

1
Элегантен и благороден, как аристократ – Гафт и был великолепным аристократом духа…
Всё в сумме – актёрство, поэзия, образ – тут сумма сумм и блеск пародий подтверждает это: точность и тонкость, иногда – резкость?
Что ж… Юмор целит.
Вот Гафт-Фирс – сплетённый из психологических волокон, рабствующий всем собою, своею сущностью, волю воспринимающий бедою и совсем неожиданный Гафт – блистательный и тонкий, переводящий своё аристократическое, иногда офицерское благородство в совсем другие регистры.
Офицерское?
Да вспомните полковника Ивана Антоновича из фильма о бедном гусаре, впрочем, бедность тут не при чём.
Он любим.
Он герой.
Гафту шли образы героев и, в не меньшей мере, образы комические, ибо островов этого качества было много в его личности.
Вот Брассет, слуга, лакомящийся шампанским, делающий занятную гимнастику, поигрывая мускулами. Гафт-атлет, и спорт он выбирал тяжёлый, требующий упорства, духа, сосредоточенности.
Сэм Уэллер, слуга мистера Пиквика, демонстрирует верность, отправившись в тюрьму, чтобы не расстаться с домашним таким, славным и нелепым Пиквиком.
Гафт органичен: каждая роль, словно раскрываясь волшебным, только ему ведомым каналом, принимала его – виртуоза игры, причём в равной степени – экран ли, подмостки.
Жёсткий Джаспер, тайны свои хранящий отчётливо: Диккенс даёт широкие поля для актёрской реализации.
Как русская классика.
Нетрадиционный Городничий Гафта.
Противоположный – Фёдор Виноградов из фильма «Анкор, ещё анкор», дерзкий и сильный, не выдержавший пьяного своего провала.
Гафт владел всеми реестрами чувств и их оттенков; и тонкость его такова, что образы получались многоплановые, объёмные.
Лукавые, если надо: доброе лукавство лучилось от Гафта.
Его стихи глубоки: как развернутся круги Фуэте, с которого всё начиналось, как исследуется стихом пресловутый чёрный квадрат.
Гафт-мистик: он мог играть Воланда, роль, вписанная в реальность, представлялась…
Впрочем, как кому, ведь зрительские ощущения тоже обширны и разнообразны, и поколения зрителей хранят блеск благодарности элегантному, великому мастеру…
2
Элегантен, великолепен, спортивен, остроумен. Тяжелые погружения Гафта-актера в слои человеческого бытия… А ведь и проходные его роли в посредственных фильмах (что не относится к качеству его игры) сияли гранями постигнутого и пропущенного через фильтры и призмы дара, которым он так щедро делился с нами…
Гафт в фильме «Футболист» (1990). Он тренер футбольной команды, но спившийся с кругу, ушедший в дебри алкогольного анализа себя и двинувшийся наперекор мафии. Он вторгается в ее планы, разрушая их, и в финале получает нож в спину прямо на ревущем, беснующемся стадионе…
Контраст: Гафт-Фирс. Старый, глупый, добрый Фирс. И почему доброта часто союзна с глупостью? Почему ум, который тоже своеобразный дар, может легко уживаться со змеиной, эгоистической, аспидной злостью?
Гафт-городничий не стандартный: Сквозник-Дмухановский, персонаж гоголевского «Ревизора», подразумевает пузатость, низкорослость, упругий бобрик на голове. А Гафт – красавец!
Играл ли Гафт в пьесах Теннеси Уильямса? Ему бы пошло, поскольку так точно, так ювелирно передавал он психологические изломы, что осталось в ролях из Диккенса…
Тайна Эдвина Друда не будет разгадана, а Сэм Уэллер навсегда останется верен смешному пузатому Пиквику…
Выпустив третью книгу стихов и используя справочник Союза писателей Москвы, я послал ее Гафту, разумеется, ни на что не рассчитывая. И когда мама, подойдя к телефону, несколько ошалевши сказала: «Тебя Гафт!» – я растерялся.
Ему понравились мои стихи…
Гафт был самоедом. Будучи пристрастно честным и жестко относящимся к себе, говорил, и я уверен, что на сто процентов искренне: «У меня всё так плохо…» Он утверждал, что только у Рязанова получались у него роли, плюс несколько театральных…
Гафт мог бы сыграть смерть: не в том плане, в каком появляется, нарушая женский образ оной, Нильс Экерот в провидческом фильме Бергмана «Седьмая печать», а в сумме всех ощущений: от детского, первого ужаса, багровой гущей заливающего мозг, до последнего вздоха…
Гафт, рассуждающий об алкоголе как об одном из вариантов примирения с действительностью… Гафт стоический, неунывающий… Гафт великолепный.
Мой отец (я, похоронивший его в 19 лет, связан с ним космически) первые тридцать лет жил в колоритном доме в конце Хохловского переулка. Вспоминаю: папа, вернувшись как-то домой, рассказал: Саш, сейчас Гафта видел… Сижу на скамейке, он в театр идёт…
– И ты?..
– Сказал: «Здравствуйте, Валентин Иосифович!» Он ответил, я поднялся, обменялись рукопожатиями…
Есть нечто извращённое в бесконечной узнаваемости актёров. Но есть и нечто великолепное, словно код народа отражается и в этом узнавании любимых…
Гафт, всегда отвечавший мне, сочинителю, получая мои книжки. Помню, когда послал ему книгу стихов о Якутии, он позвонил мне, а я, услышав мощный рокот его голоса, признался: «Ой, Валентин Иосифович, а я пьян…» И он засмеялся: «Лучшее состояние на свете…»
Говорили о каменно-льдистой Якутии, я интересовался, не гастролировал ли там театр… Нет, Гафт никогда там не был…
Но он был всюду: ибо такой градус творческого бытия подразумевает всеохватность.
Стихи Гафта. Они вращаются, играют, смеются, как краткий, составленный из четверостиший Бестиарий, который так удобно цитировать… Но фуэте – всего верней:
Все начиналось с фуэте,Когда Земля, начав вращение,Как девственница в наготе,Разволновавшись от смущения,
Вдруг раскрутилась в темноте.Ах, только б не остановиться,Не раствориться в суете,Пусть голова моя кружится
С Землею вместе в фуэте.Ах, только б не остановиться,И если это только снится,Пускай как можно дольше длитсяПрекрасный сон мой – фуэте!
Вращаются слова, точно пойманные в сачок момента ради вечности…
Гафт-эпиграммист. Жесток, насмешлив, хватает пороки за шкирку, жаль только скользкие они, выворачиваются…
Гафт, продолжающийся в бесконечность: всегда, во всем, что бы ни сделал, а оставил нам столько, что и слова бледнеют пред громадой сделанного…