Работа в мастерской шла полным ходом. В подвальном цехе скобяных изделий был отлит шар из меди для поднятия его и установки, как это было во Флоренции, над шпилем, венчающим Миланский собор. Сложной операцией руководил Леонардо, который досконально изучил опыт своего учителя Верроккьо и хорошо знал, сколь хрупки конструкции шпилей. За опасной работой артели верхолазов с интересом наблюдала огромная толпа собравшихся зевак. Проделанная работа была щедро оценена правителем города.
Здесь было бы уместным вспомнить сказку Леонардо «Орех и колокольня», в которой говорится:
«Как-то разжившись где-то орехом, ворона полетела на колокольню.
Устроившись там поудобней и придерживая добычу лапой, она стала яростно долбить клювом, чтобы добраться до лакомого зёрнышка. То ли удар оказался слишком сильным, то ли ворона сплоховала, орех вдруг вырвался из её лапы, покатился вниз и исчез в расселине стены.
— О, добрая стена — заступница! — слёзно запричитал орех, — не дай погибнуть, сжалься надо мной! Ты так прочна и величава, у тебя такая красивая колокольня. Не прогоняй меня!
Колокола глухо и неодобрительно загудели, предупреждая стену не доверяться ореху, который может оказаться опасным для неё.
— Не оставь меня, сирого, в беде! — продолжал причитать орех, стараясь перекричать сердитый гул колоколов. — Мне уже надлежало упасть на сырую землю, как нагрянула эта злодейка.
Пылкие речи ореха растрогали старую стену. Вопреки предупреждению колоколов, она решила оказать гостеприимство ореху в щели, куда он закатился.
Однако со временем орех оправился от испуга, освоился и пустил корни, а те начали вгрызаться в стену. Вскоре из расселины наружу выглянули первые ростки. Они дружно тянулись к верху и набирали силу. Прошло ещё немного времени, и молодые побеги орешника уже гордо возвышались над колокольней. Особенно досталось стене от корней. Цепкие и напористые, они всё пуще разрастались, круша и расшатывая старую кладку, выталкивали прочь кирпичи и камни.
Слишком поздно стена поняла, сколь коварным оказался невзрачный орешек с его заверениями жить тише воды, ниже травы. Ей теперь ничего другого не оставалось, как корить себя за доверчивость и сожалеть, что не прислушалась тогда к мудрому голосу колоколов. Орешник же продолжал расти с гордым безразличием, а колокольня всё более разрушалась».
— * —
Герцог Моро решил избавиться от своего племянника Джан Галеаццо Сфорца, которого держал под присмотром в заточении как прямого претендента на власть в Милане. Ему пришла в голову идея отправить опасного племянника куда-нибудь подальше и женить на Изабелле Арагонской, представительнице одного из могущественных дворов Италии, что сулило самому Моро некоторые преимущества перед другими правящими домами.
Было торжественно объявлено о предстоящем бракосочетании, а всем придворным и представителям местной знати вменялось в обязанность принять участие в празднествах с факельными шествиями и фейерверками.
Устроителем и декоратором этих торжеств был Леонардо со своей командой, на которого от герцога сыпались заказы один за другим.
Среди самых странных заказов, показывающих насколько глубоко Моро уверовал в творческий гений Леонардо, выделяется созданная для встречи жениха с невестой самодвижущаяся механическая платформа с водружённой на ней фигурой металлического коня с шарнирами на копытах, производящих звуковой эффект цоканья. Встреча произошла в приграничном городке Тортона, куда прибыли представители других правящих домов и прочие именитые гости.
По задумке Леонардо во время этой встречи сидящий верхом на металлическом Коне всадник, в котором был узнаваем сам герцог Моро, вручает невесте роскошный букет. После чего вся эта пышная кавалькада и кареты цугом во главе с цокающим копытами Конём возвращаются во дворец Миланского герцога, где банкетные столы ломились от обилия изысканных яств.
