***

Вошло в привычку: я ее люблю.

Вот так: лю-блю. Люблю, не отрицаю.

И на словечко ловкое ловлю

себя, её. Её не порицаю.

Все как-то не по-русски: ай лав ю.

Люблю тебя. Люблю, скажу я снова.

Как будто я могу, что может слово!..

***

Приметы счастья. Сладкий сон. И снег

за окнами. И ты его не видишь.

Но ощущаешь. Спишь. Берёт разбег

минута. Длится. Ты из сна не выйдешь.

Ты спишь. И снег за окнами. И век

все тот же. Длится. Ты глаза смыкаешь.

Так много спишь и всё недосыпаешь.

***

Не спрашивай. Мне нечего сказать.

Так я скажу. Сегодня. Ей. Я буду

печален. И букет сегодня взять

в подземном переходе не забуду.

Что толку говорить!.. В портфеле спрячу

цветы любви. И подсчитаю сдачу.

***

Он и она – и что ещё о них?

Шампанское, цветы, улыбки, слёзы.

Спустя неделю он её жених

в эпоху термоядерной угрозы.

(Так проза жизни формирует стих.)

Целую дочь и в облаках витаю.

Считаю дни, а годы не считаю.

***

Чему я был бы рад лет сто назад?

Кем стал бы Юлий Цезарь в Третьем Риме?

Пока народы мира бьют в набат

и люди доброй воли иже с ними,

хотел бы я купить вишневый сад

и ощутить сквозь сон под сенью струй

укус, переходящий в поцелуй.

***

Шумит в ночи подобие войны.

Учения. Маневры. Подготовка

к параду. И сквозь это – плач жены.

Почти неслышный. Слышу – и неловко.

Все лишние вопросы лишены

какого-либо смысла. Смысла нет.

Бессмысленно и то, что ты поэт.

Но вслушайся, услышь почти неслышный

тот плач. Из-за стены. Неловкий, лишний...

***

"Иди и спи." Стоит и смотрит. Что

её терзает, что её так мучит?

Снимает трубку. Набирает "100".*

Как будто время что-нибудь улучшит!

Ночной халат наброшен, как пальто.

Безликий голос. Время анонимно.

Любовь неактуальна. Боль взаимна.

*) В домобильную эпоху, набрав "100", узнавали точное время. – В.К.

***

Пропахли хлоркой детство, сны, фонарь –

там, за окном, над переулком... Странно:

наткнулся на старинный календарь –

все дни на месте!.. Поздно или рано,

но время замыкается в себе.

Железный репродуктор на столбе.

Послевоенный, четырехугольный.

Портрет вождя, пропахший хлоркой школьной.

И траурная жирная кайма.

И знамени густая бахрома.

***

Не отрывали, не считали дни.

Считали – войны, граммы, пятилетки.

Считали – съезды, займы, трудодни.

Прокуренные лестничные клетки.

Пожизненные узники пижам.

Прошедшие бесчисленные чистки.

Посмертно не зачисленные в списки.

Я приближаюсь к вашим рубежам.

***

На старых фотографиях нас нет.

Чужие лица. Чуждое веселье.

Альбом на память. Групповой портрет.

Учителя с отличницами сели.

Чужой себе на миллионы лет,

потусторонний взгляд в себя вперяю.

И ничего при этом не теряю.

***

Мой круг знакомств. Мой круг знакомых. Я

внутри него. Мой круг. Я им охвачен.

И выйти из него – как из себя.

Он задан мне. И я им обозначен.

Вот телефоны. Все. От А до Я.

Фамилии  и цифровые коды.

И выбор как бесценный дар свободы.

***

Один из тех, кто думает, что он

не за себя, а за других страдает,

один из тех, кто только слышит звон,

а где он, этот звон, отнюдь не знает,

один из тех... О чем ты? Ты – не он.

Убийственно! Не я, а кто иначе?

За что любить себя – за неудачи?..

***

Страдал не я. Страдали за меня.

Я был при этом. Я всё это видел.

Но вида не показывал. Ведь я

знал, что я сын и внук. А значит – идол.

Что значит – идол? Не припомню дня,

когда бы я себя хоть жестом выдал.

Я сын и внук. Отец и муж. Я – идол.

***

"Как я порой бываю неправа!.."

"О чем ты?" Но молчит. "О чём?.." Целует.

Молчит и смотрит. Час проходит, два.

По волосам проводит. В ухо дует.

На женщину не действуют слова.

И смотрит, смотрит. И молчит. И плачет.

И скучно понимать, что это значит.

***

Семейная политика проста.

Помалкивать. Смотреть в глаза интимно.

Чужую жизнь читаешь, как с листа,

а говорить о собственной противно.

И облака, как общие места,

белы, тихи, плывут и проплывают.

И считанные дни в потемках тают.

***

Привычка свысока взирать на мир.

С балкона кругозор намного шире.

Среди Москвы течет Гвадалквивир.

А горизонт доходит до Сибири.

Воображенье бедное! До дыр

зачитанное – хуже детектива!

Какая ночь!.. Какая перспектива!..

***

Я должен быть черствее, чем могу.

Не обращать внимания. Нет смысла.

Запомнил – и привет, уже в долгу.

Уже и память, как губа отвисла.

А так – не помню и себе не лгу.

Как в сказке! – я свободен, ты свободна.

Невероятно. Неправдоподобно!..

***

...Вдруг – это жизнь опережает нас?

Быть может, лишь на час опережает.

