Ни­ког­да не зна­ешь, ка­кая мысль най­дёт те­бя на вер­ши­не хол­ма. Осо­бен­но если это холм Ум­брий­ский. Осо­бен­но ког­да по­па­да­ешь сю­да на вол­не не­ве­ро­ят­ных об­сто­я­тельств.
Прос­то са­дись и за­пи­сы­вай…
Се­год­ня мысль при­шла до­воль­но ба­наль­ная: ни­ка­кой люб­ви боль­ше не су­щест­ву­ет.
Сто­и­ло ли ра­ди это­го ка­раб­кать­ся вверх по жар­кой тро­пин­ке.
То, что на­зы­ва­ет­ся лю­бовью, на са­мом де­ле по­хо­же на ост­рое от­рав­ле­ние. Ток­си­коз в не­сколь­ких ак­тах с про­ло­гом и эпи­ло­гом.

В про­ло­ге — всег­да не­ждан­ная встре­ча, ко­то­рую не мог бы при­ду­мать ни один дра­ма­тург. В пер­вом ак­те эй­фо­рия, ощу­ще­ния как от мо­ло­до­го иг­рис­то­го или лёг­ко­го ко­сяч­ка. Во вто­ром ак­те при­зна­ки ток­си­ко­за уси­ли­ва­ют­ся до при­сту­пов жес­то­кой тош­но­ты. Тре­тий акт — гал­лю­ци­на­ции. По­стра­дав­шие не­ред­ко чувст­ву­ют се­бя внут­ри не­ко­го об­ла­ка, ко­то­рое яко­бы да­ёт им воз­мож­ность пе­ре­дви­гать­ся, не за­ме­чая пре­град. Это при­во­дит к тя­жёлым по­следст­ви­ям. При­дя в се­бя, они час­то об­на­ру­жи­ва­ют тяж­кие увечья, а то и не до­счи­ты­ва­ют­ся не­ко­то­рых ко­неч­нос­тей. Эпи­лог мо­жет быть очень ко­рот­ким, а мо­жет длить­ся до кон­ца дней. Ко­му-то уда­ёт­ся жить дол­го и счаст­ли­во в этом со­сто­я­нии, длить его и да­же воз­об­нов­лять. Пусть толь­ко пред­мет люб­ви не ры­па­ет­ся, не де­ла­ет лиш­них дви­же­ний. Не­до­стат­ки пред­ме­та ви­дят­ся по­на­ча­лу ми­лы­ми при­чу­да­ми, но час­то при­чу­ды ста­но­вят­ся отвра­ти­тель­ны­ми. При­выч­ка есть ку­ри­цу ру­ка­ми уже че­рез ме­сяц или день не ка­жет­ся та­кой уж ми­лой, и этот ро­зо­ва­тый жир­ный сок, сте­ка­ю­щий на са­ра­фан (ру­баш­ку), толь­ко что так воз­буж­дав­ший, ка­жет­ся омер­зи­тель­ным. Иног­да кап­ля ку­ри­но­го со­ка пе­ре­пол­ня­ет ча­шу тер­пе­ния и ни­че­го не ос­та­ёт­ся, как встать из-за сто­ла и уй­ти.

Огля­дев гор­де­ли­во Ум­брий­ские хол­мы, она по­бе­жа­ла вниз.

* *
По­том на­сту­пит вре­мя, ког­да бу­дем встре­чать­ся толь­ко на днях рож­де­ния, ча­ще на по­хо­ро­нах.

Вот по­жи­лая па­ра. Идут, вце­пив­шись друг в дру­га уз­ло­ва­ты­ми кис­тя­ми, слов­но кор­ни де­ревь­ев. Он с пал­кой, она в оч­ках с тол­с­ты­ми мут­ны­ми лин­за­ми, по­хо­жи­ми на два ста­рых те­ле­ви­зо­ра. Он — её гла­за, по­во­дырь. Он об­хо­дит лу­жи, на­прав­ляя её ло­ко­ток, она пов­то­ря­ет все его ма­нёв­ры. Она под­чи­ня­ет­ся как ды­шит. Очень слож­ный, го­да­ми от­ра­бо­тан­ный та­нец.

Вот лю­бовь, всё ис­пы­тав­шая, всё пе­ре­жив­шая. Вот оно пол­ное До­ве­рие, ког­да не га­да­ешь, что там у не­го за мыс­ли, о чём. Все его мыс­ли те­перь у неё в ла­до­ни, тре­пе­щут как ба­боч­ки. Вот умер­ла под­ру­га, ве­сёлый, не­ве­со­мый че­ло­век. Что­бы из­бе­жать груст­ных во­про­сов, хо­чет­ся спро­сить их о чём-то при­ят­ном, вро­де: не едут ли они этим ле­том в Бер­дян­ск с внуч­кой. По счастью, во­прос за­стре­ва­ет в гор­та­ни, и пер­вый вы­рвав­ший­ся слог де­ли­кат­но обо­ра­чи­ва­ет­ся каш­лем.

Луч­ше об­нять, чем го­во­рить. Как упро­ща­ет­ся с воз­рас­том кон­струк­ция плеч. Этот при­лич­ный пид­жак и пу­шис­тая коф­точ­ка слов­но на­де­ты на пле­чи­ки. И опять ко­вар­но под­крал­ся во­прос: «Не слыш­но ли че­го про ро­ди­те­лей и про А. И.?" Ведь у них вре­ме­ни по­боль­ше и связь по­луч­ше. Ро­ди­те­ли и А. И. «ушли» не­сколь­ко лет на­зад. Се­год­ня мы хо­ро­ни­ли же­ну А. И. На­вер­ное, о нём на­до бы­ло спро­сить её. Мо­жет, она зна­ла…

По­том сно­ва по­пыт­ка по­го­во­рить о хо­ро­шем: их де­воч­ки, дочь и внуч­ка. Имён не пом­нишь, вспо­ми­на­ешь, толь­ко за­во­дя па­мять на по­сад­ку по вто­ро­му кру­гу. Но во­прос уже не к мес­ту. Мы сто­им у гро­ба. Все смот­рят на дочь по­кой­ни­цы с со­чувст­ви­ем, но без со­стра­да­ния, или на­обо­рот, с со­стра­да­ни­ем, но без осо­бо­го со­чувст­вия. По­то­му что ни у ко­го из при­сут­ст­ву­ю­щих нет ни ма­лей­ше­го со­мне­ния, что смерть не­из­беж­на. Толь­ко она и сей­час ка­жет­ся чем-то со­вер­шен­но аб­стракт­ным. Да­же ког­да под­ру­га ле­жит в гро­бу, в цве­тах.

По­том он при­дёт до­мой, вспом­нит ка­кую-то шут­ку, или но­вость, и за­хо­чет по­зво­нить сво­ей по­друж­ке, и вот тут вспом­нит. Так уже бы­ва­ло: смерть — это ког­да не­льзя по­зво­нить. Но всё рав­но на­до рас­ска­зать это­му че­ло­ве­ку, то что боль­ше ни­ко­му не мо­жешь рас­ска­зать. И го­во­ришь, го­во­ришь и го­во­ришь, и ско­ро ни­ка­ко­го те­ле­фо­на не нуж­но…
И же­на тре­вож­но огля­ды­ва­ет­ся и по­смат­ри­ва­ет на те­бя по­верх оч­ков…

На по­мин­ках не об­хо­дит­ся без ис­то­рий о бес­пут­ной мо­ло­дос­ти. Стар­ших за сто­лом ста­но­вит­ся всё мень­ше. Де­ти стар­ших вы­рос­ли, слу­шая эти рас­ска­зы. С го­да­ми рас­ска­зы на­чи­на­ют слег­ка осы­пать­ся, трес­ка­ет­ся шту­ка­тур­ка, кар­ни­зы сле­та­ют с крюч­ков, и пыль­ные за­на­ве­сы за­кры­ва­ют по­ло­ви­ну луч­ших под­роб­нос­тей. И мож­но толь­ко га­дать по вы­сту­па­ю­щим плю­ше­вым кур­га­нам, что там на са­мом де­ле со­кры­лось. А что-то ос­та­ёт­ся не­из­мен­ным. Крас­ное платье джер­си, ла­ко­вые ло­доч­ки, твист, ка­та­ние плас­ти­нок, на­ут­ро чёр­ные жир­ные штри­хи от каб­лу­ков на пар­ке­те. «И как мы все жи­ли в од­но­ком­нат­ной? И ре­бёнок спал за шка­фом. Спал? Точ­но? Ну как это? Вы что, его то­же на­по­и­ли? Ну и что, по­том пе­ре­еха­ли в двух­ком­нат­ную и жи­ли там не­дол­го и не­счаст­ли­во, в од­но­ком­нат­ной луч­ше жи­ли. Что? Да, прос­то мо­ло­дые бы­ли…»

Один и тот же рас­сказ на днях рож­де­ния и на по­мин­ках зву­чит в раз­ных то­наль­нос­тях. «Крас­ное платье это, джер­си… она по­том рас­пус­ти­ла… до сих пор на­хо­жу ма­лень­кие крас­ные мо­точ­ки шерс­ти… она хо­те­ла что-то свя­зать, но так и не свя­за­ла…»
Не свя­за­ла…

* *
— Я вам уже объ­яс­нял, Ан­на…
Он за­мял­ся в по­ис­ках под­хо­дя­ще­го от­чест­ва, и она на­пом­ни­ла:
— Ана­толь­ев­на…
— Что, прос­ти­те? А, да, Ан­на Ана­толь­ев­на. Я вам уже объ­яс­нял, как это ра­бо­та­ет. Как вы хо­ти­те, это не ра­бо­та­ет. От сло­ва «со­всем». По­ни­ма­е­те? Я, во­об­ще, да­же не обя­зан вам это всё объ­яс­нять. Я и так по­шёл на уступ­ки.

Он по­смот­рел на неё со все­ми сво­и­ми уступ­ка­ми. И она отвер­ну­лась. «Вче­ра кро­ко­дил улыб­нул­ся так злоб­но, что мне до сих пор за не­го не­удоб­но». Как хо­ро­шо пом­нить мно­го сти­хов, это как-то всег­да ме­ня­ет мас­штаб бедст­вия, от­кры­ва­ет пер­спек­ти­вы. Го­лос у не­го не­при­ят­ный, вы­со­кий, всё вре­мя на гра­ни ис­те­ри­ки. Сам та­кой не­боль­шой, глад­кий, тём­ный, как жук, в гла­за не смот­рит. Кап­ри­зен и упрям. Ма­лень­кий дес­пот… Ну по­го­ди же…
— Илья… — она то­же за­пну­лась на от­чест­ве.
— Аль­бер­то­вич… — ус­та­ло вы­да­вил он.
— Да, прос­ти­те, Илья Аль­бер­то­вич. Я не про­шу ни­че­го объ­яс­нять, я взы­ваю к спра­вед­ли­вос­ти. Вы поль­зо­ва­лись ин­тел­лек­ту­аль­ной собст­вен­ностью и со­би­ра­е­тесь ею поль­зо­вать­ся уже пос­ле смер­ти вла­дель­ца ин­тел­лек­та. Вас ни­че­го не на­пря­га­ет?

Она так и ска­за­ла — «не на­пря­га­ет», хо­тя сло­во это бы­ло ей про­тив­но. На сто­ле ле­жал его чёр­ный мо­то­цик­лет­ный шлем, и вни­зу у вхо­да сто­ял его мо­то­цикл — и это по­че­му-то бы­ло то­же ей про­тив­но. И сам он вы­зы­вал у неё отвра­ще­ние.

Она то­же его раз­дра­жа­ла.

«Вдо­ва хо­чет де­нег. На­зы­ва­ет это спра­вед­ли­востью», — ду­мал он.

— Смот­ри­те, — на­чал он сно­ва, ста­ра­ясь успо­ко­ить буль­ка­ю­щие в гор­ле эмо­ции. — В этот про­ект я вло­жил свои лич­ные день­ги. Свои, лич­ные, по­ни­ма­е­те? И если от­да­вать бу­ду, то то­же лич­ные, по­ни­ма­е­те? А вы счи­та­е­те, что я что-то у вас украл.

— А как ещё это на­звать? Я вы­пол­ни­ла все обя­за­тельст­ва му­жа, вло­жи­ла то­же свои день­ги. Свои, лич­ные! И всё от­да­ла вам! Вы за­ра­бо­та­е­те го­раз­до боль­ше! Вас это не сму­ща­ет?! — за­кри­ча­ла она.

— Ан­на Ана­толь­ев­на, я не знаю, по­че­му вы вкла­ды­ва­ли свои день­ги. Это внут­рен­ние де­ла ва­шей ком­па­нии. Ком­па­нии ва­ше­го му­жа… Я не имею к это­му ни­ка­ко­го от­но­ше­ния. И то, что я во­об­ще сей­час с ва­ми всё это об­суж­даю, — это…
— Ат­трак­ци­он не­слы­хан­ной щед­рос­ти, — пе­ре­би­ла она его.
— На­прас­но вы шу­ти­те, Ан­на Ана­толь­ев­на…

В го­ло­се слы­ша­лась да­же оби­да. Он стал на­зы­вать циф­ры. По ме­ре их воз­рас­та­ния по­вы­шал­ся и его го­лос. Она огля­ну­лась на дверь с целью не­мед­лен­но от­сту­пить. Не­льзя же муж­чи­ну до­во­дить до бе­шенст­ва. Он ведь, че­го добро­го, ещё и при­кон­чит её не­на­ро­ком. По обе сто­ро­ны от две­ри сто­я­ли две доски: для винд­сёр­фин­га и для сно­убор­да. Ког­да он умолк, что­бы слег­ка пе­ре­вес­ти дух, она сде­ла­ла про­ме­жу­точ­ный пе­ре­вод те­мы:
— Ка­кие у вас раз­нос­то­рон­ние ин­те­ре­сы!
— Что, прос­ти­те? Ах, да, мы тут не толь­ко… — на­чал бы­ло, но не стал.
Шу­тить бы­ло лень.
— Ок. Я по­ня­ла, спа­си­бо!
Она вста­ла и на­пра­ви­лась к две­ри. Оста­но­ви­лась меж­ду се­зон­ны­ми доска­ми и по­хло­па­ла каж­дую:
— У вас тут пря­мо вход в пор­тал…
— Что, прос­ти­те? — пе­ре­спро­сил он с на­рас­та­ю­щим раз­дра­же­ни­ем.
— Да так, ни­че­го важ­но­го… До сви­да­ния!

Она про­ско­чи­ла ми­мо обал­дев­шей сек­ре­тар­ши в при­ём­ной. У лест­ни­цы обер­ну­лась и крик­ну­ла:
— Важ­но вот что: изы­щи­те всё-та­ки воз­мож­ность пе­ре­смот­реть своё ре­ше­ние! — и про се­бя до­ба­ви­ла: «И не ока­зать­ся за­кон­чен­ной ско­ти­ной». — Пе­ре­зво­ню вам че­рез две не­де­ли! До встре­чи!
Илья сто­ял, упер­шись ру­кой в стол. Паль­цы по­бе­ле­ли от злос­ти.

* *
Лест­ни­ца мра­мор­ная, с чу­гун­ны­ми пе­ри­ла­ми, вид из оваль­но­го ок­на на мо­на­с­тыр­скую сте­ну — сей­час ей бы­ло не до всей этой кра­со­ты. У неё от­жа­ли пол-ли­мо­на, ко­то­рые она вло­жи­ла в про­ект му­жа, ко­то­рый по­гиб на съём­ках, а её прос­то сли­ли.

У вхо­да сто­ял мо­то­цикл, «хар­лей», ста­рый, но в хо­ро­шем со­сто­я­нии. За­хо­те­лось на­под­дать как сле­ду­ет по ко­ле­су, но жаль бы­ло ту­фель.
О, и но­мер се­бе при­де­лал ка­кой-то пон­то­вый, имен­ной… Что-то на­пи­са­но. Не разо­брать…

Осень рас­сы­па­ла своё зо­ло­то в лу­жу. «Ка­кая рас­то­чи­тель­ность. Та­кая же ду­ра, как я», — по­ду­ма­ла она ма­ши­наль­но.
Из ок­на он на­блю­дал, как она оста­но­ви­лась у мо­то­цик­ла, уга­дал её же­ла­ние и усмех­нул­ся, вы­дох­нув из се­бя злоб­ное на­пря­же­ние.

* *
Она зна­ла, что де­лать. По­шла к мет­ро. За­шла в тор­го­вый центр. На­шла Cofiх. Взя­ла ко­фе за шесть­де­сят и пи­рож­ное за шесть­де­сят. Вкус­ное и ма­лень­кое. То, что нуж­но. За­чем боль­шое. И ма­лень­ко­го хва­тит, что­бы об­ду­мать своё по­ло­же­ние. По­ло­же­ние кош­ки, ко­то­рую вро­де при­юти­ли, за­ве­ли, по­том всё-та­ки вы­ки­ну­ли. Не оправ­да­ла. Мы­шей не ло­ви­ла, и шерс­ти мно­го бы­ло, но не той, что с пар­ши­вой ов­цы, а так. Не­пред­ста­ви­тель­ная кош­ка, толь­ко гла­за ни­че­го, а так — ни на что не год­ная.
Ко­фе был вы­пит, пи­рож­ное съеде­но, на­до бы­ло ехать до­мой.

