НА ПУШКИНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ

Как денди лондонский одет.

А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»

Как денди лондонский одет?

Любой каприз — за ваши деньги.

По юности и сам поэт

Пытался походить на денди.

Но в возрасте, когда писал

«Онегина», то, как ни странно,

Он вдруг — пародией назвал

Героя своего романа.

Менялся мир за шагом шаг.

Двадцатый век ушел в анналы.

На место вымерших стиляг

Явились метросексуалы.

Нас всех постиг системный сбой,

Как будто кто‑то злой накаркал.

И все труднее быть собой,

А не подпорченною калькой.

Я не за тем увидел свет,

Чтоб жить в разладе с новым веком.

Но я не кенар. Я — поэт,

А не какой‑то Дэвид Бекхем.

Я пил, друзья, за наш союз

Перед образчиками стиля;

И я вам искренне клянусь,

Что каждому из нас по силам —

Перед исписанным листом

Быть только на себя похожим.

Пусть денди спят спокойным сном.

Мы больше их не потревожим.

***

Я невольно с тобой становлюсь провокатором

Для привычного к мутной воде рыбака.

Мудрено ли? Ты стала стократ привлекательней,

Как улов, что вот‑вот и сорвется с крючка.

Пораскинули снасти, кольцом окружили нас,

Полагая свести мои шансы к нулю.

Ты ждала, что в ответ на твою нерешительность

Я скажу: Никому тебя не уступлю!

Но прости, если вдруг ожидала напрасно ты.

Даже если опять суждено проиграть, —

Ты — не вещь и не место в общественном транспорте,

Чтоб тебя уступать или не уступать.

Чем лукавить, довольно взглянуть повнимательней,

Не стремясь докопаться до первооснов;

Потому что любовь — не любовь к математике,

Чтоб доказывать то, что не требует слов.

И ни в чем я с себя не снимаю ответственность,

Уступив тебе право вершить и решать.

Я лечу по Москве в неурочный рассветный час,

Чтобы к раннему поезду не опоздать.

***

На закате розовое марево

На вокзал набросила зима.

Я тебя не стану уговаривать,

Поезд подошел — решай сама.

Города тебе склонил я под ноги,

Подчинил все вотчины земли.

Но мои сомнительные подвиги

Впечатленья не произвели.

Страстью нам глаза не долго застило;

Плачь, не плачь, — сначала не начнем.

В первый раз мы расстаемся засветло,

Так и не доспорив ни о чем.

В наших спорах крыть обычно нечем мне,

Вечный выбор — пряник или кнут;

Но ворчливые противоречия

С головой обоих выдают.

Что за блажь — заранее оплакивать

И творить поминки наперед.

Мы ведь одиноки одинаково,

Этого никто не отберет.

Потому что нам пока ни разу ведь

Шанс такой не выпадал — любить.

И не нужно ничего доказывать,

И друг с другом — нечего делить.

ДЕВОЧКА С ТАГАНКИ

Мне сегодня, братцы, не до пьянки,

Хоть бы вы поили задарма.

Золотая девочка с Таганки,

Как же ты свела меня с ума?

Для того ли я тебе поверил,

Чтобы на пудовые замки

Ты передо мной закрыла двери

И не отвечала на звонки?

Ведь ни разу я тебя не предал,

Никогда тебе не изменил,

Но до помрачения, до бреда

Как‑то не нарочно полюбил.

За уменье от души смеяться,

Презирать разнеженность и лень,

За манеру стильно наряжаться,

За твои две сигаретки в день.

Зря я называл тебя малышкой,

Знал я, что ты режешь без ножа,

Что приличный кунцевский парнишка

Превратился в сущего бомжа.

Он, как я, считал себя причастным

К вечности, даря тебе цветы.

Мы теперь с ним — братья по несчастью,

И несчастье наше — это ты.

Только я из‑за тебя не стану

Опускаться медленно на дно…

Братцы, я не прикоснусь к стакану,

Будь там хоть столетнее вино.

Бесполезно слушать назиданья,

Мой пример дороже дельных слов.

Кто связался с ангельским созданьем

Должен быть к страданию готов.

Пусть гордится стройностью осанки,

Ей не я, а Бог один судья…

Солнечная девочка с Таганки,

Золотая девочка моя!

***

Что женщина ни говори, а все же

Мужчина от нее иного ждет.

Речам твоим, на колдовство похожим,

Внимал бы я часами напролет;

Но так же, словно лакомство смакуем,

Покуда нам оно не надоест, —

Твои слова прерву я поцелуем,

Чтоб, не ровен час, не попутал бес.

Молчи ж, молчи, а то не быть бы худу!

Пора тебе понять давным‑давно:

То, как ты говоришь, — я не забуду;

А что ты говоришь, — мне все равно.

***

К рассудку твоему вотще

Прокладываю шаткий мостик.

Я постигаю суть вещей.

Но, что до женщин, я — агностик.

