Тяжелая металлическая дверь открылась, впустив плотный запах дождя и тяжелую мрачность грозового неба. В просторном холле сделалось как будто темнее. Свет потолочных ламп на мгновение сгустился и приобрел оттенок теплоты. Захлопал складной зонт, полетели капли влаги, а вдогонку закрывающейся двери раздался отдаленный раскат грома.
Ну и погодка! — рассмеялась Дарья, аккуратно отряхивая лиловый зонт‑трость над ковром.
Кошмар! — отозвалась тоже со смехом администратор Людмила, выходя из‑за рецепции. — Не понимаю, как домой теперь идти.
Свет потолочных ламп снова стал прохладнее, прозрачнее и чище. С улицы приглушенно доносилась сильная дробь капель по стальному козырьку над входом.
Зонтик вот сюда можно поставить, — сказала Людмила, указывая на подставку возле входа.
— Ой, раньше ведь не было!
Да, мы купили! — Людмила вся просияла. — Чтобы вот так, удобнее всем.
Она положила красивую, мягкую руку с аккуратным золотым колечком на безымянном пальце на край рецепции и наблюдала, как Дарья разувается, выбирает из корзины у входа резиновые тапочки, оглядывается в поисках зеркала.
— Вам позвать Марка Олеговича? — спохватилась Людмила и, на ходу наклонившись поправить ковер, угол которого загнулся, быстро направилась по коридору.
Дарья — это была невысокая, полненькая женщина с короткими каштановыми волосами — быстро подошла к зеркалу и, отряхнув влагу с кожаного пиджака, стала невесомыми ладонями поправлять прическу. Пока она стояла перед зеркалом, Людмила успела вернуться:
— Сейчас он подойдет.
В конце коридора показалась крупная мужская фигура в сером пиджаке поверх сиреневой футболки и в простых синих джинсах. Мужчина шагал по коридору не спеша, шагов его было почти не слышно.
Марк, к вам, — шепотом улыбнулась Людмила, когда он подошел к рецепции, и взглядом указала на Дарью, как будто сообщая ему о подарке. Марк кивнул. Лицо его, за мгновение до того выражавшее брезгливость и отвращение, сделалось вдруг приветливым и ласковым.
Марк был высокий, широкогрудый и широколицый, толстый мужчина с плешивой головой и густой щетиной по щекам, под губой и на подбородке. Лицо у него было мягкое, лоснящееся, здоровое. На вид ему можно было дать не больше тридцати пяти лет.
Он повернулся к Дарье, которая, стряхнув оставшиеся капли с лацканов своего кожаного пиджака, обернулась тоже. После взаимных приветствий и улыбок она сказала, будто предупреждая незаданный вопрос:
— Муж сейчас подойдет, он машину паркует.
Хорошо. Тогда я буду вас ждать в нашей библиотеке, напротив класса, — медовым голосом отозвался Марк и, оттолкнувшись от края рецепции ладонью, точно от бортика в бассейне, пошел по коридору.
Я пройду на кухню, воды налью? — Дарья быстро обернулась к Людмиле. Та засмеялась:
— Конечно, стаканчики помните где? На холодильнике слева…
Помню, помню, где и всегда, — с досадой отозвалась она и скрылась на кухне.
Из ближайшего к рецепции класса донеслись звуки электронного пианино. Играли какую‑то школьную, учебную пьесу, сбились, затихли, начали заново. Дважды дзенькнул дверной звонок. Запищал магнитный ключ — и вновь в холле потемнело от ворвавшегося с улицы духа грозы.
— Борь, я пошла, в библиотеку подходи, — бросила, выходя с кухни с белым бумажным стаканчиков в одной руке и телефоном в другой, и направилась быстрым, деловым шагом по коридору.
— Ага, иду, иду, понял, — негромко отозвался мужчина с спортивной куртке, только вошедший с улицы и теперь отряхивающийся от капель дождя, точно промокший пес.
Отряхнувшись, громко фыркнув, он поздоровался с Людмилой и, натянув черные бахилы, которые достал их кармана, поспешил по коридору вслед за женой.
Школьная библиотека была совсем небольшой комнатой с двумя стеллажами, аккуратно заставленными книгами (по большей части, понятно, детскими) и тремя мягкими диванчиками, составленными треугольником с деревянным журнальным столом посредине. На одном из диванов уже сидела Дарья. Марк стоял возле двери.
