Михаил Гундарин
Закат
На небе было всё иначе.
В толпе, печальной и пустой,
Лишь тот сумел понять, что значит
Смещенье сомкнутых пластов,
Кто наблюдал без раздраженья,
Не как копеечный Нарцисс
Неправильное отраженье,
Но равнодушно, сверху вниз.
Движение было неприметным.
Дымилась тёплая купель,
И смятой пачкой сигаретной
День падал в пасмурную щель.
Владимир Буев
* * *
Смотреть с небес на землю просто,
Коль не простой ты человек.
Коль вышел ты не из компоста
И верный выбрал саундтрек.
С небес любая щель приметна.
И пасмурной не улизнуть.
Хозяйка думает: секретна.
Нет, чтоб на небо ей взглянуть!
Идёт Нарцисс. Отстань от дамы!
Мне сверху видно, так и знай!
Я был таким же, но не хамом.
…Чьё отраженье? Отгадай.
Михаил Гундарин
* * *
Здесь популярен особый спорт —
Танцы у ресторана.
Вот он и я: не последний сорт,
Но не герой романа.
(И ухожу, не доев свой торт,
Не докурив кальяна.)
Зря ты клянёшься восьмым числом —
В небе закат седьмого!
Осень лежит под моим столом,
Выдуманная, как слово.
Дальше фонарь, а за ним отъезд
В завтрашнее похмелье.
Кто там хотел перемены мест?
Кажется, все хотели.
Владимир Буев
* * *
Хочешь открою секрет, чувак?
Сортность бывает разной:
Третий — и этот сорт не брак.
Мука твоя напрасна.
(Если фантазию напряг,
Скрыть можно сортность классно.)
Первая свежесть бывает, знай,
Только у осетрины.
Не напрягайся, благоухай
Третьей, крутой мужчина.
…Дальше аптека, а не фонарь
(Пусть и на улице оба).
Пятый ведь сорт — бенефициар
Этих аптек до гроба.
Михаил Гундарин
Романсы вдогонку
1.
Теперь нам нужно лечь под полог новых звёзд,
и делать не любовь, а всё-таки свободу.
Соляркой пахнет ночь. Мы станем жить всерьёз
механике назло, грядущему в угоду.
Пускай в сырой листве, во тьме ржавеет жизнь,
пусть вялый механизм едва колышет сферу —
ну что нам до чужих? Их дело ночь и жесть,
а наше дело — сметь, и наша вера — вера.
Мы раз и навсегда, как этот звёздный лес.
Я люпус — ты люпин, я степь — а ты предместье.
Так посмотри в окно: ты видишь, страх исчез,
весна замкнула круг, пока мы были вместе.
2.
Гром да гром. Полотенце на дачной веранде
Промокает до нитки, а нам всё равно.
Целый день мы сплетались,
подобно гирлянде,
А теперь расплелись и упали на дно.
Оттого-то над нами тяжёлые воды,
А над ними — бессильного солнца зрачок.
Время летних дождей, самой лучшей погоды,
Когда всё так нечаянно и горячо.
Чтобы так и казалось, нам нужно расстаться —
Пусть подольше продлится невинный обман,
И никто не увидит сырых декораций,
И того, кто за сценой стучит в барабан!
3.
Ты устала, я тоже устал,
Новый день не несёт исцеленья.
Помутился июльский кристалл,
Жизнь крошится, как будто печенье.
Не стряхнуть эти крошки в ладонь,
Не скормить их на улицах птицам.
Что ещё? Угасает огонь,
Перевёрнута наша страница.
Посвежей-то метафоры нет?
Ничего уже нет, дорогая!
Только августовский полусвет,
Но и он догорит, полагаю.
4.
Мы виделись — давно. Блистающая даль
Ударит по глазам, но слёзы не прольются.
А может, всё не так — ведь за окном февраль.
Сметая со стола, зима разбила блюдце.
Осколок ледяной, пронзающий зрачок,
Напомнит о твоей забаве и привычке —
Сосульки обрывать, потом, собрав пучок,
Ломать их по одной, как я ломаю спички.
Не этим ли огнём зажжён весенний свет,
Которым ты и я по-разному довольны:
Ты — не сказала «да», я — не услышал «нет».
Мы виделись давно… И никому не больно!
Владимир Буев
* * *
1.
Заляжем-ка давай неважно где с тобой.
И оторвёмся так, как будто сто Бастилий
однажды пали, ведь волной очередной
тебя влечёт ко мне без всяческих насилий.
Пускай в сырой листве, пусть мокрой будешь ты,
Хоть будет взор уткнут мой в землю, твой — на небо.
Ведь главное — душа, грядущее, мечты.
И вера заодно. Да, Вера — тоже скрепа.
Весною я такой. Не бойся, не проси.
Мы Веру прогонять в леса и степь не станем.
Втроём — ништяк. Ведь я — король, а две ферзи
свободы придают: коль рядом, ураганим.
2.
Испугать нас с тобою грозой невозможно.
Мы отваги полны, как окрестность — воды.
По тебе я с утра, словно по бездорожью,
Неустанно гоняю. Твоей борозды
До краёв не наполнит тропический ливень —
Иссушить и палящему солнцу не смочь.
Как бы ни́ был вынослив я и креативен,
Ночь, пожалуй, уже не смогу превозмочь.
Я романтик и ночью обследую небо.
Пусть подольше продлится невинный обман.
Если лечит поэта простое плацебо,
Барабан пусть заменит собою орган.
3.
Эх, была ни была! Полетим
В никуда. Вот июль уж в забвеньи.
Мы как птицы над морем кружи́м.
Наслаждение? Нет же! Мученье!
Всё несвеже и затхло кругом.
Ты ведь знаешь, моя дорогая,
Что мы тоже когда-то помрём?
Потому я и не умолкаю.
И про август тебе расскажу,
И про свет, что сгорит без остатка.
В миражи и тебя погружу,
И себя. Не умею быть кратким.
4.
Давай грустить вдвоём. Вдвоём легка печаль.
Давить из глаз слезу сегодня я не буду.
А ты дави давай, ведь за окном февраль.
Зима, спеша от нас, нещадно бьёт посуду.