В запасе у Леонардо был ещё один проект: неожиданно над головами всех собравшихся под бравурные звуки оркестра поднялся ярко разрисованный воздушный шар, из которого, как из райского рога изобилия, посыпались сверху на гостей блестящие блёстки, разноцветные конфетти и диковинные подарки, что вызвало всеобщий восторг, а вся округа вздрогнула от залпов орудий, украсивших небо тысячью огней фейерверка. На всё это великолепие молча смотрел стоящий в гордом одиночестве на площади перед дворцом механический Конь, о котором, кажется, забыли изрядно подвыпившие сотрапезники.
Но вскоре праздничные торжества пришлось прервать в знак траура по случаю смерти матери Изабеллы Арагонской. Но не таков был герцог Лодовико Моро, так дороживший славой своего правления, чтобы из-за чьей-то смерти остановить бурные празднества.
Неожиданно он громогласно объявил о своей помолвке с двадцатилетней красавицей Беатриче д’Эсте из мантуанского правящего дома. По такому случаю город украсился новыми гирляндами и цветами, а для Леонардо прибавилась уйма дел. На праздничном банкете в честь бракосочетания мощно прозвучала осанна на музыку Франкино Гафури в исполнении тысячи певчих:
Грянули хором: слава Моро!
Слава Моро и Беатриче!
Лишь тот узнает меру величья,
Кто служит ей и великому Моро!
Грянем же хором — слава Моро и Беатриче!
Наблюдая за новой парой, Леонардо поражался бросающемуся в глаза несоответствию между грубоватым деспотом Моро и его кроткой и смиренной Беатриче. Бедняжка конечно же знала о похождениях на сторону своего супруга и не раз видела его нагловатых фавориток, которые всем своим видом показывали, что она тут никто.
И всё же ей удавалось своей кротостью и добротой сдерживать гнев и грубость мужа, как об этом сказано в сказке Леонардо «Лев и ягнёнок»:
«Однажды голодному льву подбросили в клетку живого ягнёнка. Малыш был настолько наивен и добродушен, что ничуть не оробел при виде царя зверей.
Приняв его, видимо, за свою маму, несмыслёныш подошёл к грозному мохнатому зверю, ласково заблеял и уставился на него широко раскрытыми ясными глазами, полными безграничной любви, кротости и восхищения. Лев был обезоружен такой доверчивостью и не посмел растерзать ягнёнка. Недовольно ворча, он так и заснул в тот раз голодным».
Но столь необычное положение, противоречащее данному от природы единству любой супружеской пары, не могло долго продолжаться. Одарив мужа первенцем Максимилианом, Беатриче при вторых родах умерла в 22 года после двухлетнего замужества. Потрясённый герцог воспринял смерть жены, как измену долгу и распорядился похоронить усопшую в монастырской церкви Санта Мария делле Грацие, стены и купол которой были возведены великим Браманте. На панихиде отпевания герцогини церковь была наполнена многочисленными прихожанами.
Стоящие рядом с поникшим Моро слышали, как повторяя за священником заупокойную молитву, тот вполголоса вопрошал: «За что, за что?»
Вскоре там появилось захоронение несчастного племянника герцога Джан Галеаццо Сфорца, умершего от непонятной хвори, но ходили слухи, что он был отравлен по приказу коварного дяди…
— * —
В рукописях Леонардо перечисляются различные его проекты и чертежи. Многие из них были утеряны, а то, что сохранилось до наших дней, распределено по крупнейшим музеям мира. Даже городок Винчи вправе похвастаться музеем, открытом как в родном доме Леонардо, так и в солидном здании исторического центра Винчи. Его скорее можно назвать музеем идей Леонардо, где хранятся некоторые его рисунки, чертежи и созданные им модели и механизмы. Например, модель построенного им «автомобиля», то есть движущейся платформы, которая использовалась на представлениях в придворном театре Милана. Кроме того, имеется система автоматической подачи заранее наколотых поленьев дров по наклонным трубам в камин для обогрева в зимнее время.
