Оставив Цента на временное попечение его владельцев, мы с Виктором Петровичем спешно приступили к осмотру Каштанки. Коматозное состояние, кровавая пена из носа, смешанная с пузырьками воздуха, неестественный провал спины, неподвижные конечности, висящие словно плети, тяжёлое беспорядочное дыхание, называемое дыханием Чейна — Стокса, — все эти признаки свидетельствовали о предсмертном состоянии собаки. Маленькая трёхлетняя самка агонизировала. Даже без рентгеновского обследования было ясно, что у Каштанки разорваны лёгкие, сломаны позвоночник и рёбра. А лужица крови на носилках, скопившаяся под хвостом, показывала, что органы малого таза, включая матку, тоже пострадали. Нам с Виктором Петровичем стало очевидно: спасти собаку, при всём нашем желании, мы не сможем.
Пока шёл осмотр собаки, дети, всё ещё находясь в возбуждённом состоянии, продолжали нам рассказывать о Каштанке.
С их слов, машина такси мчалась с большой скоростью. И Каштанка угодила под её передние колёса и бампер. Её, словно лёгкий футбольный мяч, отбросило на противоположную сторону дороги. Но она тут же вскочила на все четыре лапы. Однако, не успев сделать и одного шага, упала как подкошенная. Муж Каштанки — Жучок, — подбежав к ней, облизал ей мордочку, а потом сел подле неё и, подняв голову вверх, громко и жалобно завыл. Ещё нам сообщили дети, что Жучок хотел вместе с ними зайти в лечебницу, но они ему этого не позволили, так как пёс был без ошейника и поводка. Жучок послушно остался ждать их на улице у входных дверей.
— Вот что значит собачья верность, даже запаха лечебницы не испугался, — отметил Виктор Петрович, набирая в объёмный шприц лекарство.
Дети умолкли, затаив дыхание и внимательно наблюдая за нашими действиями. В воцарившейся тишине мне с трудом удалось уловить у Каштанки слабенькие, еле слышные, аритмичные сердечные сокращения, которые заглушал какой‑то неясный гул… Какая‑то неведомая сила передвинула мою руку с фонендоскопом вниз — на раскормленный живот собаки. И тут мои уши услышали отчётливое сердцебиение одного плода, чуть в стороне — другого и третьего. Я не ошибался! Работали три маленьких сердца. Сука, оказывается, была не просто толстой, она находилась в состоянии беременности. Точнее щенности, со сроком не менее пятидесяти дней. И щенки от страшного автомобильного удара не погибли. Их спасла толстая жировая прокладка живота. Они чудом остались живыми. Этим я тут же поделился с коллегой.
Виктор Петрович кивнул мне головой, давая понять, что всё понял. Страшная картина состояния разорванных внутренних органов и переломанного скелета собаки ему была ясна, как и то, что Каштанку нам не спасти.
Лекарственный препарат, введённый Виктором Петровичем собаке, лишь на короткое время, не более чем на несколько минут, продлевал ей жизнь. Но теперь, в связи с тем, что щенки при травме их матери не погибли, нам предстояло побороться за их спасение. Надо было срочно проводить операцию — кесарево сечение, тем более что кровотечение из матки значительно усилилось. Вафельное полотенце, предусмотрительно подложенное под промежность, оказалось насквозь пропитанным кровью.
Но тут перед нами возникла неразрешимая задача. Основной загвоздкой являлось то, что умирающую собаку доставили к нам дети, видящие в нас сверхлюдей — добрых дядей Айболитов, которые, по их твёрдому убеждению, не только смогут оживить их полумёртвую Каштанку, но и сделать так, что она сможет им родить здоровеньких щенят. А мы‑то на самом деле являлись совсем не теми, за кого они нас принимали, — самыми обычными людьми, правда, любящими свою профессию. В этой непростой ситуации их любимой Каштанке мы даже не могли применить общий наркоз для проведения серьёзной полостной операции. Также не могли объяснить детям, что разорванные травмой лёгкие и ушибленное сердце его просто не выдержат. Но самое главное, наркоз не перенесут живые щенки, которые уже начали ощущать потерю их матерью значительного количества крови, а, следовательно, дыхательного кислорода им явно не хватало. Для нас — врачей — это означало одно: щенят следует спасать без применения общего наркоза — только под местной анестезией, называемой в народе местным обезболиванием. А если Каштанка и его не переживёт? Травмированное сердце может и его не выдержать… А если автомобильный наезд на собаку, сопровождаемый резким сильным ударом, вызвал у щенков сотрясение мозга или что‑то ещё похуже? Мы их полуживых извлечём из утробы матери, а они на глазах у детей тут же начнут умирать… Как нам поступить в подобном случае? Ведь детская легко ранимая душа, от всего увиденного получит на всю жизнь неизгладимую психогенную травму. И память о том, что добрые врачи Айболиты не смогли спасти их любимую Каштанку и её очаровательных щенят, никогда не сотрётся.
Пока в наших с Виктором Петровичем головах проносились такие нерадостные мысли, всё разрешилось само собой. Каштанка сделала подряд два беспорядочных вдоха и один долгий выдох. Из её хрипящей и предсмертно оскалившейся пасти и носа в последний раз вырвалось кровавое пенистое облачко, а маленькое толстенькое тельце судорожно вытянулось, застыв навсегда.
Одновременно с этим живот мёртвой собаки внезапно ожил. Все, кто присутствовал в рентгеновском кабинете, догадались, что в нём находятся живые щенки, и умирать они не желают… Им хочется жить. Но, несмотря на то что материнская утроба ходила ходуном, плененные малыши для своего освобождения из чрева усопшей матери сами что‑либо сделать не могли. Времени на раздумья у нас почти что не было — всего лишь одна, от силы — три минуты, не более… Нам ничего не оставалось, как срочно выпроводить из кабинета навзрыд плачущих детей и владельцев сеттера.
