По Украине ехал с большим интересом. Я не был на Украине восемь лет, и было интересно, как живут люди. Украинцы более шустрые, чем русские. На каждой станции бегали разносчики всяких блюд. В Харькове купили красивые наборы чашек. Где бы не останавливались, русская речь вперемежку с украинской. Народ доброжелательный, улыбчивый, с хитрецой. Не покидало ощущение, что мы по-прежнему вместе. Был СССР, стало СНГ, но ничего не изменилось. Те же прекрасные советские люди! Что произошло спустя двадцать лет, мы начали друг друга безжалостно истреблять? Чем, Господи, мы прогневали так Тебя? Я помню теплоту общения на украинских станциях, помню умное подсмеивание народа над своими руководителями. И это важное – мы славяне! Что нам делить? Богатая Украина: сады, поля с убранной пшеницей и цветущим подсолнухом.

Россия встретила также ласково. Бесконечность пространства – поразительная! В этой стороне не был. Ждал встречи с Волгой. Удивительная река! Понять русского можно, только увидев Волгу. Так и хочется петь песню Людмилой Зыкиной. Русское пространство формирует уникальный взгляд на мироздание. Матушка-Волга созидает нашу духовную сущность. Вдруг ощутил невидимую генетическую связь с этой рекой. Наверно, мои предки чувствовали то же, что и я, переправляясь через великую реку на своих быстроходных конях.

Если память не изменяет, провели в Башкирии более сорока дней. В середине августа, незадолго до Успенского поста, приехали домой. Меня звали остаться в России, но какая-то сила влекла назад. По приезде домой решили поехать на море, в Одессу. Сестра матери, тетя Алла и её муж, дядя Олег, встретили радушно. Уже писал, что дядя Олег писал стихотворения, в Николаеве входил в литературное сообщество, куда был вхож, по его словам, Анатолий Поперечный, поэт-песенник. Постарели! Но держались бодренько. Дружно ездили с детьми на Лузановский пляж. Знакомый с детства пляж! За два часа превратились в жареных камбал. Море и солнце южное, быстрое. Понравился обычай. На пляже люди оставили стеллаж с книгами. Каждый желающий может взять понравившуюся книгу, почитать, и вернуть на место.

Конечно, поехали в монастырь, к отцу Ионе. Батюшка никогда не видел Ларису и моих детей. Он, не видя меня, назвал супругу женой Сергея, а деток – моими детками. Потом, увидев меня, радостно благословил. Необъяснимое чудо. Но я к этому уже давно отношусь спокойно. Всё, что касается отца Ионы для меня явление обычного порядка. Понятно, что его дела необычны, но я их давно считаю естественными для человека Божьего. Незабываемая встреча. Храм на горе, море поодаль, и мы, слушающие святые слова батюшки, возле которого всегда много народа. В 1992 году было проще. Я ходил к батюшке в келью, общались часами. Спустя девять лет картина несколько иная. Много суеты. Это, конечно, утомляло его, но было видно, что он принимал эту суету как данность, как своё духовное служение.

Монастырское начальство, как я понял, смирилось с земной славой отца Ионы, тем более, что он к ней относился с иронией. Принимал как неизбежность, использовал её не ради тщеславия, но духовного спасения людей, ищущих Бога. Для меня батюшка – путеводная звезда, ведущая к спасительной гавани меня и мою семью. После, в течение нескольких лет, мы старались приезжать в санаторий «Зеленая горка», чтобы почаще видеться с батюшкой. Я знал его привычку, избегая многолюдства, прийти чуть раньше Божественной службы и молиться у ограды, справа, за алтарем. Утром прохладно. Все ищут батюшку и не замечают монаха, одиноко молящегося в стороне. Я брал благословение. Батюшка улыбался глазами и мы быстро с семьей отходили, чтобы не привлекать внимание, и стояли поодаль, ближе к пономарке.

А вечером удивительное небо, закат, и звёзды, отражающиеся в качающихся волнах моря. И рождаются строки:

Люблю южные ночи августа с их шумным и говорливым ветерком.

Таинственная непостижимость наполняет смыслом чуткое сердце.

И это происходит явно!

Боже! Обожаю предосеннюю пору,

когда листва нежно шепчет о былом,

и неведомый огонь освещает человека, идущего в ночи,

Сливая земное и небесное.

А как звёзды сияют! Нет слов, нет грёз.

Ничего не читано, но как будто всё прочитал.

Понимаешь – суть в Божественной любви.

Находясь в уединении – не один.

Невидимая нить соединяет путника со всей вселенной!..

В эти моменты совокупности человека и неба происходит становление поэтической личности. Не важна форма – всё покрывает содержание, которое душа выражает в свободной форме, называемой французами верлибром. Приходит осознание, что рождённое в сознании, принадлежит не мне, а даровано:

Его строка рождается над Бездной,

И в этом вижу смысл Бытия,

Когда, соприкоснувшись крестно,

Стихи вплетаются в Слова.

И задача человека и поэта – сохранить этот дар. И этот дар такой, какой есть, – другого подарка не будет. Слушай слова, и передавай тем, кто способен слышать.

Шёл навстречу восходящему Солнцу,

 Просил у Зари Сокровище Света,

 В котором вижу смысл и путь Бытия.

 Это вечное, творящее Слово,

Сжигаясь в пепле, рождает Свободу,

Ветром тихим, Святую неся Любовь.

