Всё случилось совершенно обыкновенно.

Иона Самуилович Бухбиндер с аппетитом съел жаркое из кролика, начал ковырять вилкой в зубах — и неожиданно умер.

Семья встретила кончину пожирателя кроликов присущим ей воем. Тёща, по имени Евдокия Суворовна, выпростала груди из бюстгальтера и взвывала как-то по-особому, буквально как на луну. Зять же, путая текст пословицы, сурово произнёс: «Кто дал, тот и взял!»

Попадаются же знаменитые фамилии известным дуракам. Вот зятя фамилия была как у немецкого композитора — Гендель. А между нами — глуп безмерно, ну примерно как пустой звук. И ко всему звали его Яша. То есть Яша Гендель, дурак с именем немецкого композитора. А дочка вышла за него потому, что была умная, толстая, немного некрасивая, хотя вполне хитрая. Вот так и жили…

А жена Бухбиндера? Что жена! Выпучила глаза и смотрела в окно. Тёща же, наоравшись воем, как-то охладела и стала успокаивать выпученную жену: мол, так и так, царство ему небесное, а если не получится царство, то гореть ему синим пламенем! В общем, так красиво успокоила, что жена Бухбиндера, теперь уже вдова, ещё больше выпучила зенки и очень громко прошептала:

— Да подите вы все к чёртовой матери!

На её эмоциональное заявление особо внимания не обратили, так как возник спор, в какой костюм одевать новопреставленного. Зять настоял на бежевом, вооружённый тем фактом, что на бежевом несмываемое масляное пятно, и потому костюм не представляет значительной ценности.

После костюма возникли разногласия, кого приглашать для упокоя: православного священника, раввина, евангельского пастора или муллу, ибо покойник ко всем относился с равным уважением, а говоря по-простому, с полным равнодушием. Решили пригласить их всех, а награду за отпевание между ними разделить, а кто скажет поинтересней, тому надбавку дать в виде покойничьего кожаного портфеля, всё равно не нужного никому. Хотя и тут зять Яша, как и положено дураку, стал выдумывать, будто бы при жизни Бухбиндер намекал, что его немного интересует индуизм и потому он хотел бы, чтобы его после кончины сплавили в водах реки Нила. Но вспомнить, кому он это намекал, зять не смог, и потому мысль о приглашении всех священнослужителей осталась в силе. Вести переговоры с ними взялся было тот же зять, но его мягко отговорили — не в дурости упрекая, а в том, что у него бывают речевые недомогания, во время которых он не слова произносит, а мычит.

Так вот прошла первая, предварительная половина прощания с человеком непростой судьбы, любителем кроличьего жаркого Ионой Самуиловичем Бухбиндером.

Вдова уснуть не смогла: ей мерещились волосатые пальцы покинувшего мир мужа, он их загибал, приглашая её пойти вместе с ним.

Зятю же снились тревожные сны, будто он вилами разгребает большую кучу навоза.

Все остальные лица, присутствовавшие при предварительном прощании, заснули довольно легко, некоторые бормотали во сне, некоторые пускали слюни, но в общем, в воздухе стояло мирное сопение, иногда нарушаемое вскриками между храпом.

А через два дня состоялись похороны, в сопровождении многих фальшивых, но иногда и искренних слёз. Играл духовой оркестр трамвайно-троллейбусного управления. Играл неплохо. У музыкантов это называлось играть жмурика.

Да, так заканчивалось недолгое пребывание на земле лидера сапожной артели «Взуем» Ионы Самуиловича Бухбиндера. Как и все мы, он думал умереть красиво, пусть не на белом коне, но хоть как-то немного героически. Однажды ему приснилось, что он на коне, с обнажённой саблей, хочет перепрыгнуть через забор, взвивается в воздух и, теряя папаху, летит куда-то далеко. Вполне героический сон, а тут, на тебе, пал жертвой кроличьего жаркого. Если бы мог Иона Самуилович вздохнуть, то от этого переживания вздохнул бы.

Речи на кладбище были незапоминающиеся, но зато короткие, с фальшивым дрожанием от якобы сдерживаемых слёз. Руководитель оркестра трамвайно-троллейбусного управления внёс в переживания свою скромную лепту, громко заверив собравшихся:

— Он у нас не первый и не последний, рады всем!

Заместитель покойного Бухбиндера, сапожник с сорокалетним стажем по фамилии Цёмкис, заметил в выступлении:

— Любимая песня покойника была «Варяг». Он любил повторять: «Врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”». И он жил согласно этим замечательным словам! Но вот с кроликом ему не повезло….

Священнослужители напялили на себя скорбные маски и, когда пришло их время, стали говорить все вместе, и замелькали слова: «Пухом земля», «Аллах вечный», «Всевышний всех принимает», «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», «Прими душу» «Библия призывает: покайтесь, братья и сёстры».

Потом оркестр грянул плачущую мелодию, и Бухбиндера стали укладывать в могилу. Но тут случилось совсем неожиданное, почти фантастическое, чего потом ни один врач объяснить не смог.

Крышка гроба отскочила, и Бухбиндер в бежевом костюме с масляным пятном поднялся. Все перепугались, а он, сидя в гробу, закричал:

— Застрявшую кроличью кость не могли из горла вытащить, пока крышка гроба не надавила и кость проскочила! Хорошо, что за два дня хоть не задохся.

И свесил ноги из гроба. Тут придурковатый зять с фамилией немецкого композитора засмеялся и произнёс:

— А я же говорил, что Самуилыч надолго нас не покинет!

Покойник, кряхтя и пыхтя, вылез из гроба и махнул рукой:

— Похороны продолжаются у меня дома!

А выпученной вдове добавил:

— Жаркое из кроликов доешь сама или отдай этому зятю-шлеперу Яше! (Шлепер — растяпа. Примеч. ред.)

Возник спор с оркестром, требовавшим полную оплату за скорбную игру.

— Ну так ведь он же умер не до конца! — взывал к совести музыкантов дурковатый зять.

На что руководитель оркестра отвечал:

— Можешь лечь вместо него, сыграем тебе «Прощание славянки».

Дома Бухбиндер открыл все окна и принялся громко хохотать. Гости, не отошедшие от испуга, униженно молчали. Бухбиндер налил себе стакан водки, выпил, чмокая, обтёр губы полой бежевого пиджака и закричал сквозь смех и слёзы:

— Лёжа в гробу — понимаешь, что жизнь очень маленькая, вся помещается в одном ящике! К чёрту работу, буду смотреть на деревья, на птиц и белок, но только не на людей.

Он махнул зятю с фамилией немецкого композитора:

— А в тебе все ошибаются! Ты не просто дурак, ты счастливый, потому что ничего не понимаешь и говоришь глупости вслух. Не всем везёт, как тебе!

А музыкантам, которые топтались в передней, ожидая оплаты, он сказал:

— Плачу за всё! За похороны и за веселье! Играйте весёлое, а в конце, если я, конечно, спьяну не упаду со стула, сыграйте «Миллион, миллион алых роз…», про те цветы, которые мне хотели принести на похороны, но не принесли. А если упаду со стула, ну тогда… всё равно, играйте.