Ока­зав­шись сно­ва во Фло­рен­ции, Лео­нар­до пер­вым де­лом на­вес­тил от­ца, что­бы оста­вить у не­го свои по­жит­ки. Сэр Пье­ро пред­ста­вил его чет­вёр­той сво­ей же­не на сно­сях, но, ве­ря пред­рас­суд­кам, не стал зна­ко­мить сы­на — бас­тар­да со сво­и­ми деть­ми, иг­рав­ши­ми в со­сед­ней ком­на­те. Он дол­го по­учал Лео­нар­до, где и на ка­ких усло­ви­ях сле­ду­ет снять при­лич­ное по­ме­ще­ние под мас­тер­скую и на­звал на­дёж­ные бан­ки для от­кры­тия сче­та. Под ко­нец сэр Пье­ро по­со­ве­то­вал не це­ре­мо­нить­ся с за­каз­чи­ка­ми, кем бы они ни бы­ли, что­бы обес­пе­чить се­бе до­стой­ную ста­рость.

Уже в 1480 го­ду Лео­нар­до об­за­вёл­ся собст­вен­ной мас­тер­ской и не ис­пы­ты­вал не­до­стат­ка в за­каз­чи­ках, ко­то­рые к не­му об­ра­ща­лись по ре­ко­мен­да­ции са­мо­го Вер­роккьо, в чью мас­тер­скую пос­ле все­го пе­ре­жи­то­го он не и мыс­лил воз­вра­щать­ся.

Здесь умест­но вспом­нить, как Лео­нар­до пред­став­лял се­бе су­щест­ву­ю­щее раз­ли­чие меж­ду скульп­ту­рой и жи­во­писью. В его кни­ге «О жи­во­пи­си»* мож­но про­честь та­кое иро­нич­ное суж­де­ние о скульп­ту­ре: «Его ли­цо вы­ма­за­но и на­пуд­ре­но мра­мор­ной пылью так, что он по­хож на бу­лоч­ни­ка; он весь по­крыт мел­ки­ми оскол­ка­ми мра­мо­ра, слов­но на его спи­не ле­жит снег, и жи­ли­ще его на­пол­не­но пылью и щеб­нем. Со­всем дру­гое у жи­во­пис­ца… Вот он си­дит, удоб­но рас­по­ло­жив­шись пе­ред сво­ей кар­ти­ной, хо­ро­шо оде­тый, и во­дит лег­чай­шей кис­точ­кой с при­ят­ны­ми крас­ка­ми. И жи­ли­ще его пол­но за­бав­ных ри­сун­ков и си­я­ет чис­то­той. Час­то к не­му при­хо­дят друзья, они му­зи­ци­ру­ют, ли­бо чи­та­ют пре­крас­ные сти­хи, и это мож­но слу­шать с на­слаж­де­ни­ем, ведь не ме­ша­ет ни стук мо­лот­ка, ни ка­кой дру­гой до­сад­ный шум».

Ва­за­ри пи­шет, что у Лео­нар­до бы­ла при­выч­ка бро­дить по го­ро­ду в по­ис­ках кра­си­вых лиц, ко­то­рые он за­пе­чет­ле­вал в ри­сун­ках бла­го­да­ря фе­но­ме­наль­ной па­мя­ти. Но его при­вле­ка­ли в тол­пе и урод­ли­вые ли­ца, при­чём уродст­во он счи­тал ошиб­кой при­ро­ды и мог про­вес­ти в ра­бо­те над ри­сун­ком не один час, слов­но за­ин­те­ре­со­вав­шее его ли­цо си­дит пе­ред ним.

