По волне моей памяти

Надежда Тэффи

​

Сердце Женщины

​

Мосье Кран­де­лев, вой­дя в свою ком­на­ту, тот­час за­пер­ся на ключ и, по­дой­дя на цы­поч­ках к две­ри, ве­ду­щей в со­сед­ний но­мер, при­ло­жил ухо к сква­жи­не.

— Раз­го­ва­ри­ва­ют…

Да, ошиб­ки быть не мог­ло. Раз­го­ва­ри­ва­ли два го­ло­са. Один, са­мо со­бой ра­зу­ме­ет­ся, при­над­ле­жал мад­ма­зель Аню­те, а вот дру­гой… не­уже­ли все-та­ки этот низ­кий че­ло­век Спи­ри­до­нов? И это пос­ле то­го, как мад­ма­зель Аню­та го­во­ри­ла сво­ей при­ятель­ни­це, что Спи­ри­до­нов для нее ни­ка­ко­го ин­те­ре­са не пред­став­ля­ет.

— Треть­е­го дня го­во­ри­ла, а се­год­ня — из­воль­те!

На­до бы­ло все-та­ки удос­то­ве­рить­ся. Спи­ри­до­но­ва он зна­ет толь­ко по го­ло­су, но, мо­жет быть, се­год­ня удасть­ся и раз­гля­деть.

Мосье Кран­де­лев по­га­сил лам­пу, на­щу­пал в две­ри скру­чен­ную из ва­ты про­боч­ку, вы­тя­нул ее и при­ло­жил­ся к ды­роч­ке гла­зом. Уви­дел часть сто­ла и чей-то ло­коть в тем­ном ру­ка­ве. Ло­коть тут же ше­вельнул­ся, вы­тя­ну­лась ру­ка с па­пи­ро­сой и стрях­ну­ла пе­пел.

— Ку­рит, мер­за­вец, гнус­ная ду­ша, а ро­жи сво­ей не по­ка­зы­ва­ет! При­дет­ся вы­брать вре­мя и про­свер­лить еще ды­роч­ку, а то, как вле­во за­хо­дят, так ни чер­та не ви­дишь…

Меж­ду тем го­ло­сок мад­ма­зель Аню­ты го­во­рил:

— Ты пой­ми од­но? Мне ну­жен бол­ван! Без бол­ва­на пря­мо хоть от ра­бо­ты от­ка­зы­вай­ся. У всех бол­ва­ны, а я од­на, как ду­ра.

«Про ко­го бы то это она?» — по­ду­мал мосье Кран­де­лев и силь­нее на­лег на дверь бровью.

— Так за­ве­ди се­бе бол­ва­на, раз это так нуж­но, — рав­но­душ­но про­тя­нул от­вет­ный го­лос.

— Спа­си­бо за со­вет!- раз­дра­жен­но ска­за­ла Аню­та. — Ты пре­крас­но зна­ешь, что без де­нег ни­ка­ко­го бол­ва­на не по­лу­чишь. Са­мо­го пар­ши­во­го.

— Ка­кой ци­низм! — ох­нул за дверью мосье Кран­де­лев. — И это Аню­точ­ка, неж­ный ан­гел. Ка­ко­вы же осталь­ные?

— Си­ди боль­ше со сво­им слюнь­тя­ем Спи­ри­до­но­вым, так ни­ког­да ни­че­го не за­ве­дешь. На­шла то­же мок­рую ку­ри­цу.

— Гос­по­ди, да ведь это да­моч­ка си­дит, а не ка­ва­лер! — ра­дост­но вско­лых­нул­ся Кран­де­лев и стук­нул в дверь но­сом. — Да­моч­ка! И ка­кая ум­ни­ца…

В ком­на­ту по­сту­ча­ли. Мосье Кран­де­лев быст­ро за­ткнул ды­роч­ку ва­той и от­крыл дверь в ко­ри­дор.

Кон­ч­но же, ост­ро­ум­нее бы­ло бы сна­ча­ла спро­сить, кто там; а уже за­тем, если гость де­неж­но-без­опас­ный, отве­чать «вой­ди­те», а если опас­ный, хрип­лым го­ло­сом со­об­щить: «ви­но­вать, я сплю».

