Каждый смысл понимает по‑своему. Кто — за высокими ногами стремится. Кто — за длинным рублем. А кто‑то красоту отделить не в праве от тепла материнских рук, разворота плеч мужиков на покосе, добротного пятистенка, сложенного от венца до обвязки по законам исконных традиций. У таких людей красота и доброта по сути дела — одно и то же.

            Когда мысли мои рисуют образ Юрия Коноплянникова, не могу сдержать добрую улыбку. Не знаю, можно ли представить более приятного человека среди знакомых. Миролюбивого. Покладистого. Позитивного — как принято сейчас говорить. И, опять же, как принято маркировать не угодных современников «токсичными» — вот эти самые токсичные элементы в личность Юрия от природы решительно не заложены!

            Мы увиделись впервые достаточно давно, еще в «лихие девяностые», когда наш отважный председатель МГО СП России Владимир Иванович Гусев вел собрание и, так как был некогда чемпионом малого веса по боксу, то съездил «прямо» по физиономии одному выступающему не по теме «прямо» возле трибуны «прямо» на сцене Большого Зала ЦДЛ под заслуженные аплодисменты повеселевших писателей.

            В те годы и Союз писателей и ЦДЛ здорово лихорадило. Владимир Солоухин и Михаил Ножкин гоношили поэтический народец, чтобы восстановить Храм Христа Спасителя. Переделкино начали переделывать в музейный парк для экскурсий. «Неделька в Комарово» стала проблематичной. Дом на Скорятинском нуждался в ремонте. Центральный Дом литератора с хорошими советскими традициями достался непонятно какому английскому клубу и с гордостью орла навесил на себя весьма понятную всем символистам табличку «Клуб». За остальной недвижимостью охотились то «новые русские», то «старые велосипедисты». СП СССР был переименован в Международное сообщество писательских союзов — МСПС. А Коноплянников, находясь на передовой этого «видимого фронта», чтоб спасти Дом Ростовых, просто ночевал в нём, отвоевывая общеписательские, а теперь‑то мы видим — общечеловеческие позиции.

            Все это можно конечно уравнять и с другими членами СП, коих в Москве тогда числилось что‑то около трех с половиной тысяч, если мне не изменяет память. Но. Не все же отвоевывали тогда справедливость. А единицы. Тотальное большинство писателей посиживало дома, попивало чаек с баранками под враки на ТВ Лужкова, Ельцина и Горбачева. Дожидаясь: авось оно там в СП как‑то само собою рассосётся и заживут они, как и прежде.

            Повышенное чувство ответственности для Коноплянникова Юрия Викторовича всегда было нормой. Уверена. Сам он до сих пор и не считает это подвигом. Возможно, ему даже кажется, что так должен поступать каждый. Но почему‑то поступает только один процент человечества.

            А еще мой отец Василий Петрович и Юрий Викторович связаны кинематографом. Только Тишков, мой папа, — сценарист. А Юрий Коноплянников — артист. Я бы не сказала, что они по жизни как‑то особо дружили. Однако… «Профессий много — но — прекрасней всех — кино! Кто в этот мир попал, на веки счастлив стал!» И когда они встречаются — я любуюсь обоюдной радостью. Тут уж просто искры летят в стороны! Глаза блестят! Смешные жизненные моменты вспоминаются. Не зевай журналист — бери диктофон и записывай! За полчаса на добрый репортаж фактуры набрать можно!

            Однажды нас пригласили в Литинститут на творческий вечер одной скучнейшей поэтессы. Сидели мы, приунывали. Приунывали…

            Открываю блокнот… Пишу скверну: «Убей поетессу, спаси гектар лесу…»

            Чувствую, кто‑то меня за плечо тронул. Оглядываюсь — книженция. С автографом Коноплянникова. И — его фирменная симпатичная улыбка.