Когда подошел Борис, Марк за руку поздоровался с ним и гостеприимным жестом пригласил его присесть на диванчик рядом с Дарьей. Сам же вошел в библиотеку последним и мягко, почти беззвучно закрыл за собой дверь.
— Благодарю вас, Дарья, Борис, что пришли. Здравствуйте, — произнес он тихим, вкрадчивым тенором. — Тема нашей беседы сегодня — успеваемость Зои…
— Да, давайте говорить! — Дарья хлопнула ладонями по коленям и улыбнулась с веселым вызовом. — Что там у Зои?
Муж ее в это время устраивался на диване и все вздыхал, не находя себе удобного положения.
— Я напомню вам, что было на нашей прошлой встрече, вы ведь не возражаете? В конце февраля…
Он взял с журнального столика синий планшет с прикрепленным к нему листком бумаги, одна сторона которого была вся исписана зелеными чернилами, и, взглянув, продолжал:
— Мы говорили о… проблемах, да, о проблемах, с которыми Зоя сталкивается в учебе. Зоя не успевает по арифметике, по чтению. Да, причем не успевает… критически. Договорились мы о репетиторских занятиях… Так вот, Зоя занималась почти два месяца, верно. Но сейчас мы видим, что, к сожалению, эти занятия не очень помогли. А точнее, совсем не помогли.
Марк слегка развел руками и вздохнул с таким выражением, как будто был больше всех на свете огорчен отсутствием эффекта от занятий. Родители же Зои оба подались вперед. Дарья нахмурилась, Борис надул с досадой изнутри себе щеки.
— Так вот, — продолжал Марк. — Мы, то есть все, кто работал с Зоей, считаем, что проблемы здесь, — он покачал головой, не глядя на родителей Зои, — Более серьезные: проблемы с мышлением, с удержанием внимания. Это проявляется вот, например…
Он жестом фокусника вытянул из‑под верхнего листа на планшете еще один, с распечатанными на нем заданиями, с ответами, вписанными крупными и неровными детскими буквами, с фиолетовыми чернильными кляксами.
Вот здесь… и вот здесь…
Родители Зои смотрели, склонившись низко над листком.
Видите? Вот эти задания, вот они. Тут надо ответить на вопросы по тексту. Зоя не может, как мы видим, удержать в голове смысл. Попросту говоря… — Марк веско взглянул на них и приподнял раскрытые ладони. — Смотрите: обычному ребенку требуется, скажем, пять минут на решение задачи. Зое тоже требуется пять минут, но эти минуты у нее разбиты на множество фрагментов очень прерывисты, поэтому превращаются из пяти в тридцать. Это указывает на проблемы с удержанием внимания… Словом, из‑за этого Зоя сильно отстает от класса.
Дарья всплеснула руками и, принужденно рассмеявшись, воскликнула:
— Так что же, только у Зои одной такие проблемы?
За окном прозвучал раскат грома, от которого Марк внутренне вздрогнул.
— Нет, разумеется, у других детей тоже бывают определенные трудности…
Кошмар какой, гроза эта, — произнес Борис, с опаской бросив взгляд на окно, и сложил руки на груди. Марк взглядом выразил сочувствие и продолжал:
— Но все же эти трудности не так… серьезны, как в случае с Зоей.
Несколько секунд все молчали. Марк слушал гул ливня. Грома больше не было. Потом Борис откашлялся и с кривой улыбкой произнес:
— Слушайте, ну это… Мы все понимаем. Но чего… Нам‑то не говорили. Раньше, в смысле, не говорили…
Он как будто хотел продолжить, но лишь дернул несколько раз плечами и сердито замолчал.
Он постоянно пожимал плечами, проглатывая окончания слов и, не закончив мысль, замолчал. Марк, выждав пару секунд, наклонил голову:
— Смотрите, мы понимаем, что эти проблемы очень непросто принять. Но они есть. Еще при приеме в школу мы сообщали вам…
— И мы отвечали, что готовы работать! — перебила, широко распахнув глаза и подавшись всем телом вперед, Дарья. — Мы готовы все, что угодно делать, к специалистам ходить, заниматься… Но нам не говорили, что делать. И теперь что?
Поправив перед собой листок с заданиями, положив его ровно поверх планшета, лежащего спиной кверху, Марк мягко произнес:
— Я понимаю, о чем вы говорите. Но давайте сейчас я договорю тоже? Сейчас ситуация такая, какая есть. Мы, то есть администрация школы, учитель, методист, мы все сходимся во мнении, что переход в третий класс в нашей школе для Зои… нежелателен.