А тут в спеш­ке, не по­ду­мав­ши, дверь от­крыл и ока­зал­ся но­мо к но­су с Ба­ла­лай­кой — Шу­по­рен­ко.

Ба­ла­лай­ка был в об­щем че­ло­ве­ком при­ят­ным, но чрез­вы­чай­но не­удоб­нм, по­то­му что как-то так вы­хо­ди­ло, что всег­да ему бы­ли нуж­ны день­ги и всег­да он эти день­ги умел из со­бе­сед­ни­ка вы­ка­чать. Иг­рал он в рус­ском ор­кест­ри­ке по рус­ским рес­то­ран­чи­кам.

На этот раз мосье Кран­де­лев, раз­дра­жен­ный тем, что ему по­ме­ша­ли в его на­блю­де­ни­ях за по­тус­то­рон­ней жи­ли­цей, за­бе­жал впе­ред и ска­зал рез­ко:

— Из­ви­ни ме­ня, Шу­по­рен­ко, но я вам по­ле­зен быть не мо­гу. Сам си­жу без гро­ша.

Шу­по­рен­ко изоб­ра­зил удив­ле­ние, при­под­няв свои жи­день­кие бе­ло­бры­сые бро­ви.

— С че­го вы взя­ли, что мне нуж­ны ва­ши день­ги? Фор­мен­ная ерун­да! Я при­шел чис­то по то­ва­ри­щес­ки по­про­сить вас рас­прост­ра­нить бла­го­тво­ри­тель­ные би­ле­ты сре­ди ва­ших зна­ко­мых. Ин­те­рес­ней­ший бал в поль­зу се­мей быв­ших ве­те­ри­нар­ных фельд­ше­ров. Вы всю­ду бы­ва­е­те, вам это лег­ко. И би­ле­ты не­до­ро­гие.

Мосье Кран­де­лев раз­вел ру­ка­ми:

— Ну, при­зна­юсь, вы ме­ня удви­ли. Вы са­ми зна­е­те, что зна­ком­ст­во у ме­ня чис­то де­ло­вое. Не мо­гу же я, пред­ла­гая по­ку­па­те­лю хрен и клюк­ву, на­вя­зы­вать еще ка­кие-то би­ле­ты. Би­ле­та он, ко­неч­но, не ку­пит, а толь­ко рас­хол­ди­тя к хре­ну. Нет, это де­ло не под­хо­дя­щее.

— Ну, один-то би­лет рас­прост­ра­нить вы смо­же­те?

— Не толь­ко один би­лет, по­ло­ви­ну би­ле­та и то не смо­гу.

— Де­ше­вый сорт. Пят­над­цать фран­ков для уча­щих­ся. Пря­мо — ока­зи­он.

-Да вы-то че­го хло­по­че­те? — вски­нул­ся вдруг мосье Кран­де­лев. — Что вы — ве­те­ри­нар­ная си­ро­та, что ли?

Шу­по­рен­ко с до­сто­инст­вом раз­дул ноз­дри.

— По­ра­жа­юсь ва­шей мер­кан­тиль­ностью, — ска­зал он. — И мне стыд­но за вас, если вы не до­пус­ка­е­те в че­ло­ве­чест­ве чи­с­тых по­ры­вов ду­ши. Вот кла­ду вам на ка­мин этот би­лет и ве­рю, что вы еще не утра­ти­ли че­ло­ве­чес­ко­го об­ра­за.

Он вы­нул из бо­ко­во­го кар­ма­на пид­жа­ка пач­ку ро­зо­вых би­ле­тов до­воль­но за­му­со­лен­но­го ви­да и, на­хму­рив бро­ви, ото­брал один и по­ло­жил на ка­мин, сде­лал про­щаль­ный знак ру­кой и вы­шел.

— Пят­над­цать фран­ков за ва­ми! — крик­нул он уже в две­рях.

Мгно­вен­но опом­нив­ший­ся мосье Кран­де­лев хо­тел бы­ло ки­нуть­ся за ним. Но услы­шав, что он сту­чит­ся к мад­му­а­зель Аню­те, пред­по­чел рас­ку­по­рить двер­ную ды­роч­ку и по­на­блю­дать за тем, что про­изой­дет.