В Тебе, Незабвенном, творим Обитель,

Ты есмь вековечный и верный Приют,

К Тебе склоняюсь былинкой вечерней,

Чтоб снова молить и запеть Твою Песнь!

И роптать не стоит. Вдыхая аромат бездонного южного неба, отражённого в море, я чувствовал себя невероятно свободным.

Давно хотелось убежать мне в несказанный миф,

Вернуться в детство и понять свой страннический стих,

Понять ту прежнюю любовь, где я, и ты, и Бог.

Зайти в тот Храм, где тихоструйно светится алтарь,

Перенеся себя в неведомо-красивый мир…

Горит свеча. Темнеет взор. Уходит юный вздор.

Уже не воскресить навек ушедших атлантид,

Не воскресить забвением убитую любовь…

В который раз венец, и кровь, и крест, и в путь, и вновь…

И на этом пути произойдет обретение любви. Любовь, конечно, не может быть убита, но она воскресает в силу своей уникальной сущности и непостижимости. И эта любовь становится всем и во всём. И сознание несётся за стихотворной тройкой, несущейся вдаль.

Отточенность стиха рождает неизбежность

 Прикосновения к небесным тайнам,

 И наступает чудотворная неспешность,

 В которой мир как будто идеален.

Действительно, никуда не хотелось спешить. Хотелось, чтобы время застыло. Эти прекрасные августовские вечера уже никогда не возвратятся, как не возвратится молодость. Да и Одесса, город моего детства, юности и молодости, находится в оккупации.

.

Осенью 2001 года вместе с женой поехали в Киев. Тот год был насыщен путешествиями. В Киеве не был восемь лет. Вот изменения почувствовал сразу. Это уже не был город моей юности. Это был город, в котором все русское старательно вычёркивалось. На Крещатике купил учебник по истории Украины. Насмеялся вдоволь. Но этот бред, еще при Кучме, который считался другом России, внедрялся в сознание украинского общества. Оказывается, украинцы – это первые славяне на Руси, и был народ укров. Звездец!!! И Чёрное море выкопали лопатами, и они первые придумали колесо, и железо научились обрабатывать первые, и пиво они придумали, и лимонад, и сало, и борщ, и Иисус Христос – галичанин, а Галилея – це Галычина! Не учебник истории, а фантастический триллер. Но этот триллер внедрялся в детское сознание.

Наконец-то посетил с женой Киево-Печерскую Лавру. С детства мечтал её посетить. Но так получалось, что она постоянно была на ремонте. При посещении Святыни ловил себя на мысли, что возвращаюсь в далекие княжеские времена Святослава и Владимира Мономаха, Феодосия и Антония Печерских. В Ближних пещерах поклонились мощам св. Ильи Муромца. Вот она – глубокая связь, вот она – настоящая Русь, неразделимая и единая. Пещеры – удивительное место. Я не смог бы находиться в замкнутом пространстве. Это великий подвиг! Под землей шла Божественная литургия. Душа ощущала Бога реально. Это не передать, это можно только прожить. Когда спускались в пещеры, то жена обратила внимание на дверь с амбарным замком на рукояти. Рядом молча стоял монах. Мы шли за человеком, державшим в руках несколько свечей. Шли и спокойно молились. В какой-то момент свечи погасли, и мы оказались в полной темноте. Понимали, что оказались в лабиринте, но страха не была. Супруга ощутила боль на месте, где ей делали операцию. В кромешной тьме двинулись на поиски света. Через некоторое время оказались перед дверью. Открыли её. Монах, стоявший у двери, истово начал креститься, глядя на нас. Дверь была закрыта на замок. Но мы её спокойно открыли. До сих пор не понимаю, кто же открыл нам дверь? Это было бы странно, если бы не понимание, что в православном храме всё возможно.

.

Часто вспоминаю беседы с батюшкой Ионой. Возле отца всегда много народа. Но молитвенного состояния не забыть никогда. Наверно, на тот момент это было важнее беседы. Всеобъемлющая любовь обнимала моё естество. Это было тихое состояние, но чувствовался огонь, пребывающий внутри меня. Ясно понимались слова Христа, что царство Божье внутри нас. Сердце зажглось от любви Христовой, которую Он дал молитве старца. На душе удивительный покой и состояние мира. Находясь на земле, пребывал, на самом деле, в небесных высях. Человек, переживший такие мгновения, не сомневается в бытии Бога. Это объективная реальность, данная нам в ощущении. Происходит духовная синергия Бога и человека. Наверно, именно об этом писали Святые Симеон Новый Богослов и Григорий Палама. И не только писали, но переживали опыт богообщения. Стоя у врат монастырского храма, я невольно вспоминал великих византийских святых, творения которых читал, но теперь и пережил описанный ими опыт духовного слияния праха земного с горним миром. В январе 2006 года состоялась моя последняя встреча с батюшкой. Несмотря на близость Одессы, к сожалению, не смог более к нему приехать, а в декабре 2013-го он отошел в вечность. Да и в последние годы его жизни пробиться к нему было сложно. Батюшка болел, но ум его всегда был ясным.

