Легенда

Багровый цветок кирпичика

Сегодня приснился мне.

Окна восковое личико

Со мною наедине.

Пока за оградой стелется

Тугая, как нить, луна,

И песню свою погорельцы

Раскладывают у окна —

Безумная, неомыта

Тоска моего греха, —

Я встретила инвалида

Под дикий крик петуха.

Не зря по ночам я плакала.

Из рощи не выходя,

Сам Бог протянул мне яблоко,

Тёплое от дождя.

Белёсые звёзды акации

Пылали над землёй,

Когда он ушёл на станцию,

Меня отвели домой.

И злобно соседи лютые

Подсматривают из-за угла —

Как я накормлю малютку,

Ведь грудь моя так мала.

* * *

Бессмысленно смотрю на выпитый стакан.

Вчера я пил, сегодня тоже пьян.

И завтра обязательно напьюсь.

И так всю жизнь: то пью, то похмеляюсь

И пред судьбою тёмною склоняюсь.

Осталась в жизни смутная тоска,

Да время — скоротечная чахотка,

А там, глядишь, совсем уже близка

Костлявая косящая красотка.

Что ж, выпьем с ней на брудершафт

И в мир иной отбудем незаметно,

Колоду карт шутя перемешав,

Как сизый дым, растаявший бесследно.

* * *

Жизнь черепашьими шагами,

Дорогой монотонных дней,

Мешающая под ногами

У тех, кто попадает ей

В ритм,

Ненужная пустая шлюха,

Панелями продажи — купль.

Или беззубая старуха, зажавшая последний рубль

В руке.

Жизнь ожиданий на вокзалах,

Где поезда давно ушли,

Бессмысленна, как крики пьяных,

И тех, кто видит только сны

О невозможном.

В чём ускорение и ясность —

В машинах, спутниках, стихах,

Ватерклозетах или яслях?

Всё бред. Над миром правит страх

Конца.

* * *

За окнами ночь,

и ветер,

и снег,

Трескучий мороз,

у метели бессонница,

А дома огонь, вызывающий грех,

Горящею плотью.

* * *

Милая, неискренняя,

Мы с тобою какие-то лишние,

Промелькнувшие синими искрами,

Сумасшедшими брызжа мыслями.

Мы с тобою совсем никчёмные,

И какие-то очень случайные,

Со своими судьбами тёмными,

Понимаем одни лишь крайности.

То ли город был опытной своднею,

То ли случай нас свёл на улице.

Ты светилась, как ночь новогодняя,

Но уже немного сутулилась.

Всё пришло так нежданно, негаданно

Захлестнуло тоскою доверчивой,

Эта ночь была страшно тёмная

И дышала случайными встречами.

Милая, неискренняя…

* * *

Кофейный запах дней минувших,

Назойливых, как комары,

Как миражи далёкой суши,

Как повторившиеся сны,

Как хлопья тающего снега,

Как кучевые облака,

Хранящие кристаллы смеха,

Пришедшие издалека.

Как серебристый звон капелей,

Как умирающий закат,

Как бешеный порыв метели

И к революциям набат.

Иль с горьким привкусом полыни,

С обидой терпкою в глазах,

Как на этапах песни ссыльных,

И гнев, застывший на устах.

Они приходят незаметно

Бесшумной поступью ночей

В румянце близкого рассвета,

В опавших листьях тополей,

Бредут по старым переулкам,

Настойчиво стучатся в дверь,

Приносят запахи окурков,

И прелесть русских деревень.

Кофейный запах дней минувших,

Назойливых, как комары.

И может быть, совсем не нужных,

Как отгоревшие огни.

Профессиональное опьянение

С. Чёрному

Сапожник — в стельку пьян,

Животновод — напился как скотина,

Матросу — по колено океан,

А дегустатор — кружкой хлещет вина.

Столяр — упившись в доску, спит.

Шатаясь, дворник, подметает небо,

Тяжёлым языком, ворочает пиит

И что-то пишет на заборе хлебом.

Священник пьян до положенья риз,

Ассенизатор пробует помои,

И, вдребезги напившись, анархист

Проклятья шлёт общественному строю.

Художник, сделавши из красок винегрет,

Собрату, маляру, умильно предлагает,

И в меру пьян бредёт интеллигент,

Пища о равенстве последнему трамваю.

Всяк пьян по-своему: один тише воды,

Другой — орёт, с трагическим надрывом,

А третий от греха, и от беды,

Спешит домой, тряся суконным рылом.

* * *

Хорошо звездой прокрасться в ночь,

Проскользнуть по каплям фонарей.

Шубу снега сбросить с хрупких плеч

Мертвенно уснувших тополей.

Просто так бродить по переулкам,

Улыбаться случайным прохожим.

Подсмотреть в укромном закоулке

Две блаженно улыбающиеся рожи.

Кто они? Влюблённые иль воры.

Темнота и полночь, неразборчивы.

Мне же наплевать, я вышел в город,

Проскользнул по крышам узорчатым.

Вышел просто так, чтоб раствориться,

Затеряться меж домищ и домиков,

Девушке случайной поклониться,

Показаться ей заезжим комиком.

И плевать, что там кого-то грабят,

Кто-то в подворотнях целуется,

Я сегодня удивительно занят,

Влюбляюсь в заснеженную улицу.