В той же кни­ге «О жи­во­пи­си» Лео­нар­до за­ме­ча­ет: «Ты смо­жешь час­тень­ко по­раз­влечь се­бя, ког­да вы­хо­дишь от­дох­нуть и про­гу­лять­ся на све­жем воз­ду­хе, если бу­дешь на­блю­дать и де­лать за­ри­сов­ки лю­дей, ког­да они раз­го­ва­ри­ва­ют, или спо­рят друг с дру­гом, или бро­са­ют­ся друг на дру­га с ку­ла­ка­ми… всё это за­пе­чат­ле­ешь быст­ры­ми штри­ха­ми в ма­лень­ком кар­ман­ном аль­бом­чи­ке, ко­то­рый бу­дешь всег­да но­сить с со­бой. И пусть в нём бу­дет слег­ка под­све­чен­ная бу­ма­га, что­бы ты не смог сте­реть на­ри­со­ван­но­го, а вся­кий раз дол­жен пе­ре­вер­нуть стра­нич­ку. Та­кие за­ри­сов­ки не­льзя ни в ко­ем слу­чае сти­рать, их на­доб­но со­хра­нять с край­ним при­ле­жа­ни­ем, по­то­му что су­щест­ву­ет столь­ко форм и дейст­вий, что па­мять не­спо­соб­на их удер­жать. По­это­му те­бе сле­ду­ет хра­нить эти на­брос­ки: они при­ме­ры для те­бя и тво­е­го учи­те­ля».

— * —

Од­ним из пер­вых был за­каз на на­пи­са­ние «Ма­дон­ны Лит­та», бес­спор­но­го ше­дев­ра сре­ди лео­нар­дов­ских жен­ских порт­ре­тов. Как и на­пи­сан­ная чуть ра­нее «Ма­дон­на Бе­нуа», обе ра­бо­ты под­вер­га­лись в раз­ное вре­мя серь­ёз­ным пе­ре­дел­кам, но со­хра­нив­ши­е­ся ав­тор­ские эс­ки­зы и чер­те­жи по­зво­ли­ли оце­нить под­лин­ную кра­со­ту кар­тин, яв­ля­ю­щих­ся гор­достью эр­ми­таж­ной кол­лек­ции в Санкт Пе­тер­бур­ге. Но их от­ли­ча­ет бро­са­ю­ще­е­ся в гла­за су­щест­вен­ное раз­ли­чие. Если в «Ма­дон­не Бе­нуа» глав­ное — в ощу­ще­нии дви­же­ния фи­гур, то в «Ма­дон­не Лит­та» на­обо­рот -оста­но­вив­ше­е­ся мгно­венье пре­крас­но­го чу­да, о ко­то­ром так и хо­чет­ся ска­зать сти­ха­ми Ми­ке­ланд­же­ло:

Че­ло пре­лест­ное слег­ка лас­кая,
На куд­рях зо­ло­тых ле­жит ве­нок,
И каж­дый вде­тый в во­ло­сы цве­ток
Быть пер­вым но­ро­вит, гла­ву лоб­зая…*.

Сре­ди пер­вых за­ка­зов вы­де­ля­ет­ся ещё один ше­девр под на­зва­ни­ем «Бла­го­ве­ще­ние», в ко­то­ром цвет и фор­ма на­столь­ко по­ра­жа­ют, что за­став­ля­ют за­быть о яв­ной «тех­ни­чес­кой» на­ив­нос­ти мо­ло­до­го ху­дож­ни­ка, вы­зван­ной не­хват­кой долж­но­го опы­та. В кар­ти­не по­ка ещё за­мет­но не со­всем уве­рен­ное вла­де­ние про­пор­ци­я­ми. Так Де­ва Ма­рия си­дит слиш­ком да­ле­ко от пю­пит­ра и её ру­ка по­это­му чрез­мер­но длин­на. Двух пер­со­на­жей окру­жа­ет кра­си­вей­шая при­ро­да с де­таль­но про­ри­со­ван­ным цве­ту­щим лу­гом на фо­не рас­ту­щих ряд­ком ки­па­ри­сов и дру­гих де­ревь­ев. Пей­заж по­сте­пен­но свет­ле­ет по ме­ре от­да­ле­ния от зри­те­ля, а ре­ка и го­ры вда­ли поч­ти про­зрач­ны. «Бла­го­ве­ще­ние» яв­ля­ет­ся гор­достью кол­лек­ции га­ле­реи Уф­фи­ци.