Примерно в это время произошли изменения на жизненном пути. Я продолжал писать Исповедь, ещё глубже вникал в библейскую историю, ещё тщательнее выстраивал диалоги с учениками в лицее. И в результате получил приглашение читать курс по украинской литературе на кафедре украинской филологии. Такое предложение показалось мне странным. Я не настолько знаю украинскую литературу, чтобы учить студентов. Но заведующая кафедрой, прослышав обо мне от своего сына, моего ученика, пригласила читать лекции. Но так как я действительно не собирался читать украинскую литературу, то мне было предложено читать курс зарубежной литературы. Причём, на русском языке.

Кроме всего прочего, я создал спецкурс «Византийское наследие в славянской культуре». Византия была всегда чрезвычайно интересна моему духовному миру. Я начинал с равноапостольных Кирилла и Мефодия, и далее по восходящей. Много почерпнул из книг отца Иоанна (Экономцева) и статей будущего митрополита Иллариона (Алфеева). Задача – показать единство славянского и византийского мира, их взаимодействие в древнерусской литературе, единой для восточных славян. В Приднестровье студенты не различали древнерусскую литературу, не делили на украинскую и русскую. К сожалению, сегодня украинская система образования уже создала отдельную древнеукраинскую литературу. Как говорится, шиза работает!

В 2003 году пригласили читать курс лекций на кафедре русской литературе. Когда-то я считал, что недостоин читать литературу студентам. Мало опыта. Да и представить, что я буду читать литературу, как её читали Мария Максимовна Янина, Майя Яковлевна Левянт, Регина Климентьевна Злобинская, казалось невозможным делом. Я, конечно, согласился, когда мне завкафедрой предложил читать курс «Методика преподавания русской литературы».

Еще одно важное событие произошло на стыке 2003-4 годов. Супруга уговорила опубликовать мои стихотворения в печати. Этому способствовал мой друг Юрий Баранов, мой сокурсник, известный в Приднестровье писатель, преподаватель по кафедре «Журналистика». Он входил в редколлегию альманаха «Литературное Приднестровье», возглавлял литературное объединение «Взаимность», основанное поэтом Анатолием Дрожжиным в 1986 году. Увидев мои стихотворения, предложил их опубликовать в газете «Приднестровье». Не помню, какие стихотворения были опубликованы, но некоторые вышли под чужой фамилией. Решили издать книгу, которая и вышла в университетском издательстве в 2004 году. Это была книга небольших статей методического и литературоведческого характера, но главное – «Сто бесед о вечности» – сто стихотворений, выпущенных к моему 37-летию. Сразу обнаружил стихотворения, которые не следовало бы публиковать. Правильно говорят, что ценность книги обнаружишь тогда, когда она выйдет в печати. Издано было всего 100 экземпляров. Слава Богу, разошлись. Многое, конечно, дарил. Возможно, у кого-то сохраняется моя книга. Не считаю её высоким достижением искусства.

Это был первый опыт публикации. С тех пор, а прошло уже 19 лет, не публикую стихотворения отдельной книгой. Они публиковались в альманахе «Литературное Приднестровье», до 2009 года регулярно появлялись в газете «Приднестровье». Но примерно с этого времени появляюсь очень редко в приднестровской печати. Мне интересно публиковаться в тех изданиях, где поэта представляют в полном объеме, дают о нем некоторое представление, а не публикуют только два-три стихотворения, по которым трудно понять лицо художника. Предпочитаю публиковать подборку стихотворений. Например, в 2009 году в московском альманахе «Спутник» такая подборка вышла, в 2010-м – следующая, примерно в это же время опубликовался в красноярском журнале «Новый Енисейский литератор», в 2013-м в кишиневском журнале «Наше поколение» также вышли стихотворения. Сегодня спокойно публикую в альманахе Русского зарубежья «В круге чтения» то, что считаю нужным. Но об этом альманахе еще напишу. Пока же держал в руках книгу «Сто бесед о Вечности». Художественное оформление книги сотворила моя жена, помогала набирать стихотворения моя ученица и крестница Александра Сергеевна Космичь. Низкий им поклон.

Продолжал писать Исповедь, которую решил разбить на пять книг. Предкнига – это история цивилизации дохристианского периода, Евангелие от Матфея – первая книга, посвящена истории Израиля, духовному становлению неофита, каковым я являлся; вторая – Евангелие от Марка – истории Рима; третья – Евангелие от Луки – византийской истории; четвертая – Евангелие от Иоанна – история Руси. В этих книгах я намеренно много вводил тексты различных философов, богословов, историков. Я хотел передать голоса эпох, нами забытых. И объяснить происходящее, исходя из принципов христианской эсхатологии и сотериологии. На начальном этапе, ещё в 1990 году, мне хотелось, как Джойсу и Даниилу Андрееву, запечатлеть историю цивилизации и дать своё видение мира. Но с течением времени, став частью христианского предания, понял, что главное – донести до читателя суть проблемы. Истинная оригинальность не в кривлянии, но в следовании традиции.

Таким образом обозначились контуры Пятикнижия. Исповедь потому и исповедь, что продолжал писать стихотворения, которые были рождены в результате раздумий. Например:

На горе-горе высоко церковь белая стоит. Купола, как маки в цвете, красным золотом горят. А кресты, распявши небо, с каждым что-то говорят.