Убыток и разор. Осколки на полу.
А может, не февраль, а ты посуду била?
Приду к тебе домой, с собой бензопилу
На случай прихватив, как ты меня учила.
Я спичку запалю. Подумав, потушу.
Я лучше коробок весь спичек разломаю.
…Я понял, что с тобой нет места барышу.
А да иль нет — плевать. Я ночью угадаю.
Михаил Гундарин
Апрель
1
Всё закончится новым побегом.
Но не сам ли ты мне говорил,
Что зимою теплее под снегом,
А весною — в одной из могил?
Допустимые вольности слога!
Юность знает, где лучше упасть,
Чтоб с грядущего спрашивать строго,
Как с партнёра — козырную масть.
2
Архаичен, тяжеловесен,
Словно медный (типа) пятак
Тех поддельных советских весен,
Когда мы различали знак
То в железной брехне трамваев,
То в холодном движенье глаз…
Ты my Venus, о, you’re my fire…
Эта жизнь пропета про нас!
Владимир Буев
* * *
1.
Я с апрелем живую беседу,
Как с партнёром, на равных веду.
Он молчит, ибо авторитету
Возразить его нечего рту.
О апрель! Ты не верь наговорам,
Что сошёл я с ума, а мой слог
Уподобился глупым фразёрам.
Я с тобою веду диалог!
2.
Я грядущему интересен.
Потому сам гляжу вперёд.
Мир, упавший под ноги, пресен,
Коль Аврора меня не ждёт.
Что апрель! Он опять бездарен.
На трамвае уехал март.
Запою и скорей сафари,
Хоть не кот, объявляю старт.
Михаил Гундарин
* * *
Мы рощу увидели в первый раз
Вдоль речки разложенной, как салат,
как будто сквозь сон, услыхав приказ,
она опрокинулась наугад
вот с этой скалы, где теперь стоит
ободранный куст, запылённый лист.
Его, без сомнения, посетит
дезориентированный турист.
А мы у реки развели с трудом
негромкий огонь, дорогой костёр,
слегка обогрелись и вот ведём
с ночными деревьями разговор.
Владимир Буев
Коль рощу опрокинутой узрел
в речную гладь, пугаться смысла нет.
Не рухнул мир, и ты не заболел.
Всего лишь отражения эффект.
Сиди себе под ней и пой, и пей,
с деревьями общение затей,
на страх и отражения забей.
Но обдирать кусты, чувак, не смей!
Приказ? Да, это был такой приказ!
Не роще, а тебе, чувак бухой!
Ты тут один и от твоих проказ
Природа пострадала не впервой.
Михаил Гундарин
Ночные улицы
Возвращаясь под утро с разбитым лицом,
Сам себе я не раз представлялся ларцом,
Пострадавшим от грубого взлома,
Проигравшего войска последним гонцом,
Но не мужем-отцом, не глупцом-подлецом,
Где был я, там нет места другому.
Есть на улицах города смерть-фонари,
Они светят снаружи, видны изнутри.
Где их крылья и в чем их победа?
Кто под ними живёт, тот уже не живёт,
Он — слоистая грязь, он — коричневый лёд,
А я тот, кто про это проведал.
Уголок-переулок ведёт под откос,
Под одну из изогнутых в танце берёз —
Лишь ползком эту плешь одолеешь.
Ну а если срастаются ухо и глаз,
Если в каждом подъезде не спит Фантомас,
Не спеши — всё равно не успеешь.
Есть такие квартиры за каждым углом —
поневоле простишься с нетвёрдым умом
попадая в холодные руки.
Есть такие кафе, где сияющий яд
нам предложат задёшево — вены вскипят,
но и это не главные муки.
Не хочу умирать, но мечтаю не быть,
Оборвать навсегда эту крепкую нить,
Что меня столько раз выводила
Из колючих кустов к освещённым домам,
Собирала в единое брошенный хлам.
Но иссякнет и ясная сила.
Травяной да этиловый правильный рай,
Поскорее в запретное дверь отворяй,
Я стою на высоком пороге,
Я плыву, не дыша, среди лунных морей,
Млечный путь пополняется каплей моей,
И смеются довольные боги.
Владимир Буев
О муках нечеловеческих
Обожаю, когда мне ночами лицо
Разбивает десяток лихих молодцов.
Я тогда ощущаю блаженство.
Не махая руками, себя я бойцом
Представляю, по факту являясь творцом
И поэтом-певцом совершенства.
Я ларец, где таятся все боли земли.
Коль не хочешь признать, то подальше вали.
Закрывая глаза, вспоминаю,
Как фонарь городской осветил молодцов,
Всей гурьбой появившихся из-за кустов.
В этот миг как в нирвану впадаю.
Вот фонарь надо мной, и на мне фонари.
Как же круто лупасили, чёрт побери!
На лице моём света источник!
Я страдаю за всех, кто ночами пешком
Не гуляет, лежит на кровати ничком
(То есть спит — дескать, это подстрочник).
Есть на улицах города смерть-фонари,
Они светят снаружи, видны изнутри.
Чтоб страдать, надо шляться под ними.
Пацаны там шальные, впадая в экстаз,
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз
Надают кулаками своими.
Пусть смеются довольные боги гурьбой —
Многобожия время ушло на покой.
А смеётся лишь тот, кто последним
Засмеётся, пожертвовав смело собой
И за род, пусть и грешный, страдая людской.
Селяви (не мечты и не бредни)!
Я страдаю за всех, потому не умру.
Вы ведь знаете, кто я — не просто гуру.
Вам заветная лира напомнит,
Как спущусь я на землю и всех накормлю,
Напою, исцелю, кой-кого оживлю.
…Мне б в подъезд свой войти, слишком тёмный.
Михаил Гундарин
Поэт
Всё решено, чего искать —
Какую твердь, какую мать?
Ты властен слишком над немногим!
Ты лишь приёмщик телеграмм —
Сигнал идёт по проводам,
Восходит солнце на Востоке.
Ты посылаешь цепкий взор
Туда, где вечно длится спор,
Откуда смертным нет возврата.
Он — возвращается, зазря,
Как пьяный, мелочью соря
По промежуткам циферблата.
Тебе и это не беда!