Дру­гим сре­ди пер­вых был за­каз на на­пи­са­ние «Свя­то­го Иеро­ни­ма», ко­то­рый по ду­ху был бли­зок Лео­нар­до как учё­ный и мыс­ли­тель, обу­ре­ва­е­мый жаж­дой зна­ний. Его де­я­тель­ность охва­ты­ва­ет зна­чи­тель­ный по вре­ме­ни пе­ри­од меж­ду Тре­чен­то и Кват­ро­сен­то (как в Ита­лии при­ня­то на­зы­вать XIII и ХIV век), ког­да он пе­ре­вёл Вет­хий За­вет с ев­рей­ско­го на ла­тынь, что лег­ло в ос­но­ву так на­зы­ва­е­мой Биб­лии-вуль­га­та. Кар­ти­на оста­лась не­за­вер­шён­ной, но в ней пов­то­ря­ет­ся од­на из из­люб­лен­ных тем Лео­нар­до, а имен­но — вы­ра­же­ние эмо­ций у че­ло­ве­ка и зве­ря. Си­дя­щий свя­той с от­ре­шён­ным взгля­дом го­тов, ка­жет­ся, уда­рить се­бя кам­нем, а ди­кий лев, ле­жа­щий вни­зу спра­ва, ос­та­ёт­ся ко все­му без­участ­ным. В сказ­ке Лео­нар­до «Лев и пе­тух» го­во­рит­ся:

«Про­снув­шись на рас­све­те, царь зве­рей слад­ко по­тя­нул­ся и пря­ми­ком на­пра­вил­ся к ре­ке. Для по­ряд­ка он мощ­но рык­нул, опо­ве­щая о сво­ём при­бли­же­нии мел­кое зверьё, ко­то­рое обыч­но со­би­ра­ет­ся у во­до­поя и му­тит во­ду.

Не успел он прой­ти не­сколь­ко ша­гов, как его слух по­ра­зил про­нзи­тель­ный клич. Где-то по­бли­зос­ти над­ры­вал­ся го­ло­си­с­тый пе­тух. Лев оста­но­вил­ся как вко­пан­ный и его на­ча­ла бить мел­кая дрожь. А пе­тух, слов­но над ним из­де­ва­ясь, за­го­ло­сил ещё пу­ще во всю свою лу­жё­ную глот­ку и к то­му же при­нял­ся но­сить­ся по кру­гу, во­инст­вен­но по­тря­сая крас­ным гре­беш­ком.

Из-за вы­со­кой тра­вы льву был ви­ден толь­ко под­ра­ги­ва­ю­щий ог­нен­ный хо­хо­лок да слы­шен не­зна­ко­мый клич: „Ку-ка-ре-ку!“. Не пом­ня се­бя стра­ха и за­быв про жаж­ду, по­срам­лён­ный царь зве­рей умчал­ся в ча­щу».

В «Свя­том Иеро­ни­ме» по­ра­жа­ет стран­ная ар­хи­тек­тур­ная де­таль с тре­щи­ной сверху в пра­вом уг­лу — вы­ра­же­ние ма­те­ри­аль­но ми­ра, от ко­то­ро­го от­рёк­ся свя­той. Кар­ти­на на­пи­са­на в раз­ра­бо­тан­ной Лео­нар­до ма­не­ре све­то­воз­душ­ной дым­ки «sfumato».

— * —

Не­смот­ря на упрёки от­ца, тре­бу­ю­ще­го в лю­бом де­ле со­блю­дать по­ря­док, Лео­нар­до брал­ся од­нов­ре­мен­но за раз­ные за­ка­зы, остав­ляя их не­за­вер­шён­ны­ми.