Как только за последним школьником закрылась дверь, Виктор Петрович скальпелем вскрыл ходящий ходуном живот мёртвой Каштанки и три живых щенка наконец увидели белый свет. После того как здоровеньким, громко горланящим щенкам мы обработали пуповины, детям и владельцам Цента было дозволено вернуться в кабинет.
Три толстеньких чёрненьких карапуза, лежащие под настольной лампой на стерильных марлевых салфетках в коробке из‑под рентгеновской плёнки — две девочки с белыми лохматыми кисточками на кончиках чёрных хвостиков и один мальчик — чёрный, как смоль, вызвали у детей бурю неописуемого восторга. А как же могло быть иначе? Ведь две новорождённых девочки являлись точной копией их любимой Каштанки, а мальчик — копией Жучка. Подняв восторженный гомон, дети, протягивали руки к тесно прижавшимся друг к дружке щенкам. Им хотелось погладить малышей и сказать каждому из них: «Здравствуй, Каштанка! Здравствуй, Жучок!»
Однако Виктор Петрович строгим голосом попросил школьников утихомириться и маленьких щенят немытыми холодными руками не трогать. При этом он с необычайно умелым педагогическим подходом постарался доходчиво объяснить детям, что грязными руками слабеньким новорождённым щенкам можно занести гнойничковую инфекцию, от которой их нежная кожа может покрыться гнойниками, от которых они заболеют заражением крови и погибнут. Ну а о холодных руках всё было и так ясно… Дети тут же поняли свою оплошность и враз успокоились.
Подошедшей учительнице мы сообщили, что тело Каштанки нами будет отправлено в специальный крематорий для животных. Что же касается щенят, то их придётся искусственно выкармливать и выхаживать. А это смогут профессионально сделать лишь ветеринарные врачи.
Школьникам мы также пообещали, что будем держать их в курсе всех подробностей о подрастающем потомстве.
— А когда щенята откроют глазки, достаточно окрепнут и им исполнится один месяц, вы сможете прийти и выбрать себе наиболее понравившегося пёсика, — твёрдо заверил их Виктор Петрович.
— Девочку возьмём, девочку, маленькую Каштанку возьмём… У нас будет наша Каштанка… наша любимая Каштанка, — в один голос вопили школьники, да так громко, что наши барабанные перепонки, казалось, вот‑вот не выдержат и лопнут.
Эмоции добрых, правильно воспитанных детей нам были вполне понятны. Оттого что жизнь их Каштанки полностью не оборвалась, а нашла своё продолжение в её потомстве, ребята сносно пережили трагедию, связанную с гибелью любимого животного. Они покидали ветеринарную лечебницу с чувством выполненного долга и в счастливом ожидании того момента, когда им можно будет ровно через месяц прийти за своей маленькой Каштанкой.
Овдовевшего Жучка сообразительные дети вели в школу уже на длинном поводке, смастерённом из нескольких снятых с себя брючных ремней.
— Теперь Жучок не попадёт под машину, как Каштанка, — глядя в окно, произнёс Виктор Петрович.
Цент тоже радовался происходящему. Он не остался равнодушным к данному событию. Его хвост еле заметно, но уже довольно бодро ходил из стороны в сторону, а глаза преданно смотрели то на Глеба, то на нас, ветеринарных врачей.
Тут только я заметил, что в кабинете отсутствует Наташа. Но через несколько минут она возвратилась с довольным видом и, что‑то тихо сказав Глебу, подошла к нам.
— Я только что звонила домой, — сообщила она. — Мама и папа охотно согласились взять в дом оставшихся двух сирот. Наша семья давно мечтала о собаке…
— Милая взрослая девочка! — по‑отечески обратился к ней Виктор Петрович. — То, что мы с Анатолием Евгеньевичем сделали, это всего лишь половина дела в сохранении жизни щенят. В настоящий момент новорождённые молча лежат под настольной лампой, пребывают словно в утробе матери. Им тепло и хорошо. Они самостоятельно дышат и, на первый непосвященный взгляд, вроде бы всё идёт нормально. Но буквально через минут десять‑пятнадцать, организм щенят поймёт, что они уже не в чреве матери, а родились, и у них проснётся врождённый сосательный рефлекс. Малышам, как и положено, захочется есть. И вот тут‑то наступит кульминация… Для того чтобы щенки остались живыми и здоровыми, им потребуется натуральное молоко собаки, а у нас его, к сожалению, нет. А от слишком жирного коровьего молока у малюток может начаться понос и развиться диспепсия, которая их всех быстро погубит…
— Что же делать, чтобы сохранить щенят и не дать им погибнуть голодной смертью? — жалобным голосом произнесла Наташа.
— Сейчас что‑нибудь придумаем, — ответил Виктор Петрович.
Бодрым шагом выйдя из рентгеновского кабинета, он громогласным командирским голосом обратился к владельцам, столпившимся со своими животными в коридоре:
— Граждане владельцы! У кого из вас имеется кормящая сука? У кого из ваших собак недавно родились щенки?
Владельцы животных растерянно смотрели то на импозантного седовласого врача, то на своих питомцев, будто бы хотели выяснить у них — кормящие они или нет.
Не слыша ответа, Виктор Петрович ещё раз переспросил:
— Что, ни у кого нет кормящих собак?
Послышались робкие голоса:
— Нет! Нет! Ни у кого нет…
— Мда‑а… — раздосадовано протянул Виктор Петрович.
Из‑за неудавшейся гуманной акции, на которую он очень надеялся, его лицо приняло страдальческое выражение. Он мучительно искал выход из создавшегося для щенят серьёзного положения и не находил его.