* *
До­ма встре­тил сын, ко­то­рый ска­зал, что кто-то зво­нил и ска­зал, что опять кто-то умер. Он не по­нял кто. По­сколь­ку все её род­ные уже ушли в мир иной, а сын сто­ял пе­ред нею здо­ро­вёхо­нек, она вздох­ну­ла с об­лег­че­ни­ем. Про всех осталь­ных ей бы­ло очень груст­но узнать, но не боль­но. Не так боль­но, как тог­да, ког­да тут, в гру­ди, вдруг по­во­ра­чи­ва­ет­ся ог­нен­ный кин­жал… («И там два ра­за по­вер­нул…»)

— Так. Ну, а тут у нас что? — спро­си­ла она, ози­рая ку­хон­ные по­верх­нос­ти, за­став­лен­ные чаш­ка­ми с не­до­пи­тым чаем и та­рел­ка­ми с не­до­еден­ное едой. — У нас еды столь­ко нет, сколь­ко по­су­ды гряз­ной.
— Да­вай ку­пим по­су­до­мо­еч­ную ма­ши­ну! — бодро пред­ло­жил сын.
— Ко­неч­но. Толь­ко чуть поз­же.
— Ну, что с на­шим то­вар­ным зна­ком, кста­ти? — по­ин­те­ре­со­вал­ся он как бы не­взна­чай.
— Ни­че­го но­во­го, всё то же… — от­ве­ти­ла она.

Сын нер­в­но каш­ля­нул и пе­ре­дёр­нул пле­ча­ми.
Нер­в­ный тик. Что де­лать? Ку­да бе­жать? Не на­до бы­ло по­свя­щать его во всю эту муть. Он толь­ко жить на­чи­на­ет. В пер­вый раз всё боль­нее ка­жет­ся. И во вто­рой, и в тре­тий… В чет­вёр­тый толь­ко по­лег­че…

* *
Илья, Илья, Илья… Что за стран­ное имя. Спа­са­ла толь­ко фа­ми­лия — Герц и гро­мог­лас­ное от­чест­во Аль­бер­то­вич.

По­че­му Илья? Илья, Илья, веч­ное со­мне­ние: или я или кто? Илья — веч­но про­ли­тое ми­мо ста­ка­на. Иль я — веч­ный упрёк. Или я, или он! — веч­ный ульти­ма­тум. В шко­ле драз­ни­ли Иль­ёй Про­ро­ком. В уни­вер­си­те­те го­во­ри­ли: «А вот и наш про­рок без ко­лес­ни­цы». Он сел на мо­то­цикл, что­бы ко­лес­ни­ца всё-та­ки ка­кая-ни­ка­кая бы­ла.

Илья — ни од­но­го ры­ча­ще­го зву­ка. Ба­буш­ка про не­го го­во­ри­ла: «В семье не без уро­да». Это ког­да он чи­тать не хо­тел. А он ду­мал, что Не­бе­зу­ро­да — его вто­рое имя. До­воль­но дол­го так ду­мал. По­ка в шко­лу не по­шёл и не разо­брал­ся в час­тях ре­чи. В семье все шу­ти­ли друг над друж­кой. Чем ху­же бы­ло по­ло­же­ние друг друж­ки, тем жёст­че бы­ли шут­ки. Од­наж­ды зи­мой, пос­ле фа­куль­тет­ско­го бан­ке­та, отец шёл по ули­це и ре­шил про­ка­тить­ся по рас­ка­тан­ной ле­дя­ной до­рож­ке. Не удер­жал­ся на но­гах, ко­неч­но, и упал. Его по­до­брал ми­ли­цей­ский пат­руль и до­ста­вил в вы­трез­ви­тель. Вер­нув­шись до­мой, уже в гип­се, отец рас­ска­зал, что ни­кто из мен­тов не ве­рил, что он ака­де­мик. Ба­буш­ка, ко­то­рая в ожи­да­нии сы­на всю ночь си­де­ла за сто­лом и пи­ла чай, от­ве­ти­ла, не гля­дя на не­го: «Луч­ше бы дру­гим кем-ни­будь на­звал­ся! Не по­зо­рил бы фа­ми­лию. Не­бось, таб­ли­цу ум­но­же­ния на три не пом­нил. Ты бы ещё ска­зал, что они учи­лись ма­те­ма­ти­ке по учеб­ни­ку, ко­то­рый твой отец на­пи­сал! Они бы те­бя во­об­ще при­би­ли! Так что ра­дуй­ся!»

Ни­ка­ко­го со­стра­да­ния, неж­нос­тей в их се­мейст­ве не во­ди­лось. Сде­лал что-то хо­ро­шо — это нор­маль­но. Хва­лить не за что. А на­ва­лял чёрт-те что — зна­чит, ни­что­жест­во, опо­зо­рив­шее фа­ми­лию.

* *
Не­бе­зу­ро­да нра­ви­лось ему боль­ше, чем Илья. Тут и ры­ча­щие бы­ли, и со­пя­щие, на­ви­са­ю­щие, ды­ша­щие пе­ре­га­ром, осо­бен­но ког­да он пи­сал своё имя ла­ти­ни­цей на­обо­рот. Без по­лу­то­ра пер­вых сло­гов по­лу­ча­лось ADORUS. Что-то ёка­ло в нём от это­го сло­ва, на гу­бах по­яв­ля­лась спа­си­тель­ная наг­ло­ва­тая ухмыл­ка.

Ба­буш­ки­на фо­то­гра­фия сто­я­ла на сто­ле у не­го в ка­би­не­те: су­ро­вое ли­цо и при­чёс­ка, на со­ору­же­ние ко­то­рой, долж­но бы­ло ухо­дить не­ма­ло сил. Он пом­нил ба­буш­ку толь­ко та­кой. До по­след­не­го дня. Ког­да она умер­ла, вы­яс­ни­лось, что при­чёс­ка бы­ла па­ри­ком из её же собст­вен­ных во­лос. Для не­го это ста­ло пер­вым на­сто­я­щим уда­ром. При­чёс­ка де­ла­ла её по­хо­жей на им­пе­рат­ри­цу, или в край­нем слу­чае ве­ли­кую княж­ну, и вы­зы­ва­ла в нём бла­го­го­вей­ный тре­пет. Она го­во­ри­ла: «Ме­ня зо­вут Ма­рия Фёдо­ров­на, как мать им­пе­ра­то­ра Ни­ко­лая Вто­ро­го». В этот мо­мент Илья по­гля­ды­вал на от­ца, и в его дет­ском уме вы­стра­ива­лась ка­кая-то ве­ли­чест­вен­ная иерар­хия. Ока­за­лось, что всё это вро­де ка­лош на гли­ня­ных но­гах. Эти ка­ло­ши он, кста­ти, то­же при­ду­мал се­бе в дет­ст­ве, по­то­му что КО­ЛОСС пред­став­лял­ся ему в ви­де ком­бай­на, что со­вер­шен­но не кле­и­лось с гли­ня­ны­ми но­га­ми. А спро­сить бы­ло не­лов­ко. Не­бе­зу­ро­да не за­да­вал во­про­сов. Он сам ис­кал на них от­ве­ты.

Там пос­ле смер­ти ба­буш­ки, кро­ме па­ри­ка, мно­го ещё че­го ока­за­лось. На­при­мер, что она его обо­жа­ла. Ни­ка­ко­го по­во­да так ду­мать она ему не да­ва­ла. О том, что она всем рас­ска­зы­ва­ла, ка­кой Илюш­ка спо­соб­ный, тро­га­тель­ный, ка­кие ёлоч­ки ей на Но­вый год ри­со­вал и «Царь­сал­та­на» наиз­усть вы­учил на слух, он узнал толь­ко на по­мин­ках…

Ма­му он не пом­нил. Она умер­ла. Очень дав­но.

Ну ко­неч­но, он был уро­дом. Лю­бить день­ги и уметь их за­ра­ба­ты­вать ис­тин­ное уродст­во в семье учё­ных ма­те­ма­ти­ков, жив­ших на хо­ро­шие ака­де­ми­чес­кие зар­пла­ты. Лю­бовь к день­гам, как это час­то бы­ва­ет, у Ильи ока­за­лась впол­не вза­им­ной. И он тра­тил их с дет­ским вос­тор­гом на вся­кие ча­сы, шле­мы, пер­чат­ки, доски, лод­ки. Ну ко­неч­но, был дом, квар­ти­ра, ма­ши­ны. Мо­то­цикл. Мо­то­цик­лы. Ко­неч­но, бы­ла же­на.

* *
— Ка­тюнь? Ну что? Ка­кие успе­хи? Как ты се­год­ня спа­ла? — он вы­хо­дил из до­ма в шесть трид­цать ут­ра и воз­вра­щал­ся к де­вя­ти ве­че­ра. — На ра­бо­ту со­би­ра­ешь­ся? Мо­ло­дец, — он по­смот­рел на ча­сы — по­ло­ви­на две­над­ца­то­го. — Ты ещё не на ра­бо­те? Что, прос­ти? Не по­нял? До­смот­ре­ла седь­мую се­рию? Без ме­ня?! Ну это под­ло! Под­лая ты, моя пре­лесть! Я ото­мщу. Я страш­но ото­мщу! Се­год­ня ве­че­ром, жди!

Ки­нул труб­ку на стол, по­смот­рел в окош­ко, где не­дав­но вдо­ва на козь­их нож­ках шла по усы­пан­ной кле­но­вы­ми листь­я­ми до­рож­ке. Ухо­дя­щие но­ги яв­но усме­ха­лись ему на про­ща­ние.
— Че­го усме­хать­ся-то? Мы ни­щие, но гор­дые?
Ни­че­го про­бьёт­ся, про­та­ра­нит, ко­го за­хо­чет, сво­и­ми нож­ка­ми.

Взял те­ле­фон, клю­чи, шлем и по­шёл вниз. «На се­год­ня встреч боль­ше не за­пла­ни­ро­ва­но», — ска­зал го­ло­со­вой по­мощ­ник. «Та­кой вот ко­ро­тень­кий де­нёк по­лу­чил­ся…» — вспом­нил он анек­дот про ску­ча­ю­ще­го по­пу­гая. Вла­де­ли­цей по­пу­гая ему всег­да мни­лась Ка­тя.

Он сел на сво­е­го ко­ня и рва­нул стар­тёр что есть си­лы. Мо­цик над­рыв­но взре­вел. Смеш­но, ко­неч­но, но он каж­дый раз во­об­ра­жал, что си­дит на спи­не у льва или тиг­ра. Рёв мо­ци­ка про­би­рал до са­мых по­та­ён­ных угол­ков те­ла. Он вы­ехал на на­бе­реж­ную, со­вер­шен­но пус­тую, на­брал ско­рость. Ди­кую ско­рость. По­то­му что хо­те­лось че­го-то ди­ко­го…

* *
«Как это слу­чи­лось?» — все спра­ши­ва­ют обыч­но. Ча­ще из веж­ли­вос­ти. Но она всем отве­ча­ла под­роб­но. «На­ка­ну­не на­пи­са­ла ему пись­мо. Он от­ве­тил что-то обыч­ное, вя­ло-неж­ное. Это бы­ло Про­щёное вос­кре­сенье, я, как во­дит­ся, по­про­си­ла у не­го про­ще­ния. По­про­си­ла, что­бы от не­го услы­шать „прос­ти“. И он, ко­неч­но, на­пи­сал: „Прос­ти, Ан­нуш­ка…“»

А са­ма ему в от­вет — ни­че­го. Что-то отвлек­ло…

В две­над­цать но­чи она вдруг спо­хва­ти­лась, где он? Вро­де за­бы­ла, что пи­са­ла ему. Крик­ну­ла сы­ну: «Эй, ты с от­цом се­год­ня го­во­рил?»

Сын не от­ве­тил. Она по­до­шла к ок­ну. Та­кая у неё бы­ла при­выч­ка: чуть что, сра­зу к ок­ну, на звёз­ды смот­реть. По­до­шла во­вре­мя. Там как раз про­плы­ва­ла бе­лая тень. Имен­но бе­лая тень. Она узна­ла её. Она ви­де­ла та­кую ма­ми­ну и па­пи­ну. Она всё по­ня­ла.

В де­сять ут­ра по­зво­ни­ли с его ра­бо­ты.
— С. умер, — ска­зал не­кий офи­ци­аль­ный го­лос.
Она ни о чём не ста­ла спра­ши­вать.

* *
С. её лю­бил упрек­нуть: «Ну вот я здесь, с то­бой „в сто­рож­ке!“, — что ж ты грус­тишь! Зав­тра уеду умру…»
На са­мом де­ле «здесь» он не был. Не­воз­мож­но скрыть, ког­да ты «не здесь».
— Ска­жи мне что-ни­будь, — го­во­ри­ла она и пы­та­лась за­гля­нуть в гла­за.
— Что, Анеч­ка?

Он на­зы­вал её Анеч­кой по мно­го­лет­ней при­выч­ке и «Анеч­ка» эта бы­ла ни­как эмо­ци­о­наль­но не окра­ше­на. При­выч­ка быть рав­но­душ­но-неж­ным, ко­неч­но, луч­ше, чем при­выч­ка быть рав­но­душ­но-гру­бым. Но ведь от гру­бос­ти бе­жишь. К неж­нос­ти при­ки­па­ешь…

— Ну что ты со мной как с глу­хой со­сед­кой со вто­ро­го эта­жа? — спра­ши­ва­ла она, и джез­ва ста­но­ви­лась на пли­ту чуть звон­че.

И тут он ра­до­вал­ся, со­вер­шен­но ис­крен­не, по-дет­ски. Это бы­ла строч­ка из его сти­хотво­ре­ния. «Жил как с глу­хою со­сед­кой с ог­ром­ной стра­ной…»
— Ну что ты, Анеч­ка! — го­во­рил он, и «Анеч­ка» зву­ча­ло на этот раз убе­ди­тель­но.

Он при­об­ни­мал её и при­гла­жи­вал во­ло­сы, со­всем как де­воч­ке, внуч­ке…

Ни­че­го по­де­лать бы­ло не­воз­мож­но. Тут са­мое вре­мя рас­ска­зать про «Бань­ян» — единст­вен­ный рас­сказ, ко­то­рый она на­пи­са­ла.

* *
До­воль­но под­ло бы­ло с его сто­ро­ны так уй­ти. Очень хо­те­лось ему по­зво­нить. Иног­да она не вы­дер­жи­ва­ла и зво­ни­ла. И в кар­ма­не жуж­жал его те­ле­фон. Дру­гая де­вуш­ка, де­вуш­ка-смерть от­би­ла его и уве­ла, а те­ле­фон оста­ви­ла ей, за­чем ему ТАМ те­ле­фон…

Она всё-та­ки устро­и­ла ему сце­ну.

Се­ла в ма­ши­ну, по­еха­ла не­из­вест­но ку­да. Вце­пи­лась в руль ког­тя­ми и ора­ла, ис­тош­но ора­ла. С., ко­неч­но, слы­шал, но мол­чал.
Но он был ря­дом, он те­перь всё вре­мя был ря­дом.

Иног­да сни­лось, что он рас­ха­жи­ва­ет по до­му. Смот­рит на по­тол­ки. За­те­ва­ет ре­монт. «За­чем нам ре­монт?» — спра­ши­ва­ла она. По­нят­но, что он хо­тел по­мочь, но и во сне она ему не ве­ри­ла, гна­ла. И он пе­ре­стал при­хо­дить во сне. Но он был. Он был всё вре­мя где-то по­бли­зос­ти.

* *
На­до бы­ло всё-та­ки ку­да-то вы­хо­дить. Это был пер­вый вы­ход, на день рож­де­ния под­ру­ги.

Об­щест­во пред­по­ла­га­лось по пре­иму­щест­ву де­вичье. На­до бы­ло как-то по­ве­се­лить де­во­чек, и она на­де­ла крас­ные кол­гот­ки. Для че­го-то же они бы­ли куп­ле­ны в ми­ну­ту, ког­да жизнь об­ви­ла её, как ди­кий ви­но­град об­ви­ва­ет виш­ню, и она, бед­ная, то од­ну вет­ку вы­ста­вит, то дру­гую, но всё на­прас­но, шан­сов нет, за­сох­нет. Если толь­ко не при­дёт са­дов­ник. Не при­шёл са­дов­ник, са­мой при­шлось от­би­вать­ся. В том чис­ле и крас­ны­ми кол­гот­ка­ми. На­стал день для них, и вот она на крас­ных но­гах, в си­нем платье с крас­ным же по­яс­ком яви­лась на день рож­де­ния.