Вот путник семицветный вдаль свою суму несёт, по тропе наверх восходит, неизвестно ли, дойдёт? Или, как Сизиф в смущеньи, будет камень волочить? Или же сойдёт с тропинки, понесясь в обход? Может быть, пойдет навстречу неизбежному «люблю»!? Под горой дворец построит и сломает посох свой. Только путник семицветный, болью радужной смеясь, бросит всё на этом свете, и пойдёт, чтоб не упасть. Он рождён давно поэтом, и его тропа зовет. Он пророк Его заветов, пригвождён к полёту взлёт.

На горе-горе высоко церковь белая стоит. Купола, как маки в цвете, красным золотом горят. А кресты, распявши небо, с каждым что-то говорят.

Исповедь рождала разговор с Богом и самим собой. Я пишу то, что чувствую, это дыхание, которое мне даровано. Наверно, дышу неправильно, но это дыхание не от меня зависит. Дающий дар изменяет суть вещей, и рождаются строки:

Звучит мелодия дудуки.

Жизнь совершается с листа

И веришь, что кому-то нужен,

Что всё проходит неспроста.

Звучит мелодия дудуки,

Но слышу важные слова,

И нет отчаянья и скуки,

Полна Неведомым душа.

Звучит мелодия дудуки,

Ведёт в земную жизнь Христа,

И я так чувствую разлуку,

Как будто было всё вчера.

Звучит мелодия дудуки,

Как будто древняя мольба,

Уже не чувствую разлуки,

Могу с уверенностью сказать, что мой поэтический мир пережил несколько этапов становления и каждое стихотворение – своеобразный этап. Но для меня основным моментом становления является не столько поэтическая грамотность и жанровое своеобразие, сколько искренность и исповедальность, любовь.

Эту любовь чувствовал всем своим существом. Её и старался передать.

Шёл навстречу восходящему Солнцу,

 Просил у Зари Сокровище Света,

 В котором вижу смысл и путь Бытия.

 Это вечное, творящее Слово,

Сжигаясь в пепле, рождает Свободу,

Ветром тихим, Святую неся Любовь.

В Тебе, Незабвенном, творим Обитель,

Ты есмь вековечный и верный Приют,

К Тебе склоняюсь былинкой вечерней,

Чтоб снова молить и запеть Твою Песнь!

Задача поэта – петь песнь, которую даровал Господь. Наверно, поэтому в моей поэзии нет бытовых зарисовок. Они не интересны моему духовному миру. И пейзаж необходим для того, чтобы раскрасить картины бытия, созвучные душе. В этом отношении помог Максимилиан Волошин, творчество которого постепенно входило в мое сознание:

Мгновенье в пригоршню собрав,

Уйду в невысказанный сон,

Чтоб якорь совести подняв,

Услышать Вечный Разговор.

И там, в безмолвии пустыни,

Родится новая душа,

И мне Неведомый всё скажет,

Что было завтра и вчера.

Сие не грёзы сновиденья,

Но сновиденческая явь,

Когда Господь сжимает время,

В мгновенном вечное обняв.

Начиналась история, которая вначале мне казалась совершенно не нужной духовному миру, занятому Исповедью и поэтическим творчеством, преподаванием и диалогами с молодежью. Но обстоятельства заставили заняться учёной деятельностью, литературоведением вплотную. От меня требовали, чтобы я нашёл себе руководителя диссертационного исследования, иначе работа в вузе – под вопросом.

Глава V

Диссертации. По волнам духовного мира

Как уже сказал выше, руководство факультета и кафедры русской литературы все чаще говорили о необходимости защиты диссертации. Я учился в аспирантуре, но руководителя не было. Помог случай. С женой давно собирались в гости к её брату, переехавшему из Челябинской области в Стерлитамак (Башкирия). В январе 2005 года всей семьёй поехали в гости к брату супруги, и, конечно, к другим её родственникам.

Вновь почти трое суток в поезде Одесса-Уфа. Незабываемое путешествие! К сожалению, повторить его сегодня невозможно. В Башкирии, как всегда, встретили радушно. Но неожиданно узнали, что в городе функционирует педагогическая академия. С супругой пошли как-то утром в город и решили зайти в академию. Охрана пропустила. Поднялись в деканат филологического факультета узнать информацию о кафедрах. Нам в деканате радостно сообщили, что на кафедре русской литературе два доктора наук, которые могут возглавить диссертационное исследование. Но для этого необходимо оформить соискательство в аспирантуре педакадемии.

На кафедре нас встретил заведующий – профессор Иван Егорович Карпухин. Позже я тщательно ознакомился с трудами профессора. Он занимался проблемами мифопоэтики и фольклора. Его заинтересовала тема: «Мифологические и библейские образы в поэзии Максимилиана Волошина». Мы долго разговаривали, обменялись телефонными номерами. Я подарил ему свою книгу «Сто бесед о Вечности», в которой была небольшая статья по творчеству Волошина. Сегодня понимаю, что статья была не совсем самостоятельная, так как в ней было много размышлений, прочитанных в статьях Купченко и Давыдова, написавших прекрасное предисловие к изданию стихотворений и статей Волошина еще в 1990 году. Карпухин оценил перспективность исследования, пригласил к сотрудничеству.