Признанье своего ума

Ты благосклонно принимаешь,

Хоть, в чем твой ум, лишь ты сама,

И то — недостоверно, знаешь.

Ты строишь жизненный сюжет,

Как в живописи — на эскизах.

Но я запутался уже

В твоих обидах и капризах,

Запутался в сетях твоих

Самостоятельных решений.

Как будто в жизни на двоих

Нам не довольно искушений.

Стремясь добиться своего,

Ты на все руки мастерица.

Не можешь только одного:

Подумать. И остановиться.

Я тоже легок на подъем,

И так же презираю лень я,

И тем скорее мы дойдем

До грани самоистребленья.

Но, невзирая ни на что,

От счастья своего бежим мы…

О, женщина! Ты — Божество.

Пути твои — непостижимы!

***

Задача. А — банально любит Б,

Не ведая, бедняга, что творит он.

Блондинка Б, по Канту, — вещь в себе,

А попросту — триумф гидроперита.

По‑своему умна, — ни дать, ни взять;

И только хорошеет год от года.

Хотя, признаться, непредвзятый взгляд

В ней ничего такого не находит.

Но А — влюблен, и, следовательно,

Он числит слепоту за чистый разум.

Б — ангел, остальное — все равно,

И путь пустым сомнениям заказан.

А — счастлив; он считает, все — тщета,

Жизнь без любви имеет вкус эрзаца.

Но как‑то раз Б сообщает А,

Что почему‑то им пора расстаться.

А — в шоке, А — ошеломлен весьма;

Он силится понять, что это значит;

Он опасается сойти с ума.

Но в том и заключается задача,

Чтоб как‑нибудь логически постичь

Причину пресловутого разлада.

Блондинка Б — отчаянно молчит.

Но ей‑то, впрочем, ничего не надо.

И все ж ответ получен. Бедный А!

Вся выделка не стоила овчины.

Она не помнит, почему ушла;

Но раз ушла, — на то была причина.

Философы, поверьте, спорить с ней

Не по уму окажется кому‑то,

Ведь логика блондинки тем сильней,

Что с ходу достигает абсолюта.

В два действия задача решена,

И ей плевать на все сомненья мира.

Что Гегель ей, что Гегелю она,

Чтобы рыдать?.. И как там?.. У Шекспира…

РОМАНС из К/Ф «ТРЕТЬЕ ТРАНСПОРТНОЕ»

Не первый год я у тебя хожу в любовниках,

Но вот опять не понимаю, что же я творю,

На третье транспортное заезжаю в Мневниках,

А дальше против часовой, по навигатору.

Когда расстались в прошлый раз, хотелось выть с тоски,

Но твой нечаянный звонок из гроба поднял бы,

И я на всем ходу пересекаю Шмитовский,

Как будто на аэроплане по небу.

Там где‑то слева новостройки Сити высятся,

А мне плевать на все на свете, я на газ давлю.

Сегодня ночью нам с тобой опять не выспаться,

И значит, встреча наша будет не напрасною.

Москва‑река повеселит своею узостью,

Мне океан сейчас — не шире рукомойника,

И я ныряю, будто в бездну, под Кутузовский,

Всего лишь пять минут и я уже в Хамовниках.

Кто потерял и вновь нашел, любить не ленится,

Ну, а для нас любовь всегда была, как таинство.

Еще один тоннель, и до свиданья, Ленинский,

А от Варшавки мне совсем чуть‑чуть останется.

Как я устал бесцельно ждать с рассвета дотемна,

Не будь тебя, я б до утра сидел за водкою.

Но вот теперь моя возлюбленная ждет меня,

И я, как проклятый, несусь Автозаводскою.

Менты опешили, когда промчался мимо я.

Забудьте обо мне, как я забуду прошлое.

И вот уже родная улица Трофимова,

Я в твою дверь звоню, встречай, моя хорошая.

*

Друзья, трудясь день ото дня,

Изрядно в жизни преуспели.

И отчего‑то лишь меня

Влекла недостижимость цели.

Мне попросту претила власть,

Меня карьера не прельщала;

И, если б я хотел украсть,

Мне было б всех сокровищ мало.

Ползти — от пешки до ферзя?

Не годы — жалко было день мне!

Я выбрал то, чего нельзя

Купить ни за какие деньги.

Пробраться в знать через кровать,

Чтоб врать о родословном древе?

А я предпочитал мечтать

Не меньше, чем о королеве.

Пока приятель лез в постель

К той, чей папаша был заслужен,

Я ревновал Эмманюэль

К ее любовникам и мужу.

Я верил, что моя судьба

Всех исключительней на свете;

Я целый век искал тебя

И все‑таки случайно встретил.

Жизнь искушала нас не раз,

Но мы пощады не просили.

И вряд ли кто‑нибудь до нас

Любил, как мы с тобой любили.

И пусть, расставшись сгоряча,

Вернуться так и не смогли мы.

Тем притягательней мечта,

Чем пропасть — непреодолимей.