Марк сказал это и взглянул на родителей Зои. Борис глядел с недоверием почти брезгливым, а Дарья высоко подняла брови и, после краткой паузы, медленно произнесла:
— То есть, верно я понимаю, вы не хотите брать Зою в третий класс?
— Да, в целом… Да, это так, — кратко ответил Марк.
— Ну, знаете…
Борис всплеснул руками и шумно, сердито задышал.
— Слушайте, я понимаю… все… — сказала Дарья, сжимая от волнения руки. — Да, понимаю. Но смотрите, такая получается ситуация, да?
— Нас не предупреждали, ничего не говорили, а теперь бац! — подхватил Борис.
На лице Марка впервые за весь разговор появилось выражение легкого недовольства. Он поморщился и произнес, наклонив голову, как будто укоряя своих собеседников.
— Ну как же, вам говорили еще в начале первого класса! И даже раньше, когда Зою принимали в школу…
— А мы, — перебила Дарья, — отвечали, что готовы работать, заниматься и делать вообще все.
— Но нам не говорили! — повторил Борис. — Нам не объясняли ничего, что делать!
— Если я верно понимаю, — с усилием произнес Марк, чуть наклонившись вперед. — Вас не предупредили заранее, не предупредили достаточно ясно, что речь может зайти о смене школы…
— Не предупредили! — подхватила Дарья.
— Но вам ведь говорили, что проблемы есть, — настойчиво продолжал Марк. — Говорили еще до поступления в школу…
— И мы выражали готовность их решать!..
Марк поморщился. Беседа как будто пошла по кругу. Он попытался из этого круга выбраться:
— Но в течение года… у вас ведь были беседы с учителем?.. -
Он хотел озвучить это как факт, но получилось как‑то полувопросительно.
— На которых нам говорили, что проблемы, да, но динамика положительная и все под контролем! — почти крикнула Дарья. Лицо ее раскраснелось, она нервно мяла край своей кофты. Борис положил ладонь ей на колено, но тут же убрал, точно обжегшись, и произнес с кривой ухмылкой:
— Ну ведь правда, не говорили ведь, а теперь, получается, как снег на голову…
Он сказал это и, сглотнув, продолжал так же быстро, проглатывая окончания слов:
— И опять же, я вот что, значит, хотел бы еще, так сказать, отметить… С учителем ведь, с Ольгой Игоревной, ситуация тоже, гм… Ведь явно есть эта… предвзятость… И она постоянно говорит про Зою и в классе отмечает, что Зоя отстает, что у Зои не получается. И сегодня вот днем, на четвертом уроке, Зоя плакала ведь, истерика была. Мы‑то знаем, что она девочка впечатлительная, мало ли что, она и не рассказывала особо. Если бы не Людмила, мы бы и не узнали. Но все же… Как в таких условиях учиться? Та же ситуация с Харитоном, когда учитель запрещала — вы только подумайте! — запрещала детям идти к нему на день рождения! Мы ведь видим, и другие родители говорят. Вы поспрашивайте, поспрашивайте!..
Марк слушал это, то и дело порываясь Бориса прервать и, когда тот наконец закончил, улыбнулся натянуто и сказал:
— Я понимаю. Но напомню, что у нас уже состоялись все необходимые встречи на тему… предвзятости со стороны учителя. И мы решили проблему. Сейчас мы ничего подобного не замечаем, этот вопрос не относится к теме нашей беседы.
***
Оставалось полчаса до назначенной встречи, когда Марк вошел в учительскую, тяжело вздыхая, морщась и хмурясь. Он пробрался за свой стол, сел — почти упал — в рабочее кресло и стал тереть ладонями лицо. Его жирная грудь сотрясалась под футболкой и лацканы пиджака, слегка лоснящиеся, тоже шевелились, точно пожимая угловатыми плечами.
— Тьфу ты, отклеилась, — Марк поднес ладонь к шторке за своей спиной: шторка закрывала дверь на улицу (запасной выход) и стал хлопать ладонью по краям ее: в сильный ветер из двери тянулись пронизывающие сквозняки.
— Господи, как же задолбался, — прошептал Марк, возвращаясь в прежнее положение и опустив ладони на стол. Стол его был завален бумагами, заставлен детскими поделками. В завалах этих лежал тонкий серебристый ноутбук, который Марк кое‑как открыл и, вздохнув, принялся печатать.