Сквозь дом текущая вода
Имеет вид и вкус мадеры.
На пыльном зеркале сперва
Шальные пишутся слова,
А после пахнет жжёной серой.
Ты в заколдованном кольце,
Как будто в каменном венце
Преображённой параллели.
Здесь ночью снег идёт, а днём
Сидят герои за столом
И Пан играет на свирели.
Пиши, пока не гаснет свет,
Пока хватает сигарет,
Пока наставший день по-птичьи
Картавит, свищет и поёт,
Попеременно предстаёт
В семи ликующих обличьях!
Владимир Буев
Подшофе
То ль я никто, то ль проводник
Господней воли. Напрямик
Никто мне этого не скажет.
Скрывают инфу от меня
И чужаки, и вся родня.
Господь их всех потом накажет.
Смотрю на время. На часы.
И в небеса хоть голоси —
На циферблате кучки сора.
Загажен кем-то циферблат.
Какой мог сделать это гад!
Ан нет, там мелочь. Вот умора!
Но соберу я медяки.
Так будет честно, по-мужски.
Карман они мне не оттянут.
Всевышний в дар на чёрный день
Вручил мне эту дребедень.
Быть может, и рубли нагрянут.
О вечном говорить пора.
Бог вроде подмигнул с утра.
Но почему так пахнет серой?
Не просто пахнет — вонь стоит
Такая, что в носу першит.
Нельзя так портить атмосферу.
То ль семь, то ль девять муз со мной.
А может, Пан иль Фавн с трубой.
Но с точки зренья христианства
Всё это черти как один,
А я почтенный христьянин.
…Пора трезветь — сраженье пьянству!
Михаил Гундарин
Сентиментальная прогулка
Остыла в чашке ртуть
Легла косая тень
На мой обратный путь
В непоправимый день
Мне сказано: забудь
Весёлое надень
Но я туда пойду
Через прохладный сад
Предчувствуя беду
Как двадцать лет назад
Как яблоки в саду
Созвездия висят
О звездный кальвадос!
Желанный алкоголь!
Мне нужен твой наркоз
Чтобы усилить боль
Чтобы в крови мороз
И на глазницах соль
Ночное воровство
Порожняя руда
Не признаёт родство
Вчерашняя звезда
Прошедшее мертво
И это не беда
Но был же этот день
А после был закат
Невидимая тень
И ночь и дом и сад
И жёсткий как кремень
Холодный звездопад
Владимир Буев
Рискованная прогулка
Сказали строго: цыц!
Я хвост свой и поджал.
Не ведает границ
Вон тот крутой амбал,
Главарь толпы тупиц,
Бандит и экстремал.
Вот если б я рискнул
Стать спринтером сейчас,
То в сад бы сиганул,
Однако пыл угас,
Как взгляд в меня метнул
Дворовый папуас.
О сад! Каким ты был
Ночами! О луна!
Божественный посыл!
И что теперь? Хана?
В саду стихи творил
При звёздах я без сна.
Всегда меня спасал
Ночами этот сад.
И вот те на — провал!
Что от меня хотят?
Под дых и в глаз. Фингал.
И снова слышу мат.
В глазах моих искрит.
Ну, чистый звездопад!
Давно я не был бит
За свой великий вклад
В поэзию…
…Кульбит.
Вдруг слышу:
— Вот что, брат,
Коль жизнь не тяготит,
Не тронь моих девчат.
И петь им… — тут рычит, —
Не надо серенад.
Михаил Гундарин
Розы
Роза X
Легче выдумать слово, чем самый простой цветок.
В прошлой жизни такое бывало, а в этой — стоп.
Разговор не о снах, потому что какой в них прок?
Не сравнится с живой водою густой сироп.
Впрочем, как рассказал мне один аптечный ковбой,
полстандарта лекарства Х позволяет всем
выбирать для своих работ инструмент любой,
оперировать множеством сложных схем.
Ну так что же с того? Предположим огромный дом,
миллион освещённых окон, открытых вдруг.
Все они нам видны, только кто объяснит, в каком
превращаются в розу желание и испуг.
Владимир Буев
Творения
Творение Х
Породить проще детку творцу, чем создать шедевр.
Раньше стряпал шедевры, бывало, на раз-два-три.
Совершишь наяву (или в снах) обходной манёвр —
и готово творенье, способное взять Гран-при.
Если б только аптечный ковбой не испортил фон,
Если б этот наркоша смог промолчать тогда,
то имел бы я титул любой: пусть не наркобарон,
но маркизом в стихах стал бы я без труда.
Целый мир мне открыт. Только где же найти ключи
от замка, что всецело целый, но в нём секрет?
Там таятся поэзии тайны — мои харчи.
Отопру, и шедевры по новой польются в свет.
Михаил Гундарин
Роза Y
«Навсегда» начинается заново ровно в пять,
скорый поезд отходит, крепчает казённый чай.
Мы не знаем, да нам и не нужно знать,
отчего эта кровь так печальна и горяча.
Я раздвинул все лепестки, один за другим,
Обнажая развилку игрека, нежный ствол,
что дрожит под моей ладонью, но неуязвим
остаётся в конце концов, ледяной глагол.
Лёд и пламень ещё сплетутся в простом цветке
на обочине всех путей, что отвергли мы,
потерявшись… как два кольца на одной руке,
расплетясь наподобие бахромы…
Владимир Буев
Творение Y
«Навсегда» — это всё-таки не на часок-другой.
Это значит хотя бы на месяц, а может, год.
Мы в горячке, настрой у нас боевой.
Нас вперёд то труба, то горнист зовёт.
Мы легли и тут же творить принялись этюд.
Из этюда вдогонку явится полный успех.
Обхватив натуру руками, как свирепый спрут,
я, как Змей, все зубы вонзил то ль в доспех, то ль в мех.
Я умею сплести косу из простых цветков:
изо льда и из пламени, что в себе смешал.
На планете не существует таких стихов,
о которых бы я по ночам ни мечтал.
Михаил Гундарин
Роза Z
Эта роза дурна, а другая как сталь цветёт.
В каталоге соблазнов отыщешь её на «Z».
Восемнадцать шипов, проникающих в переплёт
изнутри, разумеется, а не снаружи, нет.