— До­ро­гая со­оте­чест­вен­ни­ца, — по­слы­шал­ся за дверью го­лос Ба­ла­лай­ки, — раз­ре­ши­те убе­ди­тель­ней­ши пред­ло­жить вам би­лет на бла­го­тво­ри­тель­ный бал.

— Это на ве­тер­ри­на­ров и фельд­ше­ров? Так у ме­ня уже есть Мы все идем.

— Да ведь у ме­ня би­лет осо­бен­ный, де­ше­вый. Вы свой, ко­то­рый до­ро­же, мо­же­те спус­тить ко­му-ни­будь, а на мой де­ше­вень­кий и раз­вле­че­тесь. Для уча­щих­ся — пят­над­цать фран­ков. Пря­мо ока­зи­он.

— По­че­му же по пят­над­цать, ког­да мы все за де­сять идем? У нас у всех уча­щи­е­ся би­ле­ты. Ка­кой вы од­на­ко стран­ный!

— Ах, под­лец! — чуть не крик­нул Кран­де­лев. — И тут на­дул!

— Мой би­лет дейст­ви­тель­нее ва­ше­го, — про­дол­жал Ба­ла­лай­ка и го­лос его не дрог­нул.- Мой би­лет с пра­вом вхо­да, а ваш — еще не из­вест­но, ка­кой.

— По­ка­жи­те-ка! — по­ко­ле­бал­ся го­лос мад­ма­зель Аню­ты. — Ну, вот и вре­те! Со­вер­шен­но оди­на­ко­вый.

— Ну, как хо­ти­те, во­ля ва­ша. Толь­ко не при­шлось бы ка­ять­ся.

— Не­че­го, не­че­го. Вти­рай­те оч­ки дру­гим,

За­тем по­сле­до­ва­ли ка­кие-то еще сло­ва и вос­кли­ца­ния, ко­то­рых мосье Кран­де­лев не разо­брал, и дверь хлоп­ну­ла. Мосье Кран­де­лев хо­тел бы­ло вы­ско­чить в ко­ри­дор и ули­чить Ба­ла­лай­ку, но его мгно­вен­но за­хва­ти­ла но­вая мысль: оча­ро­ва­тель­ная мам­зель Аню­та се­год­ня бу­дет на ба­лу. Де­ло скла­ды­ва­ет­ся весь­ма и весь­ма ин­те­рес­но. Там мож­но бу­дет пред­ста­вить­ся, за­ин­три­го­вать ее зна­ни­ем са­мых ин­тим­ных под­роб­нос­тей ее жиз­ни, раз­де­лать под орех это ни­что­жест­во Спи­ри­до­но­ва и овла­деть Аню­ти­ной ду­шой.

Смо­кинг есть, би­лет есть! Оста­ет­ся толь­ко слег­ка по­брить­ся, чуть-чуть по­мы­ыть­ся, ку­пить во­рот­ни­чок и ри­нуть­ся в бой.

* *

Рост — сред­ний.

Гла­за — се­рые.

Нос — обык­но­вен­ный.

Осо­бых при­мет нет.

Так по рус­ской пас­порт­ной тер­ми­но­ло­ги­и­мож­но бы­ло бы опре­де­лить внеш­ность мосье Кран­де­ле­ва.

Ду­ша же у не­го бы­ла ку­да за­мыс­ло­ва­тее.

Не сле­ду­ет толь­ко де­лать раз­ных по­спеш­ных умо­зак­лю­че­ний, ос­но­вы­ва­ясь на том, что он про­вер­тел ды­роч­ку в две­рях. Акт этот сам по се­бе не­кра­си­вый, был вы­зван са­мым кра­си­вым в ми­ре по­ры­вом — увле­че­ни­ем жен­ской кра­со­той. Встре­тив ра­за че­ты­ре в ко­ри­до­ре мад­ма­зель Аню­ту (Chapeaus*, пе­ре­дел­ка и от­дел­ка) и бу­ду­чи да­же не за­ме­чен­ным, он по­те­рял го­ло­ву. Он за­меч­тал и за­грус­тил. А услы­шав за сте­ной раз­го­во­ры о не­ко­ем Спи­ри­до­но­ве и за­тем муж­ской вкрад­чи­вый го­лос, оче­вид­но, это­го са­мо­го Спри­до­но­ва, он за­рев­но­вал и по­шел на от­ча­ян­ность: про­свер­лил ды­роч­ку.