Открылась дверь в учительскую и внутрь заглянула седенькая худощавая женщина лет пятидесяти с редкими, стянутыми в хвостик на затылке волосами и мышиными выражением лица, одетая в длинную темно‑серую юбку и белую блузку, застегнутую до самого горла. Она огляделась, увидела, что в учительской нет никого, кроме Марка, и вошла, осторожно прикрыв за собой дверь.
— У вас сегодня встреча с родителями Зои? — с осторожностью спросила она, остановившись возле стеллажа с папками, файлами и книгами. — Сегодня они придут?
Марк поднял на нее тяжелый, мутный взгляд и несколько секунд молчал. Затем моргнул и, словно опомнившись от сна, произнес:
— Да, сегодня… Слушайте, Ольга… Игоревна… Я хотел вас спросить снова про Зою. Опишите еще раз ситуацию, проблемы, какие есть.
Ольга Игоревна медленно присела возле уголка учительского стола и вздохнула с таким выражением, будто кто‑то только что серьезно согрешил.
— Ситуация… Ситуация у нас плачевная, да, плачевная, Марк. — начала она, сложив руки на столе ладонями вниз. — Дела наши… Не очень благополучны. Зоя…
Она вдруг замерла, прислушиваясь. За дверью раздался мерный, нарастающий стук каблуков. Распахнулась дверь, и в учительскую вошла низенькая, круглолицая женщина в голубых джинсах, которые туго обтягивали ее короткие полные бедра, и темно‑зеленом свитере. Лицо Ольги Игоревны тут же заулыбалось, источая мед.
— Здравствуйте, Ольга Павловна! Здравствуйте! Мы как раз говорили про Зоечку.
Ольга Павловна, запыхавшаяся, сердитая, выпалила, едва услышав имя Зои:
— Что там опять? Родители? Что? В третий класс не берем! Без вариантов!
Она уселась за свой стол, щелкнула мышью (засветился лазурным пейзаже монитор) и, достав из розовой коробочки, с утра стоявшей на столе среди бумаг, пончик в белой глазури, обсыпанной еще какими‑то желтыми шариками, откусила и тут же запила остывшим кофе из большой белой кружки с нарисованным на боку голубем.
— Это понятно, — сладчайше улыбаясь, ответила Ольга Игоревна. — Но мы как раз с Марком размышляем, как донести до родителей Зоечки… Родители ведь непростые…
Она многозначительно взглянула сначала на Марка, потом на Ольгу Павловну, которая, продолжая торопливо кушать пончик, свободными пальцами быстро стучала по клавиатуре, вглядываясь в окно электронной почты, висящее открытым на мониторе.
— В чем непростые‑то, — пробормотал Марк, весь кривясь.
— Непростые, — повторила Ольга Игоревна. — Дело в том… Вы этого не видите, Марк, этого не видно, но эта семья… Зоечка — чудесный ребенок, но родители… Они поставили себе целью выжить меня из школы. Да. Это чувствуется, я вижу, как они прячут глаза, как проходят, как общаются… — она снова по очереди на них поглядела и выразительно подняла тонкие брови. — Они так просто не уйдут. Они считают, что Зоя должна здесь учиться…
— Но она не может! — воскликнула Ольга Павловна, не отрывая взгляда от монитора. — Не может, этот ребенок не возьмет программу, без вариантов не возьмет!..
Губы ее причмокнули, когда она сделала большой глоток холодного кофе с молоком.
— Я‑то вас понимаю, — улыбнулась Ольга Игоревна. — Но вот они… Они не понимают и не могут понять!
— Так, ладно, — Марк выдохнул, выпрямился в кресле и потянулся сцепленными руками вверх. Ольга Игоревна затихла, ожидая, что он скажет, а Ольга Павловна беззвучно шевелила губами, перечитывая текст своего письма.
— Они скоро придут, — произнес Марк, кратко взглянув на часы. — Все говорю, как и раньше обсуждали? В школе учиться не может, программу не берет, до свидания? Все так?
Ольга Павловна щелкнула мышью и, прошептав «отправить», взглянула на него, точно очнувшись, и вытянула механически второй пончик из коробки.
— Ну она не возьмет, — произнесла она, точно оправдываясь, — Правда, не возьмет программу, просто не сможет!
— И вы осенью точно предупреждали их, что третий класс под вопросом?
