
В условиях современного общества спрос на литературу для детей остаётся неизменно высоким. С советских времен детская литература неотрывно была связана с образом бумажных книг, оформленных яркими иллюстрациями, и эту связь не прервала даже наступившая эпоха книг электронных.
Пройдитесь по книжным магазинам и вы увидите сами, сколько сейчас издаётся красочных детских книг совершено новых авторов, каждый из которых искренне старается поразить детское воображение, создаёт волшебные миры увлекательно, весело и одновременно мудро, руководствуясь главным принципом детской литературы – «сказка ложь, да в ней намёк».
С этой точки зрения сложно изобрести что-то новое, найти свой ключик к душе маленького читателя. Но что, если не изобретать новое, а вдохнуть жизнь в… уже живое?
«Человек из мертвого камня сделает статую – и гордится потом, если работа удалась. А поди-ка из живого сделай еще более живое. Вот это работа!» – утверждает Волшебник из пьесы Шварца «Обыкновенное чудо», и я с ним соглашусь. Крайне сложно придумать абсолютно новый мир, в который поверит читатель. Но ещё сложнее переоживить уже веками живущий мир, который знаком и ребёнку, и взрослому.
Тернист и нелёгок путь писателя, взявшегося творить такие чудеса безо всякой волшебной палочки (ведь даже авторучки в двадцать первом веке вытеснила компьютерная клавиатура!) Однако писатель Игорь Вольфсон двинулся к душе юных читателей именно этой дорогой.
И вот перед нами уже четыре его книги именно такого жанра – «Любимые сказки на новый лад», вышедшие в издательстве «Стеклограф». «Кот в сапогах», «Красная шапочка», «Синяя вуаль» и «Огниво» – все они разные, но схожи в одном. Сказки, сюжет которых мы впитали, можно сказать, с молоком матери, Вольфсон переосмыслил, переплёл по-своему, переоживил.
Узнаёте вроде бы знакомые зачины, но играющие словно бы другими красками, более современными, более интригующими?
Мешок историй рвёт завязку,
И я выуживаю сказку…
Постойте! Сказки ещё нет,
Есть незатейливый сюжет,
Точнее, сельская картина.
Жил мельник, а при нём – три сына.
На четверых не густ доход.
В хозяйстве был осёл, и кот,
Что не ловил мышей и мошек,
Но крал сердца окрестных кошек.
Или:
В глухой альпийской деревушке
Был домик у одной старушки.
Что рассказать о нём, не знаю.
Стоял близ мельницы он, с краю.
Крылечко, комнатка с окном,
Петух на крыше – дом как дом,
В привычном европейском вкусе.
А в доме том жила бабуся.
Вся деревушка точно знала:
Хлопот у бабушки немало,
И очень важные дела:
Вязала бабка и пряла.
Или:
В те незапамятные даты,
Когда царили короли,
Служили бравые солдаты,
А сердце лишь глаголом жгли,
Глухой просёлочной дорогой
В какой-то местности убогой
С поднятой гордо головой
Один бывалый рядовой
Маршировал. Судите сами:
Твердит нехитрые слова:
«Шаг левой – раз, шаг правой – два!»
Походный ранец за плечами,
А сбоку сабелька блестит…
«А что? Довольно грозный вид!» –
Такой приём ещё в начале девяностых детский писатель Григорий Остер определил для себя как «сказка с подробностями». То есть когда ты полюбил сказку, то не можешь внутренне допустить понимания её конечности, и оттого придумываешь сам всякие подробности о каждом персонаже – и о второстепенном, и о главном герое. В своих «новоладных» сказках Игорь Вольфсон взял на себя такую роль сочинителя подробностей. И вот уже с первых строк выясняется, каков характер солдата, которому суждено скоро стать владельцем волшебного огнива, и что за хобби имела бабушка Красной шапочки, и в каком состоянии были амурные дела Кота, в будущем отхватившего у судьбы сапоги.
Кроме того, в приёме переоживления играет немаловажную роль смена языка прозы на силлабо-тонику. К специфическим характеристикам языка детской литературы относятся образность, метафоричность, музыкальность, динамичность, близость к игре и устному народному творчеству. Языковая стилистика детских произведений подразумевает отражение особенности речи ребёнка, чтобы книга была для него самого, прежде всего, понятной. Поэтому одним из главных жанров детлита являются детские стихи. В этом плане Игорь Вольфсон совмещает два жанра – сказку и поэтический игровой текст, выкристаллизовывая его нарратив.