Мес­то празд­ни­ка бы­ло не­ожи­дан­ным. Са­лон кра­со­ты — в чёр­ных зер­ка­лах, крас­ные сто­лы. И вдруг от­ку­да ни возь­мись па­ре­нёк-фо­кус­ник, с фо­на­ри­ком. Раз­вле­кал де­во­чек, за­га­ды­вал смеш­ные за­гад­ки. Впро­чем, она опоз­да­ла на это дейст­во, как обыч­но. Во­шла в тот мо­мент, ког­да в ру­ках у фо­кус­ни­ка бы­ла не­кая кни­га.
— Смот­ри­те, — на­чал он.
И Ан­на вздрог­ну­ла — тер­петь не мог­ла это «смот­ри­те», впро­чем, сей­час про­зву­ча­ло впол­не к мес­ту.
— Смот­ри­те, вам нуж­но от­крыть кни­гу на лю­бой стра­ни­це. Вот — вы! — И он дал кни­гу ей.
Она от­кры­ла.
— За­пом­ни­те стра­ни­цу!

— До­пус­тим, — ска­за­ла она и за­пом­ни­ла: «Стра­ни­ца двес­ти трид­цать шесть…»

— А сей­час… — он за­хлоп­нул   кни­гу, под­ки­нул её вверх, по­вер­нул па­ру раз так-сяк и по­дал ей. — Смот­ри­те   те­перь. Есть там эта стра­ни­ца?
 От­крыв кни­гу на нуж­ной стра­ни­це, она об­на­ру­жи­ла толь­ко её рва­ный,   опа­лён­ный ог­нём ко­ре­шок…
 — Оооо!!! — за­кри­ча­ли де­вуш­ки. — Су­пер!!!
 Она взя­ла кни­гу ос­то­рож­но, слов­но птен­ца, огля­де­ла, ощу­па­ла и спро­си­ла:
 — Вы впер­вые по­ка­зы­ва­е­те этот фо­кус?
 — Ну ко­неч­но нет! — от­ве­тил он сни­схо­ди­тель­но.
 — А где вы учи­лись? У ко­го? Есть сей­час ве­ли­кие фо­кус­ни­ки, вро­де Иго­ря   Кио?
 — Что-что? Кто? Прос­ти­те, не рас­слы­шал…
 — Та­кое не про­ща­ют, — ска­за­ла она жёст­ко.
 Па­рень сму­тил­ся:
 — В смыс­ле где я учил­ся? У од­но­го мас­те­ра. Очень серь­ёз­но­го.
 — По­че­му же тог­да всё так не­серь­ёз­но?! — вос­клик­ну­ла она и ста­ла   нер­в­но рас­ха­жи­вать меж­ду сто­ла­ми и зер­ка­ла­ми.

 Все умолк­ли, гля­дя на неё и её крас­ные но­ги. Не все де­воч­ки по­ни­ма­ли,   что это экс­промт и уже на­чи­на­ли сме­ять­ся. Име­нин­ни­ца бы­ла со­вер­шен­но   оше­лом­ле­на.
 — Вы же вы­рва­ли стра­ни­цу, — про­дол­жа­ла она, — ког­да отвле­ка­ли нас   ду­рац­кой фра­зой «Будь­те вни­ма­тель­ны!».
 Она по­смот­ре­ла на фо­кус­ни­ка по­верх оч­ков как про­ку­рор.
 — А де­вуш­ка у вас есть? — про­дол­жа­ла она за­чем-то.
 — Ну, есть, — от­ве­тил он, всё бо­лее те­ря­ясь в до­гад­ках, что бы это всё   мог­ло озна­чать.
 — А как вы с ней об­ща­е­тесь? Она вам ве­рит? Вы с ней то­же прак­ти­ку­е­те   отвле­ка­ю­щие ма­нев­ры?

 И её по­нес­ло, и оста­но­вить­ся бы­ло труд­но. И дев­чон­ки сме­я­лись, и   ста­ло так лег­ко, ве­се­ло. Смеш­но по­клё­вы­ва­ли па­рень­ка, и он, на­ко­нец,   то­же как-то рас­сла­бил­ся, под­хва­тил­ся и впол­не ост­ро­ум­но отве­чал   на её под­ко­вы­ри­с­тые во­про­сы.

 И кто-то щёлк­нул её на ай­фон — си­дя­щую на под­окон­ни­ке, в си­нем платье   с крас­ным по­яс­ком, с при­чуд­ли­во за­кру­чен­ны­ми но­га­ми в крас­ных   кол­гот­ках, ко­то­рые, впро­чем, бы­ли вид­ны толь­ко на ко­ле­нях, даль­ше   бы­ли до­воль­но тя­же­лые зим­ние са­по­ги на толс­той, со­всем не изящ­ной   по­дош­ве.

 — Класс! — оце­ни­ла фо­то име­нин­ни­ца. — Мож­но вы­ло­жу в ин­стаг­рам?

 Аня не успе­ла от­ве­тить, или не рас­слы­ша­ла, по­то­му что смот­ре­ла кни­гу   с вы­дран­ной стра­ни­цей. С кни­га­ми у неё бы­ли до­воль­но стран­ные от­но­ше­ния.   Не­что вро­де то­го са­мо­го лю­бов­но­го ток­си­ко­за, ко­то­рый уже в ста­дии   не­ук­ро­ти­мой тош­но­ты…

 * *

Кро­ме неё, ни­кто на   да­чу не ез­дил. Это, собст­вен­но, и не да­ча бы­ла, а биб­лио­те­ка. С. по­стро­ил   её спе­ци­аль­но для книг. Сна­ча­ла кни­ги бы­ли толь­ко в од­ной ком­на­те,   са­мой боль­шой, но с уди­ви­тель­ной ско­ростью они рас­полз­лись по все­му   до­му. Каж­дая по­лоч­ка, на кух­не или в при­хо­жей, ра­но или позд­но ста­но­ви­лась   книж­ной. Дом был бук­валь­но ок­ку­пи­ро­ван кни­га­ми.

 Де­лать на да­че бы­ло не­че­го, толь­ко чи­тать. Сын как-то раз при­ез­жал   сю­да с друзь­я­ми пос­ле вы­пуск­но­го. Ког­да всё бы­ло вы­пи­то, па­ры   разо­шлись по сво­бод­ным ком­на­там, а тех, кто на спор сме­шал пи­во с вод­кой,   от­ка­ча­ли, в биб­лио­те­ке со­бра­лось из­бран­ное об­щест­во из са­мых   стой­ких. Кто-то вспом­нил про биб­лио­те­ку в Хог­вард­се. Кто-то впер­вые   ви­дел так мно­го книг. Кто-то — да, на­шёл­ся и та­кой — чуть ли не впер­вые   дер­жал в ру­ках бу­маж­ную кни­гу, не счи­тая учеб­ни­ка, ко­неч­но. При­ду­ма­ли   иг­рать в бу­ри­ме: каж­дый взял по кни­ге всле­пую, и чи­та­ли по пред­ло­же­нию.   По­лу­чи­лось очень смеш­но. Де­ти хо­хо­та­ли всю ночь и ра­но ут­ром сон­ные,   но ве­се­лые по­та­щи­лись че­рез лес к элек­трич­ке…

 С. ли­ко­вал. Это был звёзд­ный час его биб­лио­те­ки.

 «Один из счаст­ли­вей­ших дней мо­ей жиз­ни», — ска­зал он.

 Тут уж Аня ему по­ве­ри­ла…

 * *

С тех пор всё буй­но за­рос­ло   кни­га­ми. Стран­но, она ведь боль­ше ни­че­го не по­ку­па­ла. Кни­ги та­инст­вен­ным   об­ра­зом раз­мно­жа­лись и пе­ре­ле­та­ли с ме­с­та на мес­то. Шес­той том   Бу­ни­на она на­хо­ди­ла под сто­лом на кух­не, хо­тя от­лич­но пом­ни­ла,   как оста­ви­ла его на сто­ле на ве­ран­де. Шла по­смот­реть, что же на ве­ран­де,   и на­хо­ди­ла там то­же шес­той том. Сна­ча­ла это пу­га­ло и раз­дра­жа­ло.   По­том она сми­ри­лась. Это бы­ли кни­ги С. Че­го же удив­лять­ся. Он вёл се­бя   как хо­тел при жиз­ни, по­че­му же пос­ле смер­ти он дол­жен был вес­ти се­бя   по-дру­го­му. Его кни­ги то­же ве­ли се­бя как им взду­ма­ет­ся.

 На да­чу она при­ез­жа­ла под пред­ло­гом то­го, что нуж­но на­ко­нец на­вес­ти   по­ря­док в собст­вен­ном до­ме. Она пы­та­лась разо­брать биб­лио­те­ку, что­бы   что-то из книг про­дать. Ска­жем, за­чем ей два со­бра­ния со­чи­не­ний На­бо­ко­ва.   А Толс­то­го? А лит­па­мят­ни­ки ей за­чем? Ни уму, ни серд­цу эти без­ли­кие   сол­да­ты в уны­лой фор­ме за­щит­но­го цве­та. Их име­на ни о чём ей не го­во­ри­ли.   Ну что ей, в са­мом де­ле, до ка­ко­го-ни­будь добро­го до­на, на­пи­сав­ше­го   все­го один ро­ман о странст­ву­ю­щем ры­ца­ре. Раз­ве Сер­ван­те­са не­до­ста­точ­но?   Она при­ез­жа­ла на да­чу с целью вы­ста­вить за дверь ка­ко­го-ни­будь добро­го   до­на или слав­но­го сень­о­ра, об­ла­чён­но­го в плащ-па­лат­ку.

 Но каж­дый раз, пе­ре­сту­пая по­рог, она за­бы­ва­ла о це­ли сво­е­го при­ез­да,   по­то­му что от­чёт­ли­во слы­ша­ла ка­кой-ни­будь об­ры­вок фра­зы. Ка­за­лось,   тут ве­лась ожив­лён­ная бе­се­да. Од­наж­ды она да­же при­хва­ти­ла в ко­ри­до­ре   де­ре­вян­ную па­ли­цу, опас­ную иг­руш­ку сы­на, и по­шла по до­му, го­то­вая   за­стать бан­ди­тов на мес­те пре­ступ­ле­ния. Тут она услы­ша­ла что-то вро­де   встре­пе­та крыл, слов­но пти­ца не­боль­шая ис­пу­ган­но сле­те­ла. Ох, пло­хая   при­ме­та, по­ду­ма­ла. Но нет, не бы­ло ни­ка­кой пти­цы. И ок­на все бы­ли   за­кры­ты. И во­ров ни­ка­ких не бы­ло. Кни­га толс­тая ва­ля­лась на сто­ле,   вверх ко­реш­ком…

 — Что это вы тут устро­и­ли? А ну на мес­то! — кри­ча­ла она.
 Тут мож­но бы­ло кри­чать на кни­ги, на сте­ны, на му­жа…
 Она схва­ти­ла кни­гу и хо­те­ла по­ста­вить её на мес­то. Но мес­то бы­ло за­ня­то   та­кой же. Она вы­ро­ни­ла кни­гу из рук на пол.
 — Нет, зна­е­те… Зна­ешь! Да­вай так: ли­бо ты умер, ли­бо я… — ска­за­ла она   и по­смот­ре­ла на­верх.
 На по­то­лок. От­ку­да, по её мне­нию, дол­жен был смот­реть на неё С.

 * *

Да, ей тут не­че­го бы­ло   де­лать, кро­ме как раз­го­ва­ри­вать с С., чи­тая его кни­ги. Он уве­рял её,   что все эти ты­ся­чи книг про­чёл. Ещё в пер­вые го­ды зна­ком­ст­ва, ког­да   лю­бовь бы­ла в ста­дии об­ост­ре­ния, она ве­ри­ла. Сей­час она счи­та­ла   это ещё од­ним врань­ём — столь­ко книг про­чи­тать бы­ло не­воз­мож­но. Она   хва­та­ла с пол­ки кни­гу, на вид ка­зав­шу­ю­ся девст­вен­но не тро­ну­той,   и, пред­в­ку­шая ра­дость от раз­об­ла­че­ния, на­чи­на­ла её лис­тать: «Ну   что, и это ты чи­тал? Вот эту вот муть?» Это бы­ла ка­кая-ни­будь уз­ко­фи­ло­ло­ги­чес­кая   кни­га, с на­зва­ни­ем, на­по­ми­на­ю­щим те­му ни­ко­му не нуж­ной дис­сер­та­ции.   Ког­да уже на пят­над­ца­той стра­ни­це вдруг об­на­ру­жи­ва­лись его за­мет­ки   на по­лях, она ис­пы­ты­ва­ла не­что вро­де дет­ско­го вос­тор­га. Это бы­ло   по­хо­же на фо­кус. Ка­кую стра­ни­цу не от­кро­ешь, вез­де по­мет­ки и га­лоч­ки…   Она не ле­ни­лась за­ле­зать под са­мый по­то­лок к Толс­то­му. С. ку­пил пол­ней­шее   со­бра­ние его со­чи­не­ний со­всем не­дав­но. Уж точ­но не от­кры­вал, и по­ста­вил   спе­ци­аль­но так, что­бы труд­но бы­ло до­стать, по­то­му что хо­ро­шо знал   на­род­ную при­ме­ту: «Если с ут­ра по­пал­ся том Толс­то­го — день по­те­рян».   «Так, по­смот­рим! На­вер­ня­ка да­же в ру­ки не брал! Нет, и эту брал. Ког­да   успе­вал чи­тать? Меж­ду ра­бо­той и дву­мя семь­я­ми.

 В ней за­ки­па­ло всё сра­зу: за­висть, рев­ность, вос­торг — это всё ещё бы­ла   лю­бовь. Ток­сич­ная, от­рав­ля­ю­щая, па­ра­ли­зу­ю­щая и со­вер­шен­но не­об­хо­ди­мая.   Она ла­зи­ла по пол­кам, вы­ис­ки­вая его за­клад­ки… Она за­да­ва­ла во­про­сы.   Он отве­чал. Сей­час он был бо­лее раз­го­вор­чив, чем в жиз­ни…

 * *
 — Мо­цик? Это не про „за­чем“. Это про час­ти те­ла: ру­ки, но­ги. Они за­чем?   Вот ты хо­чешь их про­ка­чать, по­бе­гать. А я иног­да ночью про­снусь, вска­ки­ваю   и бе­гу к не­му. К не­му! Это вот как сре­ди но­чи сек­са хо­чет­ся, или вы­пить,   за­ку­рить, от­лить…

 Это Илья лю­бил рас­ска­зы­вать сво­е­му тре­не­ру в спорт­клу­бе.
 На са­мом де­ле всё бы­ло про­ще.

 Он про­сы­пал­ся ночью, и ему хо­те­лось есть. Ка­тя дер­жа­ла его на ди­е­те.   Хо­ло­диль­ник был пуст, про­зра­чен и свеж. Пах чис­то­той и зе­ленью, кро­ме   пет­руш­ки и са­ла­та, в нем не бы­ло ни­че­го. Ка­тя не го­то­ви­ла до­ма.   Они ужи­на­ли в рес­то­ра­не. На зав­трак он пил толь­ко ко­фе.
 — Ну ку­да те­бе есть на ночь? По­смот­ри на се­бя в зер­ка­ло ан­фас и в про­филь.
 — Те­бе что-то ме­ша­ет? — спра­ши­вал он и не­дву­с­мыс­лен­но та­щил её к   се­бе.
 — Мне — ни­че­го, — отве­ча­ла она, от­стра­ня­ясь, буд­то не по­ни­мая ни­ка­ких   на­мёков. — Те­бе са­мо­му не ме­ша­ют лиш­ние де­сять ки­ло? Я тут чи­та­ла,   что, если до трид­ца­ти пя­ти не по­ху­де­ешь, по­том это уже поч­ти не­воз­мож­но.
 — Бри­тан­ские учё­ные за­яви­ли? — спро­сил он и по­ду­мал: „Мне ме­ша­ет   толь­ко, ког­да ++бут моз­ги бес­ко­неч­но, луч­ше бы что-то дру­гое“.

 С дру­гим как раз бы­ли ка­кие-то стран­ные пе­ре­бои. Пол­ное не­сов­па­де­ние   цик­лов бодр­ст­во­ва­ния и сна. Ка­тя бы­ла ак­тив­на толь­ко не­сколь­ко   раз в ме­сяц, ког­да по её под­сче­там бы­ло вре­мя для за­ча­тия. Во все   осталь­ные дни её зе­лё­ный глаз не го­рел.
 — Кать, я сей­час вер­нусь, — ти­хо го­во­рил он.
 — Та­ак, я что-то не по­ня­ла, — Ка­тя при­под­ни­ма­лась в кро­ва­ти.

 При этом её гла­за всё-та­ки за­го­ра­лись зе­лё­ным ог­нём, и он воз­вра­щал­ся,   но глаз уга­сал, ед­ва он к ней при­ка­сал­ся.