Тогда же увидел профессора Валентина Айзиковича Зарецкого, уникального ученого, соратника Лотмана и Егорова. Тот, кто знаком с литературоведением, понимает, какие это имена. Общение было кратким, но я понял весь свой никчёмный литературоведческий уровень. Мне казалось, что я что-то знаю и понимаю. Выступая на различных конференциях в Тирасполе, ловил себя на мысли, что выгляжу достойно, не ударяя лицом в грязь. Например, в нашем университете проводились Научно-просветительные чтения, приуроченные к празднику Покрова Божьей Матери. На этих Покровских Чтениях дважды занимал первое место, был отмечен Тираспольско-Дубоссарской епархией и руководством филологического факультета и университета. Но, общаясь с профессорами педагогической академии, ясно осознал, что моё понимание литературоведения находится в зачаточном состоянии. Спасибо моим учителям, что они вежливо и тактично приняли меня в отряд своих учеников. Но работать со мной они могли только после моего поступления в аспирантуру педакадемии, приём в которую начинался осенью. Я был рад, что со мной согласились работать.

В деканате филфака нашего университета с удовлетворением отметили мою положительную сдачу кандидатского минимума в России. Но странным образом я вдруг обнаружил, что некоторых моих коллег стало интересовать мое обучение в аспирантуре. Некоторые дружелюбно шептали: «не распространяйся о своих успехах в России». Меня это смешило, потому что я понимал своё несовершенство, и завершение научной работы казалось туманным. Я продолжал спокойно работать на двух кафедрах и в лицее. Выходных дней не было. Воскресный день проводил на Божественной литургии и в воскресной школе.

Как уже писал, сдал кандидатские минимумы и напрямую выходил на экзамен по специальности «русская литература», который было решено сдать в октябре 2007 года, когда в Стерлитамаке будут проходить торжества по случаю 450-летия добровольного присоединения Башкирии к России. В педакадемии была намечена Международная конференция, приуроченная к этой дате. Но летом меня «обрадовали», объявив, что учебная нагрузка на кафедре русской литературы сократилась и в моих услугах кафедра не нуждается. Перед этим завкафедрой тщательно расспрашивал о моих делах в аспирантуре. Я предоставил документы о сдаче кандидатского минимума, проинформировал о будущем экзамене, о работе над диссертацией, которая в самом начале. И… был лишен возможности заниматься литературоведением на кафедре литературы.

Летом 2007-го года я основательно начал собирать материалы по диссертации. В этом плане помощь оказал мне брат, снабдивший меня некоторой литературой, давший несколько ценных советов по работе. Не все эти советы оказались востребованы, но некоторые из них натолкнули на мысли, воплотившиеся в тексте исследования.

Правда, после первой главы, написанной вчерне, брат отказался сотрудничать, сославшись на семейные дела. Но я благодарен тому, что вначале он поддержал меня. В это время я испытывал филологический голод. Вокруг меня не было людей равных моим научным руководителям. Помогал Интернет. Чтобы там ни говорили, но это чудесное изобретение. К сожалению, Карпухин был представитель старой школы, ему надо было предоставлять напечатанный текст, но мой второй руководитель, Альмира Сабировна Акбашева, с компьютером дружила. Именно ей послал свои черновые наброски и именно она, и никто другой, определила ткань моей работы, помогла построить структуру диссертации. С благодарностью храню её письмо, в котором она последовательно и скрупулезно разобрала мои черновые наброски, показывая мне путь к оригинальному видению проблемы.

Собранные материалы только тогда имеют ценность, когда исследователь наметил новый путь, раскрывающий авторское мировоззрение. Никто в Тирасполе и близко не стоял рядом с ее уровнем понимания литературы. Ксожалению, мои институтские учителя разъехались по разным странам: Левянт в США, Янина в Германию, к дочери, Злобинская – в Израиль. Мои диалоги с Тираспольскими коллегами носили скорее информационный характер, это были диалоги людей, приступающих к научному исследованию. Многие из них учились в аспирантуре в прежние годы, выступали соискателями, но до написания диссертации так и не дошли, как и до её защиты. Поэтому своим опытом поделиться не могли. Другое дело – Альмара Сабировна Акбашева – ученица Качурина, прошедшая блестящую питерскую школу литературоведения, слушавшая лекции Бориса Кормана и Юрия Лотмана, ученица Зарецкого.

Я постарался учесть её ценные замечания. В Стерлитамак я ехал, понимая, что от меня хотят мои руководители.

Во время работы конференции договорился о сдаче экзамена по специальности. Сдал на «отлично» во многом благодаря своим поездкам в Коктебель.

Я давно понимал, что без посещения дома-музея Волошина невозможно писать о творчестве поэта, опираясь только на письменные источники. По приезде познакомился с директором музея Натальей Михайловной Мирошниченко, которая, как я, писала диссертацию, связанную с творчеством и деятельностью Максимилиана Волошина. Мне любезно разрешили работать в библиотеке музея, где я впервые открыл для себя первую диссертацию по творчеству Волошина, написанную еще в 1971 году Куприяновым, преподавателем запорожского вуза. Ценность диссертации ещё и в том, что её видела и положительно оценила Мария Степановна Заболоцкая-Волошина, вдова поэта.

В моей работе мне помогала жена. Мы конспектировали источники, которые нельзя было выносить из библиотеки. Всё переписать было невозможно, многое ксерокопировали.

Огромную помощь в исследовании оказали две книги Эммануила Менделевича, своеобразного мыслителя из Орла. К сожалению, читая его книги, я уже знал, что его нет в живых. Свободно и тонко он писал о Волошине. Конечно, пальма первенства в изучении творческой личности Максимилиана Волошина принадлежит Купченко и Давыдову. Купченко был директором дома-музея в Коктебеле, но, к сожалению, его в живых не застал. А Давыдов уехал в Торонто, Канада.