Но любопытно, что автор не начинает использовать для гармонии детского восприятия детский же язык, а перетекает из одномерной интонации повествователя в интонацию дедушки, который рассказывает сказочную историю не всем детям вообще, а конкретно своему, самому любимому в мире внуку. То есть, язык тоже становится живым.
А вдалеке уж много лет
Жил кровожадный людоед.
То съест полдюжины крестьян,
И дрыхнет в замке сыт и пьян,
То – мушкетёров короля…
Другому – плаха иль петля,
Но слишком много лет и зим
Был людоед неуязвим:
С утробным смехом лузгал ядра,
Топил огромные эскадры,
Грыз уцелевших моряков,
Не знал решёток и оков,
Владел полями и лугами,
Не грезил о Прекрасной Даме,
Имел девиз: «Счастливец тот,
Кто всласть себе подобных жрёт!».
Но ведь детская поэзия должна не только развлекать, ей суждено нести познавательную, эстетическую и нравственную функции, то есть быть средством духовно-нравственного и эстетического воспитания. С этой точки зрения Вольфсон-автор не морализаторствует, не делит сказочный мир категорически на чёрное и белое. Он, скорее, доверяет ребёнку самому разобраться, кто тут прав, и ребёнок-читатель ценит это доверие.
«…Дерзить изволишь, ведьма злая?!»
И, как гордиев узелок,
(Недаром сабля тянет бок)
Солдат ей голову срубает,
Убийством заповедь поправ –
Иных времён ужасен нрав.
Или:
Тут брюхо топором вспороли.
Сначала Волк завыл от боли,
Но после, словно от леченья,
Почуял прелесть облегченья,
Когда целёхоньки, живьём,
Не друг за другом, а вдвоём
Явились миру внучка с бабкой.
Волк даже слёзы вытер лапкой.
Они ему зашили рану,
И взяв целебную сметану,
Умело нанесли на шов.
Волк тут же прыг – и был таков.
Особняком в ряду этих историй живёт загадочная «Синяя вуаль», оказавшаяся гендерным переосмыслением сказки о Синей бороде.
Здесь всё довольно готично: собор святого Якова, дворцовые маги, тореро, скрещенные шпаги, цыгане, призраки замка, проклятая невеста и погубленные мужья. Меняется и слог Вольфсона-автора, он остаётся тем же любящим дедушкой-рассказчиком, но словно бы примеряет на себя позолоченный камзол тех времён, а на вихрастую голову крохи-внука надевает шляпу с пером – поиграем в Средние века? Оп-ля!
Оставим их. Вернёмся вновь
Туда, где закипает кровь,
В страну Кастильи, Арагона,
Быков безудержного гона,
Где в огненной цыганской пляске
Недвижны лица, словно маски,
Где смерть таит неверный шаг…
Ну что, напуганы? Итак,
Настало время для загадки:
Как у одной аристократки
И замки были, и поля,
И всё, что нам родит земля
(Зерно, и фрукты, и соленья),
И драгоценные каменья,
И живностью была богата,
И в сундуках сверкало злато,
И в услуженье древний маг -
Всего не счесть. Скажите, как?
Как жить роскошно, а не туго?
Да просто – пережить супруга.
Хочу заметить, что Игорь Вольфсон, являясь по профессии педагогом, не забывает и о своём учительском долге – в «Синей вуали» зашифрованы аллюзии и прямые отсылки к мировой истории, которые маленькому читателю будет интересно разгадывать, попутно повышая эрудицию. Так, например, упоминаются здесь и Одиссей, и Давид, и звучат даже в контексте средневековых декораций вполне органично.
Подытоживая, хочу заметить, что книги, о которых мы вкратце успели поговорить, пользуются большой популярностью – тиражи то и дело приходится допечатывать, поскольку сказки Вольфсона расходятся, как пирожки, что пекла бабушка Красной шапочки.
Однако они хороши не только для детей, но и для взрослых, которые так и не смогли угомонить в себе внутреннего ребёнка. Я точно знаю, о чём говорю – недаром же я их издала.