Я нахваливал всем литературным друзьям Кирпичёвых из Ужны. Гостеприимная милая Маша и бойкий хулиганский Вовка. С разницей в два раза. В смысле веса. У Вовки килограмм сорок. У Маши в раза два больше. Но все сорок Вовкиных килограммов – как газировка. А если хватанет граммов сто – как шампанское. А ещё сто – гейзер.

            Маша усердно стремилась, чтобы гейзер занимался исключительно полезной деятельностью. Получалось как когда. Вовке не лень было три километра протопать до Жарков – заявиться к нам с Фаей. И сидеть на стуле, молча глазами стрелять. Лицо у него острое, как у птицы, и нос, и глаза, и уши. Ну и частушки, с ними вы знакомы не понаслышке. Шел я лесом, видел беса, бес картошечку варил – самая приличная.

            Ясно, чего надо гейзеру – чтобы пузырьки в нем закувыркались. И с молчаливого согласия Фаи я вынимали заначку. Что ж вы творите, ироды, выговаривала Маша, а я-то, надеялась на вас! А он-то, на рогах приперся. По синусоиде. Но после оправданий устаканивалось. Потому что Маша нас с Фаей любила. Клянусь, я не ошибаюсь! Когда мы заходили к ним по дороге из Ужны в Жарки, и чаем с изумительным вареньем поила и накладывала в дорогу обалденных вкусностей. Мы с Фаей отвечали любовью. И старались порадовать их. Доставали самое ценное в деревне (в те времена) – качественный спирт для настоек. И все их праздники были нашими праздниками.

            Это было, ребята, ну очень приятно. Когда ты не пень с горы из Москвы, а почетный гость. Как-то Вовка увидел меня по телевизору (за одним столом с Хрюшей!) и приполз к нам (подозреваю, на ногах он в этот момент плохо держался) и крикнул – Лева, Левочка, ты передай привет Хрюше и Степашке с Каркушей, если они там рядом! Скажи, Вовка Кирпичев горячий привет шлёт! Пусть к нам приезжают! На рыбалку сходим!

            Самый сказочный Новый Год мы провели с Кирпичевыми в лесу. Представьте, пятиметровое толстенные бревно потрескивает огнем. На раскладном столике водка, соленья, мясо. А рядом с первым второе бревно. На котором мы устроились и всякое русское-народное-советское исполняем. И уссываемся над Вовкиными ну очень озорными частушками. Потому как дети или спят или еще не родились. Прямо картинка из дореволюционного журнала. Какая-нибудь «Пчёлка» или «Задушевное слово».

            Повествование, как вы заметили, пока не бойко продвигается. Потерпите, будет веселее. Будет, как было.

            Наша дружба с Кирпичёвыми была прекрасна! Они в нас души не чаяли. Мы в них души не чаяли. И наши литературные друзья – мы мечтали об этом – приедут и тоже души не будут чаять. Пусть Кирпичёвы и их согреют чистой, как родниковая вода, дружбой – Аню, Борю, Асю, Митю, Витю, Сашу, Колю, кого-то ещё, кого память упустила. Как солнцем. Сравнение дурацкое, а чувство правильное.

            И вот мы с Фаей приводим их к Кирпичёвым. Долго обдумывали, какие припасы взять с собой. Взяли шпроты и печенье и еще кое-что. Времена скудные были, магазины пустые. Только вот странность: Дом отрыт, а Кирпичёвых нет. Ни души.

            Мы посидели в пустой кухне минут десять, а вдруг кто-нибудь придёт. Мы же договаривались, черт возьми! Я дергался, как деревянная кукла на верёвочках. Вышел во двор и увидел Машу, мимо пробегала, буркнула: вот управлюсь и приду. Управится и придет, сказал я, вернувшись в кухню. Подождали еще минут пять или десять.

            Спасибо за радушный прием, сказала Ася и встала. Оставили на столе шпроты и печенье (кое-что взяли с собой) и сгинули. Как-то это, ребята, было неприятно. Как-то не по-человечески. Будто нас и не было вовсе. Мы шли домой, солнце, кузнечики, бор как триста тридцать три богатыря, облака ласковые. Лева, говорил Боря, ты пойми, у них забот невпроворот, надо выживать. Главное, Лева, кое-что с нами, говорил Коля, без шпрот и печенья обойдемся. Какой красивый дятел на столбе, говорила Аня. А дети кидались шишками. Они правы, и насчёт забот, и насчёт кое-чего, и насчёт дятла, и насчёт шишек. Но это было отвратительно! Ни здрасьте, ни до свидания.