 Иног­да ему вез­ло, и он вы­хо­дил из до­ма ти­хо, как тать, бес­шум­но, не­ви­ди­мо.   Он са­дил­ся на свой мот и ка­тил на бе­шен­ной ско­рос­ти до Ка­лан­чёв­ки,   там раз­во­ра­чи­вал­ся и ле­тел об­рат­но. Чуть тор­мо­зил, за­ез­жал в своё   тай­ное мес­то. Та­ких тай­ных мест у не­го бы­ло не­сколь­ко. Од­но из них —   вот этот спор­тив­ный клуб. Ра­бо­тал он круг­ло­су­точ­но.

 По но­чам, ко­неч­но, там поч­ти ни­ко­го не бы­ло. До­воль­но стран­ная идея   ка­чать по но­чам би­цеп­сы, и он ни­чем по­доб­ным не за­ни­мал­ся. Он при­ез­жал   сю­да, смеш­но ска­зать, что­бы пе­ре­ку­сить. Кух­ня в ка­фе не ра­бо­та­ла,   но сон­ный па­ре­нёк при­но­сил ему ко­фе и впол­не съедоб­ный бу­тер.

 Илья при­са­жи­вал­ся к сто­лу и по­гру­жал­ся в ещё од­но своё сек­рет­ное   мес­то. Это бы­ла та­кая соц­сеть. Он за­хо­дил в неё толь­ко по но­чам. Кру­тил   ки­ло­мет­ры чу­жих но­вос­тей и ни­ког­да не де­лил­ся сво­и­ми. У не­го, в   сущ­нос­ти, не бы­ло но­вос­тей. Ну ка­кие там у не­го мо­гут быть но­вос­ти…   Но он ис­пы­ты­вал стран­ное удо­вольст­вие на­блю­дая за все­ми, спря­тав­шись   под ни­ком Adorus.

 * *

— На те­бя по­смот­ришь — не ска­жешь, что при­клю­че­ний ищешь, со­лид­ный   та­кой… — про­дол­жал тре­нер удив­лять­ся.
 — Ког­да в два ча­са но­чи са­дишь­ся на моц и ле­тишь как шаль­ная пу­ля,   это не про при­клю­че­ния. Хо­чет­ся ски­нуть с се­бя всё, об­ну­лить­ся…
 — Ну вы­пил бы и об­ну­лил­ся…
 — Не, это дру­гое…
 — Ну как так? Про­сы­па­ешь­ся ночью спе­ци­аль­но, что­бы об­ну­лить­ся? —   не от­ста­вал тре­нер.

 Илья встал и силь­но со сто­ном по­тя­нул­ся, изоб­ра­зив что за­си­дел­ся и   ему по­ра.
 — Че­го при­стал? — пе­ре­ки­нул он стрел­ку на тре­не­ра, ру­ки ко­то­ро­го   бы­ли силь­но де­фор­ми­ро­ва­ны мыш­ца­ми. — Вот ты за­чем на­ка­чал­ся так?   Не­бось, ни в один пид­жак не вле­за­ешь!
 — За­чем мне пид­жак? — усмех­нул­ся тре­нер.
 — Так и бу­дешь всю жизнь бли­ны чу­гун­ные на­са­жи­вать? — спро­сил Илья и   взял в ру­ки шлем для со­лид­нос­ти.

 Тре­нер встал. Он был ров­но на го­ло­ву вы­ше. Они сто­я­ли друг пе­ред дру­гом,   чувст­вуя, как под­ни­ма­ет­ся при­ят­ный враж­деб­ный вихрь. Но раз­ни­ца в   рос­те де­ла­ла лю­бой их спор ко­ми­чес­ким. Даль­ше ве­ли­ко­го сто­я­ния   ни­ког­да не шло.

 У Ильи бы­ло уди­ви­тель­ное свойст­во. Он всех раз­дра­жал. Од­наж­ды аст­ро­лог   со­об­щил ему, что в его кар­те есть ка­кой-то там Неп­тун в Скор­пи­о­не,   что озна­ча­ет свойст­во го­во­рить не ду­мая что-то обид­ное, по­том из­ви­нять­ся   и ещё до­бав­лять… Илье это очень по­нра­ви­лось, и он ре­шил, что не сто­ит   бо­роть­ся с тем, что пред­на­чер­та­но звёз­да­ми. И не скры­вал сво­их   чувств… Чувст­ва бы­ли всег­да слож­ные…

 * *
 Про­лис­тав лен­ту, он опять уди­вил­ся, как лег­ко лю­ди рас­ска­зы­ва­ют о   се­бе. Се­мей­ные празд­ни­ки, дни рож­де­ния, дет­ские ут­рен­ни­ки. Не­счаст­ные   де­ти. Бро­шен­ные со­ба­ки. Но­вые книж­ки. Но­вые жё­ны. Всё это бы­ло ему   ма­ло­ин­те­рес­но, но ото­рвать­ся по­че­му-то не по­лу­ча­лось. За­гля­нул   сю­да и как за­ку­рил. И не­за­мет­но под­сел. И не за­ме­ча­ешь уже, как за­хо­дишь   всё ча­ще по­смот­реть, на­шёл­ся ли кто-то, от­ве­тил ли кто-то ко­му-то. Ли­ца   и про­ис­шест­вия к ве­че­ру, как бес­ко­неч­но по­до­гре­ва­е­мый суп в де­шёвом   ка­фе, вы­зы­ва­ли лёг­кую дур­но­ту.

 Иног­да он за­ви­сал на стра­ни­цах зна­ко­мых дев­чо­нок. Если ви­дел, что   кто-то в ча­те, бол­тал о том о сём, ча­ще ни о чём.

 Его до­во­ди­ла до бе­шенст­ва эта за­ви­си­мость и то, что сеть слиш­ком мно­го   о нём зна­ла. Сто­и­ло ему толь­ко по­ду­мать о чём-то — тут же вы­сы­па­лась   ему гор­сть объ­яв­ле­ний на те­му. Де­сят­ки лю­дей, с ко­то­ры­ми он на­ка­ну­не   встре­чал­ся, пред­ла­га­лись ему в друзья. Он лис­тал их фо­то­гра­фии и   вдруг на­ткнул­ся на Ан­ну Ана­толь­ев­ну. „О! Вдо­ва, ко­то­рая про­сит спра­вед­ли­вос­ти   и тре­бу­ет де­нег“. Так, и что там у неё?

 За­гля­нул на её стра­ни­цу. По­нят­но. Ки­но, кни­ги, ка­феш­ки с мор­ско­го   по­бе­режья. О, вот са­ма… Смеш­ная фот­ка. Крас­ные кол­гот­ки на зна­ко­мых   козь­их нож­ках. Вы­ра­же­ние ли­ца над­мен­ное, на­смеш­ли­вое. От­чи­ты­ва­ет   ка­ко­го-то пар­ня. Ха-ха. За­бав­но. Хо­тел бы­ло за­крыть стра­ни­цу, но по­че­му-то   за­гру­зил фо­то и по­че­му-то за­вис. Стран­ное де­ло. При­хо­ди­ла к не­му   та­кая са­мо­от­вер­жен­но от­ча­ян­ная. А тут… Толь­ко по нож­кам и узнал.   Сколь­ко бы лет ни про­шло, он узна­вал ста­рых по­дру­жек по из­ви­вам ног.

 * *
 …При­еха­ла на да­чу и тут же ки­ну­лась к пол­кам. На­до бы­ло сроч­но най­ти   у Бу­ни­на один рас­сказ, и у Че­хо­ва. Она то­же иг­ра­ла в бу­ри­ме, как   сын с друзь­я­ми. Вы­хва­ты­ва­ла по пред­ло­же­нию от­ту­да, от­сю­да, по­том   пе­ре­ме­ши­ва­ла всё это и скла­ды­ва­ла в один текст. Ду­рац­кая иг­ра. Ну   и пусть. В ин­тер­не­те то­же вро­де мож­но тек­с­ты ис­кать. Но там нет   книг, ко­то­рые С. дер­жал в ру­ках и ко­то­рые она са­ма дер­жа­ла в ру­ках,   ког­да чи­та­ла ему вслух. И нет той, что ва­ля­лась у не­го под по­душ­кой,   ко­то­рую он, за­сы­пая ро­нял се­бе на нос… Это­го нет в ин­тер­не­те.

 Впро­чем, ни­че­го сен­ти­мен­таль­но­го во всём этом не бы­ло.

 Она тер­за­ла кни­ги как на­сто­я­щий мань­як.

 „Она бы­ла блед­на пре­крас­ной блед­ностью лю­бя­щей взвол­но­ван­ной жен­щи­ны,   — чи­та­ла она у Бу­ни­на и вдруг на­чи­на­ла ди­ко хо­хо­тать, — го­лос у   неё сры­вал­ся, и то, как она, бро­сив ку­да по­па­ло зон­тик, спе­ши­ла под­нять   ву­аль­ку и об­нять ме­ня, по­тря­са­ло ме­ня жа­лостью и вос­тор­гом“!

 По­след­ние сло­ва она чи­та­ла уже кло­ко­ча страш­ным хо­хо­том. Кни­ги на   пол­ках, ка­за­лось, тре­пе­та­ли. Час­то ка­кая-то не вы­дер­жи­ва­ла и па­да­ла   в об­мо­рок.
 — Так! хо­чешь со мной сыг­рать!

 И она на­бра­сы­ва­лась на без­ды­хан­ную кни­гу.

 — Кто ты? А! Бо­же мой, ка­кая встре­ча, сто лет не ви­де­лись! И что тут у   те­бя? — она от­кры­ва­ла кни­гу по­се­ре­ди­не. — „По­ели­ку Ашен­бах всем   сво­им су­щест­вом стре­мил­ся к сла­ве, он, от­нюдь не от­ли­ча­ясь ско­ро­спе­лостью…“   Бо­же, ужас ка­кой! Что это? Ты убеж­дал ме­ня, что это ге­ни­аль­но?! — кри­ча­ла   она, об­ра­ща­ясь к С. — Ты не слы­шишь, ка­кая это всё чушь? Ну, ска­жи, ска­жи   опять, что пе­ре­вод пло­хой! — она от­бра­сы­ва­ла то­мик То­ма­са Ман­на и   на­угад бра­ла с пол­ки дру­гой то­мик:

 Су­ту­лит­ся на сту­ле
 бес­па­лое паль­то.
 По­тём­ки об­ма­ну­ли,
 По­чу­ди­лось не то.

Сквоз­няк про­шёл не­дав­но,
 И ду­шу унес­ло
 В рас­крыв­ше­е­ся плав­но
 Стек­лян­ное чис­ло…

 Нет, ну что за бред! „Стек­лян­ное чис­ло“!

…мой дух пре­о­бра­жал­ся:
 на ты­ся­чу ко­лец,
 вра­ща­ясь, раз­мно­жал­ся
 и за­мер на­ко­нец

 в хрус­таль­ней­шем за­стое
 в от­лич­ней­шем Ни­что,
 а в ком­на­те пус­тое
 су­ту­лит­ся паль­то…»

 — По­че­му не «в хрус­таль­ней­шем за­пое»? Толь­ко по­след­няя строч­ка хо­ро­шая.   Всё осталь­ное — «по­эт вто­ро­го ря­да». Пи­са­тель пер­во­го ря­да мо­жет   спо­кой­но быть по­этом вто­ро­го… За­чем ты всё это та­щил сю­да? Толь­ко на   рас­топ­ку го­дит­ся!

 Она под­ни­ма­ла кни­гу и де­ла­ла вид, что ки­да­ет её в ка­мин, но по­том   хо­хо­ча прос­то ки­да­ла её на пол. Это всё по­хо­ди­ло на ка­кой-то пло­хой   те­атр.

 Вдруг она оста­нав­ли­ва­лась на по­лу­сло­ве и бро­са­ла оче­ред­ную жерт­ву:
 — Не мо­гу чи­тать… Ни­че­го не мо­гу чи­тать…

 На­чи­на­лась на­сто­я­щая ор­гия. Тя­жёлые то­ма лег­ко ле­те­ли на пол. Гру­да   книг на­по­ми­на­ла на­дви­га­ю­щий­ся ри­ту­аль­ный кос­тёр, или не­вин­ную   хип­с­тер­скую но­во­год­нюю ёл­ку. По­ка без фо­на­ри­ков.
 — Кста­ти, это мысль, где-то бы­ли фо­на­ри­ки, на­до най­ти…

 * *
 В са­мый раз­гар по­ис­ков она вдруг услы­ша­ла ка­кое-то жа­лоб­ное трень­канье.   Те­ле­фон она дер­жа­ла за стран­но­го ре­бён­ка, ко­то­рый веч­но тре­бу­ет   еды, вни­ма­ния, иног­да слиш­ком мно­го вни­ма­ния. Она от­клю­чи­ла все уве­дом­ле­ния,   но что-то всё-та­ки про­рва­лось. Не об­ра­щая вни­ма­ния, она ры­лась в ко­роб­ках   на верх­ней пол­ке, чу­дом остав­шей­ся без книг.

 Те­ле­фон на­стой­чи­во при­зы­вал её, по­да­вая ка­кие-то стран­ные сиг­на­лы.

 Она слез­ла со стре­мян­ки и гля­ну­ла на эк­ран. Имя на­пи­сав­ше­го, а вер­нее   его ник, ни о чём ей не го­во­рил. Она ви­де­ла его впер­вые.
 — Добрый ве­чер, Ан­на! Как по­жи­ва­е­те? — бы­ло на­пи­са­но там.
 — Добрый… — ма­ши­наль­но от­сту­ка­ла она.
 — Мож­но не­скром­ный ком­пли­мент? — про­чи­та­ла она.
 — Мы зна­ко­мы? — уди­ви­лась она.
 — Я уви­дел вас слу­чай­но тут в се­ти…
 — Я тут, в се­ти, не зна­ком­люсь…
 — Но вы же мне от­ве­ти­ли…
 — Да, уди­ви­тель­но…
 — Хо­тел сде­лать вам ком­пли­мент… Но, бо­юсь, он бу­дет не­скром­ным…
 — На­би­ва­е­те це­ну ком­пли­мен­ту? По­нят­но)
 — Вы не оби­ди­тесь?
 — Да го­во­ри­те уже, че­го уж…
 — Вам очень идёт крас­ный цвет…

 Аня не по­ни­ма­ла, что про­ис­хо­дит. Кто это? От­ку­да? По при­выч­ке по­смот­ре­ла   на по­то­лок… На­до бы за­бло­ки­ро­вать, но всё-та­ки ин­те­рес­но, кто это?
 — Вы о чём? Я вро­де крас­ный не но­шу… Где вы ме­ня ви­де­ли в крас­ном?

 На се­кун­ду вдруг ей по­ка­за­лось, уж не па­ре­нёк ли фо­кус­ник ре­шил за   ней при­уда­рить, но ведь это уж со­всем бред. Ему лет двад­цать пять, не   боль­ше…
 — Я ви­дел ва­шу фо­то­гра­фию… Там, где вы си­ди­те на под­окон­ни­ке… — на­пи­сал   не­зна­ко­мец.
 — На под­окон­ни­ке… — Аня бы­ла в за­ме­ша­тельст­ве. — Ну, и где там крас­ный?   Там это­го крас­но­го ров­но семь сан­ти­мет­ров…
 — Ну мне бы­ло до­ста­точ­но…
 — По­нят­но… То есть, по­ка­зы­вая фо­ку­сы, вы успе­ва­ли смот­реть на мои   но­ги в крас­ном? — на­пи­са­ла Аня, ра­ду­ясь сво­ей до­гад­ке.

 Ми­ну­ту не­зна­ко­мец по­мед­лил, по­том на­пи­сал:
 — Я не был на той ве­че­рин­ке…))
 — Да? Тог­да кто же вы?

 Не­зна­ко­мец мол­чал. По­том спро­сил:
 — Вы ещё здесь?
 — Я всё ещё здесь, хо­тя не очень по­ни­маю за­чем… Если я вас не знаю.
 — Мо­жет, это к луч­ше­му?
 — Мо­жет, но мне не­ин­те­рес­но… раз­го­ва­ри­вать с со­вер­шен­но не­из­вест­ным   че­ло­ве­ком.
 — Если бы я на­звал­ся Сер­ге­ем Ку­куш­ки­ным, вам бы­ло бы ин­те­рес­нее?
 — Бы­ло бы ве­се­лее…
 — Но Ку­куш­кин… мо­жет ока­зать­ся не Ку­куш­ки­ным…

 Она про­мол­ча­ла. Стран­но, что не по­сла­ла его, как обыч­но ког­да ка­кой-ни­будь   «во­ен­но­с­лу­жа­щий из Ира­ка» при­сы­лал свой «Helloy!».
 — Прос­ти­те…
 — За что?
 — Что по­тре­во­жил вас. Прос­то…
 — Прос­то что?
 — Я уви­дел в вас… но нет, лад­но…
 — Нет уж, го­во­ри­те, раз на­ча­ли!
 — Чест­но? Я уви­дел в вас… же­ла­ние!
 — Же­ла­ние? — Аня нер­в­но каш­ля­ну­ла. — Же­ла­ние че­го?! Ко­го?!
 — Не че­го, не ко­го, прос­то же­ла­ние. В вас есть секс…

 Аня вско­чи­ла со сту­ла, спуг­нув не­сколь­ко дре­мав­ших на краю сто­ла кни­жек-ма­лю­ток.   Что ещё за ерун­да, что за бред… Ка­ко­го, с по­зво­ле­ния ска­зать, хре­на…

 Те­ле­фон сно­ва треньк­нул.