Времена позитивных метафор стоят столбом,
между ними натянут провод, но ток иссяк.
То, что было запретной конструкцией и гербом
на ограду теперь сгодится, а видеть знак
в зацветающем посохе ржавых труб
просто глупо, но хочется, чёрт возьми,
как хотелось когда-то коснуться любимых губ…
Что поделать, мы были тогда детьми.
Владимир Буев
Творение Z
Я придам изощрённость и страсть своему стиху
Заиграет он яркими чувствами, как огонь.
Кто пародии пишет, умеет молоть чепуху.
Но коль ты пародист, то не бойся, меня распатронь.
Позитив с негативом меняются местом враз.
И метафоры скачут, как черти, туда-сюда.
Им бы жару задать, пока не прошёл экстаз.
Пародист, почему в твоих рифмах одна руда?
Детский юмор с сатиркой негоже сюда тащить.
Все мы были детьми и потом снова станет так.
Старики — малыши. Их губами нельзя дразнить.
Как метафоры, их тоже ждёт катафалк.
Михаил Гундарин
* * *
знаменитый поэт после шестидесяти
перестал писать стихи
во время немногочисленных встреч с публикой
или редких интервью
на все вопросы о поэзии он болезненно кривится
и сразу же достаёт пачку фотографий
они всегда с ним в холщовой сумке
он стал фотохудожником-пейзажистом
все смотрят чтобы не обидеть
ничего особенного
леса поля холмы берега
камера плоховата да и снимки…
так банальны
что кажется будто, хвалясь,
он видит на них
что-то не видимое никому из нас
собственно, с его стихами было то же самое
Владимир Буев
* * *
когда поэт вступил в возрастную пору
его читатели вздохнули с облегчением
то есть свободно
а затем задышали полной грудью
и разбежались по своим квартирам и норам
чтобы найти себе нового кумира
вздыхая при этом о старом
ибо старый конь борозды не испортит
пусть творец и вышел в тираж давно
да ему и не надо было выходить самому
ибо и без него его тиражи
(даже если он сам ничего не писал
а писали литературные негры)
были миллионными
от его-не его произведений не было спасу
студентам филфаков литфаков и журфаков
на экзаменах…
Михаил Гундарин
Ночной сторож
Каждую ночь я расставляю
в определённом порядке
на столе, покрытом клеёнкой,
кружку с чужим именем
электрический чайник
жестяную коробку с
чёрным, как сапог, крепчайшим листовым чаем.
Я намерен провести эту ночь правильно.
Не так как всегда.
Много лет я обманывал, прятался, кроил надвое, притворялся, сплетничал, кляузничал, хитрил, увиливал, вывёртывался, изворачивался, малодушничал, преувеличивал
(О да, это особенно)
Я хочу измениться
Я хочу стать хорошим ночным сторожем себе самому
Всем вам
Миру вокруг
И тут я засыпаю (или просыпаюсь)
Затея сорвалась!
Ну, всё как обычно
Блин.
Владимир Буев
Как надо делать
Каждую ночь надо расставлять
безо всякого порядка
на столе, не важно, покрытом или нет,
не важно, чайник, кружку или коробку,
важно — чтобы оно было покрепче.
Ну, пусть это «покрепче»
будет закамуфлировано под крепкий чай.
А если коньяк,
то его и камуфлировать не надо,
он и без того коричневого цвета
(дилетант не разберёт оттенки и сорт коричневого).
Моё второе «я» уже прибыло и ждёт, чтобы я дал ему ответ.
Мол, дай ответ, птица-тройка!
Мне приятно, я ведь, и правда, есть сама Русь!
Впрочем, не так. Правильней иначе: о, Русь моя — жена моя!
…Я несусь, меня несёт, меня понесло.
Хорошо, что не занесло, а потому и не пронесло… мимо поворота.
Я без затей, но со скрепами.
И у меня есть убежище,
Оно не последнее, хотя далеко и не первое —
это мой стол с содержимым на нём:
с крепкой жидкостью в ёмкости.
Михаил Гундарин
Старый поэт
Вступление
Дочиста съеденной речи крошки —
острые, словно от сухарей,
видишь, протягиваю в ладошке
для привлечения голубей.
Люди в домах, мутный свет в окошке,
им не надо пищи моей.
Так и случилось. В плаще потёртом,
в кепке, болтающейся на глазах,
перекрывавший миру аорты,
ныне оставшийся в дураках,
молча стою. Разновидность спорта —
окормление малых птах.
Выше взлететь, тяжелей свалиться —
так я в гордыне своей хотел.
В общем кипенье перевариться,
о пустоту раскрошиться (мел)…
Всё получилось у очевидца,
преодолевшего свой предел.
Фрагмент 1
1.
Начинай же. Я за тобою
со своей небольшой бедою,
со своей золотой трубою —
пионерским зовётся горн.
Вечер вновь лимонадом полн.
Здравствуй, Алка, и здравствуй, Светка,
первой встречи пустая клетка.
Вот на память сухая ветка —
наш посланец назад летит,
выковыриваясь из орбит.
Это гимн выпускному классу,
порастраченному запасу,
карабасскому Барабасу.
Неуместный звучит свисток,
затянулся зарёй Восток —
дело на полчаса, дружок.
2.
…А потом я пошёл и вымолвил,
только тем ничего не вымолил,
обломался, пошёл на слом.
Та девица звалась Молекулой,
я же вовсе не был Калигулой,
да, хорошим, но не орлом.
Подари мне своих родителей,
дева света, и осветителей,
что идут тебя освещать.
Завещай мне землю и фабрику
да, засранцу, но вряд ли бабнику,
отказавшая нежить б…
О проклятое бремя молодости,
дай мне силы для новой подлости,
заколдуй мою злую тень!
Разрешённого лета радости,
пищеблоком пропахшие сладости,
просто скисшая дребедень.
3.
Мы с тобою повстречались. Было душно, было жарко.
Я сказал: на дискотеке будешь мне женой, а ты,
улыбаясь, отвечала: эта дырка, эта арка
(две на каждый на динамик) просто марка пустоты.
Ты не даришь мне подарка, а подарки так просты.