В том же музея показана система подъёма и подачи воды для домашних нужд и большие работающие часы, чьи детали были заново выточены на токарном станке по леонардовским чертежам. Здесь же реконструкция более сложных машин, которые Леонардо не успел сотворить. Есть в музее одна комната с живущими в ней жуками, гусеницами, пауками и другими насекомыми, которых Леонардо собирал, изучая законы природы. Но среди них он особенно недолюбливал пауков, о чём говорится в его сказке «Паук и шмель»:
«Оказавшись как-то в облюбованном мухами месте, паук без промедления принялся готовить ловушку. Выбрав для опоры две ветки, он стал плести между ними вдоль и поперёк тончайшие нити, пока не получилась прочная паутина-невидимка. Справившись с делом, он затаился под листом.
Ждать пришлось недолго. Одна любопытная муха сразу же угодила в сеть. Заметив трепыхавшуюся жертву, паук мигом выскочил из укрытия и сцапал муху.
Неподалёку на венчике цветка сидел шмель, видевший все паучьи козни. Его честное благородное сердце не выдержало такого низкого коварства. Взмахнув крылышками, он грозно зажужжал, налетел на вероломного злодея и всадил в него своё смертоносное жало. Несчастные мухи были спасены».
— * —
Война, политика и преследуемые ею цели совсем не интересовали Леонардо, а его инженерная мысль творца работала без устали. Сошлёмся на один его проект, поражающий чудовищной силой действия. Он придумал артиллерийскую систему в форме трёхрядной трапеции передвигаемой на конях, каждый ряд которой содержит по шестнадцать пушек. Если бы такая система была приведена в действие, то от обстрелянной ею территории осталась бы лишь мёртвая выжженная земля.
Понимая смертоносную силу своего изобретения, Леонардо, словно в оправдание, пишет:
«О созерцатель этой нашей машины!
Не печалься, что ты познаёшь её благодаря смерти другого, но радуйся, что виновник нашего бытия отразил ум в таком превосходном изобретении».
В те достопамятные годы Ломбардия славилась как главная житница и поставщица сырья для ткацкого производства, снабжая сукном и разными тканями не только Италию, но и соседние страны. Чтобы облегчить труд ткачей, Леонардо усовершенствовал тогдашний ткацкий станок, снабдив его устройством для промышленного производства, в частности для выделки нарядных тканей с блёстками. Его станок опередил своё время на 300 лет. Это является величайшей заслугой творца перед всем человечеством.
Ещё во Флоренции Леонардо сделал несколько технических набросков, снабдив их примечаниями, а в Милане он начал записывать обо всём, что его непроизвольно могло заинтересовать, поставив тем самым перед будущими исследователями неразрешимые загадки. Так, в одной из записок звучит следующее его откровение: «Эта запись станет неким справочником, который сложился из множества страниц пока не написанной книги, надеясь впоследствии привести всё в порядок множество раз, и поэтому, о, Читатель, не проклинай меня за то, что интересующих меня предметов слишком много, а память не в состоянии удержать и запомнить их все…».
Однажды он познакомился с математиком Лукой Пачоли, автором известной книги «О Божественной пропорции». Леонардо в разное время занимался математикой при расчётах параметров изобретаемых им механизмов, отдавая пропорциям основополагающее значение. «Пропорции, — писал он, — важны не только в исчислениях и измерениях, в звуках и весах — в любом месте, где они могут быть».
В Милане Леонардо взялся за написание большого труда «О живописи» по просьбе самого Моро, которому не терпелось разобраться, в чём же различие между живописью, скульптурой и архитектурой? В этой работе изложены основные мысли Леонардо на искусство, которое владело его душой и сердцем, хотя ему приходилось отвлекаться на другие дела. Однако всегда в центре его внимания неизменно оставался человек, и он глубоко изучал строение человеческого тела, делая массу анатомических рисунков.