— Прос­ти­те… Я всё-та­ки вас оби­дел…
— Нет. Чем же? Тем, что, спа­си­бо, ка­пи­тан, со­об­щи­ли мне со­вер­шен­но оче­вид­ную вещь?
— Оче­вид­ную?
— Ду­ма­е­те, вы единст­вен­ный это за­ме­ти­ли?
Ан­на де­мо­ни­чес­ки рас­сме­я­лась и в кон­це груст­но хмык­ну­ла.
— Нет, но вам дав­но это­го не го­во­ри­ли…))

Ан­на огля­ну­лась по сто­ро­нам. Ка­за­лось, кто-то под­слу­ши­ва­ет, под­смат­ри­ва­ет. Но смеш­но же. Ни­ко­го, кро­ме книг…
— И как же вы уви­де­ли это?
— Уви­дел. Это­го не спря­чешь.
— Я и не со­би­ра­юсь пря­тать. По­че­му вы вдруг на­пи­са­ли про это? Мы зна­ко­мы?
— По­ка нет. Кто-то из об­щих зна­ко­мых лайк­нул ва­ше фо­то.
— Кто?
— Не пом­ню)
Что-то ей это всё на­по­ми­на­ло. Ка­кую-то плохую книж­ку гра­фо­ман­скую… Что ж, сыг­ра­ем…
— Как вы это по­ня­ли? Это же стран­но. Я дав­но уже в нейтраль­ных во­дах, за­плыв за все буй­ки, об­ма­нув все по­гра­нич­ные ка­те­ра…
-)))
— И вдруг вы, пря­мо как Их­ти­ан­др ка­кой-то, всплы­ли…)
— Всплыл — не очень хо­ро­шее сло­во…)
— Хо­ро­шо. Вы­ныр­ну­ли…

Па­у­за. Где-то на том кон­це все­лен­ной су­щест­во по име­ни Adorus за­мыс­ли­ло ка­кую-то ша­лость. За­чем? За­шла в его про­филь. Он был со­здан, ви­ди­мо, спе­ци­аль­но для та­ко­го ро­да ми­лых бе­сед. Ни­че­го. Ни од­но­го фо­то. На ава­та­ре ан­гел — ус­та­лый му­жик в ал­ко­го­лич­ке с кры­лыш­ка­ми си­дит, под­пе­рев ру­кой го­ло­ву, и на­ли­ва­ет из бу­тыл­ки крас­ное в бо­кал.
— Рас­ска­жи­те, ка­кая вы…
— Я? В ка­ком смыс­ле?
— Ка­кое у вас те­ло… Я ни­ког­да это­го не узнаю!
«С от­ча­я­ни­ем в го­ло­се», — до­ду­ма­ла она ре­мар­ку и улыб­ну­лась.
— Рас­ска­жи­те, ка­кие у вас ру­ки, грудь…

Ан­на сно­ва вско­чи­ла и на­пра­ви­лась к ост­ров­ку, не за­ня­то­му кни­га­ми, бу­фе­ту, где, как она пом­ни­ла, сто­я­ла ка­кая-то не­до­пи­тая бу­тыл­ка. Схва­ти­ла бо­кал, на­ли­ла, ока­за­лось, крас­ное.

«Мда, ну и ка­кая же лю­бовь без крас­но­го ви­на!» — вспом­ни­ла она фра­зу сво­е­го лю­би­мо­го друж­ка дет­ст­ва…
— Где вы? Убе­жа­ли? — не от­ста­вал те­ле­фон.
— Я здесь. Пы­та­юсь осмыс­лить…
— Не на­до. Прос­то рас­ска­жи­те. У вас есть на те­ле­фо­не оп­ция «сек­рет­ный чат». Там есть та­кая кноп­ка.

Не успе­ла она на­жать на кноп­ку, как уви­де­ла на эк­ра­не: «Кто-то при­слал вам со­об­ще­ние». Кто-то… Там бы­ло на­пи­са­но: «Сфо­то­гра­фи­руй­те се­бя…»

Ан­на усмех­ну­лась, огля­де­ла се­бя: чёр­ные тре­ни­ки, за­сти­ран­ная фу­фай­ка с фи­ли­на­ми, сы­нов­няя, лю­би­мая, бу­дет от­лич­ное фо­то. Дро­жа­щи­ми ру­ка­ми на­ве­ла на се­бя те­ле­фон. Дро­жа­щи­ми, по­то­му что бо­я­лась слу­чай­но что-то ко­му-то не то от­пра­вить. Кру­ти­ла его и так и сяк, про­тив све­та, что­бы не бы­ло вид­но мор­щин и про­чих изъ­янов. Щёлк­ну­ла. Ну вро­де ни­че­го: всё в тем­но­те, и гла­за го­рят. Чу­дес­ное фо­то! «Так сту­пай, от­рав­лен­ная сталь по на­зна­че­нию». От­пра­ви­ла.

Па­у­за. Горь­кая. Разо­ча­ро­ва­ния па­у­за.
— Я воз­бу­дил вас? Хоть не­мно­го?
«С моль­бой в го­ло­се», — до­пи­са­ла она мыс­лен­но.
Про­мол­ча­ла.
— Я оби­дел вас…
— Ну что вы всё об этом? Нет! Не оби­де­ли, как мо­жет оби­деть ин­те­рес к мо­ей пер­со­не.
— Вас всё это хоть не­мно­го воз­буж­да­ет?
— Чу­жое же­ла­ние воз­буж­да­ет. Да­же ког­да на­сто­ра­жи­ва­ет…
— На­сто­ра­жи­ва­ет? Вы мне не до­ве­ря­е­те?
— По­че­му я долж­на вам до­ве­рять?!
«„Ан­на по­блед­не­ла“ — пря­мо по Че­хо­ву»? — по­ду­ма­ла она и «сар­до­ни­чес­ки рас­сме­я­лась».
— Вы дав­но се­бя не лас­ка­ли, Ан­на… Как вы лю­би­те се­бя?

От та­кой наг­лос­ти она со­вер­шен­но опе­ши­ла. По­том на­пи­са­ла: «По­че­му вы не спра­ши­ва­е­те тог­да уж, дав­но ли МЕ­НЯ лас­ка­ли?!»
-))))) — та­кой был от­вет.

От­ку­да он знал, что она од­на. По­че­му уве­рен в этом? Впро­чем, нуж­но ли быть про­вид­цем, что­бы до­га­дать­ся, если она поч­ти час тут с ним бол­та­ет. Что же про­ис­хо­дит? Пи­шет со­вер­шен­но не­из­вест­ный че­ло­век. Ма­ло то­го, что она втя­ну­лась в пе­ре­пис­ку, так вот те­перь ещё и раз­вол­но­ва­лась.
— Вы здесь? — про­зве­нел во­прос.
— Толь­ко вре­ме­на­ми…
— ?))
— Я жи­ву в дру­гой ре­аль­нос­ти. Рань­ше ка­за­лось, мне ну­жен кто-то, ко­го лю­бить. Ко­го слу­шать, с кем раз­го­ва­ри­вать… Но лю­бовь су­щест­ву­ет в та­ком, со­вер­шен­но не при­клад­ном смыс­ле. Са­ма по се­бе. Она мо­жет окра­сить со­бой, при­це­пить­ся к со­вер­шен­но лю­бо­му объ­ек­ту. Вот идёт по ал­лее ре­бёнок, ста­рик, де­вуш­ка, со­ба­ка, и я сра­зу по­ни­маю, за­де­ла его моя лю­бовь или нет. Лю­бовь ле­тит впе­ре­ди ме­ня на не­сколь­ко мет­ров. Не обя­за­тель­но зна­ко­мить­ся, узна­вать имя, здо­ро­вать­ся…
— Как ви­рус?))) — по­шу­тил он.
— Да, поч­ти))
— За­чем же вам знать, как ме­ня зо­вут?
— Это дру­гое…
— Нет! То же са­мое. Я шёл вам на­встре­чу по ал­лее, пред­ставь­те.
Она улыб­ну­лась…
— Дооволь­но труд­но пред­ста­вить то­го, ко­го не зна­ешь, но пред­ста­ви­ла…
— А те­перь вы за­хо­ди­те в ком­на­ту ко мне. Сни­ма­е­те бельё. Са­ди­тесь на стул… Я под­хо­жу к вам. Не це­лую. Вы аб­со­лют­но под­чи­не­ны…
— Ах вот в чём де­ло… Под­чи­не­на… И вы ме­ня не це­лу­е­те?
— Нет.
— По­че­му?
Па­у­за.
— Зна­чит, глав­ное, что я под­чи­не­на?
— Вас это воз­буж­да­ет?
— На­вер­ное.
— Это хо­ро­шо)
— А как же бельё? Кра­си­вое КРАС­НОЕ бельё?

Ка­кое-то озор­ное воз­буж­де­ние про­бе­жа­ло по её те­лу. Это как в дет­ст­ве: пря­чешь­ся за за­на­вес­кой, ба­буш­ка те­бя ищет, а ты с кон­фе­той, укра­ден­ной из бу­фе­та. Кон­фе­та «За­гад­ка». Сей­час это удив­ля­ет и сме­шит, но рань­ше на­зва­ния кон­фет свя­зы­ва­лись толь­ко с на­чин­кой. Мед­ве­ди «Ко­со­ла­пые» или «На Се­ве­ре» бы­ли ма­ло раз­ли­чи­мы. «Ка­ра-Кум» был сух, как пе­сок. «Мас­ка» не­ожи­дан­но бес­со­дер­жа­тель­на. А «За­гад­ка» в по­ло­са­том фан­ти­ке — это ка­ра­мель с на­чин­кой в шо­ко­лад­ной гла­зу­ри. На­чин­ка из дже­ма. И не­по­нят­но, что же нра­ви­лось боль­ше: не­то­роп­ли­во об­ли­зы­вать шо­ко­лад­ную гла­зурь, рас­са­сы­вать язы­ком ка­ра­мель, ощу­щая, как вдруг под­да­ёт­ся, де­ла­ет­ся мяг­кой ка­ра­мель­ная бро­ня, и на­чин­ка по­сте­пен­но вы­плы­ва­ет из сво­е­го убе­жи­ща, роб­кая, неж­ная, по­дат­ли­вая… И тут всё за­кан­чи­ва­ет­ся, и хо­чет­ся всё вы­плю­нуть. По­то­му что глав­ное в этом бы­ло рас­то­пить язы­ком ка­ра­мель. А по­том на де­серт шли сер­ные го­лов­ки спи­чек, ко­то­рые об­гла­ды­ва­лись с ка­ким-то со­бачь­им вос­тор­гом. «Ну и че­го собст­вен­но от те­бя мож­но ждать пос­ле это­го…»
— Нет=нет. Вы са­ми сни­ма­е­те бельё… На вас юб­ка…
— Ок. Ка­кая? Шёл­ко­вая, шерс­тя­ная, в клет­ку, в го­ро­шек…
— Лю­бая…
— И?
— Вы си­ди­те… я под­хо­жу к вам…
— И?
— Кла­ду ру­ку меж­ду…

Аня, вы­та­ра­щив гла­за, вско­чи­ла и обо­шла стол. «Ну, а че­го ты жда­ла? Ин­те­рес­но бы­ло? По­лу­чи­ла?»
— Слу­шай­те, это по­хо­же на план по­хи­ще­ния со­кро­ви­ща))) — на­пи­са­ла она, за­хлёбы­ва­ясь сво­им ост­ро­уми­ем.
Па­у­за.
— Да­вай­те спать. Уже позд­но.
— Что та­кое? У вас вто­рая ли­ния? — спро­си­ла она, ра­ду­ясь сво­ей но­вой шут­ке.
— Нет… Мы с ва­ми на раз­ных ли­ни­ях…
Adorus был яв­но разо­ча­ро­ван. Гос­по­ди, не­уже­ли он всё это серь­ёз­но? Не­уже­ли это воз­мож­но…

Она огля­ну­лась на об­сту­пав­шие её со всех сто­рон кни­ги. Ка­за­лось, они на­стро­е­ны враж­деб­но, под­би­ра­ют­ся всё бли­же, го­то­вые ри­нуть­ся и рас­тер­зать.
— Спо­кой­ной но­чи, — шеп­нул те­ле­фон, — добрых снов!
— Добрых и не­вин­ных, — ма­ши­наль­но на­пи­са­ла она.
«Ка­жет­ся он оби­дел­ся. И — о ужас! — ка­жет­ся, ты по­чувст­во­ва­ла се­бя ви­но­ва­той!»

Бы­ло вид­но, что он не в се­ти, но она за­чем-то ему на­пи­са­ла: «Зна­е­те, мой муж умер. Ког­да это слу­чи­лось, ни­кто не по­зво­нил из тех, с кем он ра­бо­тал, ко­го на­учил, сде­лал из­вест­ным. Ни­кто. Зво­ни­ли толь­ко те, ко­му он был дол­жен. Они так ужас­но зво­ни­ли, так страш­но раз­го­ва­ри­ва­ли со мной. Но не в этом де­ло. Я про­си­ла их толь­ко об од­ном: дай­те мне за­пи­си, где он что-то де­ла­ет на съём­ках. И зна­е­те, они все как в во­ду ка­ну­ли. Ис­чез­ли. И ски­ды­ва­ют мои звон­ки. Ин­те­рес­но по­че­му. Я же не де­нег у них про­шу…»

На­пи­са­ла и за­чем-то от­пра­ви­ла. И по­смот­ре­ла на те­ле­фон. Как буд­то те­ле­фон мог сам от­прав­лять ей со­об­ще­ния в сек­рет­ный чат. Ка­кой-ни­будь смай­лик или лайк…

* *
Он вы­клю­чил те­ле­фон и пой­мал на се­кун­ду своё от­ра­же­ние в чёр­ном эк­ра­не.
— Мер­за­вец и… де­вуш­ка тур­ге­нев­ская…

За­чем-то сно­ва вклю­чил те­ле­фон, при­выч­ка вклю­чать-вы­клю­чать — как чёт­ки пе­ре­би­рать, пе­ре­ска­ки­вать с од­ной се­ти на дру­гую, бес­цель­но. За­шёл в сек­рет­ный чат, что­бы его уда­лить. И тут про­чёл, чтó она на­пи­са­ла: «Ни­кто не по­зво­нил мне. Кро­ме тех, ко­му он был дол­жен». Это она ме­ня, что ли, по­име­ла в ви­ду? Хах. Она прос­то не зна­ет, сколь­ким он остал­ся дол­жен. Не все ей по­зво­ни­ли. С че­го это она на­пи­са­ла? До­га­да­лась, что ли, кто я?

Нет, не мо­жет быть.

Как прос­то ока­за­лось её за­це­пить. Как лег­ко под­да­лась, по­плы­ла. А если узна­ет, кто я? Что она сде­ла­ет? Чем я рис­кую? Вот, во­об­ще, ни­чем. Не бу­дет же она рас­ска­зы­вать? Ко­му? Кто там у неё во френ­дах? Ну-ка, по­смот­рим… О, ну есть зна­ко­мые, но это так, се­леб­ри­тис. Для прес­ти­жа. Жи­вых-то лю­дей нет… Лад­но, за­пи­си на­до ей ски­нуть. Это же так прос­то. И прав­да, со­всем со­весть по­те­ря­ли. Так лег­ко по­мочь. По­че­му нет? Не вста­вая с ди­ва­на, что на­зы­ва­ет­ся…

На про­ща­ние всё-та­ки дви­нув пле­чом сво­е­го тре­не­ра, ко­то­рый в по­след­нее вре­мя стал единст­вен­ным со­бе­сед­ни­ком «за жизнь», Илья ука­тил на сво­ём «хар­лее» до­мой.

