Гадательное*

            11.08.07

«… С утра на квартиру ко мне пришли две сельские дамы. Одной за семьдесят. Смущена. Думаю: «Ну, что может её интересовать?!» … Оказывается, 50 лет думает о человеке, который ухаживал за ней в ту пору, когда она ждала своего парня из армии. Мечтает его найти: «У меня к нему дело!» 50 лет назад он дал ей деньги: то ли на хранение оставил, то ли одолжил. А она не вернула — так вышло. И мучается этим все 50 лет. «Никому ЗДЕСЬ ни копейки не должна. Хочу снять грех с души». Парень был — «не то, что муж (умер 4 года назад). Ни одного обидного слова, деликатный. Ничего у нас с ним не было. В кино ходили. Я удивлялась: до чего нежный, как девочка!» Уговорились с ней, что напишет письмо в «Жди меня».

            У каждой — своя история. И всем нужна любовь».

            ***

            «К «грязевой» медсестре Оле семнадцать лет ходит, неотвязно, человек. «Избавиться хочу, терпеть не могу!» А ведь привыкла. А тот — любит, но и пьёт. Сильно. И бросать, даже ради великой любви, не собирается. А она его терпеть не может. Но привыкла. Безысходно».

            ***

            «Лет десять назад М.отказала красавцу — вдовцу, военному (видала фотографии — «декабрист» просто), который ухаживал, задаривал подарками, а, когда она попала в больницу со страшным неожиданным диагнозом, бегал, заботился. Умершая недавно его жена много лет приятельствовала с М., и последняя подозревала, что несвоевременные действия мужа в момент инсульта свели эту умную ухоженную женщину в могилу. После операции, после выписки, «декабрист» сделал предложение: «Жить без тебя не могу. Везде тебя вижу. Люблю — помираю!». По бабкам водил, чтобы внушили ей: судьба. А она отказала. Ещё и на смех подняла: «Да вы что? Я не знаю, буду ли жива, в себя прийти не могу после потрясения, какая „любовь”?! В нашем возрасте, я понимаю, есть уважение, привязанность, благодарность… что за бразильские страсти? Это смешно». И как отрезало. Больше не приходил. Гордый. А потом взял вдруг и в самом деле умер. А на похоронах оказалось, что ещё есть женщина, по которой он активно сох после смерти жены. Внявшая. М. в недоумении до сих пор. Чего пылил?»

            * Давно этим не грешу

            Пляжные разговорчики

            Мать утешает плачущего малыша: «Ну, пойдём, ну, знаешь, тётя Рая немножко дура, она взяла печенье только для Ромы, а для тебя — нет».

            ***

            На катере совсем маленькая, лет четырёх, девочка и её знакомый мальчик чуть постарше вдруг проникаются друг к другу тёплыми чувствами (чем несказанно удивляют отдыхающих в одном пансионате родителей, поскольку обычно находятся в состоянии войны). Дети сначала просто обнимаются, потом начинается патетически громкий диалог:

            — Ах ты, мой любименький!

            — Ах ты, моя дорогая!

            — Ах ты, мой жених!

            — Ах ты, моя кучерявая!…

            Обмен любезностями продолжается минут 10 без передышки, пока катер идёт через лиман. Наконец, перед причаливанием, они уже просто орут:

            — Ах ты, мой брюнет!

            — Ах ты, моя блондинка!

            — Ах ты, мой жилет!

            Мальчик, на секунду сбившись, выпаливает:

            — Ах, ты, мой лифчик!

            Катер, до сих пор ошалело внимавший, облегчённо грохает хохотом!

            ***

            Десятилетняя Вероника из Ильичёвска, мрачно (видимо, повторяя слышанное неоднократно от взрослых): «В Ук‑не никогда ничего не делается по справедливости. Плати бабло — и выигрывай!»

            28.08.07

            Пэсэрика минунатэ

            «Сегодня сделала свой первый марш‑бросок в этом году по мосту через лиман. Проспала всё на свете, встала поздно. Пока собиралась произошла куча каких‑то дурацких недоразумений(…) Посему выползла из дома только в 11.

            Зато под мостом на отмели (засуха, лиман обмельчал) имела честь лицезреть «стада»! чирков, чаек и двух невероятно прекрасных белоснежных лебедей, безмятежно чистящих пёрышки. Дивное зрелище! Один совсем близко, кажется, на расстоянии вытянутой руки, если хорошенько перекинуться через перила. Он — большой, красивый, с сильной, очень длинной шеей, тёмно‑красным клювом и эффектной чёрной обводкой глаз, около часа внимательно ухаживал за своими грудкой, хвостиком, крыльями — чистил, чистил, чистил клювом, оглаживал, расправлял лапками грациозными и точными движениями, и, устав, заложил голову на плисецкой шее на спину и, вздохнув, уснул.