            Ладно. Под монотонный декаданс «чтицы» открываю «Литературный дом», так называлась книжка, на середине, как это я люблю… Читаю: «В годы нерушимой болгаро‑советской дружбы В. Ф. (так, оказывается, у автора зашифрован знаменитый поэт Владимир Фирсов) по долгу службы часто бывал в Софии. Недавно вспомнил о ней:

            — Такая тоска там терзала! Со скуки даже «Доктора Живаго прочитал»… Ну и гов… но!»

            …На этом моменте вечер поэтессы был напрочь испорчен, потому что с центральных рядов не умолкало «га‑га‑га» и «гы‑гы‑гы»…

            Были в нашем общении и серьезные моменты. Никогда не забыть товарищеского «чувства локтя». В годы пандемии мы организовывали церемонию, было приглашено более 200 человек из разных стран. И люди уже съехались в Москву, несмотря на препоны и преграды… За два дня до мероприятия раздался звонок и нам безжалостно сообщили, что отказывают от зала. Конец октября. Холодина. Где проводить вручение? Звоню Юре.

            Он уладил вопрос в течение 10 минут. И мы великолепно провели всё, что планировали в Доме Ростовых.

            Но этим история не закончилась. Через год нам для тех же целей снова понадобился зал. А биться за лакомый кусок — Дом Ростовых — темные силы не переставали с девяностых. И на данный момент здание, отнятое у МСПС, заняли другие люди. Охраннику был дан четкий указ: Коноплянникова, председателя МСПС, не пускать. Не зная об этом, я обратилась в руководство Дома Ростовых через секретаря. Нам дали разрешение провести нашу церемонию.

            Но был нюанс.

            Дать‑то нам дали. Только с одним условием. «Если на мероприятии не будет присутствовать Ю. В. Коноплянников».

            Писательские интриги меня в тот миг пробесили не на шутку. Оказавшись между двух огней, звоню Коноплянникову. Так и так, говорю, мол, подлая я тварь. Пойми, если сможешь. И прости. Я тебя предала. Но за мной — люди. Их много… Я выбираю… церемонию…

            Знаю — скверно поступила с тем, кто спас меня в тяжелейшей ситуации и протянул руку помощи. Но сам Юрий отнесся к этому весьма философски. И даже не рассердился. Ну, или виду не показал. Об этом он никогда не вспомнил. По прошествии времени я расцениваю это, как высшее проявление милосердия. Эта редкое свойство характера — милость божья. Истинное душевное благородство. Рыцарство без страха и упрека. Вот что для меня значит Юрий Викторович Коноплянников.

            Из этого я поняла — его личностное философское восприятие людей вообще, и среди них меня — не делит свойства их на достоинства и недостатки. Все это — особенности. Он так людей и воспринимает — целиком со всеми прибамбасами. И не сердится, если кого‑то «жестко заклинивает на поворотах».

            Не скрою — и это еще не было концом той сложнейшей ситуации. Еще через год, когда подошел срок проводить новое мероприятие, та самая секретарь, что связывала меня с новым руководством Дома Ростовых, заведомо в начале лета предупредила, что ОНО ни при каких обстоятельствах не даст нам снова зал. Причина оказалась очень смешной с моей точки зрения: «Савицкая гребёт золото лопатой, и ни с кем не делится». Я смеялась от души, сказав себе: «Пусть так думают!!!» Но, не смотря на предупреждение, тут же набрала тот самый номер телефона. Мне, конечно же, не ответили. Куда там! Мы ж наверху такие важные‑многоэтажные! Отправила СМС с запросом снять зал для осенней церемонии. Но через 10 минут перезвонила новая секретарша: «Мне сказали, что вы хотите снять зал. Но беда в том, что до конца года все часы в Доме Ростовых уже заняты с раннего утра до позднего вечера». Мой ответный смех её ошарашил. Все ж прекрасно знают, что теперь этот «заколдованный дом с привидениями» 90% времени пустует!

            И еще меня удивил кармический закон «бумеранга», которым защищены все творческие люди Высокого ранга, такие как Коноплянников. На сей раз досталось мне. Но, не обойду молчанием, не очень больно.