Так слу­чи­лось и с боль­шой ал­тар­ной кар­ти­ной «По­кло­не­ние волх­вов» по за­ка­зу мо­на­хов мо­на­с­ты­ря Сан До­на­то в Ско­пе­то не­по­да­лёку от Фло­рен­ции, ко­то­рые при­бе­га­ли к услу­гам но­та­ри­уса сэра Пье­ро да Вин­чи. На­пи­сан­ная на доске кар­ти­на слож­на по сво­ей струк­ту­ре и её час­то на­зы­ва­ют по­тря­са­ю­щей «не­до­дел­кой», ста­вя­щей пе­ред ис­кус­ст­во­ве­да­ми мно­жест­во за­га­док… Все её пер­со­на­жи на­хо­дят­ся в не­ко­ей «за­вих­рён­нос­ти» во­круг цент­раль­ной фи­гу­ры — Де­вы Ма­рии с Мла­ден­цем на ру­ках, ко­то­рый про­тя­ги­ва­ет ру­чон­кой ми­ло­с­ты­ню од­но­му из волх­вов. При­ня­то счи­тать, что Лео­нар­до по­мес­тил здесь на­вер­ху спра­ва ав­то­порт­рет в об­ра­зе мо­ло­до­го че­ло­ве­ка, опи­ра­ю­ще­го­ся на ствол де­ре­ва.

Очень сло­жен по ком­по­зи­ции фон кар­ти­ны. Сле­ва вы­де­ля­ет­ся ан­тич­ное стро­е­ние с мно­гос­ту­пен­ча­той лест­ни­цей, ве­ду­щей вверх. Здесь же ска­чу­щий всад­ник и гла­зас­тая мар­тыш­ка, а в глу­би­не — ре­ка с плы­ву­щи­ми по ней ко­раб­ля­ми.

По­ка за­каз­чи­ки спо­ри­ли о го­но­ра­ре, Лео­нар­до оста­вил кар­ти­ну на хра­не­ние Аме­ри­го де Бен­чи, сво­е­му глав­но­му фи­нан­сис­ту и от­цу по­лю­бив­шей­ся ему кра­са­ви­цы Джи­нев­ры.

За­во­е­вав все­об­щее при­зна­ние сво­им ис­кус­ст­вом и об­ре­тя за­вид­ную не­за­ви­си­мость, Лео­нар­до с го­ло­вой ухо­дит в на­уку. В те го­ды ему уда­лось близ­ко сой­тись с не­ко­то­ры­ми фло­рен­тий­ски­ми учё­ны­ми. Осо­бен­но тес­ная друж­ба свя­зы­ва­ла его с ма­те­ма­ти­ком и ме­ха­ни­ком Па­о­ло Даль Поц­цо Тос­ка­нел­ли, ко­то­рый на­ка­ну­не пер­вой экс­пе­ди­ции Ко­лум­ба об­ра­тил­ся к не­му с пись­мом, из­ло­жив свои взгля­ды и на­уч­ные рас­чёты, под­тверж­да­ю­щие су­щест­во­ва­ние не­ве­до­мых зе­мель на За­па­де.

Тос­ка­нел­ли от­бро­сил мно­го­ве­ко­вой опыт утра­тив­ших ве­ру в ре­аль­ный, ося­за­емый мир учё­ных Сред­не­ве­ковья, со­чтя его не­при­ем­ле­мым, и по­шёл сво­им не­тор­ным пу­тём.

Труд­но пе­ре­чис­лить ес­тест­вен­ные и точ­ные на­уки, ис­то­рия раз­ви­тия ко­то­рых не бы­ла бы свя­за­на с име­нем Лео­нар­до, где бы он не ска­зал но­вое сло­во или не вы­ска­зал сме­лые до­гад­ки, под­тверж­дён­ные впо­следст­вии дру­ги­ми вы­да­ю­щи­ми­ся ума­ми.

