«Керес, безусловно, шахматный гений, но и раньше бывали настоящие гении (Мак-Доннелл, Цукерторт, Чигорин, Тарраш, Пильсбери), которым пришлось довольствоваться скромной ролью «блестящего второго»», — писал Савелий Тартаковер.

            Пророческие слова! В течение десятилетий Пауль Керес был претендентом на мировое первенство и несколько раз оказывался «блестящим вторым».

            Он родился в Нарве в 1916 году и научился играть в шахматы в возрасте четырех лет, наблюдая за партиями между отцом и гостями дома. Семья Кересов временно переехала в Нарву во время Первой мировой войны, когда немецкие войска стояли под Ригой. В 1922 году Кересы вернулись в родной город Пярну.

            Пауль сражался за доской со старшим братом Харальдом, который станет знаменитым ученым-физиком, академиком. Братья не знали всех правил шахмат, играли без рокировки и взятия на проходе.

            В одном молодежном журнале они случайно увидели шахматную нотацию. «Это привело нас к охоте за шахматной литературой, что в маленьком городе было вовсе не легким занятием», — вспоминал Пауль Керес.

            Братья проявили находчивость. Они договорились с киоскершей, чтобы та дала им на время газеты с шахматными рубриками, переписали партии и вернули в киоск.

            Постепенно число переписанных партий выросло почти до тысячи. Пауль разыгрывал их, большинство знал наизусть.

            Им удалось заполучить книгу Дюфреня. Пауль переписал ее и с помощью брата перевел на эстонский язык.

            У Харальда появились другие интересы, и он отошел от шахмат. Пауль продолжал занятия в одиночку. Затем пришло увлечение шахматной композицией.

            В возрасте тринадцати лет Пауль попал в среду шахматистов. Он был допущен к соревнованиям и добился больших успехов.

            «Пауль Керес — чемпион Пярну… Такой молодой маэстро делает честь городу Пярну, но не своим бородатым соперникам, которых Керес победил», — написал Владас Микенас, будущий тренер Кереса.

            В школьные годы «Пауль всерьез увлекался музыкой, — вспоминал его однокашник и друг Юри Ребане. — Его отличала от нас удивительная скромность; он никогда не лез в лидеры, не выпячивал свое «я». Он был добрый, всегда готовый прийти на помощь. Нельзя представить, чтобы он мог кому-либо нагрубить или оказался зачинщиком драки… За сдержанностью Пауля чувствовался богатый внутренний мир. У него была необыкновенная память, острая наблюдательность, многие помнят его меткие замечания. Любил шутку… Школа была сильная, дала нам хорошую базу английского и немецкого языков. В третьем классе гимназии мы разошлись — он в реальный, я в гуманитарный класс. В 1934 году мы оба были лучшими в своих классах, ходили на прием к Президенту республики».

            Керес три раза был чемпионом Эстонии по шахматам среди юношей, и, наконец, выиграл первенство Эстонии.

            Важную роль в становлении Кереса-шахматиста сыграли заочные соревнования (по переписке). Благодаря этим играм он отточил свое искусство анализа. Керес выиграл заочное первенство Европы.

            Он играл на первой доске в команде Эстонии, выступавшей на Всемирных олимпиадах, и показывал отличные результаты.

            Керес дебютировал на Олимпиаде 1935 года. «В Олимпиаде в Варшаве приняло участие рекордное для того времени число команд — 20, — рассказывает Владас Микенас. — Играли в уютном помещении офицерского казино. На Олимпиаде выявилась группа талантливых молодых шахматистов, и среди них, конечно, эстонец Пауль Керес, выступления которого все ожидали с большим интересом, особенно я. В Таллине я оставил его еще мальчиком, а теперь увидел стройным, красивым 19-летним юношей. Его первое выступление на международной арене привлекало не только впечатляющей игрой, но и культурой поведения, подчеркнутым уважением к соперникам. Он сразу приобрел много поклонников, новых друзей. Среди них, конечно, был и я. В Таллине мы были лишь знакомы, теперь завязались дружеские отношения на всю жизнь.

            Большое внимание уделял выступлениям Кереса и чемпион мира Алехин. Видимо, он сразу понял, что растет опасный соперник в борьбе за мировое первенство».

            Ройбен Файн написал: «Самым удивительным открытием Варшавского командного турнира был 19-летний застенчивый эстонец. Мало кто слышал о его родине, никто не слышал о нем самом, но его игра за первым столом поражала. Не столько потому, что он успешно выступил на своем первом серьезном соревновании с сильнейшими игроками мира, — это удавалось и другим — сколько благодаря его оригинальности, остроумию и блеску в игре, столь поразившим и понравившимся шахматному миру».