Этот умный, чрезвычайно порядочный человек, к которому я испытывал глубокое уважение, был намного старше меня. Он окончил ту же, что и я, Московскую ветеринарную академию, но гораздо раньше, когда она ещё называлась Военной ветеринарной академией и готовила кадровых офицеров для Красной армии. Военная дисциплина, профессиональная грамотность, честность и обязательность так и остались в характере Виктора Петровича на всю его жизнь. Эти качества коллеги мне очень и даже очень импонировали. Перед такими врачами, как он, горячо любящими животных, отлично знающими профессию, умеющими правильно лечить их болезни, я преклонялся.
Глядя на его грустные, наполненные тревогой за здоровье малышей глаза, мне неожиданно вспомнилось о ночном визите к белоснежной толстухе — кошке Мелиссе. По моему расчёту, молока у неё должно было быть в избытке. Она бы запросто смогла выкормить трёх осиротевших малышей. О кошке я тут же сообщил Виктору Петровичу.
— Хорошо, если начавшаяся сразу после родов обильная лактация у животного сохранилась… Часто бывает, что сразу после родов молока у родильницы пребывает много, а буквально через несколько часов, если его не отсасывают новорождённые, то и на одного котёнка не хватит, — недоверчиво отозвался он на моё предложение.
— Это легко проверить. Сейчас позвоню её хозяйке. У нас в журнале вызовов её телефон записан, — парировал я, не желая расставаться с мыслью использования Мелиссы в качестве кормилицы щенят и направляясь в дежурную.
Но тут же в дверях нос к носу столкнулся со Светланой.
— Анатолий Евгеньевич, я, как раз шла за вами, — выпалила она. — Второй или третий раз звонит Людмила — хозяйка белой кошки Мелиссы, у которой вы ночью принимали роды. Она ждёт у телефона…
— Это, дорогая Светочка, как раз кстати, а то мне самому пришлось бы ей звонить.
И тут же подумал: «А может действительно Виктор Петрович прав насчёт того, что молоко‑то у кошки может полностью пропасть, и на своего котёнка даже не наберётся… Возьмёт толстуха и преподнесёт нам сюрприз, совсем оставшись без молока…
— Алло! — произнёс я, затаив дыхание.
— Анатолий Евгеньевич, это Людмила, хозяйка кошки Мелиссы. Вы роды у неё ночью принимали.
— Помню, помню… Ещё не забыл вашу раскормленную и не в меру молочную белую красавицу, — волнуясь, отвечал я, напрягая слух, готовясь услышать неприятную весть о пропаже молока…
Но мои опасения оказались напрасными.
— Анатолий Евгеньевич. Вы совершенно правы! Наша молочная красавица, словно дойная мини‑корова, с головы до ног вся в молоке — подстилочка мокрая, животик мокрый, котёнок мокрый, не знаю что мне делать. Может, капустный лист привязать к её соскам? Или просто их покрепче перетянуть тканью?
— А как чувствует себя маленький? — задал я ей встречный вопрос.
— Он чувствует себя хорошо. Малыш сытый, наелся и спит. Животик, полный молока, надут точно барабан, — ответила она.
— Людмила! Ни в коем случае ничего самостоятельно не применяйте и не предпринимайте. Только навредите кошке и котёнку, — сказал я строго. И затем, несколько мягче, добавил: — Будем придерживаться физиологических принципов. Срочно подложим под Мелиссу трёх маленьких сирот‑едоков, только что оставшихся без матери. Вот они‑то и будут отсасывать излишки кошачьего молока. Кошке от этого будет очень хорошо, а щенкам ещё лучше…
— Спасибо, спасибо, — несколько раз произнесла Людмила, — а то мне уже соседки по дому столько советов надавали: кто советовал сцеживать молоко, а кто смазывать соски камфорной мазью. И ещё про те маловразумительные способы, которые я вам, доктор, только что назвала…
— Самой большой ошибкой с вашей стороны было бы смазывать соски камфорным маслом. Тогда бы котёнок сразу же перестал их брать в рот и умер голодной смертью… Уж больно вонючее это средство. Одним словом, ждите, мы скоро приедем, — предупредил я Людмилу.
Ввиду того что Наташа выразила огромное желание взять себе двух щенят, то ей, по нашему мнению, и предстояло начать их опекать. От такого решения Наташа пришла в восторг. Вручив ей коробку с тремя громко пищащими от голода щенками, на машине скорой ветеринарной помощи мы с ней отправились на Полярную улицу к кошке -кормилице.
*
Мелисса охотно приняла маленьких щенят, будто своих котят. Она спокойно лежала на боку и временами, не мешая им наслаждаться вкусным тёплым молочком, умудрялась даже их полизать шершавым языком, совершенно непохожим на бархатистый язык собаки. Умная Мелисса проявила самые добрые и гуманные чувства к осиротевшим щенкам, напрочь забыв об давних разногласиях с этим видом животных, о враждебных отношениях которых в народе издавна сложилась поговорка: «Живут как кошка с собакой»…
Всласть насмотревшись на Мелиссу, кормящую одновременно своего котёнка и троих щенят погибшей Каштанки, мы с Наташей вскоре вернулись в лечебницу.
Состояние Цента оценивалось нами как стабильно удовлетворительное. Как было запланировано, мы с Виктором Петровичем приступили к операции по восстановлению сломанной бедренной кости, называемой остеосинтезом. Управились где‑то за полтора часа. Сломанную бедренную кость соединили с помощью подогнанного по размеру шейки бедренной кости штифта из титана — лёгкого, нержавеющего и чрезвычайно надёжного по прочности металла.
О проведённой операции теперь можно было только догадываться по выбритой шерсти в области тазобедренного сустава, обильно смазанной йодной настойкой коже и с трудом различимым нескольким прочным шёлковым швам, которые я должен был удалить через десять дней. А через месяц Центу предстояло проведение контрольного рентгеновского снимка и повторная операция. На этот раз лёгкая и быстрая — удаление из прочно сросшейся кости титанового стержня.
Ровно через месяц Цент был нами прооперирован. К этому времени красавец ирландский сеттер уже не только не хромал, но и забыл про свои сломанные рёбра. Он вёл себя как ни в чём не бывало.