Мы с тобой сидим в буфете, есть две пиццы и хот-доги,
у тебя такое платье, что запутались цвета.
Мы с тобой уже не дети, но не люди, и не боги,
у тебя такие туфли, у тебя в душе мечта —
быть одною из немногих, но немногих неспроста.
Я бы съел тебя на завтрак, я бы выпил это море
с серебристыми ногтями да помадой золотой.
Я стесняюсь продолженья, я теряюсь в разговоре,
уже поздно, уже страшно, уже всем пора домой.
Словно надпись на заборе, ночь окажется простой.
4.
По рублю,
говорю, сука,
и
по декабрю,
ну-ка.
— Голливуд, гори!
Сообразим,
понимаешь,
сразу на
вообразим
что. Убегаешь?
Не беда это, а война.
Не такою
жизнь,
не такою,
Он обещал мне, а
с закуской, с маслинами, ухою, икрою.
Слова
грели
чтоб всех,
чтобы их ели.
Чтоб вверх, так вверх.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А ты попробуй!
5.
Эти улицы темны
эти улицы пусты
но ведь мы
с пустотой на ты
я использован сполна
я использован зазря
но она
знает теперь, что такое заря
предварительный заказ
показательный закос
двое нас
лишь я и её барбос
мы по лезвию ножа
я ответил ей ложись
говорю госпожа
ведь такова вот жизнь
не хочу говорит затем
уходит знать в туалет
я в ее квартире номер семь
а её уже вовсе нет
6.
Деревья осыпаются. Налево,
Туда, иду задумчиво. Налево
Виниловый тяжёлый винегрет.
Зима глядит совиными глазами.
Сплошной дум-дум в компьютерном вокзале,
Мучительный, как чёрный пистолет.
Любви моей в раскрашенное небо
Сегодня я смотрел, как будто в небо,
Как некогда описывал Рабле.
Устали раскавыченные чресла,
Устал стакан, устала и канистра,
Устала хризантема на столе.
Я обещал себе во имя жизни
Уже не думать о грядущей смерти,
Что лезвие наводит на язык.
Она теперь одна, в пустой квартире,
Откуда я ушёл, в какой-то мере
Заполнив надлежащие пазы.
Там лоджия стеклянная. Там двери
Железные. Там-там по крайней мере,
Бывало много разного того
Компьютерного, стало быть, съестного,
Диванного, алмазного, такого —
Она-она, и больше ничего.
Фрагмент 2
1.
Я знаю самое страшное время суток
Пять утра после большой попойки
Просыпаешься, не понимая, где ты
что с тобой
закроешь глаза радужные пятна
Похмелье все ближе
Пять утра
Это жизнь или смерть? Здесь, на кровати со сбившейся простыней?
С одеждой, кучей брошенной рядом?
Это то, что между жизнью и смертью,
То, что предстоит всем,
Ты думаешь, что было вчера
(лучше, если помнишь, что было вчера, если не помнишь — жди до утра, тебе расскажут — как мучительно ожиданье).
И напрасно твердить себе — потому послал их на …, что они заслуживали быть посланными на …, что всегда хотел, и наконец осмелился.
Враньё
Будешь униженно извиняться
И ещё хуже, если не будешь
Типа гордый и с кем не бывает
враньё
так больно, так стыдно
всё обрушивается на тебя
в пять утра
Не можешь лежать не можешь встать
Стыд холодный пот дрожь
А если это белая горячка
Но вот что ещё хуже
Представлять, как будешь умирать с утра
Эту боль в правом боку, эту тошноту, этот грязный сортир на работе
Этот перегар и сохнущее небо
Нечищеные ботинки
О, нет
А ведь и не было
совсем недавно
молодость
Теперь будет всегда
Старость — это постоянное похмелье — нет, ещё хуже
это ожиданье похмелья
страх стыд холодный пот
ну вы поняли
чем спасаться в пять утра?
только верой что к вечеру похмелье пройдёт
следующее утро будет светлым
потерпи
потерпи
потерпи
2.
Смерть моя, на цыпочки! До завтра!
Ты из тех поддельных жемчугов,
Что в момент откроют Ихтиандра —
Мнимого — собранью знатоков.
Значит, понарошку умирая,
Поутру воскресну, похмелясь,
Тоже невзаправду. Вот такая
Малоутешительная связь!
Но однажды — я сказал «однажды»,
Понимаешь, через много лет…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
3.
Сунули стакан спирта
Пей
Может гореть
Не смей запивать
Выпил
Горю
Изнутри снаружи
Стоят смеются
Старшие трое
Поэт Н. Н.
Поэт К. К.
Поэт В. В.
Ты поэт тоже
Поэт
Наша слава стоит на спирте
Спирт стоит на огне
Огонь стоит на игле
Та потеряна
Главное не запивать
4.
О, как развёртывается, простирается во всех глазах
Сад-стекло-алкоголь
О семи головах
Цветом же сталь&соль.
С’анти-ментальны мы
Вот и расширяемся как бутылка (и ею же) изнутри
Становится видно, что кроме уличной тьмы
Есть еще прочих три.
Одиннадцать сосчитано как граней
У стакáней
5.
Он был диктором на местном ТВ
Писал рассказы из народной жизни
Под Шукшина
Я был немного младше
И не отказался бы попасть в его эфир
Но он только разводил руками —
Начальство зажимает, одни спонсоры да жиды
Жиды кругом
Ага
Мы встретились ранней осенью
У ворот телецентра
Взяли три бутылки водки
Пошли к нему домой
Он жил рядом в маленьком домике
Доставшемся по наследству
Жена ушла к родне, нужно было управиться до ее прихода
Приступили
Закусываем солёным да свежим
Сырым да вареным всё своим собственным
Это был 92-й год
Говорили про Ельцина, Бродского, ругали обоих
Тогда я и мои друзья называли себя красно-коричневыми
Ещё до официальной левизны и патриотизма, ещё до НБП
Жиды все, жиды кругом повторял он
А будто не правда?
Я незаметно напился
Как раз когда пришла его жена, а водки не осталось
Меня вырвало прямо на скатерть
Потом на её платье и на его брюки
Потом ещё раз куда-то
Он рассвирепел
Он повалил меня на дощатый крашеный пол
Сунул в руку тряпку и заорал
Убирай за собой! Убирай!