Ма­те­ма­ти­ка и ме­ха­ни­ка, фи­зи­ка и аст­ро­но­мия, хи­мия и гео­ло­гия, гео­гра­фия и бо­та­ни­ка, ана­то­мия и фи­зио­ло­гия — всё это ин­те­ре­со­ва­ло в рав­ной сте­пе­ни его про­нзи­тель­ный ум. Лео­нар­до меч­тал о со­зда­нии эн­цик­ло­пе­ди­чес­кой сис­те­мы «Ве­щей при­ро­ды», ко­то­рая охва­ты­ва­ла бы всё ми­ро­зда­ние. Од­на­ко эта идея ока­за­лась не­по­силь­ной да­же та­ко­му ти­та­ну, ка­ким был Лео­нар­до да Вин­чи, хо­тя сам он при­зна­вал, что «ни од­на ра­бо­та не мог­ла бы ме­ня уто­мить, ибо са­ма при­ро­да со­тво­ри­ла ме­ня та­ко­вым». При жиз­ни ему уда­лось сис­те­ма­ти­зи­ро­вать бо­га­тей­ший ма­те­ри­ал лишь по от­дель­ным от­рас­лям зна­ния.

Этот ве­ли­чай­ший ум не огра­ни­чи­вал­ся толь­ко пре­де­ла­ми Зем­ли, его ма­ни­ли прос­то­ры Все­лен­ной. Лео­нар­до вни­ма­тель­но изу­чал за­ко­ны по­лёта птиц, на­пи­сал об этом спе­ци­аль­ный трак­тат и оста­вил рас­чёты и чер­те­жи изо­бре­тён­но­го им воз­ду­хоп­ла­ва­тель­но­го ап­па­ра­та. Не слу­чай­но пе­ред зда­ни­ем Меж­ду­на­род­но­го рим­ско­го аэро­пор­та Фью­ми­чи­но вы­сит­ся ве­ли­чест­вен­ная фи­гу­ра Лео­нар­до да Вин­чи — пер­во­го изо­бре­та­те­ля, при­сту­пив­ше­го к прак­ти­чес­ко­му осу­щест­вле­нию ве­ко­вой меч­ты че­ло­ве­ка о по­лёте.

Как ни ве­ли­ка бы­ла его сла­ва жи­во­пис­ца, твор­ца и эру­ди­та, Лео­нар­до упор­но со­вер­шенст­во­вал свои зна­ния, не мыс­ля жиз­ни без по­сто­ян­но­го по­ис­ка. Он счи­тал, что «всяк бе­ру­щий­ся за де­ло без долж­ных зна­ний по­до­бен мо­ря­ку, от­прав­ля­ю­ще­му­ся в пла­ва­ние без ру­ля и ком­па­са».

Со­вре­мен­ни­ки без одоб­ре­ния от­но­си­лись к его за­ня­ти­ям на­укой, счи­тая их при­хотью, и ко­ри­ли мас­те­ра за «заб­ве­ние» жи­во­пи­си. Осо­бен­но вор­ча­ли кап­риз­ные за­каз­чи­ки, не по­лу­чив обе­щан­но­го, и гро­зи­лись да­же по­дать в суд. Од­на­ко со сто­ро­ны Лео­нар­до это бы­ло не от­ступ­ни­чест­во, а лишь глу­бо­ко осо­знан­ная по­треб­ность по­ве­рять «ал­геб­рой гар­мо­нию», что­бы вдох­нуть но­вую жизнь в ис­кус­ст­во и обо­га­тить его бо­лее со­вер­шен­ны­ми вы­ра­зи­тель­ны­ми средст­ва­ми.

Так, изу­чая оп­ти­ку, за­ко­ны от­ра­же­ния и пре­лом­ле­ния све­та, Лео­нар­до осво­ил мяг­кую жи­во­пис­ную ма­не­ру, ос­но­ван­ную на со­пос­тав­ле­нии при­глу­шён­ных то­нов и раз­ра­бо­тал ме­тод так на­зы­ва­е­мой «дым­ча­той све­то­те­ни», при­да­вав­шей не­пов­то­ри­мую по­э­тич­ность и гар­мо­нию та­ким бес­спор­ным ше­дев­рам, как «Джо­кон­да», «Ма­дон­на в ска­лах» и бо­лее ран­няя ра­бо­та «Бла­го­ве­ще­ние». Своё де­ло он на­зы­вал «На­укой жи­во­пи­си», под­чёр­ки­вая тем са­мым объ­ек­тив­ный ха­рак­тер вос­про­из­ве­де­ния дейст­ви­тель­нос­ти на его хол­стах.

