
Тридцатилетний Леонардо с двумя спутниками появился в ломбардской столице в феврале 1482 года, в самый разгар зимнего карнавала. Одетые в дорогу налегке флорентийцы сразу ощутили более холодный миланский климат с его ветрами, дующими с Севера. Их здесь ждали, и им был оказан радушный приём.
Не тратя времени даром, Леонардо сразу же взялся за дело, которое надеялся здесь осуществить и ради чего сюда прибыл, помимо устройства и художественного оформления невиданно роскошных в праздничные дни и в будни ярких представлений, подсказанных его неуёмной фантазией. Но прежде всего ему предстояло проявить в деле свои созидательные способности учёного, конструктора и инженера. В отличие от Флоренции Милан был промышленным городом, нуждающимся в опытных техниках и инженерах.
В оборудованном под мастерскую доме в центре города пришлось увеличить пространство за счёт подвала и чердака для размещения цехов по обработке драгоценных камней и пошиву праздничных нарядов. Было выделено помещение с особой акустикой для изготовления и настройки музыкальных инструментов. Сам Леонардо, обладающий тонким слухом, хорошо играл на лире, которую смастерил сам, и помогал музыкантам в подборе нужного инструмента. В подвале размещался цех скобяных изделий. Оба сноровистых товарища Леонардо проявляли подлинные чудеса смекалки, изобретательности и мастерства. Особым спросом пользовались кулоны и ожерелья из драгоценных минералов тонкой огранки. Случались дни, когда не было отбоя от дотошных богатых посетителей, у которых глаза разбегались при виде такого разнообразия, которым ещё когда-то восхищался поэт *)
Сапфиры, жемчуг, золото, рубины,
И хризолиты, и алмазы там
Могли цветами выглядеть с картины —
Подарок ветра этим берегам.
Светских модниц особенно интересовали ткани и наряды швейного цеха, где Леонардо с его рисунками и раскроем шёлка или бархата вполне мог бы слыть законодателем мод.
Однажды в мастерской объявилась подлинная красотка лет 17–18, назвавшаяся Чечилией Галлерани, которая изъявила желание иметь свой портрет, о чём просит и её влиятельный друг, коим оказался никто иной, как сам Лодовико Сфорца. Мог ли Леонардо не согласиться на эту просьбу, когда сама удача просилась ему в руки? Так появилась известная картина «Дама с горностаем». Появление зверька здесь не случайно, ибо горностай присутствует на родовом гербе герцогов Сфорца.
На портрете Чечилия изображена, словно застигнутая врасплох. Она вроде обернулась, словно увидев кого-то или что-то, да и зверёк, кажется, вот-вот готов выпрыгнуть из рук хозяйки. Здесь во всём явно ощущается движение, что лишний раз подтверждает выдающуюся способность Леонардо рисовать невидимое, сокрытое от взоров остальных людей. Однако нельзя не заметить на превосходном портрете диспропорцию в размерах головы, лица и руки, удерживающей горностая. Причина появления такого дефекта до сих пор не выяснена и, как многое у Леонардо, загадочна. Хотя у него имеется по этому поводу такое суждение: «Никогда не следует писать голову в том же повороте, что и грудь, следующую за движением ноги; если голова повернута к правому плечу, то рисуй её части с левой стороны ниже, чем с правой…».
Присутствие на картине горностая нельзя назвать большой редкостью. В домах богатых людей была мода держать приручённых зверюшек, за которыми охотники отправлялись за тридевять земель, куда дорогу проложил лет двести назад знаменитый венецианец Марко Поло. А у Леонардо есть сказка под таким названием:
«Однажды, когда лисица была занята трапезой, мимо пробегал горностай в своём великолепном одеянии.
— Хочешь отведать, приятель? Не стесняйся! — предложила насытившаяся и подобревшая лисица.
— Благодарю покорно, — с достоинством ответил горностай, — но я уже пообедал.
— Ха, ха, ха! — засмеялась та. — Скромнее вас, горностаев, не сыскать других животных на земле. Какие же вы чистюли! Просто диву даёшься. Едите раз в день и предпочитаете голодать, лишь бы не замарать свою шубку.