От­крыв дверь, про­шёл в спаль­ню, на хо­ду стас­ки­вая с се­бя одеж­ду, и с раз­ма­ху ки­нул­ся на Ка­тю. Мял её и ца­ра­пал, ку­сал, как волк, и рвал, как тигр, как обе­зу­мев­ший от же­ла­ния оран­гу­танг, а мо­жет, прос­то как му­жик, ко­то­рый ус­тал слу­шать ба­бий ле­пет и прос­то хо­чет. Ка­тя не успе­ла да­же ах­нуть…

* *
— Что это бы­ло? Ты, что ли, при­слал, что­бы я не ску­ча­ла? — крик­ну­ла она в по­то­лок. — От­ку­да он взял­ся этот Adorus…

Лег­ла спать. Ни­как не мог­ла со­греть­ся. На­ва­ли­ла на се­бя курт­ку С. и «пус­тое паль­то», ви­ся­щие всег­да на­го­то­ве, ря­дом с кро­ватью на гвоз­ди­ке. На­до бы­ло вы­нес­ти всё, от­дать бом­жам, но она ни­как не мог­ла. Са­ма бы­ла как бомж в этом, на­се­лён­ном кни­га­ми, до­ме. Ве­щи С. со­зда­ва­ли ощу­ще­ние, что он вот-вот вер­нёт­ся. Всё на­ко­нец окон­ча­тель­но и пра­виль­но «сме­ша­лось», вер­нее бы ска­зать, «по­ме­ша­лось» в этом до­ме.

Дом не был уют­ным гнёз­дыш­ком. Не мно­гие мог­ли вы­нес­ти его тя­жёлый ха­рак­тер. Он вы­тес­нял ему не­угод­ных. Он уже дав­но был не для ко­го-то. Он был сам по се­бе. Здесь всту­па­ли в пе­ре­бран­ку жи­вые и не­жи­вые. Не всег­да бы­ло оче­вид­но, кто жи­вее. Аню это не пу­га­ло, да­же нра­ви­лось. Лун­но­му све­ту, зву­ку ка­пель, скри­пу сто­ла ей хо­те­лось най­ти не­прос­тое объ­яс­не­ние, и она лег­ко его на­хо­ди­ла. Ни­че­го тут не мог­ло быть объ­яс­ни­мым с точ­ки зре­ния здра­во­го смыс­ла. Ей так хо­те­лось…

Че­го по-на­сто­я­ще­му хо­те­лось всег­да, так это спать, но это по­лу­ча­лось с тру­дом. Если бы сей­час тут был кто-то, она бы усну­ла? Но раз­ве ну­жен кто-то, что­бы быст­рее за­снуть? Как лю­ди вот так бе­рут и за­сы­па­ют?

Ко­неч­но, толь­ко С. мог при­ду­мать ис­то­рию про крас­ные кол­гот­ки. С че­го это че­ло­век в здра­вом уме, вро­де не маль­чик, на­пи­шет та­кое со­вер­шен­но не­зна­ко­мой жен­щи­не. Да нет, маль­чиш­ка за­иг­рав­ший­ся. «Ру­ки он кла­дёт меж­ду», «со­вер­шен­но под­чи­не­ны». Что за бред! По­че­му я не по­сла­ла его сра­зу? Не­уже­ли и в нём ис­ка­ла… ко­го-то. «Если б зна­ли вы, сколь­ко ог­ня, сколь­ко жиз­ни, раст­ра­чен­ной да­ром… Та­та­та-та­та­та… — как там у неё? — …на слу­чай­ную тень и на шо­рох…»

Слу­чай­ная тень… вот точ­но…

* *
Сер­деч­ная мышь за­во­зи­лась в гру­ди, вон­зи­ла свои зуб­ки и сно­ва по­гна­ла в ком­на­ту, где на сто­ле ва­лял­ся те­ле­фон. Эк­ран све­тил­ся. А на нём све­тил­ся сек­рет­ный чат. Бре­дя­ти­на. ADORUS! На­до ж та­кое при­ду­мать. Ка­кое са­мо­мне­ние, Adorus, обо­жа­е­мый. Наг­лость ка­кая. Всю пе­ре­пис­ку он уда­лил. Ну и лад­но. Те­ле­фон дро­жал и бил­ся в су­до­ро­гах, но это бы­ли со­об­ще­ния о штра­фах, из Сбер­бан­ка, ка­кие-то не­у­пла­ты, не­до­им­ки… Ког­да они все ко­ся­ком про­шли, ста­ло яс­но, что в дом про­рва­лась мо­биль­ная связь. На­до бы­ло вы­ку­рить си­га­ре­ту.

На ули­це из тём­ной сы­рос­ти, от­ку­да-то сверху, про­би­вал­ся зе­ле­но­ва­тый звёзд­ный от­свет. Вес­ною пах­ло да­же ночью. Зем­ля, бес­стыд­но не­при­бран­ная вы­ле­за­ла из-под гряз­но­го снеж­но­го оде­я­ла, с вы­вер­ну­тым на­из­нан­ку бель­ём и всем про­чим, что лень пе­ре­чис­лять.

«На­до быть опять силь­ной, кра­си­вой и сме­лой. На­до с кем-то встре­чать­ся. Но за­чем? Че­ло­век, с ко­то­рым я про­ве­ду ночь, ут­ром пой­дёт в ван­ну. Я уви­жу его спи­ну, не­за­щи­щён­ную, сон­ную… его не­ук­лю­жие но­ги — а они обя­за­тель­но бу­дут та­ки­ми. Сколь­ко нуж­но вре­ме­ни, что­бы я смог­ла прос­тить эти но­ги, ра­ди че­го-то дру­го­го? Сколь­ко нуж­но вре­ме­ни, что­бы не за­ме­чать ни рук, ни ног, ра­ди че­го-то бо­лее важ­но­го? Так по­че­му же этот Adorus мне не под­хо­дит? Мо­жет, это имен­но то, что нуж­но. Я его не ви­жу, не знаю, ка­кие у не­го но­ги. Бе­зо вся­ко­го о том со­жа­ле­ния. Мо­гу во­об­ра­зить всё что угод­но, лю­бые де­та­ли, при­выч­ки и не­при­выч­ки… Будь он да­же Хе­му­лем пре­клон­ных лет. Вни­ма­ние к де­та­лям столь­ко раз уби­ва­ло лю­бое увле­че­ние. Ми­лые сла­бос­ти и не­до­стат­ки ред­ко вы­зы­ва­ли в ней уми­ле­ние. Не­све­жий за­пах и лёг­кий пе­ре­га­рец не про­ща­лись. А тут ни­че­го это­го нет. И по­том, ка­кая эко­но­мия средств: ни эпи­ля­ции, ни рес­тав­ра­ции се­бя, ни до­ро­го­го белья, ни ему тра­тить­ся на рес­то­ра­ны, бу­ке­ты. Сплош­ной празд­ник, секс, да и толь­ко. Со­вер­шен­но без­опас­ный, без по­следст­вий…»

Вер­ну­лась в дом. По­смот­ре­ла на бо­кал и вы­пи­ла. Ви­но крас­ное. Кол­гот­ки крас­ные, и жизнь пре­крас­на.

Рух­ну­ла на ди­ван. Вот так, раз­ре­шить се­бе лечь и уснуть, в чём ночь за­ста­нет, без этих лиш­них це­ре­мо­ний. Ба­буш­ка всег­да го­во­ри­ла: «Я ко сну от­хо­жу дол­го» — и таб­лет­ку пе­ро­раль­но, и таб­лет­ку под язык, и че­люсть в ста­кан. А по­том обя­за­тель­но что-то за­бы­ва­ла, и — об­рат­но, ше­лес­тя тап­ка­ми, на кух­ню. «Нет, не бу­дет это­го. Я ни­ког­да не бу­ду ста­рой…»

Опять мышь в серд­це про­сну­лась, за­ца­ра­па­лась и по­нес­лась… Эта мышь всё вре­мя гна­ла её ку­да-то. Аня вско­чи­ла и сно­ва во­рва­лась в биб­лио­те­ку, в са­мую её се­ре­ди­ну. На­ки­ну­лась на пол­ки с яростью под пред­ло­гом «с чем за­снуть». На са­мом де­ле на­до бы­ло най­ти и во­прос, и от­вет.

— Ну что? Спря­та­лись — ис­пу­га­лись? Пра­виль­но! Тре­пе­щи­те!

Хва­та­ла с пол­ки на­угад, от­кры­ва­ла по­се­ре­ди­не. Чи­та­ла строч­ки, от­бра­сы­ва­ла пря­мо на пол. Свинст­во, звер­ст­во. Уби­ла бы вся­ко­го, если б уви­де­ла, а са­ма за­ка­па­ла ви­ном, за­сы­па­ла пеп­лом. Так и до по­жа­ра не­дол­го. Не­че­го по­чи­тать. Най­ти кни­гу так же слож­но, как най­ти че­ло­ве­ка, ко­то­ро­му мож­но чи­тать сти­хи, об­нять, ска­зать про­с­тые сло­ва: ты — мой неж­ный, ум­ный, стро­гий, без­ум­ный, глу­пый… единст­вен­ный… лю­би­мый…

И по­ле­те­ли книж­ки с по­лок, иные как че­ре­па­хи, иные как пти­цы, иные как кир­пи­чи…

Ут­ром, уви­дев сле­ды книж­ной ор­гии с при­зна­ка­ми са­диз­ма, ста­нет стыд­но, буд­то спья­ну ночью вы­ло­жи­ла фот­ку в сеть и усну­ла, а там че­рез час уже двес­ти лай­ков от ты­ся­чи френ­дов…

* *

Ут­ром пти­цы не­сли вся­кий вздор, буд­то сплет­ни­ча­ли, пе­ре­би­вая друг дру­га, о том, что про­изо­шло за ночь. В этом ще­бе­те слы­ша­лись впол­не че­ло­ве­чес­кие сло­ва и це­лые фра­зы, ну что-то вро­де «жал­кий ты, ник­чем­ный!!!». А по­том сра­зу «вынь, вынь, вынь», и «плюнь-плюнь-плюнь», «пе­ре­ле­ти, пе­ре­ско­чи». Ни по­ли­ти­чес­ких со­бы­тий, ни книг, ни филь­мов они не об­суж­да­ли. Они бы­ли прос­то счаст­ли­вы.

Ут­ром, ча­сов в во­семь, всё слы­шит­ся че­рес­чур от­чёт­ли­во пос­ле бес­сон­ной но­чи. И вот, в счаст­ли­вый ще­бет, вдруг вме­ша­лись сиг­на­лы те­ле­фо­на.
— Не спи­те? — спра­ши­вал Adorus.
Как, опять? Ка­за­лось, всё это при­сни­лось. Бред же пол­ный…
— А вы что же?
— Про­снул­ся. Уви­дел глаз зе­лё­ный в ча­те. Ре­шил спро­сить, как спа­ли…
«Как спа­ли? Да ни­как», — хо­те­лось от­ве­тить, но от­ве­ти­ла:
— Пре­крас­но.
— Я вас отвле­каю?
— Да нет, раз­ве что… — она оки­ну­ла взо­ром по­следст­вия сво­е­го три­па по биб­лио­те­ке. — При­брать на­до кое-что… А по­том хо­те­лось бы опять не­мно­го вздрем­нуть…
— Да? Хо­ро­шо! Уже лег­ли?
— Не со­всем…
— Так ло­жи­тесь ско­рее…
— И что?
— Я хо­чу, что­бы вы бы­ли со­вер­шен­но го­лой…
— Во­об­ще, сей­час ут­ро. И вро­де бы на ра­бо­ту по­ра, на­вер­ное.
— Ко­неч­но. Но я по­еду на ра­бо­ту го­раз­до ве­се­лее, если по­го­во­рю с ва­ми пе­ред этим…
— Еще не на­го­во­ри­лись вче­ра?
— Нет)) Вы уже ле­жи­те?
— До­пус­тим…
— Го­лая?

«Не ори­ги­наль­ный за­ход…»
— Ка­кое это име­ет зна­че­ние? Прос­ти­те, сей­час яв­но не тот мо­мент, что­бы…
— По­нял, прос­ти­те))) ис­прав­люсь… Добро­го дня!

Ан­на по­перх­ну­лась этой по­след­ней фра­зой. В сле­ду­ю­щий раз он ска­жет: «Смот­ри­те, до­пус­тим, я иду по ко­ри­до­ру, а вы сто­и­те и под­тя­ги­ва­е­те чу­лок…»

«Смот­ри­те… добро­го дня…» А ведь уже де­ся­тый час. На­до же, и вправ­ду на ра­бо­ту… Она вста­ла под душ, без­жа­лост­но ле­дя­ной, тос­кли­во бе­жав­ший из ржа­во­го кра­на. «Зна­ешь, а сан­тех­ник из те­бя был н-ни­ка­кой!!!» — крик­ну­ла она всё в тот же по­то­лок.

* *
Сел на мо­цик, рва­нул. «Мо­ло­дой, как не знаю кто!!! Ку­да де­вать всё это, всю эту си­ли­щу… Ни­кто, го­во­ришь, не зво­нил, ни­кто не по­жа­лел, бед­няж­ку. Хо­ро­шо. Сей­час, до­еду, узнаю… Кто там у них сни­мал, кто мон­ти­ро­вал. Сде­лаю ей по­да­рок…»

Че­рез две сту­пень­ки под­нял­ся в ка­би­нет. Шлем на стол. Те­ле­фон из кар­ма­на.
— Так, сей­час… как его… Ка­душ­кин? Не, не… Ку­быш­кин!
Ткнул в те­ле­фон, по­ле­те­ли гуд­ки…
— Сер­гей, добрый день! Слу­шай, ну как там у вас? Нор­маль­но? По гра­фи­ку? Ког­да сда­ча у вас? Ок. На сле­ду­ю­щей не­де­ле пе­ре­ве­дём. Да-да… Слу­шай, у ме­ня прось­ба. Скинь мне все за­пи­си, где С. мель­ка­ет. Ра­бо­чие мо­мен­ты ка­кие-то. Мне тут нуж­но для од­но­го де­ла. Что? Да, очень нуж­но. А что?.. Как ни­где? Как это мо­жет быть… Ну где-то ведь есть! Ну хоть го­лос за кад­ром. Как не ез­дил? А как же? Как по скай­пу? Го­лос из скай­па? Сни­мал по скай­пу? Аха­ха! Да лад­но! Ну как это… Ну скинь, что есть за все го­ды. Там же не так мно­го. По­смот­ри! Ну не мо­жет быть! Как же вы сни­ма­ли? Ну хоть что-то… хоть не­сколь­ко се­кунд… Да­вай, по­ка… Жду…

По скай­пу… Как же он сни­мал по скай­пу… А сам-то где был? Ин­те­рес­но…

* *
— Коб­зон умер, — ска­за­ла свек­ровь вмес­то при­вет­ст­вия, то­ном, не тер­пя­щим воз­ра­же­ний, и уда­ли­лась в ком­на­ту, из ко­то­рой не­слись ис­тош­ные те­ле­ви­зи­он­ные воп­ли.
— Ну вот… Да­же Коб­зон… — по­ду­ма­ла она.

В квар­ти­ре пах­ло ко­том, ко­то­ро­го дав­но не бы­ло в жи­вых. Он оста­вил по се­бе дол­гую па­мять. Уже был вы­не­сен и ди­ван, на ко­то­ром он гнез­дил­ся, и все та­поч­ки, ко­то­рые он оп­ри­хо­до­вал, оста­ва­лось сде­лать толь­ко ка­пи­таль­ный ре­монт, но ру­ки всё не до­хо­ди­ли. Как ни стран­но, да­же за­пах это­го не­на­вист­но­го ко­та был ей сей­час сла­док и при­ятен. Жизнь от не­го ста­но­ви­лась бо­лее уют­ной. Она поч­ти по­лю­би­ла ши­фонь­ер, ко­то­рый, слов­но слон, за­ни­мал пол­ком­на­ты. Она чувст­во­ва­ла се­бя за ним как за ка­мен­ной сте­ной. Всё бы­ло хо­ро­шо, по­ка сер­деч­ная мышь не гна­ла её на да­чу. Бы­ва­ла у ко­го-то ког­да-то груд­ная жа­ба, а у неё вот сер­деч­ная мышь.

На­до сва­рить борщ. На­до сшить кос­тюм из ба­буш­ки­но­го га­бар­ди­на. На­до пой­ти в па­рик­ма­хер­скую…

Борщ — пре­крас­ное за­ня­тие. Со­чи­не­ние бор­ща всег­да за­ни­ма­ло вре­ме­ни боль­ше, чем на­пи­са­ние за­мет­ки.
— Что там на да­че? — по­слы­ша­лось из ком­на­ты свек­ро­ви, ко­то­рая пы­та­лась пе­ре­кри­чать те­ле­ви­зор.
— На да­че всё ти­хо, — крик­ну­ла она.
Из ком­на­ты сы­на до­но­си­лись сдав­лен­ные ба­со­вые ак­кор­ды.
— Ты обе­дал? — спро­си­ла она, за­гля­нув к не­му.
Он по­ка­чал го­ло­вой. «Гос­по­ди, ка­кое же это счастье, спро­сить: „Ты обе­дал?“ Прос­то спро­сить. Лю­бой от­вет озна­ча­ет, что в до­ме кто-то есть. Кто-то есть и кто-то воз­мож­но бу­дет есть».

