И не возьмут мои соседи в толк:

Какой я зверь, одетый не по форме.

Владимир Буев

Мечтатель. Потому не замечал

Ни прутьев из металла, ни решёток.

Живучи в клетке, в облаке витал,

Покладист был характером и кроток.

Потом проснулся словно и взглянул

На мир глазами зверя (льва иль волка).

Соседи взвыли — просто караул:

Мол, что случилось? Почему не шёлков?

Виталий Пуханов

Мы выпили по триста

И, кажется, с тех пор

С диктатором Батистой

Ведём мы давний спор.

Потом за коммунистов

Три раза по полста

С диктатором Батистой,

Чья совесть нечиста.

Нам с питерским чекистом

Пить тысячу недель,

Ведь следом за Батистой

Всегда идёт Фидель.

Владимир Буев

По литра два, наверно,

Мы выпили с дружком.

Первач был явно скверный,

Но стал для нас хитом.

Сам Путин (вот так повесть!)

Пришёл поговорить,

Очистить свою совесть,

Прощенье попросить.

Того гляди, заплачет,

Ведь он уже старик.

За ним теперь маячит

Друг Сечин, силовик.

Виталий Пуханов

В конце тысячелетья своего,

Когда нас на погибель провожали,

Нам пожелали «доброго всего»,

А злого ничего не пожелали.

И потому, нащупав жизни дно,

Не знали мы ни страха, ни печали.

Мы повстречали доброе одно,

А злого ничего не повстречали.

Владимир Буев

Их проводили, словно на войну,

В миллениум хорошими словами.

Наивный мальчик, веривший в пургу,

Пошёл вперёд за светлыми речами.

Он шёл ко дну. Никто не виноват,

Что на пути он только счастье видел.

Упал на дно и счастлив стал стократ.

…Но всех вокруг себя возненавидел.

Виталий Пуханов

Мне слали сибирскую язву,

Безумия алый цветок,

Проклятья в конвертиках разных,

Тоски марсианский песок,

Дракона отрубленный коготь,

Дыханье летучих мышей.

Всё это проходит, проходит!

И зла не наносит душе.

Владимир Буев

Есть люди, по сути машины,

Кто всякий наезд иль беду

Воспримет как просто рутину

В бескрайнем несчастий ряду.

О стенку горох так отскочит.

Так мяч отбивает вратарь.

Я ровно такой же молодчик,

Хоть выпарь меня, хоть зажарь.

Виталий Пуханов

Мама ела «Раму»,

Папа «Раму» ел.

По полкилограмма

В пачках жирный мел.

Белый хлеб и чёрный

Плохо пропечённый

Чуть намажешь «Рамой»,

Станет вкусный самый!

Мел в ней безопасный,

Жир скотов, вода.

Пальмового масла

Не было тогда.

Владимир Буев

Мама «Раму» ела,

Папа помогал.

Родина слабела —

И продукт пропал.

Появился снова —

Изменились вкусы,

Стали бестолковы.

Разорвались узы.

Пальмовое масло

Нынче на коне.

Мама в нём погрязла

С папой наравне.

Виталий Пуханов

Он записался на расстрел

В семнадцатом году.

Овраги строго осмотрел

И выбрал по себе размер:

«Сюда я сам приду».

В какой рубахе, пиджаке —

Он записал в тетрадь.

Свободен где, свободен с кем,

Свободен выбирать!

Владимир Буев

Коль все бы шли так умирать,

Гражданской нет войны.

Мы можем смело утверждать,

Что всё равно нет полстраны.

Зато вторая без вины.

…Когда б такие смельчаки

Кидали ноль понтов,

То, может, и большевики

Ушли до холодов.

Виталий Пуханов

Страшна статистика, мой друг.

Простые цифры, никаких «а вдруг».

Собрались сорок семь доцентов,

Заштриховали чёрным круг.

Не пощадили президентов,

Их дочерей, собак и слуг.

И, веришь, смертность сто процентов!

Где раньше были прецеденты,

Прошла статистика, как плуг.

Владимир Буев

Суха теория, мой друг1.

Статистика не скрасит нам досуг.

Сто сорок шесть былых процентов2 —

Одно из циковских заслуг,

А не статистиков-доцентов.

У жён слуг псиный был досуг3,

Но вовсе не у президента.

Тут нет статистики, мой друг,

Здесь древу жизнь даёт легенда.