Вдруг откуда не возьмись появились охотники. Рыжая молниеносно скрылась, а горностай стремглав помчался к своему укрытию. Но солнце успело растопит снег, и его норка, ещё утром такая опрятная и ухоженная, заплыла грязью. Белоснежный горностай несколько замешкался, стараясь не запачкаться, и тут-то охотники сразили его наповал.
Умеренность служит надёжной защитой от пороков. И гордый горностай предпочитает скорее погибнуть, нежели запятнать грязью свою чистоту».
— * —
На Чечилию портрет произвёл сильное впечатление, и от растерянности она не знала, как отблагодарить художника. Тогда, воспользовавшись случаем, Леонардо попросил её о небольшой любезности, а именно: передать лично в руки её друга написанное им письмо и несколько страниц из подготовленного ранее «Резюме».
Чтобы ещё ближе расположить к себе герцога, он обратился к нему со следующим посланием: «У меня есть планы мостов очень лёгких и прочных, весьма пригодных к переносу… Я нашёл способы, как разрушить любую крепость или какое другое укрепление, если, конечно, оно не стоит на
скале… У меня имеются также чертежи для изготовления пушек, очень удобных и лёгких при транспортировке, а с их помощью можно разбрасывать камни наподобие града… Я знаю, как добираться в отдалённое место через пещеры по секретным путям безо всякого шума, даже если придётся для этого проходить по узким траншеям или под рекой… Я могу делать закрытые колесницы, неприступные и безопасные, которые со своей артиллерией врываются во вражеский строй и ни один человек не может им противостоять… Могу сделать такую пушку, мортиру или какое другое артиллерийское орудие, что оно будет выгодно отличаться от тех, какие обычно используются… Я могу создать катапульту, баллисту или другую машину удивительной силы».
Письмо возымело силу, и многие высказанные в нём идеи были приняты Лодовико Сфорца по прозвищу Моро (Мавр) из-за цвета его кожи и волос. Особенно его воображение поразила предлагаемая Леонардо боевая колесница с серповидными лезвиями, способная наводить ужас на любого противника и принудить его к бегству.
Моро загорелся надеждой на то, что созданные Леонардо машины и механизмы помогут ему укрепить свою власть и с успехом отбивать участившиеся наскоки врагов в ходе трагических событий, вошедших в историю под названием Итальянские войны между государствами-городами, которые непрерывно велись на протяжении всего XV века. Апеннинский полуостров или «Итальянский сапог» был лакомым куском для завоевателей всех мастей. Тогдашняя Италия представляла собой конгломерат враждующих между собой государств-областей.
В рукописях Леонардо можно прочесть, что писал миланский правитель Моро флорентийскому послу 3 марта 1493 года: «Вы постоянно толкуете мне об Италии, а я между прочим никогда её не видел» **).
Завоевательные походы Франции и Испании привели захваченные земли в полное запустение. Когда-то Данте кратко описал схожую ситуацию в терцинах «Чистилища» (Песнь VI, строфы 76–78):
Италия, раба, скорбей очаг,
В великой буре судно без ветрил,
Не госпожа народов, а кабак!
И уже в начале ХХ века видный публицист и писатель Джузеппе Преццолини писал: «В Италии ничего нет стабильного, кроме временного» ***).
Говорят, однажды-Де Голль воскликнул: «Аh, les italiens!» (Ах, уж эти итальянцы!).
— * —
Жизнь в городе шла своим чередом, а в придворном театре зрителей восхищали подвешенные на специальных тросах рисованные на больших холстах декорации с яркими пейзажами, которые то и дело менялись. И — вспышки молний и отдалённые раскаты грозы под звуки барабанящего по воображаемой крыше дождя и неумолкающий рёв труб, литавр и цимбалов. А на самой сцене, оборудованной бесшумным поворотным кругом, разыгрывались забавные смешные интермедии в исполнении Зороастро и Аталанте, заставлявших зрителей смеяться до упада.