В другом своём труде «Об универсальных изменениях тел» Леонардо пишет: «Эти изменения должны соблюдаться в длине фигур, а не в толщине…
А ты, подражатель такой натуры, смотри и вглядывайся в разнообразие её очертаний. По возможности избегай уродливое, будь то длинные ноги или короткие торсы, узкие груди или длинные руки».
Леонардо считал, что изучать анатомию человека нужно не только по учебникам, но прежде всего с помощью натуры, непосредственно анализируя тела. Каким образом он проник в тайны человеческой физиологии? Ему пришлось много потрудиться над этой темой и даже съездить в соседний город Павия на берегу Тичино, где он познакомился в университете с патологоанатомом Маркантонио делла Торре, от которого почерпнул много ценного и полезного.
Интерес к анатомии проявился у Леонардо в двадцатилетнем возрасте, когда ему попалось в руки наделавшее много шума и пользовавшееся большим спросом издание трудов великого гуманиста и философа Марсилио Фичино. В нём маститый учёный опубликовал латинский перевод 14 книг под общим названием «Герметический корпус» — собрание текстов легендарного Гермеса Трисмегиста — великого алхимика, мага, астронома и философа. Это было время повального увлечения молодёжи эзотерикой, знаками Зодиака, составлением гороскопов, алхимией и фармакологией. Говорят, что даже Галилей грешил составлением гороскопов за плату.
Среди алхимиков в ходу была круглая эмблема со змеёй, вгрызающейся в собственный хвост, как символ времени и вечности. В рукописях Леонардо того периода имеются отсылки к Зодиаку, к алхимии и фармакологии, хотя вряд ли можно предположить о его принадлежности к одной из сект с их строгим почти церковным уставом. Сама натура творца с его независимостью суждений, преданностью искусству и изучению законов природы на наш взгляд полностью исключает такое предположение.
Правитель Милана не только был деспотом, но и человеком с причудами.
Недавно он увлёкся музыкой и со своими фаворитками часто посещал музыкальные вечера, а вскоре стали устраиваться конкурсы, на которые съезжались музыканты из других городов. При очередной встрече с Моро Леонардо, зная о его подозрительности всюду видеть подвох, прочитал ему свою сказку «Луна и устрица»:
«Устрица была по уши влюблена в луну. Словно заворожённая, она часами глядела влюблёнными глазами на ночное светило. Сидящий в засаде прожорливый краб заметил, что всякий раз, как из-за туч выплывала луна, раззява-устрица раскрывает створки раковины, забыв обо всём на свете. И он решил её съесть.
Как-то ночью, когда взошла луна и устрица по обыкновению уставилась на неё, раскрыв рот, краб, подцепив клешнёй камешек и изловчившись, бросил его внутрь раковины. Любительница лунного света попыталась было захлопнуть створки перламутрового жилища, но было поздно — брошенный камешек помешал бедняжке. Подобная участь ждёт каждого, кто не умеет в тайне хранить свои сокровенные чувства. Глаза и уши, охочие до чужих секретов, всегда найдутся».
Поблагодарив автора за забавную историю, герцог долго потешался над раззявой-устрицей. А в мастерской Леонардо закипела работа по настройке старых инструментов и изготовлению новых, например, ручной виолы — своего рода прообраза скрипки. Появилась лира в форме лошадиного черепа, оправленного в серебро; её полый корпус служил резонатором, обеспечивая громкое звучание.
Главным помощником в этих делах был возмужавший певец Аталанте. Его прекрасный портрет с нотами в руке, выражающий сдержанность и внутреннюю собранность, словно перед выходом на сцену, вскоре был закончен и назван просто «Музыкант» (библиотека Амброзиана, Милан). Правда, в его подлинности у искусствоведов есть немало сомнений. Выдвигались разные предположения вплоть до самых невероятных о том, что на портрете изображён сам Лодовико Моро.