            Так вот, вернемся к Юрию Викторовичу.

            Сколько бы мы не беседовали — случайно или не случайно, по делу или по необходимой срочности, это всегда доставляет эстетическое удовольствие. Усыпанные анекдотами, занятными воспоминаниями отнюдь не злобным юмором, наши длинные или короткие беседы носят принцип: «моя добыча будет твоей» — мы охотно делимся новостями и жизненными открытиями. Беседуем практически на равных, не смотря на гендерные, какие‑то статусные или возрастные различия. И, что приятно — в общении Коноплянникова со мной, или не со мною, другими членами СП, нет ни сплетен, ни грязи, ни грызухи, ни подводных скользких ухаживаний. Я бы назвала систему его коммуникативных связей с окружающими людьми — Высокими Отношениями.

            Может, однажды, я и напишу рассказ, как божественно‑красивый мальчик Юра в деревне у бабушки подражал птицам, а потом из него вырос великий артист и художник. А может, о том, как он запоем читал книги где‑нибудь так в 7 классе и дальше, как и всё наше великое поколение, выросшее в СССР. Как он самозабвенно и ответственно играл в футбол и даже закончил спортивную школу, получив свидетельство судьи третьей категории всесоюзного масштаба! Как добросовестно отслужил в армии и затем, находясь в запасе, получив звание капитана, всегда отдавал и отдаёт предпочтение людям в форме.

            Может, однажды, я напишу рассказ об истинном художнике, создавшем дюжину книг, и снявшимся во множестве фильмов, впрочем, для творческой личности не имеет значения, чем бы он занимался. Он бы, как Юрий Коноплянников, профессионально работал бы во всех жанрах. И за что бы ни брался, старался б не на уровне профана, лишь бы показать, что он что‑то умеет, а всегда подходил бы к работе серьезно и ответственно. Брался ли за перо, выходил ли на сцену, стоял ли перед камерой.

            Вот такой положительный герой, совершенно не легкомысленный, нисколько собой не любующийся и не гордящийся, самоотверженно работающий на общество, созидающий старающийся старатель, которого я пока не встречала в художественной литературе сегодняшнего времени, отдавал бы себя без остатка. А что касается того, насколько это возвеличивает или не возвеличивает, ему бы не было до того никакого дела.

            Юрий Викторович как‑то сказал: «Я все время стараюсь приблизиться к тому, кто творит добро, кто всегда устремлен ввысь, и пишу одну и ту же книгу…»

            Наверное, он прав. Он все это время, пока живет, создает собственное, устремленное ввысь «бытие», от которого «всем светлей, и слону и даже маленькой улитке».

            Я бы написала рассказ о том, что Союз писателей СССР, на который молилась вся страна, никуда не исчез. Превратившись в МСПС, он, благодаря моему главному супер‑герою, «несмотря на происки империализма и международной реакции» уцелел бы. Из МСПС не вышел бы, как это и есть на самом деле, ни один юридический член. А члены Союза писателей обрели бы… черт возьми, прежние тиражи, вошли бы стройными рядами в школьную программу и получили право экранизации на киностудии «Мосфильм»!

            Только не знаю, где его публиковать. Поэтому в конце расскажу шутку из жизни в стиле Юрия Коноплянникова. В те самые времена, когда я еще верила, что издательства публикуют талантливые произведения русских писателей, я набрала в каком‑то дорогом супермаркете цветных лаковых журналов. Отобрала несколько самых ласковых сказюлечек и отправила по всем адресам редакций. 27 из них просто ничего не ответили. А вот с 28-ой произошел сбой. Вместо того, чтобы отправить мой текст редактору, текст с ответом попал на мой адрес и вот я прочла: «…тут какая‑то дура уже на 25‑й адрес высылает мне свое г@вн@, думая, что мы издаемся в России…»

            Тут я и вспомнила о докторе Живаго!

            Всем тепла, любви и трепета в душе!