Три, сука, дочиста! Чтобы ни следа!
Чтобы ни духа твоего жидовского!
Это ты, ты жид! Всё подлижешь сейчас, подонок!
Вот те на
Я подтирал, проваливаясь в сон, елозя коленками по мокрому
Вытер всё отлично, пошёл, протрезвев
Добрался благополучно
Прошло пятнадцать лет
Он всё там же, и я всё тут же
Мы почти не общаемся, но здороваемся
А что общаться — никто не знаменит
Не то, что Ельцин, Бродский.
Ему за сорок, мне под сорок
Он совсем не пьёт — сердце,
Я почти не пью — почки.
Пройдёт еще 15 лет
Ещё
Ещё
И ещё
А что жиды
Что они могут, вообще.
Жиды ни при чём.
6.
я не ел твоих шашлыка
водки я твоего не пил
просто эта рука река
мы пройдём не забрызгав крыл
соль и пепел на раны твои
мельтешение поездов
о последней любви говори
о том что без слов
проникает в жилы твои
заполняет сердце твоё
как стакан золотого аи
как простое враньё
7.
Дождливым вечером
Выходим из пивной
Во двор, заверченный
По линии одной
Идёт кружение
Обводок, поводков
Преображение
Дворов, даров.
А где мы падаем
Среди тройных берёз
Там будет памятник
Из наших слёз
Из непромытого
Из толстого стекла
Как жизнь разбитого…
Как эта ночь светла!
Фрагмент 3
1.
мне приснилась рифма
«шёлк/щёлк»
во сне я не мог
отвести глаз
от того, кто наводит
свой болт
то есть свой телескоп
на таких нас
смяты простыни.
лето
диктатура дурит
эта музыка снова ни для кого
комиссар любви,
изучай иврит
обводи по контурам
естество
кто товарищ стар
тот не суперстар
мало мало лет ей
куда с добром
выключает свет делает вот так
да по оптике топором
спой мне песенку про то
что нельзя не потерять
я живу носить пальто
ты живешь не умирать
2.
Положил ладонь на горячее место
между коленом и юбкой.
Прямо здесь, между столом и креслом,
становись ошибкой, голубкой.
Много будущего, Мария,
полировки его и ворса.
Там, где вещи на Э, Ю, Я,
быть на А и на В не бойся!
3.
Вот куда хочу — в мирумирумир
В субфебрильный глухой компост
где закрашены стёкла закрыт эфир
Не раздвинуты ноги не брошен пост
Надо вновь невинности чтоб никто
золотыми пальцами не проник
в тридесятый раз под её пальто
не накапал себя в родник
Я хочу вернуться где тротуар
Покрывают трещины самолёт
Где летит быстрей в стратосферу шар
где жар-птица крылами бьёт
Ты прими меня мать — сыра земля
Прижимай меня балалайкай же
Усыпи мой страх … заголя
Я твой сторож … на ничьей меже
Я твоих картин распоследний гвоздь
Твой урус-ответ на сургут-мартан
Не идёт слеза, но приходит гость
… бьёт в барабан
4.
Мой знакомый служил в московской конторе
одного небольшого, но известного олигарха
пятым подползающим, хозяина видел редко
Да тот и вообще редко бывал в офисе с мраморной лестницей,
ведущей на второй этаж, колоннами,
окнами в три роста
Когда хозяин приезжал, воцарялось ликование, смешанное с ужасом
Все смотрели вниз с галерей второго этажа,
облокотившись на широкие перила
Он словно светился, идя по ковру,
прилетев из Сибири ли, Лондона, с Юга
Высокий стройный загорелый в рубашке поло
делами не управлял, мог уволить просто так, по виду
(но генеральный потом упрашивал оставить)
Улыбался зевакам, кивал
Иногда вёл с собой блондинку-жену,
пьяницу
В красном платье красных туфлях
с бюстом пятого номера
Шел по ковру и бил её
Она падала, он пинал,
поднимал, давал затрещину
Бил в ухо локтем в бок наотмашь под грудь
Пощечину слева, пощечину справа
Подзатыльник саечку
Не пила чтобы не ….
Сука
Она хныкала, но терпела
за дело ведь
Она даже улыбалась сотрудникам
задрав голову
кивала знакомым
Иногда вытирая струйку крови из носа
Цветом в тон платью и туфлям
И ведь за дело, за дело
Ведь он кто, а она кто
Теперь он разорился
Конечно, не до конца, но офис продал
А жена его разлюбила, бросила
Не за такие ж деньги в самом деле
Владимир Буев
* * *
Я рефлексирую, я не мошка —
птичкой желаю взлететь наверх.
Мне ж предлагают остаться сошкой
мелкой. С таким согласиться — грех.
Лучше уж с неба упасть: лепёшкой
лечь чернозёма поверх.
Так и случилось: упал. В лепёшку
моську разбил. Ну, а сам живой.
Встал, отряхнулся. Слегка ладошкой
тронул лицо — нет лица. Щекой
(бывшей, конечно) коснулся пальцев.
Боль разлилась волной.
Зубы целы ли? Целы, курилки!
Значит, еду я смогу жевать.
Жаль, в голове моей не опилки:
было бы проще сейчас страдать!
Боли б не чувствовал, и ухмылки
понт бы хватило показать.
Фрагмент 1
1.
Я молодой. Ты молодая.
Горн нас зовёт, куда не зная.
Не реагируешь ты. Глухая?
Ты задавалка и фря!
Время расходую зря.
Вон на меня засмотрелась Алка.
Светка, Монетка и даже Галка
Мне не приклеят аморалку.
Новой я загорюсь звездой,
как только горн сыграет отбой.
Школа давно позади, но память
снова меня сподвигает чаять
прошлое вытянуть и не хаять,
а сделать нынешним днём.
Будто мы снова вдвоём
в травы сейчас упадём.
2.
Ты сама на колени попросишься,
но сегодня ты зря превозносишься.
Обломала сейчас меня.
Через пару лет обломаешься
Ты сама. За сегодня раскаешься,
Этот день и час прокляня.
