top of page

«Сурово брови мы нахмурим»

Freckes
Freckes

Елена Грозовская

К. Симонов. Убей его!

Реплика

            В полном собрании сочинений К. Симонова в 6-ти томах, изданном в 1966 году в издательстве «Художественная литература», в известном стихотворении поэта было изменено название. Заставили изменить. Вместо всем известного «Убей его!» на «Если дорог тебе твой дом...»  –  по первой строке.

            Были также добавлены строки об отце, на мой взгляд, нарушившие динамику стихотворения и его прямой смысл:

           

            «Если ты отца не забыл,

            Что качал тебя на руках,

            Что хорошим солдатом был

            И пропал в карпатских снегах,

            Что погиб за Волгу, за Дон,

            За отчизны твоей судьбу;

            Если ты не хочешь, чтоб он

            Перевертывался в гробу,

            Чтоб солдатский портрет в крестах

            Немец взял и на пол сорвал

            И у матери на глазах

            На лицо ему наступал...»

           

            Карпатские горы и снега отсылают нас к 1-й Мировой войне, Великой войне, к боям под Перемышлем, Брусиловскому прорыву, где проходили самые кровопролитные схватки. А это 1914-1916 гг. И при всём уважение к автору, речь тут могла идти, скорее о деде, чья грудь в крестах, чем об отце. Великая война закончилась в 1918 году, и если рассуждать, что именно отец пропал в Карпатах, то ему должно было быть на тот момент 20-25 лет, никак не больше, а сыну, что родился, к 1942 году – до 1914 года – лет 30. Воевали молодые во все времена, очень молодые.

            Война за Волгу и Дон – большой вопрос к отцу, уже погибшему в карпатских снегах – не стоит мешать в кучу 1-ю Мировую и Гражданскую войны.

            И самое важное изменение. Слово «немец» было заменено на «фашист».

            Реверанс перед немцами.

            Конечно, если читать первый вариант, написанный поэтом на фронте, когда немцы вели наступление на Волгу, становится страшно, и этот реверанс понятен спустя двадцать лет после окончания войны.

            Но я считаю, что для того военного времени было правильно говорить «немец», а не «фашист». Да и сейчас правильно.

            Моя бабушка, перенесшая ту страшную войну, прошедшая в 1942 году с маленькими детьми – моей мамой, моими дядей и тётей – из Пинска до Москвы (!) никогда не говорила «фашисты». Она всегда говорила «немцы».

            Даже маленькая мама, смутно помнившая то страшное путешествие из летнего отпуска к бабушке, так катастрофически закончившегося, всегда называла гитлеровцев «немцы».

            До сих пор, не в обиду современным немцам, немец и фашист – для неё синонимы.

            Моя бабушка была учительницей. И о немцах однажды сказала так:

            – Немцам скажи: Ату! – и они второго приказа ждать не будут, кинутся сразу. Воинственная нация. Тысячелетняя история войн у них. Все ж таки Римскую империю германцы развалили. Немцы всегда воевали и будут воевать.

            Так что прав был Симонов изначальный, военный и первый вариант стихотворения правдивее, вернее послевоенного.

            Михаил Царев читал «Убей его!» в «Концерте фронту» так, как написал первоначально автор: https://www.youtube.com/watch?v=AxdhOP7XVPg 

           

            «Если дорог тебе твой дом,

            Где ты русским выкормлен был,

            Под бревенчатым потолком,

            Где ты, в люльке качаясь, плыл;

            Если дороги в доме том

            Тебе стены, печь и углы,

            Дедом, прадедом и отцом

            В нем исхоженные полы;

           

            Если мил тебе бедный сад

            С майским цветом, с жужжаньем пчел

            И под липой сто лет назад

            В землю вкопанный дедом стол;

            Если ты не хочешь, чтоб пол

            В твоем доме немец топтал,

            Чтоб он сел за дедовский стол

            И деревья в саду сломал...