* * *

Нищим

стою на бульваре,

Ладонь протянув,

Нежность выклянчивая

У случайных прохожих:

«Гражданин хороший,

Подайте на милость,

Мадам, уступите

Немного ласки».

Но только ветер аллеями бродит,

И в ночь уходят

застывшие маски.

* * *

Огромная сцена,

Сердце — подмостки,

Люди, как доски,

Жёстки.

Желания просты:

Хлеба, крови, мяса, боли.

И ничего боле.

* * *

Печальной тяжести полна,

Дышала в проруби вода.

Как глаз замёрзшего птенца,

Подёргивается пеленой.

Вода закрылась плёнкой льда,

Смирившись со своей судьбой.

И умерла.

Я видел смерть,

Не раз смотрел в её глаза,

Но не хотел бы умирать,

Как умирала та вода.

* * *

Полынь горька,

К тому ж она

Имеет оловянный цвет.

И острый запах бытия.

Неприхотлива…

С давних пор,

Считаясь вредным сорняком,

Она растёт особняком

Среди подобных ей же трав,

Как бы храня свой гордый нрав.

Но горечь терпкая листов,

Волшебной силою полна,

Служила испокон веков,

Для тёмно-красного вина.

И в тишине монастырей,

И на пирах у королей,

И в наш неврастеничный век,

Вино будило горький смех.

* * *

Смотрю на улицу,

Сырые облака,

Однообразный дождь,

Заладивший с утра,

Всё льёт и льёт.

И на душе тоска.

Весёлый ветер на мокрое окно

Приклеил лист.

Становится темно,

И холодно, и глупо, и тоскливо.

Хоть кто-нибудь пришёл,

Родной и молчаливый,

И посидел со мной.

Меня всё гложет мысль,

Что я, как этот лист,

Оторванный и жалкий,

Ношусь по свету,

Прилепляюсь к окнам,

К мостам и тротуарам.

Я, как и он: люблю дороги,

Звёзды и дубравы,

Звенящий дождь,

Желтеющие травы.

Он и я, нас только двое,

Вечные бродяги,

Искатели прекрасного и счастья,

Потомки флибустьеров и корсаров,

Омытые осенними дождями,

Мы бороздим моря и океаны,

Влюбляемся, безумствуем, страдаем.

Нам сродни и художники, и воры,

Беспечные поэты и бродяги,

Кто променял вонючие квартиры

На пыль дорог,

На гомон птиц,

И ветер,

Что гонит листья,

И слагает песни.

* * *

Смотрю проёмами окон,

Куда-то в ночь.

Как похоронный перезвон,

Поющий дождь.

И страхом полные глаза,

Как фонари.

Слезою катится луна,

Проходят дни.

Сожгу себя на алтаре,

Предам огню.

Но кто-то странный на трубе,

Запел «люблю».

Восстал над городом мираж,

Кровавых губ.

Незримый, страстно прошептал,

Как ты мне люб.

И оглянувшись в темноту,

Её я увидал.

Она звала ко сну,

Сверкал зубов оскал.

А за окном смеялась ночь,

И призраки текли

По волосам застывших туч,

И гасли фонари.

* * *

Степной городок,

Тебе невдомёк,

Что лунною ночью

Ползут привидения и тени

Барханами снежными,

холодными,

нежными,

Что жутко в степи одному,

и клонит ко сну.

Я девушку знаю,

Но не знаю, люблю ли.

Жду…

О, как хорошо и легко

Ждать.

И во сне целовать

Бездонные омуты глаз

И, страдая, мечтать.

Степной городок,

тебе

ничего невдомёк.

* * *

Уж таять начали снега,

Уже проталины дымятся,

И, прилетев из далека,

Грачи над гнёздами кружатся.

Уж потемневшая река

Готовится порвать оковы

Подтаявшего сильно льда

И вырваться на волю снова.

Уже пригорками трава,

Растёт, как будто на дрожжах.

В лесу небритая мордва

Готовилась пилить дубняк.

Присев на пнях, точили пилы,

Вострили хмуро топоры,

Потом пол-литру раздавили

И закурили злой махры.

Кругом стоял тяжёлый запах

Гниющих листьев и костра,

И лес, казалось, тихо плакал,

Как будто знал, что смерть пришла.

Он был прекрасен в пробужденье,

Дубняк, восставший ото сна

По «щучьему веленью»

Колдуньи именем Весна.

Он только набирался силы

И соки с жадностью сосал.

Но звонко завизжали пилы,

Ему надгробный мадригал.

И падали дубы с размаху,

Уткнувшись в землю головой,

И только пни торчали плахой,

Да сок бежал по ним слезой.

* * *

Я научился жить средь сновидений,

Создав себе свой одинокий мир.

То был ковбоем бесконечных прерий,

Или по Нилу в утлой лодке плыл.

Я был везде, где только мне хотелось,

Я был хозяин над самим собой,

Не замечая, как кругом варились

Чужие судьбы в месиве густом,

Что в ней варились все без исключенья,

Что миллионы гибли в лагерях,

Что продавались дивные творенья,

И стройки возникали на костях.

Я только мальчик с карими глазами,

Мечтающий когда-нибудь создать

Большую книгу с разными стихами,

И о еврейском горе рассказать.