Неожиданно в мастерской появилась новая фаворитка Лодовико Моро по имени Лукреция Кривелли, дочь младшего брата знаменитого венецианского живописца Карло Кривелли. Картина его брата находится в ГМИИ им. А. С. Пушкина. Лукреция пояснила, что ей не хотелось бы обращаться ни к дяде, ни к отцу, считая их манеру вышедшей из моды. Она мечтает быть запечатлённой на портрете знаменитым мастером, о котором слышала так много хорошего от своего нового обожателя герцога Моро.
Польщённый словами светской красавицы Леонардо охотно взялся за написание её портрета. Здесь будет уместным сказать несколько слов о старшем современнике Леонардо живописце Карло Кривелли. Как и Леонардо, он был вынужден бежать из родной Венеции, опасаясь строгого наказания по суду за сожительство с женой одного моряка, находившегося в дальнем плавании. Он обосновался в глухой Анконской марке, омываемой водами Адриатики, где работал в том числе и над получившим в истории название «Демидовским алтарём» *) по имени бывшего его владельца А. Н. Демидова, который женившись на племяннице Наполеона Матильде, получил в Италии титул князя Сан Донато и занимался в основном благотворительностью. О его вкладе в дело спасения римского Колизея от дальнейшего разрушения упоминает Стендаль в своих «Прогулках по Риму», а во Флоренции благодарные итальянцы воздвигли ему памятник на левом берегу Арно близь моста Понте Веккьо. Сыну Демидова удалось найти разбросанные всюду тринадцать досок кисти Кривелли из которых был собран знаменитый иконостас. На одной из верхних его частей справа имеется впечатляющее изображение Марии Магдалины.
Если сравнить портрет Лукреции кисти Леонардо с Марией Магдалиной Кривелли, то обнаруживается явное различие между этими изображениями.
Для портрета Лукреции характерно излюбленное Леонардо sfumato, а вот героиня Кривелли написана в жестком стиле венецианских madonieri. Но у обеих красавиц есть одна характерная деталь, а именно: ленточка с кулоном на лбу, получившая название ферроньерка по имени мужа Лукреции некоего Ле Феррона, торговца скобяными изделиями. Благодаря её портрету возникла мода на ношение на лбу ленточки с драгоценным камнем в центре. Ныне картина Леонардо называется «Прекрасная Ферроньера» (Лувр, Париж).
— * —
В записных тетрадях Леонардо говорится, что однажды в мастерскую зашёл грубоватый человек и попросил взять на попечение его десятилетнего сына Джан Джакомо, чтобы мальчишка прислуживал в мастерской. Леонардо с первого взгляда был поражён красотой мальчика, его ангельским ликом и вьющимися кудрями светлых волос до плеч. Клиенты мастера тоже любовались красотой Джан Джакомо. Со временем подросший чертёнок, осознающий влияние и силу своей внешности, становился всё более самонадеянным и смотрел свысока на окружающих. Он капризничал и брезговал есть из общего котла вместе с подмастерьями. Пришлось для него нанять старую повариху. От всех поручаемых ему дел в мастерской он стал отлынивать, гнушаясь любой работы, чтобы не загрязнить своих холёных рук, а на любое замечание отвечал грубостью и бранью. Подмастерья даже собирались поколотить грубияна и лентяя, но не решились, зная об особом отношении хозяина к наглому красавцу.
Говоря о лени и грубости самонадеянного воспитанника, вспомним сказку Леонардо «Пчела и трутни»:
«- Управы на вас нет, бездельники! — не выдержала как-то рабочая пчела, урезонивая трутней, летающих попусту вокруг улья. — Вам бы только не работать. Постыдились бы! Куда ни глянь, все трудятся, делая запасы впрок. Возьмите, к примеру, крохотного муравья. Мал, да удал. Всё лето трудится в поте лица, стараясь не упустить ни одного дня. Ведь зима не за горами.