Знаю я, у твоих родителей,
Денег много, значит, просителей.
Не проситель я, твою мать!
Я твой суженый, значит, ряженый.
Натурал я не напомаженный!
Что ещё тебе, дева, желать!
Носил я прежде бремя непосильное,
Но время в годы те было стабильное.
А что за бремя? Юность или молодость.
Но знал я, как отнять у тестя фабрику,
пусть тесть потенциальный. На романтику
я дочь его развёл, развеяв холодность.
3.
Новый день — и снова пища. Новый год — и разносолы.
Вижу девушку простую. Знаю, просто будет взять.
Лоб насупил и нахмурил. И советским ледоколом
подошёл к тебе и сразу улыбнулся, чтоб обнять
и увлечь в безумный танец. Чтобы ночь твою занять.
Но в буфет ты потащила, набрала поднос кормёжки,
будто кушала неделю ты назад в последний раз.
Времена ещё былые, мне с трудом хватило трёшки.
Ты всё съела, намекнула на ещё один заказ.
Мне неловко. Тут, однако, получила ты отказ.
Я бы съел тебя на завтрак, но ты вечером сбежала,
как еды не получила по второму кругу ты.
Не успел тогда ни пикнуть, ни устроить я скандала.
Грызть осталось ногти злобно и рыдать до хрипоты;
Запивая горе морем, вспоминать твои черты.
4.
Ввечеру
заберу в ложе
кайф,
но не умру.
Боже,
верю, даст мне драйв.
Мы на троих?
Иль впятером
Раскрасим
жизнь трусих?
Я стану образцом,
с трусихой квасим.
Кто что кому
Пообещал,
ушло во тьму.
Я тоже много обещал,
мне обещали разу ни по одному.
То сериал.
Не догоню,
так хоть разогреюсь.
Догоню — соблазню
(но не надеюсь).
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лучше не пытаться.
5.
я с пустотой и с музами
на ты.
связать хочу их узами —
они в кусты.
конкретно ты не убежишь
ведь ты не муза
ощутишь
что значит юзать.
зачем подсунула собаку
поверь что я не зоофил
кусака или не кусака
простил.
что ж с собакой делать мне
не пускает в туалет
мы вдвоём наедине
нет-нет!
я простил тебя отпусти
не хочу говорит зачем
сам прошу уже прости
а она: у вас тандем.
6.
Сомнамбулой везде и отовсюду
Хожу. Спать ночью я опять не буду.
Стихи писать я стану, как Рабле.
А, впрочем, не писал Рабле стихами.
Да и стихов писать не смел. С его грехами
Сатира лишь вершила дефиле.
Так нет же! Франсуа Рабле поэтом
Был больше, чем… Речь, впрочем, не об этом.
А речь о том, что всё в моей квартире
Устало: все предметы неживые.
Я загрустил: слова мои скупые
На лире зазвучали и в эфире.
Запутался я сам в своих исканьях.
И потому не помню, то ль о жизни,
А то ли о любви веду я речь.
Рабле, Рабле… и ты мне не поможешь,
Я думал, ты идеек мне накрошишь
И ритмику подскажешь, как извлечь.
Я в предвкушенье разного. Чудесного.
И жизнь мне дарит разное. Опасное.
Но рыцарь я: диваны все измял —
в квартирах, где живут мои зазнобы,
включая тех, кто мне не дал от злобы —
везде измял, где только побывал.
Фрагмент 2
1.
И кто же не прошёл период страшный
И не один период — сомн их целый
Проснулся — и ужастик перед взором
Вчерашний, разумеется, ужастик
Томление, однако, в теле
И кто-то жмётся нагло рядом
Наверно, от меня чего-то хочет
Иначе что ж ему иль ей в меня вжиматься
Глядь — это же всего бутылка
пустая
И не одна, а целых десять
Так где же ты пытаешься представить
Склероз рулит с полуночи до самого утра и до обеда
а может и до вечера субботы
не этой, а через одну иль две недели.
И все взирают, будто с укоризной
хоть сами и не меньше побузили
а может быть, и много-много больше
А тело всё страдает
изнывает
И даже мысли нет о той девице
И об иной опять же мыслей нет
О третьей, о четвёртой и о пятой
Но о шестой так хочется подумать
И думаю!
Болит, но я мечтаю
Мечтать не вредно
Вредно не мечтать
А умирать — ну все мы умирали
Не раз не два и даже раз не сто
И может быть, не раз ещё умрём
Когда попойка ночью состоится.
Я молод
Значит, старость далеко
И значит, пить цистернами способен
Но где девицы?
Где же?
Почему
Под боком у меня одни бутылки
Как будто это я их все опорожнил
Но ведь не я один
Ведь были у меня соратники
Товарищи намедни боевые
Хотят всё на меня списать
и счёт оплачивать заставить?
не выйдет
не выйдет
не выйдет
2.
Тихо встал, не стал ни с кем прощаться
Впрочем, не увидел никого.
Все на воздух вышли пообщаться.
Или испарились — колдовство!
Впрочем, знаю — вовремя сбежали.
За погром в квартире сорок пять
Никого пока не наказали.
Как поймают — смогут наказать.
Надо лечь на дно сейчас на месяц
На звонки никак не отвечать…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
3.
Уйти в подполье
Залечь на днище
Не получилось
Поэт поэта
Везде найдёт
Хотелось выпить —
Я сам нашёлся
Я был там лишним
Четвёртым был
Поэты трое соображали.
Все дядьки — старцы
Я ж молодой.
Их трое, что же
Четвёртым буду
Сказал я жёстко
И взял стакан
И третий дядя
Остался трезвым
Его спирт выпил
Я весь до дна.
4.
Бульк-бульк, бульк-бульк, и вот я вижу донышко бутылки.
Очередной, конечно, а не первой.
И сразу тысячи ночей Шахерезады пылкой
И тысяча Шахерезад мне треплют нервы.
Плюс ночь ещё одна,
Плюс к ночи этой и Шахерезада.
Последняя Шахерезада так скромна,
Что, может быть, я выскользну из смрада.
Но вот опять несут бутыль с напитком
К чему стакан и эти пережитки?
5.
