Из цикла

«Магический аспект»

Лунный ритуал

Наполню кубок свой водой,

Серебряной святою влагой.

Поставлю наземь, под луной,

Аналогично с древней сагой.

И босиком сойдя с крыльца,

И прокурив семь полных трубок

(взахлёб, с затяжкой, до конца),

Сниму с себя семь нижних юбок.

И белым призраком нагим

Под ослепительной луною

Склонюсь, как тихий херувим,

Над ритуальною водою.

Но быть должна полна луна,

А час магический и строгий,

Пора полуночного сна,

Языческих сакральных оргий.

И вот, когда в единый миг

Луна в том кубке отразится,

Её священный древний лик

Лучом волшебным заострится.

Тогда по этому лучу

Я перпендикулярно прямо,

Как мысль мгновенная, взлечу

К подножью лунного ашрама.

И там, пробившись через тьму,

Пройдя сквозь хлад и лунный иней,

Я благодарственно прильну

К груди праматери-богини.

И напоит она меня,

Взбодрит остынувшие чувства

Струёй холодного огня

И экстатического буйства.

И я под нуль приму постриг,

Очнусь от наважденья дома,

Где ждут уже змея и бык,

А в кубке сок бесценный — сома.

О, дар мистических страстей!

Излейся ж, кубок мой бездонный.

Я позову на пир друзей

Испить напиток… мочегонный.

Млечный путь

Я вбираю в себя пустоту,

не спеша ухожу в немоту,

растворяя души оболочки.

И срывая прозрачный цветок,

что, как спрут, распластался у ног,

вспоминаю последние строчки.

Пусть бегут надо мною века

в Млечный путь, словно чудо-река,

пусть проносятся вихри Галактик.

Я впечатан в пространство, я нем.

Я ослеп, как циклоп Полифем,

как бредущий по крыше лунатик.

Пожеланье

Мужайся, друг, крепись, распространяйся

до самого ничтожного лептона,

до самого крутого из миров.

И пусть твои семь тел, семь отражений

в семи мирах тебе построят храмы,

и на семи холмах, в семи пустынях

сады насадят для твоих утех.

И в тех садах, в лучах Семирамиды

ты вечно будешь юным и нетленным,

и будешь мир держать в своих ладонях,

и наслаждаться гранями его.

Пахарь вселенной

Все структуры мирозданья

проросли из ничего.

Из работы, из пахтанья

вырастает бытиё,

Из случайного словечка,

из прочитанной строки,

Из твоей полуулыбки

и протянутой руки.

В пустоте мелькают тени,

пустота родит мечты,

В ней вселенские идеи

расцветают, как цветы.

Ну а мы их засеваем,

прорежаем, бороним,

Вглубь копаем, вширь равняем,

ввысь горим — на том стоим.

Только почва бестелесна,

нереальна, не видна.

Хоть порою в мире тесно,

пустота не знает дна.

У неё одно желанье,

мысль заветная одна —

Только вечного пахтанья

страстно жаждет пустота.

Остальное — лишь потери,

лишь прошедшего следы.

Воплощённые идеи,

как истаявшие льды.

Жизнь мгновенная реальна,

в ней причина бытия,

Длить мгновенье не нормально,

воскресить его нельзя.

Поле общих информаций —

только кладбище теней,

Тонут запахи кремаций

в золотом потоке дней.

Мир — извечное преданье,

след пахтанья в пустоте,

Искажаясь, разбегается

кругами по воде.

И на кончике мгновенья,

замедляя свой разбег,

Мчит на крыльях вдохновенья

вечный пахарь — человек.

Искушение

Каббализируя природу,

Впадает в искус грешный ум.

Смешно втирать очки народу,

Тасуя цифры наобум.

Не для того, корпя веками,

Писали числа мудрецы,

Чтобы с улыбкою нам с вами

Капканы ставили ловцы.

И пусть каббала — передача,

Не нам гостинцы принесли.

И не для нас в воротах рая

Два сефирота проросли.

Маг

Молитвы древние звучали,

Блистал магический кристалл,

Когда клинком дамасской стали

Он злую нечисть рассекал.

И сразу призраки пропали,

И липкий мрак сошёл на нет.

Но неспроста на космограмме

Сиял магический аспект,

А линии судьбы стучали,

Как деревяшки домино…

Ах, победил ли он? Едва ли,

Все сбудется, что суждено!

Из цикла

«Силуэты Европы»

Славянские сны

Дуют ветры над горами,

гонят тучи-облака.

За бескрайними полями

есть глубокая река.

В омутах её бездонных

дремлет старый водяной,

и в своих мечтаньях сонных

чуть колышет бородой.

Ткутся мысли, льются думы,

плещут струи-волоса.

Умолкают скрипы-шумы,

расцветают чудеса.