Ольга Павловна на мгновение растерялась, но тут же воскликнула:
— Сколько раз предупреждали! И до приема в школу, я сама говорила!
— Марк, — в учительскую заглянула Людмила со своей неизменной улыбкой. — К вам.
Марк грузно поднялся и, вытянув из верхнего ящика стола синий планшет с прикрепленными к нему несколькими листками, вышел из учительской.
***
— Ольга Игоревна, мы пойдем сегодня на прогулку?
Артемий, худенький, темноволосый мальчик с несоразмерно крупной головой подошел к учительскому столу. Светлые глаза его глядели на стопку тетрадей, на колокольчик с гербом Санкт‑Петербурга, на темно‑серый органайзер, заполненный множеством разноцветных карандашей и ручек.
В классе было шумно. Из десяти парт половина уже была пуста, за другими сидели несколько детей и дописывались примеры. На двух или трех партах был беспорядок: лежали раскрытые тетради и учебники по разным предметам, карандаши, обрывки бумаги.
Ольга Игоревна, отложив на стол телефон, покачала головой:
— Нет, Артемий. — она указала взглядом на окно. — Дождик начинается.
Артемий помолчал и с усилием произнес:
— А второй «Б» пошел гулять.
Они ребята все здоровые, — вздохнув, ответила Ольга Игоревна ласковым голосом. — А мы‑то с вами простудимся, разболеемся. Скажи ребятам, что прогулки сегодня не будет.
— Прогулки не будет? — к учительскому столу подошла светловолосая, с острым лицом девочка в сереньком простом платье. — Не будет?
— Нет, Алиса.
Тонкие губы девочки тронула улыбка и, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться, она выбежала из класса и, оказавшись в гардеробе, крикнула:
— Второй «А», мы не идем гулять!
В гардеробе, который представлял собой несколько рядов скамеек и настенных крючков с бумажными карточками с именами и находился между рецепцией и входом, было многолюдно. Дети толкались возле крючков, торопливо обуваясь. Когда звонкий возглас Алисы пронзил воздух, все замерли. Отовсюду зазвучали детские голоса.
— «Чего? Второй „А”?» Не идем?»
— У‑р‑ра! — выкрикнул низенький круглолицый мальчик и бросился, забыв обуться, из гардероба в игровой зал.
Зоя Борисова замерла в одном ботинке и в расстегнутой куртке. Лицо ее с большими серыми глазами и выпуклым лбом вытянулось от огорчения.
— Не идем гулять? — переспросила она.
— Не идем!
— А нам приходится! — пожаловался Филипп, долговязый третьеклассник с черными, длинными волосами.
Зоя стала медленно переодеваться обратно. Когда она уже натянула свои школьные сандалии, к ней подбежал Артемий и крикнул:
— Зоя, пойдем, мы строим в зале дом!
Встрепенувшись, Зоя побежала за ним.
***
— Смотрите, — произнес Марк, опустив ладони себе на колени. — Я понимаю ваше недовольство. Мы не можем изменить то, что произошло. Но давайте попробуем обсудить дальнейшее… Что нам дальше делать.
— Хорошо, да, давайте! — кивнул Борис, откидываясь назад на диване. — Что вы… Что школа нам предлагает? Уходить?
Марк, выдержав небольшую паузу (чтобы самому успокоиться и собраться с мыслями), кратко объяснил им, что школа не возьмет Зою в третий класс из‑за ее неуспеваемости, и предлагает индивидуальное обучение или переход в другую школу, где программа будет полегче.
— Мы предлагаем такое решение, — продолжал Марк, смутно припоминая, что уже как будто говорил это, — потому что иначе ощущение неуспеха будет углубляться, Зоя будет привыкать, что она отстающая… Будет падать самооценка, ей будет некомфортно находиться в школе, и мы ничего не сможем с этим сделать.
— Он вдруг замолчал. «Господи, — пронеслось у него в мыслях. — Я ведь не думаю этого, я ведь сам не понимаю, зачем ее в третий класс не взять. Потому что учитель и методист сказали, вот почему». Он опомнился, и, тряхнув головой, продолжал:
— Мы, разумеется, только рекомендуем… До конца года, конечно, ничего не будет предпринимать. Будем следить за динамикой, а в мае мы снова встретимся с вами, чтобы обсудить тот вариант, которые лучше для Зои…
Дарья и Борис сидели с растерянными и недоверчиво‑недовольными лицами. Молчание затягивалось.