Подросли и щенята. Чёрные барбосы не только разительно отличались по окрасу шерсти от своего молочного брата — белого пушистого кота, но и в несколько раз превосходили его по массе. Однако это им нисколько не мешало все дни напролет играть между собой в бурные щенячьи‑кошачьи игры. А Мелисса, сбросившая с себя лишние килограммы, выглядела стройной, заметно помолодевшей и красивой. Щенки сделали полезное дело. За тридцать дней вместе с котиком они привели свою названную мамашу‑кошку не только к нормальной кондиции, но и не допустили развития у неё мастита.
— Если бы не щенки, то вполне вероятно, что неприятности с молочными железами у Мелиссы уж точно бы возникли. Вот так собаки и кошка выручили друг друга. Добрые отношения идут на пользу не только людям, но и животным, — мудро изрекла Людмила.
Мы её дружно подержали.
Двух щенят — мальчика и девочку — забрала Наташа. Одного щенка — вылитую Каштанку — взяла учительница. А белоснежный котёнок с голубыми глазами — сынок Мелисы — остался в родном доме. Расставаться с ним Людмила не захотела, да и кошка бы очень страдала, в одночасье оставшись одна без привычной шумной и суетной компании.
Сказав, что двух щенят забрала Наташа, я выразился не совсем точно. На самом деле к Людмиле за щенками она приехала не одна, а с Глебом.
Они с того самого дня, как появились у нас — на скорой ветеринарной помощи с умирающим Центом, — больше не расставались. Поместив двух малышей в плетёную корзинку, на дне которой лежала мужская меховая шапка, они отправились прямиком домой к Глебу.
*
К этому времени я уже знал историю знакомства Наташи и Глеба во всех её подробностях, от чего мне стала понятна причина взвинченного эмоционального состояния Наташи во время нашей первой встречи. У девушки, выпускницы школы, впервые столкнувшейся с предательством близких людей, оказалась непомерно трудная ночь. Ей тогда пришлось как бы заново осмыслять свои прежние по‑девичьи наивные взгляды на жизнь и суровую действительность. Не знаю, как бы всё могло для неё закончиться, если бы ей в тот жуткий момент безысходности не встретился Глеб. В трудную минуту судьба свела двух ранее не знакомых между собой молодых людей, которые даже не догадывались о существовании друг друга. И уж, конечно, они никак не могли предположить, что не только встретятся на грани едва не случившегося трагического обстоятельства, но и, полюбив друг друга, больше никогда не расстанутся…
В то самое время, когда Наташа находилась на выпускном вечере в школе и танцевала со своим молодым человеком, ещё не подозревая о его низменных помыслах, Глеб вывел Цента на вечернюю прогулку. Гулять с собакой намеревался недолго. Ведь в двадцать два ноль‑ноль в международном аэропорту Шереметьево ожидалось приземление самолёта «Аэрофлота», на котором его отец возвращался из зарубежной командировки. В двадцать три часа, по расчёту сына, отец должен быть уже дома…
Уже прошло с полчаса, а Цент всё никак не желает делать свои большие дела. Возбуждённо бегает и нюхает чьи‑то следы, временами помечая струйкой мочи кусты и деревья. Но вот, наконец, он волчком закружился на месте, словно выбирая, где можно присесть, чтобы никто не мешал… Однако, раздумав гадить, понюхал на траве кем‑то оставленную отметину, пустил на неё струю и мгновенно скрылся за густым кустарником.
Глеб, непроизвольно подумав, что стеснительный Цент специально уединился, чтобы никто не мешал ему испражняться, особого значения отсутствию собаки не придал. Но когда прошло некоторое время, а Цент всё не появлялся, хозяин понял, что кобель просто‑напросто от него удрал. Это сулило юноше неприятности. Ведь сын хорошо знал, как отец любит собаку и что от пропажи Цента он сильно расстроится. Подобный неожиданный сюрприз может закончиться для отца приступом гипертонии. И, как нарочно, словно по закону подлости, подумал Глеб, это случилось именно в день его возвращения.
Ни минуты не раздумывая, парень помчался на поиски беглеца. Правда, куда идти, где искать Цента, он не знал. Пошёл наугад. Наступала темнота. Уличные фонари, освещавшие лишь проезжие дороги, поиску не помогали. Побродив с час с небольшим, так и не найдя собаки, Глеб отправился к дому с тайной надеждой, что пёс с виноватым видом дожидается его, сидя на крыльце подъезда. Такое с Центом уже бывало. Но, увы! Его ждало разочарование. На этот раз собака его не ждала. Не оказалось её и на лестничной площадке. Как ни не было грустно, домой возвращаться пришлось одному.
Отец уже приехал. Он весело рассказывал маме о своей встрече с председателем совета директоров иностранной фирмы и об удачно проведённых Внешторгом переговорах. Всецело поглощённый думами о Центе, Глеб только краем уха слушал рассказ отца. Внешторговские проблемы его вообще не интересовали. Он выбрал себе совершенно другую профессию и, будучи на пятом курсе физического института, уже писал дипломную работу по изучению ядра гелия. Глеб, вполне вероятно, и не упустил бы Цента, если бы не отвлёкся в своих мыслях на историю открытия альфа‑частиц и изучение процесса их распада, не думал бы о так полюбившейся ему квантовой механике и об интереснейших исследованиях Резерфорда. Глеб, по‑видимому, по своей натуре относился к прирождённым учёным‑физикам, которые, как всем известно, погружаясь с головой в свои научные рассуждения, забывают обо всём на свете. Так, видимо, произошло с ним в тот злополучный вечер.
Узнав о побеге Цента, отец сильно расстроился, но, к радости сына, отнёсся к случившемуся как‑то особенно, по‑философски. Глеба не корил, а ругал только себя, что до сих пор не повязал собаку.