Вспоминаются поверья

древних дедовских земель,

хороводное веселье

и пастушеская трель.

Скачут парни по поляне

через яркие костры.

Ходят девы на кургане

до полуночной поры.

Собирают корни-травы,

шепчут тайные слова,

чтоб в помин святого Савы

не болела голова.

Чтобы Халы, Ламы, Вилы

не морочили людей,

а блюли родную землю

от непрошенных гостей.

Чтоб земля сочилась мёдом,

а угодья широки

простирались от Дуная

до брегов Москвы-реки.

Чтобы грели души в славе,

на волнах людской молвы,

все соборные славяне

от Белграда до Москвы!

Тур по Амстердаму

Мы плывём по Амстердаму

Без таможенных препон,

По бокам белеют рамы

Чисто вымытых окон.

А по курсу анфилады

Многочисленных мостков,

И в ушах звенят рулады

Надоедливых звонков.

Тут и там велосипеды

Наезжают и звенят,

Отдавили мне все кеды —

Будто на пожар спешат.

А вокруг одни туристы:

Загляделся на фасад —

Сразу велосипедисты

Поддадут коленкой в зад.

Так что лучше по каналам

Плыть, как люди, без препон,

Где вовсю белеют рамы

Свежевымытых окон.

В Париже

Мы в Париже лишь на сутки,

Надо много что успеть.

Нет свободной ни минутки —

Есть на что тут поглядеть.

Сколько улиц и музеев —

Все оббегать и отснять,

Или в роли ротозеев

Просто чинно погулять.

Вдоль по Сене прокатиться,

Завалиться в Нотр-Дам,

Мимоходом покоситься

На француженок-мадам.

Правда, с этим очень туго —

Парижанок не видать,

Только негры и китайцы

Попадаются опять.

Вновь одни и те же лица,

Местных нет, куда ни глянь,

Сенегальцы и нубийцы —

Колониализму дань.

Мы с Семёном так устали…

Посуарничать и в душ,

Ночь под Эйфелем гуляли,

Завтра едем в Мулен-Руж.

Красная Мельница

Перед нами Мулен-Руж,

Бродят толпы среди луж.

Оголтелые туристы

Принимают летний душ.

Дождик льёт, как из ведра,

Ветер, дрожь и сеtеrа…

Мы озябли и промокли

Да и ужинать пора.

Как ни делай ход конём,

Только внутрь не попадём,

Слишком дороги билеты —

Вот и мокнем под дождём.

Не хватает на билет,

В лужах брызжет красный свет.

Но зато доступно селфи —

Из Парижа всем привет!

Чтоб среди московских стуж

Вспоминать про Мулен-Руж,

Как пытались внутрь пробиться,

Как бродили среди луж.

Хочу в Стокгольм

Ночи июньские, белые ночи.

Ночи, как призраки, хочется очень

В белую ночь, словно в плед завернуться,

В мягкую ночь, как в подушку, уткнуться.

Сбросить печали, заботы, тревоги,

Вытянуть в струнку усталые ноги,

Плюшевым малым комочком согнуться,

В нежное детство душой окунуться.

И раствориться в блаженной нирване,

Чтоб зазвенеть ручейком на поляне,

Летним дождём заплясать, заискриться,

В каплю росы, в светлячка превратиться…

И полететь вместе с северным ветром,

И закружиться над городом светлым,

Облачком лёгким на шпиль опуститься,

Посреди улиц немых очутиться.

Встретить июньские белые ночи

В северном городе. Хочется очень.

Последний дракон Европы

Старый Краков на холмах

укрывает древний прах.

Стены, лестницы, бойницы,

мшелых башен вереницы.

Помнит город времена,

когда плакала земля

От засилия пифонов,

огнедышащих драконов.

Им платили люди дани,

простирая к небу длани

И моля своих богов,

боевых громовиков —

Зевсов, Торов и Перунов

О защите, как от гуннов.

Вот однажды в этом царстве,

русско- польском государстве

Появился мощный Крак.

Был детина не дурак,

И решил он поселиться

аж на Вавельской горице,

Хоть и ведал, что в горе

жил дракон в большой норе.

Все дракона уважали,

в жёны дочерей давали,

И остались с той поры

там драконовы валы.

И пахали на драконах,

их писали на иконах,

Где Георгий на коне

джигитирует в седле.

Но для Крака нет приличий,

не усвоил он обычай,

Взял и выловил дракона

и поставил вне закона.

Так исчез последний Драк.

Эх, перестарался Крак.

Опустели небеса.

Чудных крыльев паруса

По Европам не летают.

Красны девицы скучают.

Но уж скоро на Монблан

полетел аэроплан.

И остался нам от Крака

по наследству древний Краков,

Да навязчивый мотив —

основной славянский миф.