           

            Если мать тебе дорога –

            Тебя выкормившая грудь,

            Где давно уже нет молока,

            Только можно щекой прильнуть;

            Если вынести нету сил,

            Чтобы немец, ее застав,

            По щекам морщинистым бил,

            Косы на руку намотав;

            Чтобы те же руки ее,

            Что несли тебя в колыбель,

            Мыли немцу его белье

            И стелили ему постель...

           

            Если ты не хочешь отдать

            Ту, с которой вдвоем ходил,

            Ту, что долго поцеловать

            Ты не смел, – так ее любил, –

            Чтобы немцы ее живьем

            Взяли силой, зажав в углу,

            И распяли ее втроем,

            Обнаженную, на полу;

            Чтоб досталось трем этим псам

            В стонах, в ненависти, в крови

            Все, что свято берег ты сам

            Всею силой мужской любви...

           

            Если ты не хочешь отдать

            Немцу с черным его ружьем,

            Дом, где жил ты, жену и мать,

            Все, что родиной мы зовем, –

            Знай: никто ее не спасет,

            Если ты ее не спасешь;

            Знай: никто его не убьет,

            Если ты его не убьешь.

            И пока его не убил,

            Ты молчи о своей любви,

            Край, где рос ты, и дом, где жил,

            Своей родиной не зови.

            Если немца убил твой брат,

            Если немца убил сосед, –

            Это брат и сосед твой мстят,

            А тебе оправданья нет.

            За чужой спиной не сидят,

            Из чужой винтовки не мстят.

            Если немца убил твой брат, –

            Это он, а не ты солдат.

           

            Так убей же немца, чтоб он,

            А не ты на земле лежал,

            Не в твоем дому чтобы стон,

            А в его по мертвым стоял.

            Так хотел он, его вина, –

            Пусть горит его дом, а не твой,

            И пускай не твоя жена,

            А его пусть будет вдовой.

            Пусть исплачется не твоя,

            А его родившая мать,

            Не твоя, а его семья

            Понапрасну пусть будет ждать.

            Так убей же хоть одного!

            Так убей же его скорей!

            Сколько раз увидишь его,

            Столько раз его и убей!»

           

            1942

            Константин Симонов.

           

            Страшное было время, да. Когда враг был так беспощадно и цинично жесток, трудно ждать другого отношения к нему.

            Симонов – это глыба. Он столько дней провел на фронте, глядя на трупы, руины... Могу представить, каково это – видеть развороченную, сожженную, поруганную родную землю, чувствовать запах гари и человеческой плоти, слышать плач сирот, вдов, месяцами ждать вестей из дома и жить надеждой, что всё в порядке с семьей. И так, изо дня в день, чувствовать себя мужчиной и бессильно отступать.

            Поэма «Убей его!» была написана для каждого брата, сына, мужа, отца, деда – стихи К. Симонова ложились на душу каждого мужчины.

            Другие стихи, не наполненные болью и военными переживаниями (о нежных чувствах и цветочках за околицей) вероятно, звучали тогда как настоящее предательство или насмешка над страданиями людей. Вот вам и возможная причина выступлений К. Симонова против Ахматовой, Зощенко и Пастернака. Конечно, я не оправдываю К. Симонова в этом, а пытаюсь понять то время, ту эпоху, тот ужас, что пережили наши праотцы и праматери.

            И что интересно, когда стихотворение было переделано, и слово «немец» заменили на «фашист», оно зазвучало более современно, в тему нашего времени.

            А теперь представьте, если заменить «немец» на «турок» в свете событий со сбитым самолётом и возможных последствий. Не дай Бог, конечно, но стихотворение «Убей его!» остается грозным оружием против врагов и сейчас.

           

            Ноябрь 2015 г.

fon.jpg
Комментарии

Share Your ThoughtsBe the first to write a comment.
Баннер мини в СМИ!_Литагентство Рубановой
антология лого
серия ЛБ НР Дольке Вита
Скачать плейлист
bottom of page