И тут я вдруг увлёкся телевизором
Там часто мой кумир программу вёл
Меня считал он конкурентом
И в телевизор не пускал
А сам базарил на экране
И нёс пургу про Шукшина
Не забывал он и про прочих
Про них он тоже нёс пургу
Но иногда тащил и ересь
А также чушь и чепуху
Нелепость вздор абсурд и дичь
Я выгнал бы его с эфира
Но он подлец не уходил
А впрочем был он классным парнем
И дельно каждый день вещал
Два раза в сутки он эфирил
А я не мог и в месяц раз
Но знал я как найти лазейку
И через что пролезть в экран
Пошёл к начальникам большим
И предложил свои услуги
Таким макаром жизнь сложилась:
Увлёкшись с боем я пробился
В региональный телезомбоящик
И стал кумиром тысячи девиц
И также сотни бравых молодцов
Вы не подумайте чего-то не того
Те молодцы все были пацанами
А не какими-то не теми
Не содомитами не геями совсем
Хотя нередко пидарасами бывали
Когда подруги их ко мне сбегали
Ловить пытались эти пацаны меня в подъездах
А также в разных тёмных подворотнях
Но я все подворотни огибал
Любил ходить по улицам широким
И ярко новогодне освещённым
Ведь дома часто я не ночевал
Чтоб лишний раз в подъезд не заходить
…А бывшего кумира моего
Из зомбоящика попёрли очень быстро
Я знал что делал донося наверх
Из нафталина он достал Варфоломея
И мне решил устроить подлый ночь его
Его — то значит что Варфоломея
Во Франции любили эту ночь
Но я знаток истории был славный
И принял приглашение поесть
И выпить грамм по сто а то и больше
Мы выпили по сто и сто и сто
Потом ещё по столько и вот столько
Потом опять и снова и опять
И всё потом что было на квартире
У негодяя и антисемита
Вы можете чуть выше прочитать
В стихе оригинальном у поэта
Не буду напрягать вас пересказом
6.
языка моя заплелась
хоть водка твоя я не пил
а то что случилось вчерась
забыть я себе разрешил
кто ты? где я сейчас нахожусь?
ночь прошла но не видно зари
я стыжусь и ничуть не стыжусь
если хочешь меня подбери
а не хочешь продолжу лежать
ведь добро на дороге (как я)
не валяется им обладать
пожелает не только змея
7.
Вот жизнь вальсирует
То кру́гом, то круго́м
То сфокусирует
То снова льёт вино
Хочу расслабиться
Но пьян настолько я
Что морда в рабице
Потом плашмя
Раз пьян, желание
Иметь в руках её
Пылает пламенем.
Суют хламьё
Рулит процессами
(Не врёт моё чутьё)
Как и принцессами
Хулинаньё.
Фрагмент 3
1.
я люблю во сне
сочинять стихи
рифмовать слова
а потом вовне
выпускать грехи
на правах волхва
если болт на мне
счастлив я вдвойне.
впрочем, нет, не так
это я кладу
на кого хочу
я в любви мастак
если снизойду
и не исключу
там, где есть кровать
я люблю поспать
нет могильных плит
для дедов таких
что подобны мне
но болит, болит
у таких нагих
даже при луне
свет блестит в воде
ты-то где?
нет не стар, а юн
и ещё ого!
я в пальто не пень
на язык типун!
свежее мяско
мне ласкать не лень
каждый день
2.
Обещаю златые горы голубке,
если только птичка
пойдёт на любые уступки,
но, похоже, она истеричка.
Я мастак в полировке,
не таких обламывал.
После тренировки
поняла она замысел
3.
Только я могу в тридесятый раз
Под её пальцо проникать рукой
Смысл буквальный, прямой, а не парафраз
Но все лезут нахально наперебой
Раньше я был рождён носить пальто
А теперь на тебе оно как на мне
С моего плеча то пальто и что?
Ты счастливою быть должна вдвойне
Я такой летун, в небеса хочу
Я и чёрт, потому под землёй могу
Кто не верит мне, у виска кручу
Кто поверит, на том быть колпаку
Материться я от души могу
Чтоб крутым побыть и сильнее стать
Если будут бить, я как вихрь сбегу
Прокричав в конце про чью-то мать
Не запла́чу я — не идёт слеза
И чего рыдать, ведь удрать смоглось
Подгляжу поздней я угла из-за:
Рассосалось может и расползлось.
4.
Я о себе как о знакомом расскажу
Я лишь немного правду приукрашу,
ведь правда приукрашенная лучше
читается и смотрится извне.
Тем более, что правда эта снилась
Я был богатым очень Буратино,
И было всё моей покорно власти
Особенно красавицы и звёзды,
которые на подиумах бродят.
И коль я был известным олигархом
то и владел московскою конторой
и мраморною лестнице в конторе.
Ещё в конторе той была колонна,
да не одна, а целый их десяток,
И я туда водил девиц без счёта
(Так сладко было спать мне с ними вместе,
и просыпаться вовсе не хотелось).
Одну привёл однажды я в контору:
одну всего лишь, но зато такую,
которая в себе объединяла
Софи Лорен и Монику Беллуччи,
Мэрилин Монро, Бриджит Бардо и Пфайффер
(которая Мишель — нельзя не помнить!).
Ким Бейсингер — и эта в ней блистала.
Об Анджелине тоже заикаюсь
(которая Джоли; ещё ж какая!).
И в общем все иные красотули
в одной моей красавице сложились
Ещё забыл одну назвать красотку,
красавицу из прочих раскрасавиц
Не догадались? Бузова же это!
Она красою всех других побила,
Пожалуй, что она была со мною.
И так, и сяк я с нею изгалялся,
Над нею тоже — ласково-сердито,
Весь персонал на лестницу забился
Вернее, с балюстрады наблюдали,
какими мы счастливчиками были.
Я даже себе лишнее позволил,
Но Бузова ничуть не огорчилась,
а просто пошутила: шалунишка!
И ей не заплатил я ни копейки,
ведь у меня в кармане только евро,
а также пачка долларов зелёных.
У нас была любовь — она бесплатна.
…Не стал банкротом я, не разорился,
но как-то неожиданно проснулся
А Бузова, плутовка, испарилась.