Спрос на кар­ти­ны с каж­дым го­дом воз­рас­тал, по­яви­лись но­вые друзья, чьим мне­ни­ем он до­ро­жил. Од­наж­ды в их ком­па­нии за­шёл раз­го­вор о но­вой от­че­ка­нен­ной ме­да­ли с изо­бра­же­ни­ем Ло­рен­цо Ве­ли­ко­леп­но­го. Мне­ния бы­ли вы­ска­за­ны раз­ные, а Лео­нар­до уви­дел в ме­да­ли лишь уродст­во пра­ви­те­ля Фло­рен­ции. Его сло­ва до­шли до Ве­ли­ко­леп­но­го и тот за­та­ил зло­бу на ху­дож­ни­ка. В 1481 го­ду воз­ник во­прос об от­прав­ке в Ва­ти­кан по прось­бе па­пы Сикс­та IV луч­ших жи­во­пис­цев для рос­пи­си Сикс­тин­ской ка­пел­лы. Ло­рен­цо вы­черк­нул имя Лео­нар­до из пред­став­лен­но­го ему спис­ка мас­те­ров, ку­да во­шли Бот­ти­чел­ли, Гир­лан­дайо, Синь­о­рел­ли, Пе­руд­жи­но, Пин­ту­риккьо и Рос­сел­ли, что силь­но за­де­ло са­мо­лю­бие мо­ло­до­го ху­дож­ни­ка, если не уни­зи­ло в гла­зах дру­зей и не­ко­то­рых за­каз­чи­ков.

— * —

Судь­бе не суж­де­но бы­ло рас­по­ря­дить­ся так, что­бы два ве­ли­чай­ших мас­те­ра Лео­нар­до и Ми­ке­ланд­же­ло по­встре­ча­лись в род­ном го­ро­де. Они обя­за­тель­но встре­тят­ся, но позд­нее при рос­пи­си од­но­го за­ла в Palazzo Vecchio. В от­ли­чие от Ми­ке­ланд­же­ло, ко­то­рый был вхож во дво­рец Синь­о­рии и по­лу­чал не­ма­ло за­ка­зов от пра­ви­те­ля Фло­рен­ции, Лео­нар­до ни ра­зу не был при­гла­шён ту­да, где о его су­щест­во­ва­нии, ка­жет­ся, вко­нец за­бы­ли. В его ру­ко­пи­сях име­ет­ся лю­бо­пыт­ное при­зна­ние:

«Жи­во­пи­сец! Если хо­чешь из­бе­жать упрёков со сто­ро­ны лю­дей по­ни­ма­ю­щих, ста­рай­ся изо­бра­жать каж­дую вещь вер­ной на­ту­ре, как де­ла­ют стя­жа­те­ли», ко­то­рые бла­го­денст­во­ва­ли не в при­мер ему. Му­чи­мый со­мне­ни­я­ми, он взял­ся на­пом­нить о се­бе, под­го­то­вив сво­е­го ро­да «Ре­зю­ме», в ко­то­ром пе­ре­чис­лил 36 осво­ен­ных им про­фес­сий. О чём и ре­шил уве­до­мить ми­лан­ско­го гер­цо­га Ло­до­ви­ко Сфор­ца.

