
Приспело время серьёзно подумать и об учёбе. И сэр Пьеро решил отвести сына в приходскую школу, где вручил его заботам наставника. О нём шла добрая молва, как о хорошем педагоге, который всё свободное от школы время отдаёт изучению точных наук. Он сразу выделил новичка с добрым взглядом от остальных школяров, которые шумели и постоянно спорили по ерунде, а учились плохо.
Уже на первых уроках Леонардо проявил редкую не по годам сообразительность. Не в пример шалунам — одноклассникам, которые только и ждали момента, когда учитель отвернётся к доске, чтобы написать мелом новое задание, они тут же затевали бучу и устраивали потасовку. Не обращая на них внимание, Леонардо терпеливо что-то писал в тетради и даже подсказывал правильный ответ соседу по парте, а тот в знак благодарности угощал его домашними пирожками, вынутыми из ранца.
Не зная ещё общих математических правил и теорем, Леонардо легко решал арифметические задачки, за что не раз заслуживал похвалу от учителя. А вот на уроках латыни и Закона божьего его одолевала нестерпимая скука, и тогда единственным желанием было скорей выбежать на переменку.
Ещё более утомительной была вменяемая ему обязанность сопровождать родных на воскресную службу в церковь. Это было весьма любопытное зрелище, как достопочтенные горожане в праздничных одеждах чинно и попарно заходят в храм, где за каждой особо почитаемой семьёй закреплялось место поближе к алтарю. В собравшейся толпе прихожан, рассаживающейся по местам, Леонардо иногда удавалось незаметно выйти наружу и вдохнуть свежего воздуха, минуя кабинку для исповеди, в которой восседал молодой въедливый прелат с его щекотливыми вопросами к причастникам, особенно к мальчикам. Разгадав хитрые уловки юнца, тот пожаловался сэру Пьеро на его нерадивого сына, и Леонардо пришлось покаяться перед роднёй за своё поведение.
-*-
Учёба шла день за днём своим чередом, и после уроков Леонардо с радостью бежал домой, чтобы порадовать родных новой похвалой учителя. Обычно его путь пролегал мимо скалистой гряды, где, лазая по горам, он открывал для себя что-то новое. В его записках говорится следующее о том периоде: «Однажды, блуждая среди скал, я набрёл на вход в огромную пещеру. Подгоняемый любопытством, я заглянул внутрь, и два противоположных чувства овладели мной — оторопь перед разверзнувшейся бездной и неодолимое желание познать тайну, сокрытую в кромешной тьме пещеры». Судя по его воспоминаниям, он дал себе зарок найти заветный ключик для разгадки тайн природы, в том числе и тех, что хранились в той пещере, чему оставался верен на протяжении всей своей жизни.
Другой раз ради смены впечатлений он решил выбрать путь к дому через густо разросшийся лес на противоположном берегу реки. Углубившись в лесную чащу, он был поражён непривычной тишиной и отсутствием постоянных обитателей лесных чащоб. Этот странный случай нашёл своё отражёние в леонардовской сказке «Страшный зверь»:
«С некоторых пор все обитатели леса никак не могли взять в толк, отчего всякий раз случаются злоключения, стоит кому-нибудь из них оказаться подле старого кряжистого дерева с густой кроной. Собравшись на большой совет, звери обратились к лисе:
— Ты у нас, лисонька, самая хитрая и проворная, Сделай милость, разузнай, что за зверь такой поселился на старом дереве?
Польщенная вниманием и молча согласившись, рыжая плутовка отнюдь не собиралась рисковать собственной шкурой ради общего блага. По пути к старому дереву она повстречала подругу — любопытную сороку, и та ей поведала, что на дереве среди густых листьев виднеются два светящихся огонька, и кто-то хлопает крыльями. Не помня себя от страха, лисица собрала всех зверей и объявила,
— Большая беда пришла в наш лес — объявился страшный зверь по прозванью чудо-юдо. Но я испытывать судьбу не хочу и вам не советую. За ней молча последовали все остальные, а глазастый филин — виновник бегства зверей недоумевал: отчего это вдруг вся лесная братия словно вымерла? Не зря говорят, что у страха глаза велики».
-*-
Нередко требовательный учитель порицал Леонардо за непоследовательность, когда он оставлял незаконченным одно начатое дело, увлекаясь другими. Провинившийся отрок всякий раз давал учителю слово исправиться, но его тяга к природе неудержимо давала о себе знать. Он любил всякую живность в лесу, но терпеть не мог и часто сторонился разных ползущих и шипящих гадов, способных больно ужалить. Так в его сказке «Гадюка и соловей» говорится:
«Ловя букашек для своих птенцов, соловей увидел сверху, как к его гнезду подбирается ползком гадюка.
— Остановись! Пощади моих невинных деточек. Взамен за их жизнь я спою тебе песнь, прекрасней которой ты никогда ещё не слыхала.