— Может быть, у вас есть вопросы, — произнес Марк.
— Я не понимаю, — помедлив, отозвалась Дарья, — Что в итоге? Просто… в мае встречаемся? Но вы думаете, что за два месяца может быть какая‑то динамика? Фактически получается, что вы нам отказываете, но зачем‑то надо тянуть до мая? Что‑то может измениться? — Я не понимаю, — помедлив, отозвалась Дарья, — Что в итоге? Просто… в мае встречаемся? Но вы думаете, что за два месяца может быть какая‑то динамика? Фактически получается, что вы нам отказываете, но зачем‑то надо тянуть до мая? Что‑то может измениться?
— Я не знаю, — признался Марк и пожал плечами. — Может быть. Трудно сказать. Мы пришлем вам материалы, рекомендации по самостоятельной работе на эти два месяца. В любом случае, если есть шанс…
Дарья подняла брови и произнесла насмешливо:
— Так нам другую школу искать, или как?
Марк, помедлив, произнес:
— Скорее всего это придется сделать. Для блага Зои…
— Я поняла вас! — резко перебила Дарья и поднялась на ноги. Борис поднялся следом. Марк, тоже вставая, сказал:
— Это непростое решение. Мы, конечно же, хотели бы сохранить вас… Хотели бы, чтобы Зоя училась здесь. Поэтому надеемся, что до мая… будет динамика…
— Хорошо, встретимся в мае. — бросила Дарья. — Надеюсь, в этот раз нам дадут нормальные рекомендации!
Марк поспешно заверил ее, что, разумеется, пришлют.
— Также, — продолжал он, берясь за ручку двери. — Я завтра отправлю вам итоги нашей беседы…
Он открыл дверь, пропустил родителей Зои перед собой. Дарья вышла, а Борис, помедлив, повернулся к Марку:
— Вот вы говорите, что будет отставать, все такое… Зое ведь в школе хорошо, и мы‑то понимаем, что не гений она у нас, да… Но нас‑то и устраивает, что она будет кое‑как учиться, на троечку, это ведь не главное, главное, чтобы радость… Так вот, если мы, к примеру, не захотим уходить… из школы? Что тогда?
Марк кивнул, улыбнувшись одними губами:
— Конечно, мы вас не выгоним. Конечно, если вы будете настаивать, чтобы Зоя осталась, мы будем и дальше… с вами работать. Но должен повторить, — с усилием, сам не веря сказанному, добавил он, — что это было бы плохое решение.
***
— Тащи сюда, тащи, ставь! — наперебой кричали дети, сооружая из разноцветных мягких кубиков стену вокруг «дома», представлявшего собой растянутый между двух колонн кусок ткани и несколько подушек на полу.
В другом углу дома такую же стену возводили Харитон, Илья и Давид. Харитон подбегал то и дело к стене, которую строили Тая, Алиса и Артемий и пытался утащить один или два кубика, но его попытки каждый раз успевали заметить и его отгоняли. Но в одну из таких вылазок он все же смог захватить два разноцветных куба и потащил их к своей стене.
— Харитон, нечестно, нечестно! — закричала Зоя, топая ногой. — Так нельзя, это наше, у вас свое!
Харитон остановился, положив кубики возле совей стены, подошел к Зое поближе и с чрезвычайно серьезным лицом пояснил?
— Это я как на войне. Я шпионом к вам пробрался и утащил материалы.
Нечестно! — Зоя чуть не плакала. — Елизавета! Харитон утащил наши кубики!
Рыжеволосая девушка в белой свободной футболке, сидевшая прежде на полу у стены и с улыбкой наблюдавшая за происходящим, поднялась и подошла к Харитону.
— Что случилось?
У девушки был ласковый, чуть сладковатый, как фруктовый парфюм, голос и пышные рыжие волосы.
— Он украл кубики, — подбежав, пояснила Алиса. — Это были наши…
— Харито‑он! — протянула Елизавета с многозначительной улыбкой. — Помнишь, мы говорили об этом.
Харитон стоял перед ней, криво ухмыляясь.
— Это игра такая, — снова объяснил он — они ведь тоже могут таскать…
Мы не хотим таскать! — с возмущением возразила Зоя. — Это несправедливо!
На несколько секунд повисла тишина. Слышно было, как мягко дробит дождь по жестяному козырьку над входом, как отскакивают с глухим стуком капли от оконных стекол.