Примечания

1 Аллюзия с гётевским «Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо» в переводе Бориса Пастернака. Или с «Суха, мой друг, теория везде, но древо жизни пышно зеленеет» в переводе Николая Холодковского.

2 На выборах 2011 года на табло в ЦИК в графиках появилось число 146 % —проголосовавших по Ростовской области (по Воронежской — 129 %, по Свердловской — 115 %). Председатель ЦИК Чуров объяснил это впоследствии «системным сбоем».

3 Известное расследование Алексея Навального о собаках корги жены вице-премьера Игоря Шувалова.

Виталий Пуханов

Я ведал зло. Смотрел ему в глаза.

И часто замещал в отлучке.

Всё исполнял, что зло мне приказал.

Жил скромно от получки до получки.

Он всем был враг и не имел врагов.

Я был рабом, со злом мы не дружили.

Я от нужды работал за него,

Там из меня вытягивали жилы.

Пришёл из тьмы хороший человек.

Был день погожий, кажется, субботний.

А может, вторник? Или был четверг?

Он зло убил. Теперь я безработный.

Владимир Буев

Мой злобный босс мне жизни не давал,

Платил копейки, душу выжал.

Как раб, пахал я; он же отдыхал,

Катаясь на чужом горбу, бесстыжий.

Я компромат собрал и настучал.

Повыше есть начальники у боссов.

Настал момент, и он меня признал:

Хотел повысить — сняли кровососа!

О горе мне! Зачем писал донос?!

Явился в офис выдвиженец новый.

Он всех собрал, устроил нам разнос.

Нашёлся на меня стукач хреновый.

Виталий Пуханов

Смеющийся собственным шуткам

Подобен сове.

Смеётся и ухает жутко

Дырой в голове.

На заднем сиденье трамвая

Из тела торчит.

Послушай, как шутка немая

Зловеще звучит.

Владимир Буев

Кого веселят свои шутки,

Имеет одну.

Без этой одной прибаутки

Не жить пацану.

Коль люди вокруг деликатны,

С улыбкой кивнут.

Коль злобны и не аккуратны,

Башку оторвут.

Виталий Пуханов

Так человек, растущий вкривь и вкось,

Как ржавый гвоздь, забитый в ипотеку,

Спросил меня: «Пройду я здесь насквозь?»

И что я мог ответить человеку?

Владимир Буев

В ушкó игольное мне предложил

Пройти доброжелатель. Я, однако,

Хоть и не олигарх, ушку́ не мил

Без мыла. С мылом я боюсь аншлага.

Виталий Пуханов

Брючный костюм за семьсот рублей,

Может, за тысячу двести,

Так превосходно сидел на ней,

Так хорошо, как если б.

Но я ни разу не подошёл

И не сказал ей: «Всё же,

Он бесподобен, прост и дёшев,

Как лягушачья кожа!»

Владимир Буев

То ли я женщину возжелал,

То ли ей выдал гадость,

Так хотелось устроить скандал,

Даже самую малость.

Знал, что лягушка, и не пристал,

Пусть и царица тётя.

Пусть и царевна! Не экстремал!

Ловит пусть идиота.

Виталий Пуханов

Покойный сочинил сонет.

В нём снег идёт, собака лает,

Луна блестит, и смерти нет.

Теперь он это понимает!

Не может злиться и краснеть,

Прикуривать от сигареты.

Нигде не уважают смерть

И не печатают сонеты.

Владимир Буев

Сонеты сочинял поэт.

В них есть луна и снег с собакой,

И даже смерть, которой нет.

(Сам взял и помер — вот чертяка.)

Четыреста уж лет приют

Нашёл у алтаря Христова.

Его сонеты издают

И даже переводят снова.

P. S. Шекспир похоронен у алтаря церкви Святой Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне.

Виталий Пуханов

Допили водку, сдали тару,

Умылись, сели на кровать

И приготовились к удару.

Чего ещё от жизни ждать?

Из леса доски — всем обнова.

«Сердец» рифмуется с «пиздец».

Ни первого вам, ни второго.

Филолог не согласный здесь.

Владимир Буев

Нажрались — стали жаждать драки.

Или с небес достойный дар.

И то, и это — сущность фляги,

Гусар ли пьёт или клошар.

Литературец и филолог —

Непроходимая стена.

Сердцебиенья век недолог,

А рифма для стиха нужна.

Виталий Пуханов

Мир беспомощен, мир многолик.

Кто-то женщина, кто-то старик.