— Нашла, кого ставить в пример! Да твой хвалёный муравей губит семена каждого урожая. Этот крохобор тащит всякую мелочь в свой муравейник.
Бездельника хлебом не корми, а дай порассуждать, да и в умении очернить других ему не откажешь. Он всегда готов найти оправдание собственной никчёмности».
Леонардо знал о неприятностях, связанных с его любимцем, но ничего не мог с собой поделать. Движимый самыми добрыми чувствами он предложил юнцу всерьёз заняться рисованием, но из этой затеи ничего путного не вышло. А тот без зазрения совести продолжал сетовать на тягость подневольного труда и клянчил поблажки. Чтобы чем-то задобрить хныкающего парня, Леонардо дал ему немного денег на карманные расходы и купил новую нарядную одежду для выхода в люди. Но вскоре он стал замечать, что из его шкатулки в рабочем кабинете стали непонятным образом пропадать деньги, которыми он вёл аккуратный подсчёт в своей тетради.
Как-то до него дошёл слух о том, что его любимец хвастался своими ночными похождениями по злачным местам. Вот когда Леонардо дал резкую оценку нечистому на руку юнцу: «Вор, лжец, упрямец, обжора».
По достижении 20 лет любимец художника Джан Джакомо превратился в подлинное чудовище, исчадье ада, получив прозвище Салаи, то есть демон или дьявол, который будет доставлять немало неприятностей и всей мастерской и самому художнику.
Их отношения растянулись на годы, и в них мало что изменилось: Леонардо по-прежнему снабжал Салаи деньгами, а тот воровал, где только можно.
В архиве Леонардо есть прекрасный рисунок юнца с ангельским профилем, а для контраста рядом лицо старика. Он не раз при написании очередной картины просил Салаи набраться терпения попозировать. Но имеется также рисунок обнаженной фигуры юнца с пропорциональными формами тела. О том, какие чувства мог испытывать художник при написании обнажённой натуры, мало что известно. Но по воспоминаниям современников Леонардо являл собой пример строгого полового воздержания, которое вряд ли свойственно художнику, воспевающему женскую красоту. Сошлёмся на одного из биографов, который приводит следующее высказывание Леонардо, характеризующее его целомудрие: «Акт соития и всего, что связано с ним, так отвратительно, что люди скоро бы вымерли, если бы это не был освящённый стариной обычай и если бы не оставалось ещё красивых лиц и чувственного влечения» **).
Леонардо сохранил до конца жизни единственную любовь только к живописи, воссоздавая на полотнах и в рисунках красоту лиц и безупречные формы тел.
— * —
В его тетрадях проставлена точная дата — 16 июля 1493 года, и далее не сказано ни слова. Через два года на той же странице под означенной датой написано «погребение» и сумма связанных с этим расходов, а потом чистый пробел.
Историки предполагают, что речь идёт о Катерине, матери Леонардо, которая после смерти пропойцы мужа и гибели на войне второго сына, жила в одиночестве, так как шестеро её дочерей все вышли замуж и жили далеко. Тогда она вспомнила о своём, ставшим знаменитым, первенце.
О чувствах, испытанных Леонардо, недавно потерявшего отца, при появлении матери, нам ничего не известно. Всё это осталось в глубине его души.
------
*) А.Махов «Карло Кривелли» издательство пеHates-ПЕНАТЫ, Москва 2000 г.
**) S.Solmi «La resurrezione dell’opera di Leonardo» nel liвbro: «Leonardo da Vinci. Conferenaze Fiorentine». Еdizione Fltrinelli Milano, 1910.