            Вот, уже движуха пошла. То ли ещё будет. За первой трещинкой вторая. (Литературные друзья уехали, так и не встретившись с Кирпичёвыми.) Я договорился с Вовкой, что он сделает мне пол в бане. Вовка обрадовался заказу. Ну, эту историю – про худосочные половинки - вы уже знаете. Файка, конечно, расстроилась. Не любила, когда нас дурят. Ты пойми, говорил я, это у деревенских вирус такой, «надуримосквича». Если не надуришь, мужики потешаться будут. Ну ты, Вовка, лопухнулся, Левку с Фаей не надурил. Если так пойдет, Вовка, мы тебя, вообще, уважать перестанем. А я не хочу, чтобы моего любимчика-пьяницу-матерщинника уважать перестали! Тем более пол сгнил не на второй год (как предрекал Толечка), а три года продержался!

            И всё же она была, вторая трещинка. Маленькая, стоимостью в пятьдесят рублей (это нынче пятьдесят тысяч).

            А потом и третья образовалась. Мы подыскали для ещё двоих наших литературных друзей – Тины (мама) и Антона (сын) дом в Ужне. Неподалеку от Кирпичёвых. Очень удобное для Кирпичёвых соседство оказалось. Маша сажала в Тинином огороде свою картошку. А Вовка повадился к ним на крылечко, ухватить свои пятьдесят граммов, а то и сто. Намного удобнее, чем топать до нас с Фаей. Но Тине надоело по утрам разглядывать Машину задницу в ее огороде. А Антону - ежедневного Вовку на крыльце. Тем более он позаимствовал у Антона велосипед и ухайдакал в хлам.

            Ну что, я говорил, веселуха пошла. Только не Тине с Антоном. И не мне с Фаей.

            А вот вам и четвёртая трещина. Целый полковник. И его (он купил дом в Жарках, человек приятный во всех отношениях) мы свели с Кирпичёвыми. И они полковнику понравились (а кому они не понравятся!) И им – полковник. Дело дошло до субботних банек. Тем более у целого полковника «Тойота»! На которой он много пользы Кирпичёвым приносил, и привозил, и увозил, и встречал, и провожал.

            А мы, завидя тойоту у дома Киричёвых, стали мимо проходить. Что-то не так стало между нами и Кирпичёвыми. Будто они стараются, чтобы мы у них на кухне не встретились с целым полковником. Дураку понятно. Лева с Хрюшей совсем не то, что полковник с «Тойотой».

            И вот – немая (в прямом смысле) сцена из мира кино. Гуляем с Фаей вечерком. «Тойоты» нет, свет горит, зайдем что ли, вспомним былое?.. Открываем дверь со словами – Маша, Вовка, небось не ждали?..

            А они именно не ждали. Стол юбилейный аж на две комнаты растянулся, а за столом куча родственников. А во главе - угадали, целый полковник, как раз тост произносит… Стоим и сказать нечего, ни полковнику, ни Кирпичёвым, ни нам с Фаей.

            Полгода назад мы бы там сидели. И я бы тост говорил… Это было больше, чем обида. Разочарование. Мы нашу дружбу ценили дорого, а они продали за «Тойоту». И ещё за что-то, может быть, целый полковник больше им подходил, статусный чувак. Но так тоскливо нам стало, хоть волком вой. Непонятно, как дальше жить.

            Хотя понятно – у нас остались наши лучшие в мире Жарковские старушки и старички. Которым – мы точно знаем - нужны мы, чудилы. А ещё у нас остались наши детские книжки и спектакли (это у меня). А ещё наши телефонные разговоры с подругами (это у Фаи). А ещё мы прямо завтра на задах устроим шашлыки из сарделек, с Фаей, с моим другом Антоном, с моей подругой Тиной, с моими фермерами Шуткиными. И попоём Окуджаву, Галича, Кима, Высоцкого и Шамиля Абрярова.

            А ещё занавески нужно новые пошить. А то в этих солнце прожгло желтые ромашки. Дырки просвечивают.

            Да сколько хорошего впереди!..

            Только вот по-сволочному, ребята, устроен мир. Вы только не волнуйтесь, я все это давно забыл, хватает и новых обломов. НО ПО-СВОЛОЧНОМУ! Лева, скажет Антон Золотов, не суйся в чужой монастырь со своим уставом. Но если бы это был монастырь! Это же рынок с обменом товаров. А что с радостью делать будем? Изображать её? Чтобы обмен товаров шел бодрее?

            Что с вами случилось, Кирпичёвы?

            Если бы кто-то другой скурвился, я бы ни слова. Но вы-то! Такие душевные! Мы так гордились вами!

            Помните, я клялся, что не ошибаюсь, и Маша меня и Фаю любила? Забудьте, ещё как ошибаюсь. Трещинки собрались в паутину. И стекло треснуло. Осколки забрякали.