— Два раза Цент от меня удирал, — насчитал он, — но возвращался. Если бы я пошёл с ним гулять, суждено было случиться и третьему разу. Эх, если бы повязал я Цента… И невесту клуб за ним закрепил. Красивая девочка, тёмно‑красного окраса, — говорил он матери. — Щенки получились бы отличные. Всё! Решено! Как только найдётся Цент, будем его вязать, непременно вязать, — и с улыбкой добавил: — Вот только дождёмся, когда у невесты наступит пора охоты… Может быть, и алиментного щенка от него себе оставим, чтобы Центу вдвоём веселее жилось …
От этого доброго разговора отца Глебу стало как‑то не по себе. Лучше бы его отец ругал и бранил — тогда, наверное, ему стало бы намного легче. А тут? Повязать Цента… отличные щенки… одного себе оставим… Действительно, невеста Цента — молоденькая красавица Юта принадлежала сослуживцу отца и слыла гордостью Московского охотничьего клуба, его племенного Совета…
На поиски собаки решили отправиться ранним утром всем семейством. Где‑то в половине четвёртого утра, когда едва забрезжил рассвет, Глеб, отец и мать, взбодрившись крепким кофе, вышли на поиски Цента.
Для масштабного охвата территории решили разделиться. Родители Глеба пошли в сторону Пироговской улицы и Новодевичьего монастыря, а его отправили в сторону Ленинского проспекта.
Чтобы Глебу не хотелось спать, а после выпитого кофе не мучила жажда, отец предложил сыну взять с собой бутылочку «Coca-Cola». Отец всегда привозил с собой из‑за границы не менее дюжины бутылок этого тонизирующего и прохладительного напитка.
«Coca-Cola» Глеб любил. Сунув бутылочку во внутренний боковой карман джинсовой куртки, он направился в сторону Парка культуры, чтобы затем, перейдя через Крымский мост, продолжить поиски собаки в Нескучном саду. Именно там Глеб уже однажды отлавливал беглеца, так как все собаководы, живущие в начале Ленинского проспекта, выгуливали своих питомцев именно в этом прекрасном лесном массиве.
Юноша медленно шёл по тротуару в сторону Ленинского проспекта, зорко глядел по сторонам в надежде увидеть Цента, а его мысли всецело были поглощены термоядерным синтезом. Накануне он с группой старшекурсников побывал в одном из закрытых московских институтов, где наблюдал обстрел мишени быстрыми ядрами, разогнанными в суперсовременном ускорителе. Потом стал думать о реакции синтеза, происходящей в центре Солнца, где температура достигала немыслимо высоченных цифр — свыше четырнадцати миллионов градусов. От этих умопомрачительных научных мыслей, по вполне понятным причинам, в голове молодого учёного непроизвольно родилась фантастическая картина, когда термоядерный синтез, происходящий в разогретом веществе солнца, в один из моментов многократно усилит свою мощь… Получалось так, что в этом в общем‑то гипотетическом случае одним только глобальным потеплением на Земле дело не ограничится… Тело раскалённой звезды не сможет сдержать внутри себя скопившуюся энергию… От мощнейшего взрыва, который окажется на несколько порядков сильнее подрыва всех вместе взятых советских и американских водородных и атомных бомб, солнце вмиг развалится на громаднейшие огненные куски…
От таких поистине страшных фантастических мыслей у Глеба перехватило дыхание. Взгляд усталых глаз будущего учёного‑физика от поднимающихся над горизонтом живительных лучей восходящего Солнца, лениво скользнув по высоченным изогнутым металлическим аркам Крымского моста, стал плавно опускаться всё ниже и ниже… Но что это такое? Буквально в нескольких десятках метрах от него девичья фигурка в нарядном школьном платье как‑то неестественно восседала на узком парапете моста, как раз над глубокой бездной тёмных вод Москвы‑реки… Казалось, что вот‑вот сейчас белые туфельки‑шпильки спадут с её стройных ног… А вслед за ними в тёмные воды реки устремится и она…
Словно разогнавшийся электрон, внезапно соскочивший со своей орбиты, Глеб в несколько прыжков, которым мог позавидовать даже гепард, оказался подле школьницы. Молниеносно схватив её за руку, он резким движением сдёрнул девушку с парапета моста. Переведя дыхание, по‑взрослому строго произнёс:
— Ты, дурочка, что задумала? Опомнись! Тебе что, жизнь надоела?
— Надоела! — еле шевеля пересохшими губами, ответила зареванная выпускница средней школы, в недоумении глядя на симпатичного молодого человека, похожего на студента.
— Выпей «Coca-Cola» и успокойся, — протянул ей Глеб непочатую бутылку заморского напитка.
— Это что, настоящая «Coca-Cola»? — глядя на фирменную красно‑белую этикетку, удивлённо спросила девушка, протягивая руку. — Она же не продаётся в магазинах. Откуда она у тебя?
— Отец только что привёз из командировки, — помогая ей снять с бутылки крышку, отвечал Глеб.
— Надо же, настоящая «Coca-Cola», настоящая «Coca-Cola»! — дважды произнесла девушка, широко раскрыв свои и без того большие опухшие от слёз голубые глаза, аккуратно прильнув к бутылочному горлышку…
Сделав несколько небольших глотков, она призналась Глебу, что «Coca-Cola» видела только на картинках польских журналов, да в зарубежных фильмах на кинофестивале. А в жизни её никогда не пробовала…
— Надо же, первый раз в жизни пробую, — защебетала девушка, по‑видимому, отделавшись от своих переживаний и глупого скоропалительного решения расстаться с жизнью.
— То‑то и оно, что первый раз пробуешь. Представь себе, сколько в твоей жизни ещё непознанного и неизведанного… А ты вот так сразу на Крымский мост, — высказал свое мнение Глеб. После чего произнес мужской сакраментальный вопрос: — А как вас зовут, милая незнакомка?