По­бы­вал ли Лео­нар­до в Ри­ме со сво­и­ми пред­ло­же­ни­я­ми до отъ­ез­да в Ми­лан? Об этом ма­ло что из­вест­но. Од­на­ко в рим­ском мо­на­с­ты­ре Сант’Оноф­рио име­ет­ся фрес­ка, ко­то­рую не­ко­то­рые ис­кус­ст­во­ве­ды при­пи­сы­ва­ют Лео­нар­до да Вин­чи. Са­ма эта на­стен­ная рос­пись на­хо­дит­ся в верх­ней га­ле­рее внут­рен­не­го мо­на­с­тыр­ско­го дво­ри­ка. На ней изо­бра­же­на Бо­го­ма­терь, дер­жа­щая на ко­ле­нях на­го­го Мла­ден­ца, ко­то­рый бла­го­слов­ля­ет за­каз­чи­ка, сто­я­ще­го ря­дом с шап­кой в ру­ке. Что­бы удер­жать по­ры­вис­то­го Мла­ден­ца, Бо­го­ма­терь с лю­бовью об­ни­ма­ет его ле­вой ру­кой. Ри­су­нок пре­кра­сен, а сме­лые ра­кур­сы го­ло­вы и рук Бо­го­ма­те­ри вку­пе с дви­же­ни­я­ми дет­ской го­лов­ки, но­жек и ру­чек по­ра­жа­ют до­сто­вер­ностью, на­по­ми­ная лео­нар­дов­скую ма­не­ру. Фрес­ку, нуж­да­ю­щу­ю­ся в рес­тав­ра­ции, при­пи­сы­ва­ют Ло­рен­цо ди Кре­ди, с ко­то­рым Лео­нар­до про­шёл обу­че­ние в мас­тер­ской Вер­роккьо. Из­вест­но, что меж­ду друзь­я­ми и кол­ле­га­ми бы­ло при­ня­то об­ме­ни­вать­ся иде­я­ми, ри­сун­ка­ми и чер­те­жа­ми. Как знать?

Вос­поль­зо­вав­шись отъ­ез­дом в Ми­лан в ка­чест­ве по­сла сво­е­го ста­ро­го зна­ко­мо­го Бер­нар­до Ру­чел­лаи, Лео­нар­до пе­ре­дал с ним в ка­чест­ве по­дар­ка гер­цо­гу Сфор­ца лют­ню в ви­де ло­ша­ди­но­го че­ре­па, оправ­лен­но­го се­реб­ром и спо­соб­ную из­да­вать при зву­ча­нии силь­ные зву­ки. От­сы­ла­е­мый пре­зент был со cкрытым смыс­лом. Лео­нар­до бы­ло из­вест­но, что не­смот­ря на лю­бовь к му­зы­ке ми­лан­ский пра­ви­тель, как и все дик­та­то­ры, от­ли­чал­ся жес­то­костью, и он при­дал лют­не чер­ты уродст­ва.

В по­езд­ку Лео­нар­до при­хва­тил с со­бой двух за­ка­дыч­ных дру­зей: Том­ма­зо ди Джо­ван­ни Ма­зини, даль­не­го родст­вен­ни­ка Ло­рен­цо Ме­ди­чи, за ко­то­рым за­кре­пи­лось про­зви­ще Зо­ро­аст­ро как ма­га и шар­ла­та­на, но ис­кус­но­го умель­ца в ра­бо­те с ме­тал­ла­ми. Вто­рым по­пут­чи­ком стал кра­сав­чик Ата­лан­те, му­зы­кант, тан­цор, пе­вец и «на ду­де иг­рец», а в ос­нов­ном шут го­ро­хо­вый. Все трое бы­ли друж­ны с ран­ней юнос­ти, по­встре­чав­шись в мас­тер­ской Вер­роккьо.

Про­слы­шав о нра­вах блес­тя­ще­го ми­лан­ско­го дво­ра и склон­нос­ти са­мо­го гер­цо­га Сфор­ца к празд­нест­вам, рос­ко­ши и укра­ша­тельст­ву сво­их вла­де­ний, друзья от­пра­ви­лись в даль­ний путь, ле­лея са­мые ра­дуж­ные на­деж­ды.

--------

*) Ми­ке­ланд­же­ло Бу­о­нар­ро­ти. Сти­хотво­ре­ния. Из­да­тельст­во Ле­то­пись,
стр. 18, М. 2000.

**) Зиг­мунд Фрейд «Лео­нар­до да Вин­чи. Вос­по­ми­на­ние дет­ст­ва». Стр. 4
Из­да­ние Рос­тов­ско­го уни­вер­си­те­та, 1990.

***) Лео­нар­до да Вин­чи «Кни­га о жи­во­пи­си», изд. Ака­де­мия, М, 1965.