            Последовали выдающиеся турнирные успехи юного Кереса. В Бад-Наухайме в 1936 году он разделил 1—2 места с Александром Алехиным и сыграл с ним вничью. В число главных претендентов на мировое первенство Керес выдвинулся после большого успеха в АВРО-турнире 1938 года, где он поделил 1—2 места с Р. Файном впереди Ботвинника, Эйве, Решевского, Алехина, Капабланки и Флора.

            Керес обыграл Файна в первом круге соревнования. В репортаже об их поединке во втором круге было написано: «Керес, слегка сжав губы, скрестив тонкие руки на груди, не проявляет никаких признаков волнения. Он делает ход, вновь складывает руки на груди, сидит в раздумье или спускается со сцены к столу журналистов, где разговаривает со своим секретарем. Его конкурент, более плотный молодой человек, напротив, никак не может скрыть волнения, часто вытирает с лица пот. Он играет вдумчиво, остерегаясь атак эстонца, который на этот раз не очень активен, ибо ни тот, ни другой не хотят рисковать… Взволнованный шепот по залу: ничья».

            «Успех Кереса меня радует, в его стиле много общего с моим», — сказал Алехин.

            После окончания турнира Керес вызвал Алехина на матч. Алехин принял вызов и сообщил претенденту свои условия.

            1 июля 1939 года состоялось общее собрание дирекции компании «АВРО», игравшей главную роль в организации соревнования. Президент компании де Клерк сообщил: «Условия доктора Алехина в финансовом отношении, а также его требование, чтобы матч проходил в одном городе, трудно выполнимы. Это настолько трудно, что после длительного обсуждения мы решили их не принимать. Шансы матча на первенство мира, который мы были бы рады организовать, в настоящее время равны нулю».

            Предвоенная шахматная история близилась к своему завершению. О роли и месте Кереса написал Вячеслав Рагозин: «Керес — новая звезда на шахматном небосклоне, человек, у которого есть все данные стать настоящей величиной, если он не поддастся влиянию профессиональной шахматной среды. В Земмеринге и Бадене его победу сравнивали со стремительной карьерой молодого Морфи и Капабланки. В данный момент Керес — главная надежда шахмат Запада».

            Пауль Керес был лидером эстонской национальной сборной, которая на Всемирной шахматной олимпиаде в Буэнос-Айресе в 1939 году завоевала бронзовые медали.

            Сало Флор писал: «Микенас вспоминает, как он на Олимпиаде спросил Алехина о том, кто, по его мнению, ближайший соперник в будущем матче? Алехин осмотрелся кругом и, увидев Кереса, показал рукой в его сторону — вот он…»

            Во время Олимпиады ее участники узнали о начале мировой войны. После окончания соревнований многие ведущие шахматисты останутся в Южной Америке. Керес вернулся на родину, проведя в нелегком и опасном пути целый месяц.

            Вскоре Эстония стала частью СССР. Союз шахматистов Эстонии был распущен ввиду его «реакционной деятельности» (он, якобы, не учитывал интересы рядовых любителей шахмат). Были закрыты шахматные клубы. Керес потерял свой журнал, который он содержал на заработанные им призовые деньги.

            Гроссмейстер Керес начал играть во всесоюзных первенствах. Теперь он был членом советской шахматной организации. Спустя многие годы он сказал: «Я должен был играть в шахматы и ждать. Это перст судьбы».

            Многочисленные болельщики впервые видели знаменитого эстонского шахматиста, любителя музыки и тенниса. «Худой, стройный, спортивный, — вспоминал один из них. — Трогательно молодой джентльмен. Шагал как-то застенчиво. Играл королевский гамбит. Зал следил за ним как зачарованный».

            Ему громко аплодировал Сергей Прокофьев, вызвав неудовольствие Ботвинника. На следующем турнире аплодисменты были запрещены.

            Керес трижды был чемпионом страны (в 1947, 1950 и 1951 годах) и представлял ее на Всемирных олимпиадах и командных первенствах Европы.

            В матч-турнире за звание абсолютного чемпиона СССР в 1941 году Керес занял второе место после Ботвинника.

            «Для советских гроссмейстеров он всегда оставался немного иностранцем, — пишет Геннадий Сосонко. — И дело было даже не в легком акценте. Весь его облик, манеры, знание языков, теннис, бридж, элегантно повязанный галстук, ухоженность, вежливость и невозмутимость отличали его от тех, кого они встречали в коридорах «Динамо», «Труда», «Локомотива», в Спорткомитете, наконец, просто в повседневной жизни».