— Наташа, — отвечала девушка, в очередной раз припав к горлышку бутылки, с нескрываемым удовольствием наслаждаясь необыкновенным вкусом «Coca-Cola». — Напиток класс… Даже не напиток, а сплошное волшебство! А как твоё имя, мой спаситель?
— Глеб!
— Красивое имя и звучит как‑то добро… Глеб, большое тебе спасибо… Ты тоже пей, если, конечно, не брезгуешь после меня?
— Нет! Нисколько не брезгую, — и, сделав небольшой глоток, вернул бутылку Наташе.
— Понимаешь, Глеб, если бы не ты, я, может быть, и совершила то, что задумала… Вот если бы тебя так подло предали близкие люди, как меня сегодня?
— Представь себе, Наташа, меня тоже предали. Только вчера поздно вечером. Именно поэтому я и оказался здесь — на Крымском мосту, — серьёзно сообщил ей Глеб.
— Что, пришёл сводить счеты с жизнью? — не поверив ему, переспросила девушка.
— Нет! Расставаться с жизнью мне ещё рано. Много ещё в этой жизни не сделано, что задумано. Может быть, к годам эдак к ста… Шутка! Умирать надо не по своей воле… Главное для меня сейчас — найти моего любимого друга…
— Кто же он, твой любимый друг? Твоя девица или?.. Впрочем, на голубого ты совсем не похож, — не унималась, окончательно пришедшая в себя, Наташа. — Всё же, кто твой друг, предавший тебя, скажи, если, конечно это не тайна?
— Не тайна… Девушки у меня в настоящее время нет, а мой друг Цент — наша собака, ирландский сеттер, кобель‑ловелас — помчался к суке… Вчера вечером, мерзавец, сбежал от меня… Такую подлянку мне преподнёс. И это буквально перед возвращением отца из командировки. А папа его так крепко любит, — делился своей невзгодой Глеб, шаг за шагом уводя девушку с злополучного моста, на всякий случай продолжая крепко удерживать её под локоток.
— Цент! Твоя собака! — произнесла девушка с чувством заметного облегчения. Сделав маленький глоток из бутылки, продолжила: — Я сразу догадалась, что на голубого ты совсем не похож.
Вот так, попивая «Coca-Cola» и душевно ведя беседу, они незаметно покинули Крымский мост и направились к Нескучному саду.
Потом они сидели на скамейке в саду около Академии наук, продолжая по очереди отпивать из горлышка чудодейственный напиток. Наташа поведала Глебу свою печальную историю о том, как в один вечер потеряла своего молодого человека и верную подругу. И если предательский проступок её парня объяснялся сейчас просто — кобель, пусть даже в людском обличье, он и есть кобель, как выразилась Наташа, удачно сравнивая удравшего от Глеба сеттера с предательством любимого парня, — то коварное поведение своей лучшей и единственной подруги она понять никак не могла.
— Представляешь, Глеб, они тихонечко, по‑воровски покинули актовый зал и уединились в классе. Ладно бы если бы просто целовались… Она — так называемая моя подруга — сиськи оголила, а он со спущенными брюками перед ней… Ну, в общем, развратом они занимались. Я как увидела — у меня внутри всё оборвалось. Жизнь сразу потеряла всякий смысл… Но ты, Глеб, молодец, вовремя подоспел, а то я, дура эмоциональная, могла сгоряча натворить непоправимых дел, — сделав очередной маленький глоток «Coca-Cola», делилась пережитым Наташа…
— Да, предательство близких людей — вещь страшная, — полностью согласился с ней Глеб. — Однако в этом случае есть и полезный эффект. Хорошо, что подлый характер твоего любимого парня проявился именно сейчас, а не когда ты была бы за ним замужем и находилась в интересном положении. В один прекрасный день ты пришла бы домой с учёбы или работы немного раньше времени и застала бы их в своей постели, занимающихся сексом… Бесспорно, твоя близкая подруга оказалась подленькой и низменной стервой…
— Ты прав, самая настоящая распутная девка, а прикидывалась эдакой целомудренной скромницей. Всё твердила мне о том, что замуж выйдет непременно девственницей… Действительно так и будет — во рту‑то, «пломбы» нет… — произнесла Наташа уже более спокойным голосом.
Сделав очередной маленький глоток «Coca-Cola», она продолжила:
— Все десять лет эта дрянь списывала у меня контрольные работы буквально по всем предметам. Многие мои носильные вещи перетаскала к себе домой. А уж об ювелирных украшениях вообще говорить не хочется. То золотое колечко дай поносить, то серёжки, то серебряный браслетик. Толстая сисястая корова… А он‑то, кобель, каков? «Наташенька, люблю тебя, люблю… Десяточку одолжи на денёк‑другой — отдам». И так каждую неделю. Конечно же, возвращать долг всегда забывал. Я‑то, действительно дура, безмозглая обезьяна, считала, что он мой самый‑самый любимый на всю мою жизнь и прощала ему подобные выходки… Мечтала даже, когда поженимся, родить от него ребёночка… Он поступать в финансовый институт собрался, а её отчим в этом году назначен председателем приёмной комиссии. Вот, толстая хитрюга, наверняка пообещала помочь ему с поступлением, на что он и клюнул. Причина примитивного поведения этого человека только сейчас, после душевной беседы с тобой и напитка «Coca-Cola» мне стала понятна… Дура я, тысячу раз влюблённая юная дура…
Предоставив возможность Наташе выговориться и излить раненую душу, Глеб продолжил завершение своего назидательно‑успокаивающего высказывания.