От редакции
К юбилею мастера
Александр Борисович Махов был человеком потрясающе одарённым. Правда, сдаётся, что об этом в Италии знают больше, чем на его родине. На Апеннинах в 2004 году президент Италии Чампи вручил ему золотую медаль за вклад в культуру Италии, а у нас даже его 90-летие замолчали.
Канал «Культура», ау!
Ну что же, с полным на то основанием можно сказать, что он разделил судьбу многих великих итальянцев, о которых писал книги: Леонардо да Винчи, Микеланджело, Вивальди, Тициана, Рафаэля, Караваджо и других.
В своё время Александр Борисович учился музыке, потом окончил институт иностранных языков, но дипломатическая миссия не заслонила от него любовь к итальянской культуре. Его перу принадлежит не только собирание и перевод мудрых сказок и легенд Леонардо. Но и любимый многими «Джельсомино в стране лжецов» Джанни Родари — подарок детям. «Дневник Микеланджело Неистового» Роландо Кристофанелли с предисловием Ренато Гуттузо — огромный научный труд, очень сложный, красивый и необыкновенно интересный.
В переводе Александра Махова вышла впервые на русском языке вся лирика Микеланджело Буонаротти с необыкновенными по изяществу сонетами и глубочайшей мудрости поэтическими размышлениями о природе человека, творчестве, бытии.
Талантливый переводчик, проводник великого наследия, сам не может быть никем иным, как необыкновенным художником слова, литератором, поэтом.
Талант, как известно, вещь разностороння и многогранная. В высших технических заведениях Италии уже много лет очень ценятся переводы с русского на итальянский — общим числом больше пятидесяти — учебников и монографий, среди которых десятитомник «Теоретической физики» Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшица, пятитомник «Курса высшей математики» В. И. Смирнова, учебник «Квантовая механика» А. С. Давыдова и многое другое.
Маятник времени неумолим. Переход Александра Борисовича из математики в лирику столь же органичен, как и у великих итальянцев.
Надо ли говорить, что итальянский он знал едва ли не лучше самих итальянцев, уже почти не говорящих на диалектах, которыми свободно владел Александр Борисович. В Венеции возле Сан-Марко его принимали за своего венецианцы, в Риме на площади Венеции — римляне.
Как жалко, что приходится говорить о Махове в прошедшем времени…
Махов — полная и живая энциклопедия средневековой, ренессансной и современной Италии, в которой умещаются венецианская школа живописи, Антонио Грамши, Альберто Сорди, Федерико Феллини etc.
Лет десять тому назад на свет появился двуязычный двухтомник лирики и по сей день одного из любимейших и значимых поэтов Италии Джакомо Леопарди — такого полного собрания его поэзии и дневников опять-таки в России ещё не было. К этому списку следует добавить переводы Торквато Тассо «Освобождённый Иерусалим», поэзию Папы Римского Иоанна Павла II (Кароля Войтылы) и многочисленные более мелкие работы, перечислять которые нет места.
Талантливый искусствовед Александр Борисович Махов в своё время взял на себя труд составить для издания в России историю итальянского искусства от художников XIII века до современных мастеров. А последние годы он работал над книгами из серии «Жизнь замечательных людей», среди которых только один перевод — «Вивальди» Боккарди Вирджилио, а остальные — авторские труды о Тициане, Караваджо и Рафаэле, Микеланджело.
Книгу о Леонардо, которую мы публикуем, он не успел закончить…
Каждая из этих книг — не столько самое полное жизнеописание этих великих мастеров, но и разносторонняя и живая, яркая картина эпохи.
А ещё Александр Борисович — был членом редколлегии журнала «Юность». Но это была другая «Юность». Другие люди, другое время…
Итальянцы высоко оценили вклад Александра Борисовича Махова в культурное развитие своей страны, а «мы ленивы и нелюбопытны».
Но он есть, был и будет.
Auguroni caro, Александр Борисович! С днём рождения!
90 лет одиночества…
Мы это преодолеем, бывало и похуже.