            «Внешний вид Кереса — темно-серый в полосочку костюм, цепочка на поясе, платочек в кармане пиджака, резко очерченный пробор, манеры — все контрастировало с однообразием, царившим тогда в советской России. Примечательным был и стиль Кереса — острый, комбинационный. Пристрастие к королевскому гамбиту выглядело почти вызывающе, особенно на фоне сугубо позиционной манеры игры Ботвинника».

            Во время Второй мировой войны Керес принял участие в нескольких турнирах в фашистской Германии. Когда в Эстонию вошли советские войска, он вернулся к жене и детям. До этого он находился в Швеции.

            Керес обратился с покаянным письмом к В. М. Молотову. Партийное руководство Эстонии взяло гроссмейстера под свою защиту, и он получил разрешение выступать в соревнованиях.

            В годы войны Алехин предлагал Кересу сыграть матч на первенство мира. Чехословацкий шахматист Карел Опоченский говорил о предложении, сделанном в 1942 году в Зальцбурге. Во время одной из прогулок с Опоченским Керес вопрошал: «Что может Алехин мне обещать? И какое значение вообще имело бы подобное соревнование? Если бы я выиграл матч, я бы получил в качестве приза кучу бесценных немецких марок… И был бы это вообще матч за титул чемпиона мира? Это ведь был бы матч за звание чемпиона той части света, которую оккупировала немецкая армия… А если я матч проиграю, то совсем и навсегда потеряю возможность продолжить борьбу за мировое первенство после войны и стать действительно чемпионом всего мира».

            В матч-турнире на первенство мира 1948 года он разделил 3—4 места с Решевским, а затем несколько раз был вторым: в Швейцарии (1953) — дележ 2—4 мест с Бронштейном и Решевским, Амстердаме (1956, за Смысловым), Югославии (1959, за Талем), Кюрасао (1962, дележ 2—3 мест с Геллером, у которого Керес выиграл матч за второе место). Только в Будапеште (1950) он был четвертым.

            После изменения системы розыгрыша мирового первенства (отказа от турниров претендентов в пользу матчей) Керес сыграл свой единственный претендентский матч — со Спасским (1965, четвертьфинал). Он уступил молодому сопернику и через некоторое время сказал ему: «Вы знаете, Борис Васильевич, я в определенной мере вам благодарен. Я увидел, что современная система отбора через матчи, она не для шахматистов, которым уже под пятьдесят».

            Ранее он выиграл матч у экс-чемпиона мира Макса Эйве с преимуществом в очко (1939/1940). В «Матче века» в Белграде (1970) Керес показал лучший результат среди советских шахматистов. В поединке с Бориславом Ивковым он победил в двух партиях при двух ничьих.

            «Как турнирный (не матчевый) боец Керес вряд ли кому-либо уступал на земном шаре», — писал Ботвинник.

            Он был шахматным композитором и литератором, автором книг, международным арбитром по шахматам и шахматной композиции, прокомментировал в печати около 1000 партий, опубликовал сотни задач и этюдов.

            Керес начинал свой шахматный путь как боец комбинационного направления, но постепенно его стиль стал универсальным. Он одинаково хорошо атаковал и владел искусством позиционного маневрирования. Он глубоко исследовал дебют, миттельшпиль и эндшпиль. Керес внес большой вклад в разработку систем игры в испанской партии, сицилианской защите, защите Нимцовича и других дебютах. Он проанализировал ладейные окончания, эндшпиль «ферзь и пешка против ферзя», и др.

            Керес был у подножия шахматного Олимпа. Борис Спасский считает, что «в какой-то момент он был сильнейшим в мире и по силе, и по рейтингу».

            Он побеждал Алехина в отдельных партиях, и тот считал его кандидатом в свои преемники.

            «Немного иностранец», необычный по своим человеческим качествам. «Он был дружелюбным человеком, но это было дружелюбием на дистанции, доброжелательностью аристократа. В нем всегда было чувство достоинства, которое не могли не заметить окружающие», — говорил немецкий гроссмейстер Вольфганг Унцикер.

            Светозар Глигорич писал, что «Керес был единственным гроссмейстером, который никогда ни на что не жаловался».

            Давид Бронштейн сравнил его с Дорианом Греем. В чем смысл сравнения? Возможно, этим подчеркнута неумолимость времени.