Ис­кл­чи­тель­но для то­го, что­бы опре­де­ли­тиь, сто­ит ли ему жить на све­те. Быть или не быть! А уж ког­да в жиз­ни скром­но­го бе­жен­ца вдви­нут­ся шек­с­пи­ров­ские страс­ти, то, са­ми по­ни­ма­е­те, добра не жди.

Жизнь мосье Кран­де­ле­ва бы­ла, кста­ти за­ме­тить, до­воль­но скром­ная: он тор­го­валл в раз­нос так ска­зать, «тос­кой по ро­ди­не» — клюк­вой, со­ле­ны­ми огур­ца­ми, воб­лой, мят­ны­ми пря­ни­ка­ми и греч­не­вой кру­пой.

* *

Зна­е­те ли вы, что та­кое рус­ский бал в сто­ли­це Фран­ции?

Со­рок устро­и­те­лей, во­семь­де­сят рас­по­ря­ди­те­лей, шесть­сот про­дан­ных би­ле­тов, двес­ти по­чет­ных при­гла­шен­ных и пол­то­ры ты­ся­чи гос­тей.

Рас­по­ря­ди­те­ли пля­шут, гос­ти рас­по­ря­жа­ют­ся, устро­и­те­ли сла­га­ют с се­бя от­вет­ст­вен­ность и по­да­ют в от­став­ку.

Фран­цуз­ские влас­ти от­ка­зы­ва­ют­ся по­ни­мать рус­скую ду­шу и ко­леб­лют­ся меж­ду вос­тор­гом и про­то­ко­лом.

Да­мы на­ряд­ны, ка­ва­ле­ры лю­без­ны. Ли­хо­ра­доч­ная ра­бо­та ма­ни­кюрш, мас­са­жис­ток фа­си­яль дип­ло­мэ**, вто­рых рук из луч­ших мэ­зо­нов, соль­де­рок и про­чих слу­жи­тель­ниц кра­со­ты, рос­ко­ши, тлен­нос­ти и брен­нос­ти, ли­ку­ет и тор­жест­ву­ет.

Бу­фе­ты тре­щат под на­по­ром крах­маль­ных ман­шек.

За­ку­лис­ные шо­по­ты зло­ве­щи, но тан­цу­ю­щая пуб­ли­ка их не слы­шит.

За­ку­лис­ные шо­по­ты го­во­рят:

— Ма­дам Штруп — один са­ла­тик же­ван­но­го кар­то­фе­ля, а при­ве­ла да­ром двух до­чек с зять­я­ми и пол­ку­ри­цы сло­па­ли!

Из ар­тис­тов еще по­ка ни­кто не пре­хал, а в ар­тис­ти­чес­кой три бу­тыл­ки конь­я­ку вы­пи­то!

— Ка­кая-то тем­ная лич­ность сто­я­ла у бу­фе­та, уго­ща­ла всех же­ла­ю­щих све­жей ик­рой. Рас­по­ря­ди­тель­ни­ца ра­до­ва­лась — пря­мо бла­го­де­тель. Огля­ну­лась — а бла­го­де­тель и удрал, не за­пла­тив!

Гус­тая тол­па дви­га­лась мед­лен­ной ла­вой. Все, кто был на­вер­ху, тек­ли вниз. Те, что бы­ли вни­зу, ло­ми­лись на­верх.

— Гос­по­да! Не устра­ивай­те Хо­дын­ку! — ора­ли те, кто рья­нее всех ра­бо­та­ли лок­тя­ми.

— Где же рас­по­ря­ди­те­ли? — во­пил мо­ло­дой че­ло­век с бан­том на гру­ди.

Он очень уди­вил­ся, ког­да, ука­зы­вая на этот бант, ему на­пом­ни­ли, что он и есть рас­по­ря­ди­тель.

Най­ти ко­го-ни­будь в этой рас­па­рен­ной ка­ше бы­ло не­мыс­ли­мо, и толь­ко ин­стинкт влюб­лен­но­го на­пра­вил мосье Кран­де­ле­ва к ки­ос­ку с ли­мо­на­дом, око­ло ко­то­ро­го в об­щест­ве дол­го­вя­зо­го и уны­ло­го гос­про­ди­на (Он, он! Ка­кое не­ин­те­рес­ное ли­цо…) ко­кет­ли­во вер­те­лась­м­ад­ма­зель Аню­та.