Мы полагаем, это мертвый час,

а на поверку, он-то и решает,

пока за жизнью ускользнувшей мчась,

не ведаем, каких подарков просим,

а милостей природы не выносим...

***

Допустим, это было не со мной.

Проснулся как-то раз в чужой постели,

и вдруг дошло, что он уже иной:

полжизни – как полсмерти. Неужели?..

И этот вздох. Протяжный. За спиной.

Рука белеет. Тонкое запястье.

О молодость!.. О пережитки счастья!..

***

4.30. Утро или ночь?

И этот вздох – в пределах сна глубокий.

И сон – как жизнь. Во сне нельзя помочь.

Одно лишь можно – передвинуть сроки.

………………………………………………

4.40. За окном светает.

О чем она сейчас и не мечтает?

***

Не знаю – вот блистательный ответ.

Ответственность снимается мгновенно.

И Страшного Суда в помине нет –

а судьи кто? И море по колено!

Всю жизнь изобретать велосипед.

Без памяти любить свое уродство.

И сетовать на вечное сиротство.

***

Три лампы в люстре. Две из них горят,

а третья год назад перегорела.

А заменить – который день подряд

все руки не доходят. То ли дело –

не замечать. И радоваться втайне,

что жизнь моя – чем дальше, тем бескрайней...

***

Налажен быт с распадом бытия.

Продуманность в деталях интерьера.

Трава забвенья. Чудо забытья.

Земной любви невидимая сфера.

Стиль мебели – стиль жизни. Беглый взгляд

на воинскую часть, на детский сад.

И так – всю жизнь. Смотрю, пишу, читаю.

Считаю дни, а годы не считаю.

***

Любовница! Какое слово, а?

Любовник и любовница! Прекрасно!

Неверный муж и верная жена!

Хоть раз взгляни на это беспристрастно.

Ты познаешь её, она – тебя,

и если вы познаете друг друга…

И что тогда? Я – это только я.

Нет выхода из замкнутого круга.

***

Распятые по стенам пять Христов

в одной восьмиметровой комнатенке.

Она смеялась. Отсветы холстов

на простыне и чайник на клеёнке.

Мы  спали до двенадцати часов.

Любили на полу среди распятий.

О чем она мечтала? О кровати?..

***

Прошло сто лет. Сто дней.

Мне тридцать три.

Увы, все так же врут календари.

Одна, в своей убогой комнатенке,

о чем она мечтала? О ребенке?..

Раз в год звоним. Друг друга мы любили.

На первый гонорар кровать купили.

***

Пиши  пропало или не пиши!

Несбыточность – великий принцип быта.

Реальность порождает миражи,

а чувственность сочувствием убита.

Дитя мое! Ничем не дорожи!

Живи как все! Беспечно! Бесшабашно!

Писать легко – подписываться страшно.

***

Восторжествует, как всегда, добро.

Час пик. Толпа клубится у метро.

И я, прошедший полпути земного,

под землю вместе с ней спускаюсь снова.

Свобода слова – в том, чтобы молчать.

Молчать – и ни за что не отвечать.

***

Нет выбора между добром и злом,

есть только между словом и числом.

Но мировой неуловимый дух

не любит выбирать одно из двух.

***

...А снег цветёт и вянет на лету.

Я поднимаю тост за отрезвленье.

Пора, отец, пора иметь в виду,

что чувства не выносят изъявленья.

Предновогодний снег цветет и вянет.

За эту ночь он прошлогодним станет.

***

Я выхожу на волю из метро.

Родной асфальт. Беспочвенное детство.

Гуляй, рванина! Прошлое мертво.

Слеза цинизма. Искус самоедства.

И мелкий бес толкает под ребро.

Глаза себя не видят – не умеют.

Дитя мое!.. – и сердце каменеет.

***

То, что не снится нашим мудрецам,

быть может снится нашим мертвецам.

Не льщу себя надеждой, не прельщаю,

но перед каждым каменным лицом

себя я ощущаю мертвецом,

а больше – ничего не ощущаю.

***

Не падай духом, глядя в пустоту.

И вообще, старик, не падай духом.

Не верь друзьям – верь слухам, верь старухам.

Верь в Бога, в йогу, в деньги, в красоту –

в кого угодно и во что угодно,

но первым делом отрешись от сна

и знай: благословенна та страна,

где самодержец избран всенародно.

***

«Чему я был бы рад лет сто назад?

Кем стал бы Юлий Цезарь в Третьем Риме?»

Так я писал когда-то наугад.

Но стали мне слова мои чужими.

Будь я Орфей, я бы спустился в Ад.

Но где здесь Ад? Ни Ада нет, ни Рая.

И только имя шепчешь, умирая.

***

Ты спишь и видишь: ночью выпал снег

за окнами, и ты его не видишь,

но знаешь – выпал, спишь, берет разбег

минута, длится, ты из сна не выйдешь

ты спишь, и снег за окнами, и век –

все тот же, что тебе однажды выпал,

и ты – не внук, не сын, не муж, не идол,

не робот, но, увы, не человек.

– Проснись, отец!.. – А ты глаза смыкаешь.

Живешь во сне и времени не знаешь...

1975 – 83

***

Ты умерла, а я еще живу

и, кажется, кому-то жить мешаю.

Я ничего на свете не решаю.

И если говорить по существу...

......................................................

Сквозь сон и грохот молотков отбойных

газетные слова о звездных войнах.

......................................................

1986

***

Допустим, это было не со мной.

А с кем, когда?.. И век уже иной.

И сон как жизнь. И видно далеко.

И плачется без слез – легко-легко…

2001