Феликс Чечик — поэт. Родился в Пинске (Белоруссия) в 1961 году. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Лауреат «Русской премии» (2012) и Международной литературной премии имени И. Ф. Анненского (2020). Публиковался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Арион», Крещатик», «Новая Юность», «Интерпоэзия» и других. Автор нескольких поэтических книг. В настоящее время живёт в Израиле.
Буев Владимир много лет является президентом Национального института системных исследований проблем предпринимательства и группы компаний НИСИПП. В качестве эксперта в сфере экономического развития и предпринимательства неоднократно выступал в федеральных электронных и печатных СМИ. В роли пародиста и под своим именем выступать начал в этом году. Ранее под псевдонимом делал попытки писать ироническую и сатирическую прозу на темы истории античного Рима.
Феликс Чечик
Шесть. Пол седьмого. Ровно семь.
Он весь продрог. Начало марта.
Ждёт, разуверившись совсем,
подругу у кинотеатра.
Давно закончилось кино,
где в главной роли Мастроянни.
Он пьет дешёвое вино
в прокуренном насквозь шалмане.
Затем на набережной, где
промозглый завывает ветер,
вплотную подойдя к воде,
он будет в двух шагах от смерти.
Вглядевшись — не увидит дна,
«тем лучше для самоубийства», —
подумает и… с ветром на-
всегда исчезнет в небе мглистом.
И парусом ему пальто
наброшенное как попало;
чтоб через миг уже ничто
о нём здесь не напоминало.
Чтоб, набирая высоту,
присев передохнуть на тучку,
среди зевак увидеть ту
и сделать на прощанье ручкой.
Владимир Буев
Подруга то ли проспала,
А то ли с кем-то загуляла.
Короче, то ли не пришла,
То ль на минутку опоздала.
И парень — в воду. Суицид.
Сюжет почти невероятный,
Чтобы порыв такой возник
Из-за минуты заурядной?
Невероятен весь сюжет,
Не только частность про минуту.
Век двадцать первый. Век монет.
Давно нет места «себясуду».
Тогда представим, что пацан
Сбежал с палат, где Цезарь Юлий
Наполеон, Октавиан
Обязаны глотать пилюли.
И дева в голове — лишь миф.
Лишь романтическая сказка.
И парень выбирал обрыв,
Иное — слабая отмазка.
Он жаждал в небеса взлететь.
И в райских кущах очутиться.
Но суицидникам гореть
В аду. Или в котле вариться.
Феликс Чечик
Мы не Георгия Иванова
ученики, а Ходася.
Из полупьяного, туманного,
ночного Петербурга — вся
литература вышла? Вечные
вопросы разрешались не
без помощи — больного, желчного
поэта в цейсовском пенсне.
Владимир Буев
То ли из гоголевской «Шинели»,
то ль из пенсне от фирмы «Цейс»,
как из народа, вышли модели,
создав основной интерфейс.
Пересечение Питер впитывал,
Однако всякий столп рецепт
свой личный холил и воспитывал,
чтоб смог найти его адепт.
Феликс Чечик
Ну и ладно. Проехали. Надо ли
горевать о былом. Ни к чему.
Всё равно не вернёшь —
будто «градами»
напоследок прошлись по нему.
И обнявшись, рыдают на выжженном
и ничейном участке земли
те, кто — даже не верится! — выжили,
с теми, кто не ослушался: — Пли!
Владимир Буев
Всё былое то ль выжечь, то ль… надо ли?
Надо, Федя! Шрапнелью! Не раз!
Надо выжечь дотла —
чтобы гадами
не наполнился новый рассказ.
Ослушание в новых империях,
даже в малых — и ты маргинал.
Не шрапнель нынче. Но артиллерия
лупит в наше быльё наповал.
Феликс Чечик
Сельскохозяйственный романс
Когда проклюнется трава
совсем чуть-чуть, едва-едва,
как волосы у новобранца —
кузнечики и муравьи,
оставьте игрища свои,
поосторожней будьте, братцы.
Не вытопчите мураву
дикорастущую во рву
или на пастбищах колхозных.
Вам развлеченье, а она
пришла из тьмы путём зерна,
дорогой горестной и слёзной.
Из той неведомой страны,
где перед смертью все равны
и нету правых и неправых.
Но в сентябре из-за реки
толпой нагрянут мужики;
и зачарованные травы
пойдут без жалости под нож.
И я умру, и ты умрёшь.
Какие могут быть вопросы?
Кузнечики и мураши,
повеселимся от души
на светлой тризне сенокоса.
Владимир Буев
Песнь о вечном
Мы все умрём. А если так,
выращивай траву, чувак,
везде, где можно и не стоит:
бурьян во рву (он сам растёт)
иль корм на пастбищах (он прёт
из почвы тоже сам собою).
Трава не то, что из зерна
взошла, но даже семена
ей были ни к чему, мужчина.
Иной у размноженья путь:
Вегетативна (в корне — суть)
Дикорастущая вражина.
Мы все умрём. А если так,
Под нож траву теперь, чувак.
Она пускай умрёт сначала.
Всю зиму ею скот кормить.
Потом придётся скот забить,
Чтобы его первéй не стало.
Мы все умрём. Пусть пир горой
(хоть пандемия бьёт волной)
дадут на тризне сенокоса.
Там, где испанка иль чума,
Всегда веселье, кутерьма.
…Мы все умрём — тут без вопроса.
Феликс Чечик
Полуобнажённую девицу
в шлемофоне — подпись ДМБ-
82 — сержант Куницын
на предплечье наколол себе.
Имя дал красавице — Маруся,
по ночам рассказывал про дом;
чтобы год спустя на «Беларуси»
день и ночь мурыжить чернозём,
пить, вздыхая о крестьянской доле,
крыть колхоз «Заветы Ильича».
По уши в грязи и солидоле
девушка рыдает у плеча.
Владимир Буев
Все девицы, полуобнажившись,
принцев ждут на белых скакунах.
Но одна, с мозгами распростившись,
жеребцу на плечи впопыхах
влезла. Глаз не раскрывая синих,
согласилась даже Машей стать:
паруса ей чудились в рубине
и хотелось Грею помахать.
Но сидела на плечах Ассолька.
И теперь уж с них не соскочить.
То ль была наколкой, то ли Олькой.
…Вместе пару будут хоронить.
Феликс Чечик
У колорадского жука
в коробке из-под спичек,
жизнь беспросветна и горька,
как у зекá на киче.
Волшебный аромат ботвы,
сменив на запах серы,
он стал игрушкою, увы,
в руках у пионера.
И одиноко и темно,
как пред вратами ада.
И очень жаль, что нет давно
вестей из Колорадо.
Владимир Буев
Коль пионер бы не забыл
и в коробок от спичек
малиновый листок вложил
иль ягодных частичек,
не жизнь была бы у жука —
малиной (не бандитской).
И даже если коротка,
то славною страницей.
Из Колорадо ждать вестей
при сладкой жизни в клетке
не станет тот, кто от страстей
свободен — ест объедки.