Борщ уже за­ки­пал и на­би­рал крас­ку, ког­да от­ку­да-то с са­мо­го дна этой брат­ской мо­ги­лы, её ог­ром­ной сум­ки, до­нес­лись на­стой­чи­вые сиг­на­лы те­ле­фо­на. «Ну уж нет, — по­ду­ма­ла она. — До­ма это­го не бу­дет».

На ку­хон­ном сто­ле, в угол­ке, при­мос­ти­лась книж­ка: Кар­лос Фу­эн­тес «Спо­кой­ная со­весть», — та са­мая книж­ка, из ко­то­рой ис­чез­ла стра­ни­ца во вре­мя дня рож­де­ния с фо­ку­са­ми. Она от­кры­ла, как обыч­но, на­угад и про­чи­та­ла:

«По­ря­доч­ную жен­щи­ну труд­ней най­ти, чем игол­ку в сто­ге се­на, — сен­тен­ци­оз­но про­из­нес­ла тёт­ка. — По­это­му ты дол­жен до­ве­рить­ся той жен­щи­не, ко­то­рую твой дя­дя и я вы­бе­рем для те­бя, ког­да при­дёт вре­мя».

«Ху­ан Ми­гель был мо­ло­дой ин­де­ец не­боль­шо­го рос­та, с за­мед­лен­ны­ми дви­же­ни­я­ми. Глу­бо­кие и чи­с­тые его гла­за, гля­де­ли чуть удив­лён­но, слов­но от­кры­ва­ли всё впер­вые. Ка­за­лось, эти гла­за ни­ког­да не оза­ря­ла мысль. Ка­за­лось, в них про­ни­ка­ет толь­ко ин­ту­и­ция». Она увлек­лась и не за­ме­ти­ла, как про­чи­та­ла по­ло­ви­ну кни­ги.

«И ни­че­го, не хо­чу её бро­сить на пол и тер­зать. Мо­жет, как-то уже по­лег­ча­ло? Пой­ти про­гу­лять­ся пе­ред сном…» Ныр­нув в про­гу­лоч­ный пу­хо­вик, она вы­шла на ули­цу. Спаль­ный рай­он спал. Кто-то ког­да-то ска­зал, что, как бы ни бы­ло хо­ро­шо на дру­жес­кой пи­руш­ке, вый­дя на ули­цу, по­ни­ма­ешь — там всег­да луч­ше!

И сей­час бы­ло луч­ше. Прав­да, где-то в но­чи ло­па­лись бо­лот­ные пу­зы­ри ма­та и смрад раз­но­сил­ся по всей окру­ге. Да. Че­ло­век мес­то ли­бо кра­сит, ли­бо уби­ва­ет, если не лю­бит. Ро­за лег­ко пре­вра­ща­ет­ся в ши­пов­ник, если не лю­бить её. Цве­ток у до­ро­ги по­жи­вёт и за­дох­нет­ся. Умрёт, так и не дав потом­ст­ва. Она — жи­ву­чий цве­ток. Её потом­ст­во сей­час си­де­ло до­ма и вы­сту­ки­ва­ло на кла­ви­а­ту­ре та­нец под на­зва­ни­ем «За­яв­ка на по­лу­че­ние гран­та». По­лу­чит грант и уедет от­сю­да. Не­че­го ему тут де­лать. А она уже ни­ку­да и ни­ког­да не уедет. Так и бу­дет ко­ро­тать эту жизнь в ожи­да­нии су­ме­рек и рас­све­тов. Как же быть? Как жить? Зав­тра вый­дет из до­ма с дру­ги­ми мыс­ля­ми, но се­год­ня в ней за­ки­пал стран­ный борщ из же­ла­ния жить и убеж­де­ния, что жить не­воз­мож­но. Хо­ро­шо бы за­снуть на­ве­ки в ле­дя­ной тем­но­те и заб­ве­нии, там, сре­ди книг. Это бу­дет, во-пер­вых, кра­си­во. Жить в ми­ре, где те­бя узна­ёт каж­дое де­ре­во в са­ду, каж­дая кни­га в до­ме, но ни­кто не лю­бит, — не­воз­мож­но. Чёр­то­ва мышь опять вце­пи­лась в серд­це. Ан­на се­ла в ма­ши­ну и по­еха­ла на да­чу.

* *
Ед­ва она пе­ре­сту­пи­ла по­рог, те­ле­фон за­гу­дел, как про­вод, по ко­то­ро­му бе­жит бе­ше­ное на­пря­же­ние. Ку­да оно бе­жит, и что там в кон­це это­го дви­же­ния…

На эк­ра­не све­ти­лось не­сколь­ко со­об­ще­ний от Adorus.
— Где вы? Спря­та­лись? Я пред­став­ляю, как мог бы вас брать…
«Брать… Как удоб­но брать, то что пло­хо ле­жит… Или хо­ро­шо ле­жит».
— Что вы де­ла­е­те? Не спи­те?
— Не сплю, — на­ко­нец от­сту­ка­ла она.
— Вы лю­би­те гру­бый секс?
«Ага, — по­ду­ма­ла она. — „Вы при­вле­ка­тель­ны. Я чер­тов­ски при­вле­ка­те­лен. Че­го зря вре­мя те­рять?“» И на­пи­са­ла: «Зна­е­те, я люб­лю секс, спон­тан­ный, бес­смыс­лен­ный и бес­по­щад­ный, с ма­том, а если по­ве­зет, то и с мор­до­бо­ем».
— Что­бы вас тра­ха­ли?
— Я люб­лю секс. По пят­ни­цам — гру­бый, по суб­бо­там — неж­ный, в вос­кре­сенье люб­лю, что­бы ме­ня за­бра­сы­ва­ли в ку­с­ты…
— Вы лю­би­те секс в пар­ке?
— Я люб­лю, ког­да муж­чи­на со­вер­ша­ет без­рас­судст­ва. Те­ря­ет го­ло­ву, же­ла­тель­но, не на­всег­да… Зна­е­те, один док­тор про­пи­сал мне ло­вить ба­бо­чек. По три в день. Ло­вить и от­пус­кать. Зна­е­те, что са­мое важ­ное в лов­ле ба­бо­чек? Не сло­мать ей крылья. Ак­ку­рат­но при­крыть ла­донь. Она там сна­ча­ла тре­пе­щет, по­том за­ми­ра­ет. Уди­ви­тель­ное ощу­ще­ние дер­жать в ру­ке ба­боч­ку, а по­том вы­пус­тить её. Жи­ви­те с этим ощу­ще­ни­ем се­год­ня…

Это бы­ло по­хо­же на встре­чу с на­силь­ни­ком, ко­то­рый тес­нит те­бя в ча­що­бу ле­са, а ты пы­та­ешь­ся вес­ти свет­скую бе­се­ду.
— Вы чис­тая…
«Разо­ча­ро­ван­но поды­то­жил он», — до­ба­ви­ла она мыс­лен­но ре­мар­ку.
— Я жи­вая. Я хо­чу, что­бы ме­ня лю­би­ли.

Эк­ран те­ле­фо­на по­гас. «Вот, ока­зы­ва­ет­ся, как те­бя нейтра­ли­зо­вать?»
Но нет, не­на­дол­го. На эк­ра­не по­яви­лись сло­ва:
— Мне нра­вит­ся пред­став­лять вас, ког­да я кон­чаю, пред­став­лять, как кон­ча­е­те вы…
— Ка­кая раз­ни­ца, ко­го пред­став­лять, если кон­ча­ешь в оди­ноч­ку…

Те­ле­фон за­тих. Про­шло ми­нут де­сять.
«Оби­дел­ся… а те­бя хле­бом не кор­ми, дай толь­ко по­жа­леть ко­го-ни­будь…»
В лю­бой не­по­нят­ной си­ту­а­ции хва­тай кни­гу, не про­га­да­ешь. Схва­ти­ла. «Опять Пас­тер­нак!»

Вре­мя от вре­ме­ни все кни­ги на сто­ле при­ки­ды­ва­ют­ся Пас­тер­на­ком, ка­кую ни возь­ми — всё Пас­тер­нак… От­кры­ла и на­пи­са­ла в чат:

Я и не­пе­чат­ным
Сло­вом не по­брез­го­вал бы,
Да и на ком ис­кать нам?
Не на ком и не с ко­го нам.
Раз­ве про­сит арум
У бо­ло­та ми­ло­с­ты­ни?
Но­чи ды­шат да­ром
тро­пи­ка­ми гни­лост­ны­ми…

— Что это? — бряк­нул те­ле­фон.
— Пас­тер­нак. Вы лю­би­те сти­хи?
— Я ма­ло знаю сти­хов…
— Не на­до знать мно­го. На­до знать свои…

Аня пе­ре­шла в своё лю­би­мое ма­лень­кое по­бе­до­нос­ное на­ступ­ле­ние.

Ку­да мне деть­ся в этом ян­ва­ре?
От­кры­тый го­род су­ма­сброд­но це­пок.
От за­мкну­тых я, что ли, пьян две­рей?
И хо­чет­ся мы­чать от всех зам­ков и скре­пок…

— Это кто?
— Ман­дельш­там…
— Не знал…
— Не зна­ли? А это? Это-то вы точ­но долж­ны знать:

От­ку­да к нам при­шла зи­ма,
не зна­ешь ты, ни­кто не зна­ет.
Умолк­ло всё. Она са­ма
хо­лод­ных губ не раз­жи­ма­ет…

— Кто это?
— Вы не спра­ши­ва­е­те, за­чем я вам сти­хи пи­шу…
— За­чем?
— По­то­му что:

Что вер­но, то вер­но! Не­льзя же сил­ком
Дев­чон­ку та­щить на кро­вать!
Ей на­до сна­ча­ла сти­хи по­чи­тать,
По­том угос­тить ви­ном…

-)))))) Это кто?

— Хо­да­се­вич. И он прав. Преж­де чем спро­сить, люб­лю ли я, что­бы ме­ня тра­ха­ли, вы бы спро­си­ли, хо­тя бы, ко­фе или чай, крас­ное или бе­лое, ко­шек или со­бак? По­че­му вы уве­ре­ны, что так мож­но со мной? Но­гой в дверь, схва­тить по­ва­лить, со­рвать бельё, или пря­мо так, не сры­вая, на­ки­нуть­ся, да­же не спро­сив, что я чи­таю на ночь…
— Это всё слиш­ком серь­ёз­но…
— Серь­ёз­но? А по­че­му вы так не­серь­ёз­ны?! По­че­му вы вы­бра­ли имен­но ме­ня? За­чем я вам? По­че­му бы вам не раз­го­ва­ри­вать с прос­ти­тут­ка­ми?! Ре­ши­ли сэко­но­мить?!

Ма­лень­кий све­тя­щий­ся пря­мо­уголь­ник за­мер. По­гас. Про­шла ми­ну­та, дру­гая. По­том треньк­ну­ло:
— А что нуж­но вам?
— Мне?
— Да.
— Я уже ска­за­ла. Мне нуж­но, что­бы ме­ня об­ни­ма­ли. И я хо­чу по­нять, по­че­му вы из­бра­ли та­кой спо­соб… об­ще­ния… имен­но со мной.

Сно­ва по­вис­ла ти­ши­на.
— Это всё эмо­ции. Это очень серь­ёз­но. Прос­ти­те за мой игри­вый тон, но мне по­ка­за­лось, что вам это ин­те­рес­но…
— Ин­те­рес­но что? Иг­рать в это? Жен­щи­не всег­да ин­те­рес­но… До по­ры до вре­ме­ни…
— Я не хо­тел вас оби­деть…
— А по­че­му-то ка­жет­ся, что хо­те­ли…

Мол­ча­ние.
— Что долж­но бы­ло по­сле­до­вать за на­шей бе­се­дой?
— По-мо­е­му, я не скры­вал сво­их стрем­ле­ний…
— Стрем­ле­ний? О, ка­кое-то но­вое сло­во в ва­шем лек­си­ко­не. А я скры­ва­ла свои. Мне бы­ло ин­те­рес­но, как да­ле­ко вы мо­же­те зай­ти. Ока­за­лось, очень да­ле­ко. Да­же страш­но за вас ста­ло. Я узна­ла вас…
— И… что?
— Вам не­ку­да деть свои си­лы, вы — ис­ка­тель при­клю­че­ний. Но по­че­му вы вы­бра­ли та­кой спо­соб?
— А ка­кой луч­ше?
— По­че­му вы вы­бра­ли ме­ня?..

Те­ле­фон мол­чал.

Серд­це бе­ше­но ко­ло­ти­лось, ко­ло­ти­лось как серд­це, а не как сер­деч­ная мышь. Это бы­ло жи­вое, поч­ти за­бы­тое би­е­ние… она вро­де бы сей­час не с кни­га­ми раз­го­ва­ри­ва­ла… всё-та­ки, ка­жет­ся, с че­ло­ве­ком…
— Я вам бла­го­дар­на, — на­пи­са­ла она.
— За то, что по­ка­зал своё вто­рое ли­цо?

«„Вто­рое ли­цо…“ Ка­кая мне раз­ни­ца… Я и пер­во­го не знаю… Или знаю?» А пер­вое ли­цо ка­кое? Кто ты, Adorus?

Те­ле­фон тем­нил.
— Я знаю те­бя? Кто ты?!

Пе­ред ней на сто­ле ле­жал те­ле­фон С. Она за­гля­ну­ла в его тём­ный эк­ран, ду­мая уви­деть там что-то ещё, кро­ме се­бя. Не мог­ла же она так подыг­ры­вать сво­е­му без­умию, что­бы пе­ре­пи­сы­вать­ся са­ма с со­бой на двух те­ле­фо­нах. «Это всё С.! По­че­му бы нет? Мы ни­ког­да не го­во­ри­ли с то­бой ПРО ЭТО! Всё не до то­го бы­ло. За­хо­тел вос­пол­нить этот до­сад­ный про­бел? Ре­шил ме­ня отвлечь, чтоб я книж­ки твои не пор­ти­ла?!„ — кри­ча­ла она так гром­ко, что рюм­ки в бу­фе­те зве­не­ли, при­жи­ма­ясь друг к дру­гу.

„Гос­по­ди… Аня, опом­нись… о чём ты… С. умер, точ­но умер. Он умер, а не ты… И ка­кая раз­ни­ца, кто та­кой Adorus, кто бы он ни был…“

* *
Она вклю­чи­ла те­ле­фон, вы­клю­чи­ла, швыр­ну­ла за тём­ную бар­ри­ка­ду книг. По­лез­ла ис­кать. Ру­га­лась. Сме­я­лась. Су­мас­шед­шая иди­от­ка. Лет те­бе сколь­ко? В пас­порт дав­но смот­ре­ла? На­шла те­ле­фон. Ну ко­неч­но. Меж­ду На­бо­ко­вым и Хар­м­сом. Как же ина­че. Се­ла за стол. „Сей­час я раз­не­су те­бя в пух и прах! Adorus!“
И на­пи­са­ла.
„Вы здесь?
Не важ­но.
Кем бы вы ни бы­ли, знаю я вас или нет.
Мне всё рав­но.

Если уж вы так ко мне при­ки­пе­ли.
Я де­лаю вам пред­ло­же­ние.
Будь­те мо­им вир­ту­аль­ным му­жем!

Вы бу­де­те де­лать со мной что угод­но, под­чи­нять, на­си­ло­вать, я бу­ду от­да­вать­ся са­ма, роб­ко, раз­вяз­но, аг­рес­сив­но. На по­ро­ге ва­ше­го до­ма, офи­са. В ма­ши­не, в пар­ке, в мет­ро, в биб­лио­те­ке. Я бу­ду ис­пол­нять лю­бые ва­ши при­хо­ти, лю­бые фан­та­зии. Я бу­ду пе­ре­оде­вать­ся, пе­ре­кра­ши­вать­ся, брить­ся на­го­ло. На­де­вать ошей­ни­ки, чул­ки, рем­ни, це­пи, по­роч­ное крас­ное и девст­вен­но бе­лое. Я бу­ду под­кра­ды­вать­ся к вам в тем­но­те, си­деть со свя­зан­ны­ми ру­ка­ми и от­кры­тым ртом, я бу­ду за­пол­зать на вас во вре­мя со­ве­ща­ний и пе­ре­го­во­ров…

Что там ещё… При­ка­зы­вай­те! Всё что хо­ти­те!
И за всё за это я про­шу все­го ни­че­го…

Я бу­ду чи­тать вам сти­хи! Из­ред­ка про­зу! И вы бу­де­те при­тво­рять­ся, что вам это ин­те­рес­но и вам со мной хо­ро­шо. Муж­чи­ны лю­бят го­во­рить, что боль­шинст­во жен­щин ими­ти­ру­ют ор­газм. Та вот — вы бу­де­те ими­ти­ро­вать вос­торг от то­го, что я вам чи­таю! Идет?!“

Че­рез трид­цать се­кунд эк­ран, как и ожи­да­лось, по­гас, и она на­пи­са­ла:

„Я серь­ёз­но! Слы­ши­те! Я серь­ёз­но! Я со­глас­на на всё! Толь­ко по­го­во­ри­те со мной о чём-ни­будь. При­тво­ри­тесь, что вам это важ­но. Что я вдо­ва, мой муж по­стро­ил дом и по­са­дил сад, но не успел как сле­ду­ет вы­рас­тить сы­на. И хоть он уже взрос­лый, ему всё так же ну­жен отец, го­раз­до боль­ше, чем мне — муж. Ну при­тво­ри­тесь хо­тя бы, что вам важ­но знать, где я бы­ла се­год­ня, сколь­ко де­нег у ме­ня на днях от­жа­ли. На что я бу­ду те­перь жить? И где, где я, ког­да раз­го­ва­ри­ваю с ва­ми? Ко­неч­но, вам это не важ­но. Как не важ­но и то, что по-че­ло­ве­чес­ки я дав­но уже го­во­рю толь­ко с кни­га­ми. А они го­во­рят со мной. Я в до­ме, где жи­вут толь­ко кни­ги. Я на­хо­жусь с ни­ми в близ­ких, ин­тим­ных от­но­ше­ни­ях. Но ни од­ну кни­гу я не мо­гу про­честь до кон­ца. За­кон­чить! У каж­до­го свои сла­бос­ти!“

Adorus вы­шел из ча­та. Adorus уда­лил свой ак­каунт. Adorus ис­чез.