— Наташенька, не жалей о потере своего парня и подруги. Это счастье, что ты вовремя рассталась со лжецами. Намного было бы для тебя хуже, если бы ты, находясь с ним в браке, родив от него детей, многие годы осознавала, что живёшь с недостойной тебя личностью… Эта мысль, словно раскаленное инородное тело вызывало бы в твоей душе постоянную непреходящую боль. В один из дней, ты всё равно бы пришла к правильному решению, что с этим человеком, который тебя ежедневно и ежечасно жжёт и испепеляет, ты жить больше не можешь. При этом ясно осознавая, что твоё спасение находится только в твоих руках. И у тебя, ради своего спасения, не остаётся ничего другого, как отбросить подальше от себя эту нечисть и забыть о ней навсегда. Избавившись от этого тяжкого бремени, ты подошла бы к зеркалу, чтобы поправить причёску, и не узнала бы сама себя. На тебя смотрела бы уставшая от жизни, измождённая, совершенно чужая женщина с седыми волосами и множеством глубоких складок вокруг рта и глаз. Тебе ничего не осталось бы другого, как признаться себе, что твоя безрадостная молодость незаметно прошла, и ты слишком поздно решилась на развод… Так что, Наташенька, в твоём, действительно, неприятном случае всё разрешилось само собой. Благодаря случайности ты вовремя увидела истинную гниль, таившуюся в твоих друзьях.
Вот сейчас ты с холодной и ясной головой дала всему увиденному адекватную оценку. Если бы ты опрометчиво, без подробного разбора ситуации, скоропалительно решила принести себя в жертву — это было бы огромной непростительной ошибкой. А самое главное, кому в жертву — кому? Подленьким бесчестным предателям? Они тебя просто недостойны.
— Да, Глеб, ты всё верно говоришь, — согласилась с ним Наташа и, сделав ещё один маленький глоток «Coca-Cola», продолжила. — Ты умный! Я заметила тебя, когда ты только появился на мосту. Но ты почему‑то всё время смотрел на восходящее солнце… Ты что, думал о солнце?
— Да, о нём, — подтвердил Глеб, — понимаешь, Наташа, я готовлю дипломную работу по термоядерной физике, и размышлял как раз о постоянно проходящих процессах термоядерного синтеза в глубине солнечного ядра. Мне кажется, что многое из всего нехорошего, что совершает человек, может находиться в прямой зависимости от чрезмерных выбросов на Землю солнечной энергии. По заключению учёных‑медиков, у отдельных индивидуумов в этот период ухудшается самочувствие, меняется поведение, возникают многие другие отклонения от физиологической нормы. Наверное, в этот период и проявляются все наследственные отрицательные свойства характера человека, которые до этой поры дремали у него в подсознании. Мне кажется, что через несколько лет по телевидению будут передавать прогнозы самочувствия и изменение поведенческих реакций человека, исходя именно из так называемых всплесков и выбросов на нашем солнечном светиле.
— Вот это да! Это же здорово, — на одном выдохе произнесла радостно девушка. — Ты, Глеб, действительно, настоящий учёный…
— Пока не совсем. Вот когда сдам выпускные экзамены, поступлю в аспирантуру, напишу диссертацию и сумею её защитить, — вот только тогда буду считаться учёным. А пока я просто учусь,— скромно ответил Глеб.
И поднявшись со скамейки, сложив ладони рупором, несколько раз громко прокричал в разные стороны: — Цент! И поднявшись со скамейки, сложив ладони рупором, несколько раз громко прокричал в разные стороны: — Цент! Цент!И поднявшись со скамейки, сложив ладони рупором, несколько раз громко прокричал в разные стороны: — Цент! Цент!
Не дождавшись в ответ родного лая и не увидев красного задорно вздёрнутого хвоста с красивым подвесом, молодые люди направились дальше на поиски пропавшей собаки. Так как на ногах Наташи красовались вечерние туфли на десятисантиметровых каблуках, то о поиске собаки в Нескучном саду, тем более после накануне прошедшего дождя, не было и речи. Решили идти по тротуару вдоль Ленинского проспекта и обойти все дворы прилежащих к нему домов.
— Может быть, Цент свою новую возлюбленную ожидает около её подъезда, — предположила Наташа. — У нас в доме такое однажды случилось. Чужой фокстерьер целый день и всю ночь сидел около нашего подъезда. Терпеливо ждал, пока выведут девочку, совсем не его породы — мальтийскую болонку. Её хозяин еле успел подхватить малютку на руки. С трудом отогнали упорного жениха. Кобель никак не желал уходить восвояси…
Когда Наташа и Глеб вошли в один из проулков, расположенный перпендикулярно Ленинскому проспекту, то у водозаборной колонки увидели несколько поливальных машин, водители которых наполняли цистерны водопроводной водой.
— Вы случайно ночью не встречали ирландского красного сеттера в зелёном ошейнике с медным номерком охотничьего клуба? — спросил Глеб одного из водителей.
— Нет, такого не встречал, — широко зевая, ответил шофер.
Спросили второго — тот тоже красного сеттера не видел. А вот третий водитель, который уже находился в кабине машины с работающим двигателем, у которой впереди имелись специальные насадки, похожие на садовые лейки для поливки цветочных клумб, глядя на ребят с чувством глубоко сострадания, сообщил им, что собаку, похожую на ту, которую они разыскивают, видел.
— Её ещё ночью сбила легковая машина, но она, кажется, ещё живая… Лежит бедняга среди тюльпанов на разделительной полосе Ленинского проспекта, как раз напротив универмага «Москва»…
*
Глеб и Наташа ждали меня с большим нетерпением. День первой профилактической прививки против чумы, которую необходимо было сделать двум подросшим восьминедельным щенкам, и их официальная регистрация, предполагающая выписку каждому из них ветеринарного удостоверения, являлся для молодых людей знаменательным. И если с прививкой у владельцев никаких проблем не возникло, то при регистрации неожиданно возник вопрос — на чье имя, то есть на чью фамилию, мне записывать щенят. На фамилию Глеба или на фамилию Наташи?