— По­жа­луй­ста, бо­кал шам­пан­ско­го! — за­ка­зал Кран­де­лев, удос­то­ве­рив­шись, что здесь толь­ко ли­мо­над.

Мад­ма­зель Ан­ню­та мет­ну­ла на не­го глаз­ком.

— Как жаль, что нет! — про­дол­жал окры­лен­ный Кран­де­лев.- Я хо­тел угос­тить да­му. Вы раз­ре­ши­те за не­име­ни­ем шам­пан­ско­го пред­ло­жить вам хо­тя бы ли­мо­над?- раз­вяз­но об­ра­тил­ся к Аню­те, чувст­вуя, од­на­ко, как от серд­цебь­е­ния у не­го дро­жит гал­стук.

— Мер­си! — том­но улыб­ну­лась Аню­та.

Дол­го­вя­зый за­бес­по­ко­ил­сяи дви­нул­ся от­ста­ивать свою по­зи­цию.

— В-вам ч-чрез­вы­чай­но, то есть я… то есть вы… очень идет ва­ше платье. Пря­мо буд­то бы вы в нем ро­ди­лись.

— Смеш­ной ком­пли­мент! — об­наг­лев, хи­хик­нул Кран­де­лев — В хро­шем бы ви­де был ваш туа­лет, если бы вы в нем ро­ди­лись! Мя­тый и гряз­ный, и черт его зна­ет что… Раз­ре­ши­те про­во­дить к ло­те­рей­ным вы­иг­ры­шам? Го­во­рят, мож­но вы­иг­рать жи­вую ко­зу.

По­ка шли к ло­те­рее, успе­ли окон­ча­тель­но по­зна­ко­мить­ся. Кран­де­лев раз­ли­вал­ся со­ловь­ем.

— Кран­де­лев, а не Крен­де­лев, как мно­гие здесь по нег­ра­мот­нос­ти вы­го­ва­ри­ва­ют. Кран­де­лев!.. От ста­рин­но­го до­ис­то­ри­чес­ко­го рус­ско­го кор­ня, не­из­вест­но­го зна­че­ния.

По­том быст­ро пе­ре­шел к де­лу.

— Этот Спи­ри­до­нов — бой­тесь его! Это со­вер­шен­но не­до­стой­ный вас про­то­тип! Это пан­те­ра в ку­ри­ци­ном об­ра­зе!

— Пан­те­ра? — ожи­ви­лась Аню­та.

— Пан­те­ра! И да­же ху­же то­го. И уж, во вся­ком слу­чае, не бол­ван, как мно­гие по­ла­га­ют. Вы, по­жа­луй, то­же по­ла­га­е­те, что он бол­ван. Ну, так вот тут вы и ошиб­лись!

— Да что вы? — ра­дост­но вспых­ну­ла Аню­та. — А я его счи­та­ла…

«Клю­ет… Клю­ет…» — ве­се­лил­ся Кран­де­лев.

— Верь­те мне. Я все знаю. К вам при­хо­дил се­год­ня не­кто с гнус­ным пред­ло­же­ни­ем би­ле­та за пят­над­цать фран­ков. Ви­ди­те — мне все всег­да о вас из­вест­но!

— А что вы зна­е­те о Спи­ри­до­но­ве?

— Мас­су знаю! Мил­ли­он знаю! Прой­до­ха, сква­лы­га, день­ги ко­пит, ни од­ной ба­бы не про­пус­тит, Дон Жу­ан, карь­е­рист! Он се­бе до­ро­гу про­бьет, ни пе­ред чем не оста­но­вит­ся. Кля­нусь честью, для не­го рас­топ­тать жен­ское серд­це — ров­но ни­че­го не сто­ит!

Мад­ма­зель Аню­та слу­ша­ла его с ка­ким-то вос­тор­жен­ным удив­ле­ни­ем и смот­ре­ла ему пря­мо в рот, ожи­дая но­вых уди­ви­тель­ных слов.