Но всеобъемлюще, глубоко к творчеству Волошина подходил Сергей Михайлович Пинаев, который первый защитил диссертацию по творчеству Волошина на соискание степени доктора филологических наук. Моё знакомство с Пинаевым началось с его книги «Максимилиан Волошин, или себя забывший бог», вышедшей в серии ЖЗЛ в 2005 году. Уникальная книга! В ней я обнаружил мысли, созвучные моему духовному состоянию. Мне нравилось, что Пинаев не зацикливался на отдельных аспектах творческого наследия крымского мыслителя, но старался показать личность поэта и философа в контексте эпохи. Если Куприянов мог позволить себе сказать, что Волошин что-то не понимал в действительности, то Пинаев был далек от этой мысли. Волошин велик, он знал и прекрасно понимал мироздание – вот главная мысль книги Пинаева. Волошин – это система ценностей, глубоких и положительных.

Я также был убежден, что мифотворчество Волошина надо рассматривать в контексте его духовных исканий и духовного становления. Причём, духовное становление для меня было первичным. Но совершается становление в результате духовных исканий. Книга Пинаева была для меня ценным помощником. Всегда буду благодарен Сергею Михайловичу, с которым позже познакомился на Международных Волошинских чтениях лично. Впоследствии он будет моим научным консультантом. Благодаря его ценным консультациям, состоялась моя защита диссертации на соискание степени доктора филологических наук.

Я благодарен Коктебелю, этому необычному месту в мироздании. Действительно, говорить о Волошине, писать о нем, и не побывать в Коктебеле, преступление. Когда за спиной шушукаются, что та или иная мысль, зафиксированная в тексте диссертации, подсказана мне тем или иным ученым, но точно не моя, то я смело утверждаю, что мои мысли, подобно морской волне, выходили из коктебельской бухты, из атмосферы духовного общения с коллегами из разных стран и сотрудниками музея.

В августе 2008 года мы были уже дома в Тирасполе, когда вдруг узнали о страшной трагедии, произошедшей в Южной Осетии. Я пережил шок. Я помню эти два народа. В армии служили со мной осетины и грузины. Смотрю на наши совместные фотографии, где мы вписаны в нашу историю как побратимы. Я не помню случая, чтобы осетины и грузины ссорились друг с другом. Два православных народа дружно держались в армейской среде. Единственное, о чём они спорили, вопрос происхождения Сталина. Осетины катег8рически заявляли, что он осетин, грузины утверждали, что он, конечно, грузин. Я помню, мирил ребят словами Сталина, сказавшего, что он русский грузинской национальности.

И вдруг – взаимоистребление двух братских народов. Где корни этого конфликта? Я, конечно, не знаю истинной причины конфликта, но дело это антихристианское. Пока эти народы крепко держались православия, не было никаких причин к розни. На грузинском престоле с начала тринадцатого века правил осетинский князь Давид Сослан, муж царицы Тамары, и их дети. Таким образом, династия Багратиони имела осетинское происхождение.

И эти два народа веками стояли плечом к плечу, борясь против мусульман Ирана и Турции. Первый конфликт, если не ошибаюсь, произойдет в 1920 году, когда во главе Грузии будут социалисты. Меньшевики открыто выступали против православия, и они поставили национальное государство над Христом. Кстати, это происходит и на Украине, и в других республиках, где национальное и этническое выше Христа.

Но откровенный национализм пугает, и господа социалисты придумали, что они сражаются за новый прекрасный мир, названный демократией. А поможет им установить эту национальную демократию – сияющий холм – Соединенные Штаты Америки. И вот христианские народы, во имя демократии, уничтожают друг друга на потеху американской и англосаксонской буржуазной публике, которая купила национальные элиты задёшево, превратив суверенные страны в колонии.

Дьявол хитер. И противостать ему способна только Церковь Христова. Поэтому с такой силой происходит давление на Церковь. Казалось бы, завершилась советская безбожная эпоха, и можно свободно вздохнуть, спокойно ходить в православные храмы. Но нет! Повсеместное разделение на национальные квартиры во имя глобальной демократии. На самом деле, какой-то маразм и когнитивный диссонанс. Вдумаемся: славится нация во имя буржуазной глобальной демократии, уничтожающей само понятие – нация.

В августовские дни не отрывались от телеэкранов. С горечью вспоминались времена Ельцина, когда почти в каждой республике бывшего союза происходили военные столкновения. И у кого-то раскрывается рот говорить о бескровном развале Союза. Правда, Россия была другая. И вместо ельцинско-козырёвского мямлянья, наконец-то. Защитила своих людей, нанеся удар по агрессору. Агрессор не полубезумный Мишико и грузинский народ, но заокеанские дяди. Я думаю, что именно в восьмом году Россия начала избавляться от иллюзий относительно Запада.

В сентябре – поездка в Башкирию, где представлял диссертацию на окончательное утверждение кафедрой русской литературы.