Елизавета взглянула на крошечные блестящие часики, подняв полную белую руку, и засмеялась принужденно:
— Ну все, все. Все равно урок через минуту, давайте в класс.
— Если вам очень нужны, — сказал вдруг Харитон. — то берите их обратно.
Она сбегал к своей стене и принес два кубика назад.
— Спасибо, Харитон, — сказала Алиса и быстро стала ставить кубики к стене. Зоя помогала.
— Молодец, — тихо произнесла Елизавета, а Харитон, ухватив ее за руку, потянул к себе. Когда она наклонилась, он прошептал:
— Я видел в фильме, так рыцари делают, отдают…
Он не успел закончить — Елизавета перебила его, погладив по голове:
— Молодец, так и надо. А теперь — на урок.
***
Попрощавшись и проводив Дарью и Бориса до рецепции, Марк вернулся в школьную библиотеку и сел на диван, еще теплый от их тел.
Дождь продолжался, на мутном стекле тянулись прерывистые полосы бегущих капель. «Интересно, как они пойдут, — подумал Марк. — Побегут до машины? А если им на метро? Тогда, наверное, еще будут сидеть, пережидать. Я бы сделал так.»
Он поднялся, подошел к окну, выглянул. На улице было серо, свинцово, жутко, а на душе у Марка склизко и как будто грязно, так что хотелось там прибраться.
— Господи, — подумал он с досадой, — Почему же я должен решать… Кто мы вообще такие втроем, чтобы решать?.. Для блага Зои… Откуда мне знать, что лучше, а что хуже? Господи, „для блага Зои”, и я это сказал? Стыд, какой же стыд!
Он зажмурился и несколько раз до боли сжал и разжал кулаки.
— Да ничего я не решал. Они учитель и методист, они все решают. Мое дело — сообщить, чтобы скандала не было. Каждый должен заниматься своим делом. Тьфу, все ответственности боятся, все трясутся… И я, получается, трясусь.
Марк чувствовал, что провел беседу плохо, и ему хотелось обвинить обеих Ольг. «То ли говорили, то ли нет, ничего не понятно, как всегда…»
Он подошел к стеллажу с книгами и принялся их поправлять. Книги были все детские, было много барахла, которое Марк ни сам читать не стал бы, ни детям бы не позволил. Он переставил несколько книг с полки на полку, другие просто запихнул подальше, чтобы их не было видно, но скоро ему этим заниматься надоело. Он оглядел игровую и, ухватив со столика свой планшет, направился обратно в учительскую.
Ольга Павловна с Ольгой Игоревной ждали его там. Когда он вошел, они негромко о чем‑то беседовали, но, едва его увидев, беседу прервали. Марк видел, что они смотрят на него, как будто он был хирург после операции, а они — ждущие вестей родственники. Глаза их были широко распахнуты и глядели на него чуть ли не с мольбой. Но Марк, видя все это, нарочно прошел за свой стол молча и стал собираться. Он сложил ноутбук с мышью и зарядным устройством в рюкзак, в другое отделение аккуратно опустил мышь и коврик для нее.
— Марк, ну как все прошло?
— Нормально, — помедлив, отозвался он. — Договорились еще встретиться в конце мая, обсудим, решим. Они, конечно, не хотят уходить, и я их понимаю, в каком‑то смысле они правы…
— То есть они, возможно, и не уйдут? — воскликнула Ольга Игоревна. — Я ожидала этого!
Марк отвернулся.
— Слушайте, если Зоя останется в третьем классе, то не останусь я! — объявила она и продолжала металлическим голосом:
— Эти родители хотят, чтобы меня не было в школе. И я чувствую, что они добьются…
— Да ладно вам, — поморщился Марк, не пытаясь даже скрыть раздражение. — Мы не выгоняем никого из школы, а пытаемся решить проблему… которую вы в том числе и создали. Не было бы той истории с Харитоном…
Он посмотрел на свой стол, на котором без ноутбука места как будто не стало больше, цокнул языком и, скривившись, произнес, не глядя на опешившую от его слов Ольгу Игоревну:
— Вы извините… Мне действительно важно решить эту проблему так, чтобы все остались довольны, чтобы не было скандала. Простите.
— Что вы, что вы! — испуганно воскликнула Ольга Игоревна. — Я все понимаю.
Она хотела еще что‑то добавить, но Марк ее предупредил:
— Ну и отлично, тогда и нечего больше.