            Удивительное животное птица‑лебедь!

            … И какие ж дешёвые и пошлые «почти европейцы» собрались этим утром на мосту!

            Пока я стояла и, не дыша, наблюдала за обаятельной «чисткой пёрышек» природы, то и дело слышала голоса, останавливающихся рядом:

            — А я хочу его поймать. В сачок! (Хищная девочка лет 12 )

            — Вот бы сюда нашего котааа! (некто такой же плотоядный, но постарше)

            Пара лет тридцати. Он:

            — Давай подойдём ближе, посмотрим. Знатный шашлычок!

            Она (со здоровым сочным лицом самодовольной репы), пренебрежительно:

            — А чего смотреть?! Просто красивый гусь.

            Через одного отдыхающие, чьи руки были заняты сумками с пляжными принадлежностями, снедью, питьём и выпивкой, арбузами, дынями и копчёной разнокалиберной рыбой, полотенцами, надувными кругами, воздушными змеями, ластами и масками, ракетками для бадминтона, мячами и удочками, — свистели, ги́кали, гоготали, издавали немыслимые звуки, чтобы лебедь обратил на них внимание. Какой‑то образцово‑показательный выбритый качок так завывал и крякал, что спящий лебедь встрепенулся, вскинул царственную голову и, вытянув шею, удивлённо скосил на него глаз.

            Но апофеозом явилось «ноу хау» симпатичной решительной девицы лет семнадцати. Сначала она, хлопая в ладоши, грозно зашипела: «Кшшш‑шшшш!» — пытаясь испугать и согнать птицу, а потом, сильно свесившись с моста и прицелившись … ПЛЮНУЛА в него. Слюной. Я, остолбенев на секунду, вымолвила: «Это всё, что ты можешь сделать, увидев сказочного лебедя? Плюнуть в него?!? Убожество!» Её позвали, она, не обратив на меня внимания, лениво квакнула в ответ: «Щщааз!», и удалилась с модельным злым личиком, обрамлённым выгоревшими прядями.

            … Люди, конечно, ошибка.

            Как совершенно здесь всё, что не человек! Небо. Море. Лиман. Ветер. Камыши…Лебедь. Стои́т и старательно чистит свои белопенные пёрышки, а рядом в ряске — свидетельства полноценного отдыха двуногих: бутылки от пива, пепси и минеральной воды, целлофановые мешки, обёртки от мороженого, пакеты из‑под чипсов и поп‑корна…

            … На обратном пути я всё‑таки слегка утешилась. Молодой папаша взволнованно звал бледного, видно часто болеющего, робкого сына:

            — Вино май апроапе, пуюшорул татей! Везь, че пэсэрикэ минунатэ! Уйтэ‑те, уйтэ‑те!*

            …«Ласты» у лебедей — чёрные‑чёрные и чешут они «уши» ими совсем как кошки!»«Ласты» у лебедей — чёрные‑чёрные и чешут они «уши» ими совсем как кошки!»

            — — — — — — — — — — — — — — — — ——

            * — Подойди ближе, птенчик папин! Посмотри, какая чудесная птичка! Смотри‑смотри!

            ( — Vino mai aproapae, puişorul tаtеi! Vezi ce păsărică minunată! Uită-te, uită-te! (молд/рум)

            28.08.09

            (…) А потом, на закате, я увидела на песке забытый санаторским отрядом смущённый красный флажок (из тех, которыми огораживают часть пляжа.) Поразмыслив и решив, что только раз в жизни представляется возможность пройтись с «красным знаменем» по берегу моря, заодно доставив потерявшим, я, есс‑но, подняла его на плечо и почапала, напевая «Адмиралтейский марш» Розенбаума. Тёплые волны с энтузиазмом подпевали, радостно бросаясь под ноги.

            На длиннющем мосту через лиман меня бодренько окликнули подвыпившие молодые люди:

            — Девушка(!!), этот флажок — «Первое мая», или, типа, «СССР»?!

            — Это не флажок, а знамя, — гордо отчеканила я, — и, таки, да. СССР!

            — О! Мы так и поняли. Наш человек!..

            Украина, Одесская обл. Сергеевка