— До­ро­гая! — окон­ча­тель­но окры­лил­ся Кран­де­лев. — До­ро­гая, вам не та­кой че­ло­век ну­жен… Я имею ком­мер­чес­кое де­ло, не­боль­шое, но за­то свое собст­вен­ное. До­ро­гая, при­гла­си­те зав­тра к се­бе ча­са в че­ты­ре это­го не­го­дяя, ска­жи­те ему, что вы все зна­е­те и вы­го­ни­те его к чер­ту. Ког­да он уй­дет окон­ча­тель­но, я при­ду к вам, я, Кран­де­лев и кое-что вам ска­жу, По­ни­ма­е­те, кое-что…

Тут без­жа­лост­ная тол­па разъ­еди­ни­ла их. Шла це­лая ве­ре­ни­ца дам с та­рел­ка­ми, как в церк­ви со сбо­ром. Да­мы про­да­ва­ли кон­фе­ти и ло­те­рей­ные би­ле­ты. По­ка мосье Кран­де­лев от­би­вал­ся от на­по­ра да­мы с кон­фе­ти, Аню­та скры­лась.

Он тщет­но по­ис­кал ее це­лый час и ре­шил ехать до­мой.

До­ма че­рез за­вет­ную ще­лоч­ку уви­дел и услы­шал, тем­но и ти­хо.

Не вер­ну­лась, что ли? Или спит?

* *

На дру­гой день, пре­не­бре­гая ком­мер­чес­ки­ми де­ла­ми, ров­но в по­ло­ви­не чет­вер­то­го, вле­тел Кран­де­лев к се­бе в но­мер, при­жи­мая к гру­ди бу­кет гвоз­дик.

Быст­рый взгляд в зер­ка­ло — и ско­рей к щел­ке сто­ро­жить при­ход не­го­дяя!

Там, у Аню­точ­ки, уже кто-то си­дел. Си­дел и ти­хо-ти­хо го­во­рил.

Мам­зель Аню­та го­во­ри­ла то­же чрез­вы­чай­но ти­хо, но взвол­но­ван­но.

— Вы­го­ня­ет, вы­го­ня­ет его, под­ле­ца! — за­сме­ял­ся Кран­де­лев и, обер­нув­шись, под­миг­нул сво­е­му бу­ке­ту.

— …Дон Жу­ан… жен­щи­ны… — до­но­сил­ся взвол­но­ван­ный ле­пет Аню­точ­ки.

— Так его, так! — раз­за­до­ри­вал­ся Кран­де­лев. — Ва­ляй его!

И вдруг ти­хий всх­лип Аню­точ­ки, и вид­но бы­ло, как длин­ная фи­гу­ра за­ша­га­ла ми­мо две­ри впра­во, где, по-ви­ди­мо­му, бы­ло крес­ло, на ко­тор­мо всег­да си­де­ла Аню­точ­ка. И по­том го­лос Аню­точ­ки вскрик­нул от­чет­ли­во и гром­ко:

— Не смей­те! Прочь! Не­на­ви­жу!

И все стих­ло.

— Вы­гна­ла!- про­шеп­тал Кран­де­лев.

Он вы­пря­мил­ся, об­дер­нул пид­жак, по­пра­вил гал­стук, взял свой бу­кет, вы­шел в ко­ри­дор и оста­но­вил­ся у две­ри мам­зель Аню­ты. При­слу­шал­ся. Бы­ло ти­хо.

— Вы­гна­ла!- по­ежив­шись от удо­вольст­вия, пов­то­рил он и, стук­нув в дверь. Сра­зу же рас­пах­нул ее.

— И вот я у ва­ших ног…

Сло­во «ног» он, собст­вен­но, да­же не успел про­из­нес­ти. Оно вы­ле­те­ло ка­ким-то хри­пом. Да, собст­вен­но го­во­ря, и на­доб­нос­ти в нем не бы­ло. На крес­ле у са­мой две­ри си­дел Спи­ри­до­нов, а на Спи­ри­до­но­ве си­де­ла мам­зель Аню­та и це­ло­ва­ла не­ин­те­рес­ное спи­ри­до­нов­ское ли­цо и, всх­ли­пы­вая, по­тво­ря­ла:

— Я не зна­ла, что ты та­кой не­го­дяй… не зна­ла… не зна­ла…

Жур­нал «Ил­люст­ри­ро­ван­ная Рос­сия», Па­риж, 1931 г.

(из ар­хи­ва Ра­фа­э­ля Со­ко­лов­ско­го)