Во время таких представлений широко использовались наряду с фокусами и клоунадой некоторые сюжеты из сказок, сочинённых Леонардо, и его facezie, чаще заимствованные из народного фольклёра и не лишённые двусмысленности. Но особым успехом у зрителей пользовались разыгранные в лицах на сцене леонардовские сказки и забавные истории. Во многих из них зрители, словно глядя в зеркало, узнавали самих себя, своих соседей и потешались.
Например, два бравых помощника разыграли в лицах его забавную сказку «Справедливость», которая начинается с восклицаний:
— Нет на свете справедливости! — жалобно запищала мышь, чудом вырвавшись из когтей кошки.
— Доколе же терпеть напраслину? — возмутилась ласка, едва успев спрятаться в узком дупле от кошки.
— Житья нет от произвола! — промяукала кошка, прыгнув на высокий забор, с опаской глядя на брешущего дворового пса.
— Успокойтесь, друзья! — сказала им мудрая сова, сидевшая в клетке на крестьянском дворе. — В ваших сетованиях на жизнь есть доля правды. Но разве справедливость принадлежит по праву кому-то одному из вас?
При этих словах мышь выглянула из норки, ласка высунула носик из дупла, кошка поудобней устроилась на заборе, а пёс присел на задние лапы.
— Справедливость, — продолжала сова, — это высший закон природы, по которому между всеми живущими на земле устанавливается разумное согласие. Посмотрите, как дружно живёт и трудится пчелиный рой на пасеке. И если хоть одна пчела нарушит свой долг, её ждёт неминуемая кара. В природе всё мудро продумано и устроено, где каждый должен заниматься своим делом, и в этой мудрости — великая справедливость в жизни».
Большой интерес у зрителя вызвал рассказ словно выхваченный из самой жизни, под заглавием «Богач и бедняк». В нём говорится:
«Один ремесленник6 поработав в мастерской, любил порой посетить дом местного богача. Постучав в дверь и войдя в дом, он молча стоял у порога.
— Что тебе, братец, надобно? — спросил его хозяин. — Вижу, как ты стоишь и ничего не просишь. Сделай милость, скажи, в чём ты нуждаешься?
— Благодарю, ваша светлость, — ответил бедняк. — Я прихожу к вам, чтобы отвести душу и посмотреть, как живёт богатый человек. Такую роскошь можем себе позволить только мы, простолюдины. А вы, знатные синьоры, лишены такой благодати и вам негде отвести душу, ибо вокруг вас живут одни бедолаги, вроде меня».
Всякий раз после представления благодарные зрители шли проводить великого мастера до дома. На прощанье он обещал им рассказать при случае ещё несколько забавных поучительных историй. В нём было столько обаяния и сердечности в общении с ближним, а его знания столь глубоки, что вскоре он стал любимцем миланцев.
— * —
В мастерской не затихала работа от поступающих заказов. Особая нагрузка ложилась на цех в подвале, где подмастерьям моложе двадцати лет было запрещено брать в руки кисти и краски. Среди них выделялся один заносчивый парень, которого за враньё и хвастовство остальные ребята недолюбливали.
Леонардо, не переносивший болтунов, вралей и хвастунов, высмеял их в сказке «Язык и зубы»:
«Жил-был на свете мальчик, страдающий серьёзны недугом, которому иногда подвержены и взрослые. Он беспрестанно болтал, не зная меры.
— Что за наказание этот язык! — ворчали зубы. — Когда же он угомонится и помолчит немного?
— Какое вам до меня дело? — нагло отвечал язык. — Жуйте себе на здоровье, что я вам выберу, и помалкивайте. Вот и весь вам сказ!
И мальчик продолжал без умолку болтать. Но однажды он так увлёкся болтовнёй, что попал впросак, и чтобы выпутаться из неприятности, позволил языку сказать заведомую ложь. Тогда зубы не выдержали и разом сомкнулись, укусив до крови зарвавшегося врунишку.
С той поры язык ведёт себя с опаской, да и мальчик, прежде чем вымолвить слово, дважды подумает».