Кто-то прожил в нужде и позоре,

Но души сохранил золотник.

Кто-то жил и не знал, что велик.

Кто-то пел третьим голосом в хоре.

Кто-то счастлив был тем, что привык

Неразменно молчать в разговоре.

Золотник. Золотник. Золотник.

Кто-то дырку проделал в заборе

И в священную тайну проник.

Он в газету напишет в обзоре:

«Мир беспомощен, мир многолик» —

И души сохранит золотник,

Если ужас не выдаст во взоре.

Владимир Буев

Мир мгновений у каждого свой:

У иного есть миг золотой,

Если в скважину глянет к соседу

(Ключ замочный из двери входной

Ненароком соседской рукой

Был изъят, как на грех). Эстафету

Тайных знаний (ему не впервой)

Передаст по подъезду и свету:

То ли разоблачитель-герой,

То ль идейный борец за монету.

Обезумевшей если толпой

Мир устроить захочет вендетту,

То мгновенье (иль миг роковой)

Остановится: станет тюрьмой

Взор грозить, но… дрожащим фальцетом.

Виталий Пуханов

Мы жили в канализации

Извилистой, кривоколенной.

Канализация стала нашей цивилизацией —

Отечеством и Вселенной.

Мы подверглись колонизации,

Сражались бесстрашно, яростно

За свободную канализацию

Доступную и многоярусную!

Мы продвигались медленно

По скользким холодным трубам,

Жили быстро и въедливо,

Цеплялись, ползли по трупам.

Мы не позиционировали

Себя как говно,

Мы эволюционировали,

Эволюционировали,

Мы стали с вами одно.

Владимир Буев

Однажды астрализацию

Впустив в лабиринты кривые,

Мы оказались в такой многоликой формации,

Где все босые и больные.

Вот молодёжь максимизации

Потребовать решила страстно,

Свободу от галлюцинации

Народу даровать и гласность.

И темпы той астрализации

Ускорились тысячекратно.

Свобода криминализации

Была открыта кровожадной.

И вот теперь в канализации

Живём и плещемся в потоках.

Окрепла и астрализация,

В живительных омывшись стоках.

Виталий Пуханов

Проклятье от благословения

Ты сам не должен отличать.

Есть культовые учреждения,

Там ставят подпись и печать.

Простой листок за неимением

Бумаги гербовой, вот хрень,

Чуть омрачит тебя сомнением,

Но ты написанному верь!

Печать проставит канцелярия,

Прими листок, сокрыто в нём

На языке непонимания:

Ты проклят. Ты благословлён.

Владимир Буев

Не стоит обращать внимания

На бумажонки и мандаты.

К чертям любым без почитания

Пусть катятся, коль суррогаты.

Раз времена прошли старинные,

То суррогаты все бумажки.

С гербом, с печатями ли синими

(Пусть без бумажки все букашки).

Во-первых, все бумажки куплены,

Путём получены фальшивым.

Глава столицы фразой рубленной

Однажды так решил глумливо.

И, во-вторых, в столетье цифры мы

Живём. И цифра жизнь меняет.

А подпись цифровая с шифрами

Печать с успехом заменяет.

Уж коль погряз мир в улучшениях,

Проклятья чёрные и древние

В сакральных скрылись учреждениях.

Благословение… плачевнее.

Виталий Пуханов

Спасибо, жизнь, тебе за то,

Что ты убогая такая,

Что я хожу в твоём пальто,

В твоих ботинках промокаю.

Я записал тебя в тетрадь

С обложкой серой «мейд ин чина».

И жалко мне тебя терять

Без уважительной причины.

Владимир Буев

Ходил бы голым (без пальто)

И если бы босым шатался,

То жизнь бы стала золотой.

Как в масле сыр бы я катался.

Но лучше буду я страдать,

В убогой изводиться жизни,

Пальто с ботинками таскать.

…Здоровым нужен я отчизне.

Виталий Пуханов

В ту осень часто падал нож

С кухонного стола.

Его ни разу с пола, что ж,

Ты мне не подала.

Я нож в дороге повстречал,

В свой дом привёл тот нож,

Сам источился, как металл,

А ты с ножом живёшь.

Владимир Буев

Я специально нож ронял

Зимою, осенью, весной

И только летом попенял,

Но ты в ответ: мол, я бухой.

Смотрю, а нож уже другой.

Не тот, который я ронял.

Но где же тот, который мой?

…И тут-то он меня догнал.