И соловей защёлкал и засвистал на все лады. Гадюка растерялась от неожиданности, поддавшись очарованию соловьиных трелей, от которых даже яд в её зубах утрачивает силу. Злодейка заткнула потуже уши хвостом и уползла восвояси»
Леонардо часто пропускал уроки греческого, считая их ненужными для своих дел, о чём ему однажды пришлось пожалеть, когда он услышал рассказ о Цицероне, его языке и написанных им стихах, вдохновенно прочитанных учителем:
Сияет солнце, лес листвою кроется,
Сок животворный полнит гроздья лозовые,
Поля родят зерно, в лесах цветы цветут,
Бьют родники, земля покрыта зеленью *).
Услышанное на языке эллинов обожгло ему душу, и он понял, что упустил время, чтобы в подлиннике читать античные мифы.
В рукописях Леонардо довольно скромно оценил значение своих открытий и поисков: «…я уподобляюсь тому, кто по своей бедности явился на ярмарку последним, когда всё лучшее уже разобрано, а оставшиеся товары всеми перепробованы и отвергнуты за ненадобностью. Но я соберу эти крохи, положу их в котомку и пойду бродить по бедным деревушкам». С годами его «котомка» пополнялась новыми сокровищами, а он настойчиво продолжал свой нелёгкий путь с непосильной ношей на плечах, мечтая сделать человека свободным и счастливым.
Это желание ещё больше укрепилось, когда влюблённый в науку старый педагог невзначай заводил на уроке разговор об открытиях в физике, химии, биологии чудесах, углубляющих наши познания об окружающем мире, о Земле и Солнце.
— А вот послушайте, — обратился учитель к классу, — что сказал Данте о трудностях нашего земного бытия в своём «Чистилище»:
Для лучших вод подъемля парус ныне,
Мой гений вновь стремит свою ладью,
Блуждавшую в столь яростной пучине,
И я второе царство воспою,
Где души обретают очищенье
И к вечному восходят бытию.
(перевод М.Лозинского)
— Никогда не расставайтесь с «Божественной Комедией», — добавил, волнуясь, педагог. — Пусть она станет вашей настольной книгой, чтобы найти нужный ответ на любой вопрос.
Леонардо слушал рассказы учителя, как заворожённый, понимая, сколь круты ступени, ведущие к истине, и как бесконечна сама лестница знаний. В отцовской библиотеке он взял томик Данте, в котором вычитал из того же «Чистилища» такие слова:
Как если вправо мы на холм идём,
Где церковь смотрит на юдоль порядка
Над самым Рубаконтовым мостом…
В своих исканиях истины Леонардо стремился перейти Рубикон, чтобы добраться до самой сути. Позднее в его рукописях появилась следующая запись: «Приобретай в юности то, что с годами возместит тебе ущерб, причинённый cтаростью. Помни, что пищей старости является мудрость, и пока молод, действуй так, чтобы не оставить свою старость голодной». И он трудился не покладая рук, неизменно повторяя, что «мудрость — дитя опыта».
Накопив нужные знания и воспользовавшись затянувшейся болезнью старого учителя, он окончательно покинул школу с её шумной бестолковой ребятнёй и целиком предался любимому занятию: сбором ярких сочных растений для гербария, отловом редких насекомых и бабочек необыкновенной окраски, опытам с различными растительными соками в пробирках и, прежде всего, рисованию. В родительском доме ему было отведено отдельное помещение под мастерскую, где он мог вытворять всё, что его фантазии заблагорассудится. К нему как-то заглянул отец. Увидев, что повзрослевший сын по-детски забавляется со своими склянками и пробирками, сэр Пьеро махнул рукой — с этим ничего не поделаешь.
Ему вторит Зигмунд Фрейд, отец психоанализа, посвятивший немало времени изучению жизни и творчества итальянского гения. В 1910 году он написал, что «Леонардо в некоторых аспектах его жизни оставался ребёнком; говорят, что все великие люди сохраняют в себе детское начало. Будучи взрослым, он продолжает играть, вследствие чего казался иногда своим современникам странным и неприятным» **).
По ходу наблюдений за порывами ветра юнца Леонардо не оставляла мысль о полётах. Позже в его рукописи появится такое суждение: «Птица есть действующий по закону математики инструмент, сделать который в человеческой власти со всеми его движениями. Поэтому мы скажем, что построенному человеком инструменту не хватает лишь души птицы, которая в данном случае должна быть заменена душой человека».
Не зря же люди веками хранят память об античном герое Икаре, рискнувшим первым взлететь на небо. В рабочей тетради Леонардо стали появляться один за другим рисунки человека с крыльями или птичьих крыльев с перепонками.
---
*) Цицерон. Тусколанские беселы. I,X XVIII, 68–69 в переводе М. Л. Гаспарова.
**) Зигмунд Фрейд «Леонардо да Винчи Воспоминания детства» (издание Ростовского университета 1990)
ЛИТЕРАТУРНОЕ БЮРО НАТАЛЬИ РУБАНОВОЙ
-
Прозаики
-
Сценаристы
-
Поэты
-
Драматурги
-
Критики
-
Журналисты
Консультации
по литературному
письму
Помощь в издании книг
Литагентское
сопровождение
авторских проектов