* *
„Ну что, до­играл­ся? Adorus…“ — ду­мал Илья, за­во­дя мо­то­цикл.

„За­чем…“ Если бы знал за­чем. Если бы знал дру­гой спо­соб. „Ах ты, мерз­кий маль­чиш­ка!“ — кри­ча­ла ба­буш­ка и би­ла чем по­па­ло по че­му по­па­ло. Орал, об­ли­ва­ясь сле­за­ми: „А я хо­чу быть мерз­ким!“ Но ни­как не по­лу­ча­лось. Вот те­перь, на­ко­нец, ка­жет­ся по­лу­чи­лось. Мерз­кий, омер­зи­тель­ный, мер­зо­па­кост­ный ты. Ка­жет­ся, впол­не уда­лось. Но ни­чуть не по­лег­ча­ло. Оста­лось ис­про­бо­вать по­след­нее. Ис­пол­нить од­но за­вет­ное же­ла­ние. Не де­ше­вое, кста­ти! Прыг­нуть в джун­гли с па­ра­шю­том. Без те­ле­фо­на! Остать­ся там. Как ва­ри­ант… Если по­ве­зёт — кто-ни­будь съест, или так сдох­ну, но преж­де по­гу­ляю там, про­ды­шусь…“

А мо­жет, про­ще — чтоб де­нег же­не по­боль­ше оста­вить, хо­тя ку­да уж боль­ше… и по на­ка­тан­ной: сесть на моц и мчать­ся — до пус­то­го ба­ка, а луч­ше — до па­ра­пе­та…

Но без по­дар­ка он ещё не ухо­дил. По­да­рок она по­лу­чит. Так и не узна­ет, что её С. ни­ког­да не был на сь­ём­ках, что он уез­жал яко­бы на съём­ки и ку­да-то про­па­дал. Вот ку­да, ин­те­рес­но, мож­но бы­ло так свин­тить. Что за вир­ту­а­лоч­ка та­кая? Узнать бы… Но она ни­че­го не узна­ет. Бу­дет жить дол­го и счаст­ли­во. Лю­бить сво­е­го С.».

* *
Как толь­ко рас­све­ло, она по­еха­ла до­мой. При­нять душ, по­греть­ся пе­ред ра­бо­той. По­зав­тра­кать с сы­ном. А он груст­ный. «Что с то­бой, мой маль­чик? Ты не­счаст­лив? Ты же вро­де влюб­лён! Влюб­лён и не­счаст­лив? Нет, не мо­жет быть, не будь та­ким, как я. Будь лёг­ким, не услож­няй, не при­вя­зы­вай­ся. Будь муж­чи­ной, не за­ду­мы­вай­ся, бе­ги от эмо­ций, а ког­да чувст­ву­ешь, что кто-то ис­пы­ты­ва­ет эмо­ции, из­ви­няй­ся и ухо­ди. Из­бе­гай бо­ли». Это всё про се­бя, не вслух. Ина­че уй­дёт и хлоп­нет дверью.

Свек­ровь огля­де­ла её с ног до го­ло­вы.
— Как там на да­че? — не­мно­го с ехид­цей. Ду­ма­ет, там у ме­ня дым ка­ра­мыс­лом, а у ме­ня там ещё ху­же. — На­до мне съез­дить, по­смот­реть, как там мои му­ска­рии и ане­мо­ны!
— Ну ко­неч­но! По­поз­же съез­дим. Сей­час хо­лод­но там…
— Вот и я ду­маю, как ты там но­чу­ешь? Хо­лод со­ба­чий!
— Да, ужас­но… хо­лод… Боль­ше не по­еду…

* *
«Хо­ро­шо там, где нет книг» — та­кой она при­ду­ма­ла се­бе де­виз. На но­вой ра­бо­те ни­че­го не на­по­ми­на­ло о кни­гах. Стол, крес­ло, паль­ма и два вы­хо­да — че­рез дверь и на край­ний слу­чай че­рез ок­но. Об ок­не, впро­чем, она ни­ког­да не по­мыш­ля­ла.

За ка­кие-то не­оче­вид­ные за­слу­ги на неё сва­ли­лась эта ра­бо­та в от­де­ле пи­сем. Мес­то бы­ло ни­ка­кое. Всё ни­ка­кое — га­зе­та ни­ка­кая, офис ни­ка­кой. Луч­шее пред­ло­же­ние се­зо­на. «Ухо­дишь? Счаст­ли­во! При­хо­дишь? При­вет!» Ей пред­ло­жи­ли — она со­гла­си­лась. И все­го-то на­до бы­ло те­перь ут­ром на­пя­лить что-то на се­бя вмес­то пи­жа­мы и фу­фай­ки с фи­ли­на­ми, вы­та­щить тушь и пуд­ру и «раз­ри­со­вать труп», как она шу­ти­ла. Свек­ровь не­на­ви­де­ла эту шут­ку, каж­дый раз её крес­ти­ла и пле­ва­ла три ра­за. Сто­я­ла ря­дом на бо­су но­гу, в ха­ла­те и ру­ко­во­ди­ла рас­крас­кой. Тре­бо­ва­ла, что­бы яр­че, яр­че.
— Чем те­бе ху­же, тем гу­ще крась гла­за. Чем не­при­ят­нее встре­ча, тем яр­че гу­бы! Де­лай бое­вую рас­крас­ку. Устра­шай… Це­лее бу­дешь.
«А раз­ве мне ху­же? — спра­ши­ва­ла се­бя Аня и улы­ба­лась. — Мне со­всем да­же луч­ше…»

* *
«Кста­ти, что ка­са­ет­ся устра­ше­ния, — по­ду­ма­ла она как-то раз, до­брав­шись до ра­бо­ты. По­ка­чи­ва­ясь в офис­ном крес­ле, она чувст­во­ва­ла се­бя, как на лёг­ком ка­те­ре в нейтраль­ных во­дах, в пол­ной без­опас­нос­ти. — Что-то при­молк… Илья… как его… Аль­бер­то­вич! Да… Не как-ни­будь…»

Она по­ли­ста­ла спи­сок кон­так­тов в те­ле­фо­не. «Вот он, Герц… Ка­жет­ся, уже про­шло по­боль­ше, чем две не­де­ли. Вдруг за­был ме­ня? Не­уже­ли, и прав­да, не от­даст день­ги, как обе­щал?»

Пы­та­ясь вспом­нить, как он вы­гля­дит, она ви­де­ла не ли­цо, а толь­ко не­боль­шую мо­но­лит­ную фи­гу­ру. И шлем на сто­ле, и доски у две­ри, и мо­то­цикл во дво­ре — все эти ат­ри­бу­ты ры­ца­ря без стра­ха и упре­ка бы­ло слож­но со­еди­нить с об­ра­зом без­душ­но­го фин­ди­рек­то­ра. «Ты прос­то ни­ког­да не встре­ча­лась с та­ки­ми людь­ми. Ты не зна­ешь, как устро­е­ны те, кто мо­жет так убе­ди­тель­но ска­зать те­бе (и се­бе!), что ни­че­го не долж­ны. На­до успо­ко­ить­ся, на­кра­сить­ся, прий­ти и ска­зать… что… так и так… Что, „так и так“? Что ска­зать?»

Она по при­выч­ке по­смот­ре­ла на по­то­лок.
Нет, это был со­всем дру­гой по­то­лок, офис­ный, с убийст­вен­ны­ми лам­па­ми днев­но­го све­та. Тут не мог­ло быть ни­ка­ко­го С.
Ткну­ла паль­цем в но­мер под на­зва­ни­ем «Герц» и по­сла­ла це­лую стаю гуд­ков. От­ве­та не бы­ло.
Она пе­ре­зво­ни­ла че­рез час. От­ве­та не бы­ло.
«Хо­ро­шо. Мы не гор­дые. Явим­ся без звон­ка… А вдруг его там нет? Смес­ти­ли пу­тём за­го­во­ра и ин­триг? Или он на ка­ком-ни­будь ду­рац­ком со­ве­ща­нии? Пле­вать. По­еду и по­до­жду».

* *
Она про­шла ми­мо мо­на­с­ты­ря и сту­пи­ла на зна­ко­мую до­рож­ку.

«А где же листья… По­го­ди, ка­кие листья? Вон, но­вые уже стре­мят­ся вы­лез­ти… Про­шло по­лго­да?! Ку­да же вы, по­лго­да? Все от ме­ня ухо­дят. Да­же по­лго­да. И в чём я пре­ус­пе­ла? Ме­ся­ца два по­тро­ши­ла кни­ги, пе­ре­пи­сы­ва­лась в сек­рет­ном ча­те с ка­ким-то мань­я­ком. Ме­ся­ца три пы­та­лась от это­го все­го от­мыть­ся. Ах да, на ра­бо­ту вы­шла. Зву­чит, как „из за­поя“».

При­бли­жа­ясь к по­во­ро­ту, она ре­ши­ла, что толь­ко за­гля­нет за угол и по­смот­рит, сто­ит ли мо­то­цикл. Если нет — прос­то уй­дёт. «И боль­ше ни­ког­да! Слы­шишь, ни­ког­да!» — как обыч­но пи­шут в ро­ма­нах, где «ни­ког­да» обыч­но озна­ча­ет че­рез час или в край­нем слу­чае ве­че­ром. Но это был не её слу­чай.

Мо­то­цикл сто­ял, но дру­гой, не вин­таж­ный. Блес­тел все­ми сво­и­ми при­чуд­ли­вы­ми ни­ке­ли­ро­ван­ны­ми ко­неч­нос­тя­ми, на­ив­но по­ла­гая, что не­от­ра­зим. По­дой­дя по­бли­же, она узна­ла кры­лыш­ки Harley-Davidson.

«Ну, по­нят­но. При­вер­жен­ность од­ной мар­ке. О чём это сви­де­тельст­ву­ет… ин­те­рес­но? Что-то мне под­ска­зы­ва­ет, что уж точ­но не о суп­ру­жес­кой вер­нос­ти… Ин­те­рес­но, сколь­ко сто­ит этот та­бун ло­ша­ди­ных сил? На­вер­ня­ка по­боль­ше пя­ти­сот ты­сяч… руб­лей. И но­мер при­ду­мал се­бе ка­кой-то не­прос­той. 2888 ADO rus 77… Что?! Adorus?»

Она раз­гля­ды­ва­ла но­мер, то скло­ня­ясь, то от­да­ля­ясь. Не ве­ри­ла сво­им гла­зам. На­де­ла оч­ки, сня­ла. Но­мер 2888 сверху, и под ним по­нят­ные бук­вы RUS. Но сле­ва бы­ли при­леп­ле­ны, по-маль­чи­шечьи не­ров­но вы­ре­зан­ные из чёр­ной плен­ки, ещё три ве­се­лых бук­вы: ADO. Всё это вмес­те скла­ды­ва­лось в хо­ро­шо из­вест­ное ей со­че­та­ние…

Чёр­то­ва сер­деч­ная мышь впи­лась в грудь мел­ки­ми зуб­ка­ми, дав­но не при­бе­га­ла…
«Так ты ещё и по­шу­тить со мной хо­тел. Обо­брать, по­шу­тить… и трах­нуть…»

* *
«На­до что-то де­лать с про­грам­мой, — раз­мыш­лял Илья, лю­бу­ясь из ок­на сво­им но­вым „хар­ле­ем“. — Уж как там С. сни­мал по скай­пу, не знаю, но без не­го всё сдох­ло. Рей­тинг об­ва­лил­ся, рек­ла­му как вет­ром сду­ло. На­до за­кры­вать. Я как знал, что не на­до день­ги ей от­да­вать…»
Уже хо­тел отой­ти от ок­на, но вдруг за­мер…
Сна­ча­ла он не узнал её: во­ло­сы от­рос­ли, по­свет­ле­ли, рас­пу­ши­лись. Толь­ко по нож­кам узнал. «При­то­па­ла на сво­их нож­ках». Он по­чувст­во­вал, как с за­тыл­ка вниз, по спи­не и раз­дво­ив­шись по но­гам, про­бе­жал от­блеск фан­том­ной мол­нии, ко­то­рая, ока­зы­ва­ет­ся, где-то при­та­и­лась, хо­тя он вро­де уже всё вы­тес­нил, за­пил, за­ез­дил, за­тас­кал по клу­бам.

Он знал, что она при­дёт. Он про­ду­мал в де­та­лях сце­на­рий этой встре­чи. Да­же не один. Все они сво­ди­лись к то­му, что она сно­ва уй­дёт ни с чем. Но сна­ча­ла она при­дёт, при­дёт, не по­до­зре­вая, как мно­го он о ней зна­ет. Он по­смот­рит на неё как на де­вуш­ку, с ко­то­рой что-то бы­ло, но она всё слиш­ком близ­ко при­ня­ла к серд­цу, бед­ная. А он та­кой по­ве­са, Дон-Жу­ан…

Он ждал этой ми­ну­ты. И вот она.
Уди­ви­тель­но, толь­ко по­ду­мал о ней, и по­жа­луй­ста…

Оста­но­ви­лась у мо­то­цик­ла. «Мо­цик ей мой по­нра­вил­ся. Что-то пря­мо очень по­нра­вил­ся… Угнать, что ли, ре­ши­ла? Что там её за­це­пи­ло? Что?.. Так… по­нят­но…»

Он рва­нул­ся от ок­на, за­ме­тал­ся по ка­би­не­ту. «Ска­зать, что­бы не пус­ка­ли… я за­нят…» Дёр­нул­ся к две­ри и с раз­ма­ху, боль­но уда­рив паль­цы, уго­дил ру­кой пря­мо в шлем. Шлем сле­тел со сто­ла на пол, по­ка­тил­ся, за­вер­тел­ся как яд­ро, го­то­вое взо­рвать­ся. Дру­гой ру­кой он сжал рас­шиб­лен­ные дро­жа­щие паль­цы. Сра­зу вспом­нив про ба­боч­ку в ла­до­ни, по­мор­щил­ся, сно­ва взгля­нул в ок­но и сно­ва за­мер.

Она уда­ля­лась по до­рож­ке и че­рез се­кун­ду ис­чез­ла за по­во­ро­том. Козьи нож­ки улыб­ну­лись ему на про­ща­ние.
И слу­чи­лось не­что стран­ное.
«До­гнать… дёр­нуть за ру­ку…»

Же­ла­ние бы­ло та­ким же ярост­ным и не­вы­но­си­мым, как то, что гна­ло его ночью на­ма­ты­вать бес­ко­неч­ные кру­ги по на­бе­реж­ной. Же­ла­ние бы­ло та­ким не­ожи­дан­ным, не­воз­мож­ным, глу­пым, что он, сби­тый им, упал на стул у ок­на. Ми­ну­ты две си­дел, пы­та­ясь что-то сде­лать с ли­цом, ис­ка­жён­ным бес­смыс­лен­ной кри­вой ухмыл­кой.

Сквозь гул в ушах он услы­шал ша­ги. Кто-то сто­ял в про­ёме две­ри.

Меж­ду доска­ми, зим­ней и лет­ней, сто­я­ла Аня. Уви­дев его, она спо­кой­но по­до­шла к сто­лу, ки­ну­ла на не­го сум­ку и ска­за­ла стран­ным, чу­жим го­ло­сом, ка­кой он не ожи­дал услы­шать, — низ­ким, хо­лод­ным:
— Ну что? Сна­ча­ла сти­хи по­чи­та­ем, или сра­зу к де­лу?

Он хо­тел рас­сме­ять­ся лег­ко, наг­ло­ва­то, раз­вяз­но, но ни­че­го не по­лу­чи­лось. Ни­че­го…

12>05>20