Заседание кафедры проводил завкафедрой Иван Егорович Карпухин. Я выступил с докладом. Ивану Егоровичу показалось, что диссертацию необходимо доработать, но Альмира Сабировна Акбашева и Валентин Айзикович Зарецкий спокойно, на пальцах, объяснили Иван Егоровичу и коллегам, что диссертация готова, требует разве что стилистических правок, внести которые дело нескольких дней. Зарецкий опирался на мою статью, вышедшую в петербургском журнале. Я с благодарностью вспоминаю чёткий разбор статьи, положения, выносимые на защиту. Грамотно, тонко поддержала его анализ Акбашева. Зарецкий и Акбашева проникли в суть работы. Было видно, что исследование вызвало их интерес. Кстати, Зарецкий вначале не верил, что я смогу развернуть работу в нужном направлении, было опасение, что запутаюсь в формулировках. Но мне удалось найти золотую середину в исследовании и не закопаться в эллинизмах и латинизмах.

Карпухин согласился с доводами коллег, и диссертацию рекомендовали к защите, которая должна была состояться в Москве в МГГУ им. М.А. Шолохова. Председателем Совета был Круглов Юрий Георгиевич, академик и прекрасный исследователь мифа и фольклора. В советские времена он был оппонентом Карпухина. Правда, ученый секретарь Совета сообщила, что Круглов болен, но это не помешает привести диссертацию в Москву.

В Башкирии я провел четыре недели. Ездили с братом жены на реку Белая. Дни стояли дождливые, но пару дней Бог подарил солнечных. Спасибо друзьям брата, предоставившим мне ноутбук, флэшку, возможность спокойно сосредоточиться на исследовании. И отдельное спасибо брату Фанзилю и его жене Зульфие, тепло встретившим меня в Стерлитамаке, кормившим, поившим все четыре недели, давшим уют и отдохновение. Без их помощи было бы очень трудно сосредоточиться на диссертационном исследовании. А сколько раз перепечатывал уже готовые тексты, несколько раз переплетал. Конечно, финансовые затраты никто не учитывал.

Благодарен своей матери, которая помогла оплатить поездки в Россию. Из Башкирии отправился в Москву. На Казанском вокзале меня встретил отец моего ученика, предложивший остановиться у него в Зеленограде. Но сначала я поехал в Шолоховский университет, расположенный недалеко от театра на Таганке.

Был уже октябрь месяц. Дождливо моросящий. Фактически это был мой первый в жизни самостоятельный приезд в Москву. До сорока лет я в Москве был только в качестве военнослужащего. Объездил Украину, Белоруссию, Петербург и Карелию, Урал и Башкирию, а Москва оставалась в стороне. И вот я еду в метро. Город поразил огромностью. Вышел на Таганской площади. Театр на Таганке открылся моему взору. Театр ассоциировался с личностью Владимира Высоцкого, Николаем Губенко, Юрием Любимовым. Понятно, что любимовского театра уже не было, но воспоминание о нём грело душу. Рядом – Фонд наследия русского зарубежья. В книжном магазине смотрел книги, изданные этим фондом. А потом с неохотой шёл в здание университета, где надо было сдать нужные для защиты документы. Познакомился с учёным секретарём Любовью Георгиевной Чапаевой, доктором филологических наук, которая понятно объяснила, как надо пройти необходимые процедуры.

Скажу важное: легче писать диссертацию, чем оформлять различные бумаги. Я начал вникать, и понял, что без помощи жены не обойтись, тем более, что защита была назначена в феврале и времени предостаточно. Я в Москву приезжал в ноябре, декабре, январе, как к себе домой. Каждый раз встречался в аспирантуре с учёным секретарем и заведующим отделом аспирантуры. И Чапаева и Скамницкая, возглавлявшая отдел, отнеслись ко мне дружелюбно. Чапаевой отдельное спасибо. Именно она посоветовала присутствовать на защитах диссертаций.

Защита диссертации проходила 18 февраля 2009 года, за день до моего дня рождения. Не нервничал, потому что понимал: все процедуры пройдены, и главное – донести до Совета свои идеи, сто раз уже произнесённые в разных аудиториях. Мои оппоненты – профессор Неженец и профессор Долгов выступили чётко, сухо, дали положительную оценку, за что им искренне благодарен. Ученый секретарь зачитала отзыв Пушкинского института русского языка. Я прочитал свою речь. Задали несколько вопросов. Потом голосование. Один был против, а 19 – за! Я не прыгал от радости. Принял как должное, но знал, что впереди ещё – бумажная волокита, оформление документов.

Тирасполь встретил весенней распутицей. Я сразу окунулся в работу. Одновременно начался Великий пост. Обратил внимание на подросших детей. Незаметно старший приближался к 15-ти, а младший – к 13-ти годам. Всё-таки сказалось внутреннее напряжение и усталость. В апреле, на страстную седмицу, неожиданно попал в кардиологию. Забарахлило сердце. Неделю действительно болел. Слава Богу, выписали быстро, но ещё неделю дали для домашнего лечения.

Эта неделя прошла в написании монографии. Договорился с Акбашевой издать монографию на основе моей диссертации. Мне было обидно, что человек, много помогавший мне в диссертационном исследовании, не прозвучал публично. Имя Карпухина звучало, как моего научного руководителя, а Акбашева, много сделавшая для моей работы, оказалась в стороне. Я решил исправить эту небрежность. И стал писать монографию, в которую Альмира Сабировна внесла свои правки и замечания, придала работе доступность и научность. С учётом её пожеланий к лету была написана монография.

