Отец умер двад¬цать вто¬ро¬го фев¬ра¬ля. Из боль¬ни¬цы, где он ле¬жал, мне по¬зво¬ни¬ли ра¬но ут¬ром. Зво¬нив-ший пред¬ста¬вил¬ся де¬жур¬ным вра¬чом, он и со¬об¬щил. Я ма¬ши¬наль¬но отве¬ча¬ла на со¬бо¬лез¬но¬ва¬ния, в то вре¬мя как мыс¬ли кру¬ти¬лись во¬круг двух слов: «ин¬сульт» и «ко¬ма». Уже си¬дя в так¬си по¬ду¬ма¬ла, что го-лос вра¬ча зву¬чал как-то не¬уве¬рен¬но. На¬вер¬но, мо¬ло¬дой, не при¬вык со¬об¬щать о смер¬ти. Он дейст¬ви¬тель-но ока¬зал¬ся мо¬ло¬дым. Вы¬со¬ко¬го рос¬та, с ту¬ги¬ми за¬вит¬ка¬ми чёр¬ных во¬лос и по-цы¬ган¬ски яр¬ки¬ми гла¬за-ми, для вест¬ни¬ка смер¬ти муж¬чи¬на был слиш¬ком кра¬сив. Но весь его вид, ми¬ми¬ка ли¬ца, да¬же на¬клон ту-ло¬ви¬ща, вы¬зы¬вав¬ший ас¬со¬ци¬а¬ции с пла¬ку¬чей ивой, вы¬ра¬жал та¬кое яв¬ное со¬чувст¬вие, я сра¬зу прос¬ти¬ла эту не¬умест¬ную, пол¬ную жиз¬ни кра¬со¬ту.