Однако этот вопрос оказался вскоре решённым — мальчика я записываю на фамилию Наташи, а девочку на фамилию Глеба. Как выяснилось, это на некоторое время, так как молодые люди решили пожениться. Во Дворце бракосочетания на улице Грибоедова их смогут расписать только через год, когда Наташе исполнится восемнадцать лет, и она станет совершеннолетней. Девушка мне также сообщила, что хочет взять фамилию Глеба, а это означало, что ветеринарное удостоверение, выписанное на её девичью фамилию, после свадьбы я заменю на новое.
А вот с выбором щенкам кличек возникла проблема более сложная, чем предыдущая, над которой следовало как следует подумать. Наташа, находясь под оставшимся у неё впечатлением о понравившемся ей напитке «Coca-Cola», хотела непременно назвать щенят именами Кока и Кола. Но щенки‑то были разнополыми — мальчик и девочка. Кого из них следовало назвать Кокой, а кого Колой, они не знали. Надеялись на мой совет.
Глеб и Наташа смотрели на меня с надеждой и ждали моего мудрого решения. Однако на ум мне ничего не приходило. Как правильно раздать щенкам клички, оказалось выше моих врачебных ветеринарных способностей.
«Вот если бы у меня имелся диплом не ветеринарного врача, а филолога, к тому же специалиста по русскому языку, вот тогда мне было бы по силам определить к какому роду — женскому или мужскому относится слово «Кока», а к какому «Кола»», — думалось мне. Поэтому, кому из щенят присвоить кличку «Кока», а кому «Кола», вот так сразу и безошибочно сказать ребятам я не мог.
Видя мое замешательство, тактичный Глеб, достав из холодильника бутылочку «Coca-Cola», поставил её передо мной. Делая маленькие глотки прохладительного напитка, этим самым затягивая время, я напряг все свои скудные познания в области русского языка и филологии. Мне думалось, что если слова «кока» и «кола» считать женского рода и первого склонения, то тогда с кличкой щенка Наташи сразу возникает тупиковая ситуация — кобелька же не назовешь женским именем? К моему огромному стыду, сказывался пробел в моем образовании.
Продолжая смаковать холодный напиток и непроизвольно кинув изучающий взгляд на красочную этикетку фирменного товарного знака, состоящего из каллиграфически выведенных латинскими буквами «Coca-Cola», я тут же мысленно задал себе сакраментальный вопрос: «Почему я зациклился на женском или мужском роде и склонениях? Причем здесь вообще русский язык и русская грамматика?»
Над ответом долго раздумывать не пришлось: «Coca-Cola» — слово‑то ведь не русское, а английское. А в английском языке, в отличие от русского, категория рода грамматически не выражена, то есть нет окончаний, указывающих на принадлежность существительных к тому или иному роду. А по всему этому, выход из, казалось бы, неразрешимой тупиковой ситуации, напросился сам собой…
Вылив в стакан остатки «Coca-Cola» и подозвав к себе щенят, я сначала заинтересовал их пустой бутылкой, а затем бросил её подальше в коридор. По моей простой задумке, щенка, который первым добежит до пустой бутылки и схватит её, мы назовем Кокой, а второго, естественно, Колой.
Как втайне все надеялись, первым бутылку схватил шустрый кобелёк. Он и стал у нас Кокой. А складненькой девочке досталась кличка Кола. И она ей очень понравилась.
Когда ветеринарные удостоверения были заполнены, а клички щенят в них вписаны, мы вновь сидели в креслах и неторопливо наслаждались «Coca-Cola». А вокруг нас стоял шум и треск, издаваемые пустой пластиковой бутылкой, в которую безудержно продолжали играть Кока и Кола.
Глядя на беснующихся щенят и счастливые лица Глеба и Наташи, я думал о том, что «Coca-Cola» действительно поистине фантастический напиток, способный не только утолить жажду страждущего человека, но и в тяжёлую минуту охватившего его стресса сыграть роль мощного антидепрессанта — отвлечь от грустных и дурных мыслей и восстановить, казалось бы, навсегда кем‑то испорченное настроение.
Вот так бутылочка чудодейственного заморского напитка, вовремя полученная девушкой из рук доброго человека, оказала на несостоявшегося суицидника магически отрезвляющее действие. Первый раз в своей короткой жизни попробовав напиток «Coca-Cola» и оценив по достоинству её совершенно не похожий на привычный для советского человека вкус лимонада, девушка опомнилась. Умная и психически здоровая молодая особа, не отягощённая наследственностью, сразу взяла себя в руки, осознав, что не следует так вот опрометчиво сводить счёты с жизнью. Белый свет, как она поняла на простом примере понравившегося ей напитка «Coca-Cola», таит в себе ещё много‑много непознанного и интересного. И самое главное — в этой жизни есть по‑настоящему добрые, честные, просто хорошие люди. Буквально из короткой беседы с незнакомцем, угостившим её напитком, девушка поняла назначение и смысл человеческой жизни — творить добро и помогать в меру сил и своих возможностей слабым и беззащитным. Только тогда человек может почувствовать себя счастливым. Что же касается подлого предательства близких ей людей и появившейся вслед за этим суицидальной мысли, то вскоре всё пережитое выглядело каким‑то нелепым, дурным и неприятным сном, который следовало поскорее забыть.
А уж о том, что «Coca-Cola» в деле сближения людей и поддержания их дружеской беседы в самом начале их знакомства может заменить чрезвычайно вредное для здоровья молодых людей курение табака или пиво, то здесь другого мнения просто быть не может.
Данный вывод о многогранных и фантастических свойствах «Coca-Cola» был мною сделан по прошествии нескольких лет, в один из визитов в семью Глеба. Наглядным подтверждением этому были две старенькие и уже довольно поседевшие собаки — Кока и Кола и заметно повзрослевшие владельцы — Глеб и Наташа. И конечно же, их великолепные, хорошо воспитанные детки — мальчик и девочка, которые на тот период заканчивали четвёртый и пятый классы. А прохладительный напиток, который, со слов родителей, первый раз в своей жизни попробовали их детки, очень им понравившийся, конечно же, был «Coca-Cola».