Среди других учеников мастерской особо следует выделить совсем юных Джованни Антонио Бельтрафио, Марко д’Оджоно, Чезаре да Сесто, Франческо Мельци и испанца Фернандо де Льянос. Всем им были присущи усидчивость и плодовитость. Они прислушивались к советам мастера и часто использовали его сюжеты. Но ни один из них не стал выдающимся художником, поскольку Леонардо не проявлял достаточного внимания преподаванию. Но в своём незаконченном труде «О живописи», представляющим собой чуть ли не учебник, которым позднее воспользуются многие поколения художников, среди своих учеников он не видел никого, кто верно следовал бы его методу. Все они постигали азы мастерства, усердно копируя картины Леонардо, стараясь передать его стиль. Благодаря их неуклюжим копиям в наше время удалось установить подлинность некоторых леонардовских композиций.
Леонардо выделял среди учеников Франческо Мельци, выходца из благородной семьи. Он появился в мастерской в 1507 году четырнадцатилетним подростком. Восприимчивый и тактичный юнец вскоре понял, что за внешней сдержанностью мастера скрывается мучительное одиночество. Он с вниманием и заботой относился к утратившему иллюзии Леонардо, который в знак благодарности полюбил его как сына. Значение и роль Мельци особенно возрастёт в последние годы жизни великого мастера, о чём будет сказано позже.
— * —
В часы временного затишья Леонардо доставал незаконченную «Джоконду» которую начал писать во Флоренции, где увидел Мону Лизу, упросив её мужа торгового дельца Дель Джокондо из соседнего дома разрешить жене позировать. Польщённый просьбой знаменитого живописца, тот не возражал. Леонардо постоянно вносил в картину поправки и всюду возил ее с собой, никому не показывая.
Передышка была недолгой, и Моро повелел Леонардо отправиться в Ломеллину, что в окрестностях Милана, где у него были имения и большие земельные латифундии, захваченные силой или выкупленные. Там были земли в основном непригодные для посева. Пришлось осушать часть заболоченных участков, а на канале Маргезина соорудить высокую плотину в 25 ступеней, по которым вода из образованного озера стала медленно стекать на заливные луга. Благодаря точным инженерным расчётам Леонардо и усилиям учеников вся местность преобразилась, став цветущим аграрным краем.
Моро являлся внуком известного кондотьера Франческко Сфорца, который женившись на дочери миланского правителя Висконти, узурпировал власть тестя. На мощной крепостной башне нынешнего хозяина дворца Сфорца сохраняется герб бывших правителей Висконти.
Оценив боевую мощь предложенных Леонардо средств, Моро даёт ему ряд поручений, в том числе заказ на конную статую, чтобы увековечить память Франческо Сфорца, основателя нынешней правящей династии.
В Северной Италии укоренилась готическая традиция увековечивать память великих правителей и полководцев конными статуями. Например, ставшая классикой статуя известного разбойника Гаттамелата («пёстрая кощка») работы Донателло в Падуе или творение Верроккьо — конная скульптура Коллеони в Венеции. Леонардо мог судить о них только по рисункам и чертежам, поскольку никогда не был в Падуе, а с работой Верроккьо был знаком, будучи ещё учеником в его мастерской.
Леонардо решил превзойти своих великих предшественников и, берясь за работу пока лишь над фигурой коня, мечтал сотворить гигантскую статую высотой около восьми метров. Он охотно взялся за работу над заказом, поскольку с детства любил лошадей, и у него имелось немало созданных ранее рисунков с любимыми животными в разных ракурсах и положениях.
Тогда же появились рисунки с лошадьми, вставшими на дыбы.
«Конь» — грандиозный скульптурный проект Леонардо, работа над которым продлилась почти шестнадцать лет с перерывами. Поначалу он вылепил модель из глины, от которой и следа не осталось. Затем появилась мощная фигура «Коня», вылепленная в гипсе поверх металлической структуры. Об этом гиганте весть разнеслась по всей Италии. Но этому шедевру не суждено было быть завершённым, о чём речь пойдёт далее.
------
*) Л.Ариосто «Неистовый Роланд», XXXIV, строфа 49. Ленинград 1938 г.
**) История Италии. Том 1. Издательство «Наука», М. 1970.
***) Alberto Astor Rosa «toria della letteratura italiana», стр. 395:Флоренция 1976.