— Я понимаю, что вы хотите сделать все, как лучше, — после паузы продолжила она, когда он уже подошел к двери. — Но то, что они задались целью выжить меня из школы — это факт…
— Ольга… Игоревна… — с усталостью обернулся Марк. — Я вас уверяю, это все не так, вы ошибаетесь. Сейчас доказывать ничего не хочу, до свидания.
— До свидания, Марк! — подскочила Ольга Павловна, все теми же виноватыми глазами на него глядя, словно умоляя его о снисходительности к Ольге Игоревне. Марк этот взгляд оставил без ответа и вышел в коридор.
***
Молодец, Алиса, правильно, — произнесла Ольга Игоревна, медленно прохаживаясь перед доской. Она держала в руках учебник, тканевая закладка дрожала на весу.
— Теперь Харитон…
Харитон, покачиваясь на стуле, прочитал в учебнике пример и назвал ответ.
— Хорошо. Теперь Илюша.
Илья не сразу нашел нужны пример, засмеялся.
— Будь внимательней, Илья, — голос Ольги Игоревны сделался тише, прохладнее. — Третий раз ты уже за нами не успеваешь. Четвертая строчка…
Затем читали примеры и называли ответы Алиса, Вика (худенькая, как травинка, светловолосая девочка), Артемий, Давид, Маши (бойкая, смешливая девочка с белым прямым шрамом на виске). До Зои дошла очередь в самом конце, потому что она сидела за крайней угловой партой. На парте у Зои был беспорядок, она не успела прибраться, поздно вернувшись с перемены. Теперь она с напряжением глядела на страницу учебника.
— Ну же, Зоя, — мягко, настойчиво повторила Ольга Игоревна.
В классе стояла густая тишина. Наконец, Зоя нашла нужный пример, медленно прочитала его и, секунду подумав, назвала ответ.
Тишина сделалась осязаемой. Ольга Игоревна мягко вспорола ее, точно плотную ткань.
— Правильно, Зоя, но почему? — голос ее сделался тише, но суше, жестче. — Объясни нам, Зоя, как ты решила этот пример? Как ты рассуждала?
Тишина сделалась еще плотнее. Зоя попыталась улыбнуться, но улыбка ее тут же потухла. Она стала мять свои пальцы, пристально глядя в учебник.
— Туда бесполезно глядеть, Зоя, — произнесла Ольга Игоревна еще тише. — в учебнике ответов нет.
Сильнее стучал дождь. Небо было темное, пасмурное, и оттого свет белых ламп в классе ощущался особенно теплым.
— В учебнике нет ответов, — повторила Ольга Игоревна. — Они есть в методичке, которую ты, Зоя, дома с родителями учишь наизусть, чтобы обмануть здесь и меня, и ребят.
Зоя посмотрела на Ольгу Игоревну и увидела сморщенное, мышиное лицо, поджатые серые губы, застегнутый ворот белой блузки. Остальные дети сидели, боясь пошевелиться.
— Но учить методичку бесполезно, Зоя, — продолжала Ольга Игоревна. — Я ведь все знаю. Я знаю, что твои родители говорят про меня за глаза. Сегодня с ними будет проводиться беседа. С администрацией школы, да. И там, будь уверена, все встанет на свои места. Никого обмануть не удастся, Зоя, да, ничего. И не помогут ни слезы, ни крики. Не помогут.
Ольга Игоревна сжала губы и с ненавистью погрозила Зое пальцем, после чего улыбнулась и с неестественной бодростью сказала:
— Что же, теперь мы продолжим честно… Честно, Зоя, да? Честно учиться…
Зоя не понимала, чем «честно учиться» отличается от «нечестно». Она понимала лишь то, что она сама и ее родители в чем‑то виноваты и что будет какая‑то «администрация» (она не знала этого слова). Очень хотелось плакать, но она держалась.
Но когда Ольга Игоревна сказала, что надо учиться честно, то слезы сами потекли, а затем хлынули из глаз у Зои, и она никак не могла их унять и словно со стороны вдруг услышала свой рыдающий вой. Все было как в молочной пелене, и какие‑то люди бегали вокруг, и кто‑то схватил ее за руку очень больно и потащил в коридор. Мелькнуло близко‑близко лицо Людмилы, чем‑то очень взволнованное, и прогремел шипящий голос Ольги Игоревны:
— Не вздумайте ее успокаивать! Не вздумайте. Успокаивать.
И пальцы бросили ее руку, и хлопнула дверь.