В январе 2010 года в Стерлитамаке вышла наша совместная книга «Миф и библия в творчестве М. Волошина». Это была не только кандидатская диссертация, но и задел на докторское исследование. Именно Акбашева считала, что нельзя останавливаться на достигнутом. А Карпухин, поздравляя меня с успешной защитой, добавлял, что я только в начале пути. Настоящий ученый – это доктор наук, а кандидат и в Африке кандидат. Я отмахивался. Суета, связанная с оформлением документации, являлась как страшный сон. Мне казалось, что я достиг предела своих мечтаний.

Как и мои учителя, я стал кандидатом филологических наук по специальности – «русская литература» – единственный в Приднестровье. ВАК утвердил мою защиту 22 мая, на день Святителя Николая.

Весной сосредоточился на преподавании в школе и вновь взялся за написание Исповеди. Благо то, что много наработанного в диссертации использовал в Исповеди. Стал приводить в порядок своё стихотворное творчество.

Летом с супругой посетили Коктебель. Крым становился обязательной программой нашей жизни. Тем более я хотел приехать в Коктебель как учёный, было искреннее желание отблагодарить сотрудников музея. Без их помощи было бы сложно защитить диссертацию Особая благодарность Наталье Михайловне Мирошниченко. В Коктебеле чувствовал себя комфортно. Это место сроднило меня с людьми, с Волошиным, творчество которого стало близким и родным. Я уже был не просто любитель-литератор, но специалист-литературовед с дипломом. Во мне ничего не изменилось, мои мысли и духовный мир остались при мне. Я и сегодня считаю, что недостоин учёной степени. Сравнивая невольно себя с учителями своей юности, понимаю недосягаемость их высоты.

Мне было удивительно, что кому-то интересны мои мысли и наблюдения. Войдя в семью волошиноведов, я в то же время считал и считаю себя человеком, не ограничивающим свой духовный мир только волошинским творчеством. Изучая Волошина, я проникал в эпоху Серебряного века. Серебряный век жил во мне, чтобы творчески преобразиться в веке двадцать первом. Я открывал для себя литературу Древней Руси, Николая Гумилева и его сына Льва, продолжал интересоваться Леонидом Андреевым, и, конечно же, главным произведением своего творческого пути считал «Исповедь русского путника». Настольная книга – «Пути русского богословия» отца Георгия Флоровского. Его «Восточные отцы IV века» проштудировал досконально. Я, наконец-то, был освобождён от диссертации, которая сковывала меня по времени. Но работа над диссертацией научила ценить время. Когда не ограничен в сроках, то расслабляешься, откладываешь на потом. Написание диссертации ясно показывало временные рамки. И эти рамки я соблюл.

В мае 2013 года состоялись Волошинские чтения. Незабываемое время. С тех пор не был в Коктебеле, и это отсутствие отзывается болью в моем сердце. Тот, кто хоть раз посетил Коктебель, никогда его не забудет. Вновь встречи с удивительной Кирой Ивановой, познакомился с Алексеем Алексеевичем Кара-Мурзой. Прекрасный философ, тонкий, ироничный, весёлый, лёгкий в общении, удивительно глубоко рассуждающий о русской философии. К этому времени я завершил свой главный, как мне казалось, труд жизни – Исповедь русского путника. Даже выставил в интернете. И мне было крайне интересно мнение одного из ведущих философов России, как и мнение Михаила Николаевича Громова, коллеги Кара-Мурзы по институту философии РАН. Они – жемчужины русской мысли. Впоследствии Михаил Николаевич будет оппонентом на защите моей докторской диссертации, а Алексей Алексеевич выступит рецензентом моей монографии «Мифотворчество и религиозно-философские искания Максимилиана Волошина на перепутьях Серебряного века». Бесценно было общение и с Гелиан Михайловичем Прохоровым, великолепным знатоком древнерусской литературы, которому я безмерно благодарен за глубокий и положительный отзыв о моей докторской диссертации.

На Волошинских чтениях всегда много интересных людей. Вновь произошла замечательная встреча с Сергеем Михайловичем Пинаевым, моим будущим научным консультантом.

Конечно, нас всех объединил Максимилиан Волошин, который и после смерти продолжает собирать любителей русской словесности и философии. Конференция длилась несколько дней. Встречи, удивительные диалоги. И не только с представителями русской науки, но и с прекрасными филологами из Одессы, Луганска, Харькова и Киева.

Из Киева приезжала Татьяна Дмитриевна Суходуб. Женщина удивительной эрудиции и философского склада ума. Вежливая и тактичная, идущая волошинской тропой по пути познания мироздания. Были и коллеги из США, Германии и Швейцарии. Правда, для меня последователи теософии из Европы были интересны только ради экзотики. А вот сербская художница Матич поразила моё воображение нетривиальным живописным взглядом на творчество Волошина, как живописца.

Естественно, я не буду описывать свой взгляд на творчество Волошина. Этот взгляд изложен в четырех моих монографиях и двух диссертациях. Волошин – мой поэт, но повторюсь (об этом говорил выше), что не только художественный мир Волошина интересует меня. В октябре приехал на Международную конференцию, посвященную Станкевичу. Конференцию проводил институт философии РАН в Москве и Воронеже.

Москва встретила дождём. Поселился у своей ученицы в Домодедово. Рядом Каширское шоссе. Москва становилась всё ближе. Собственно, конференция проходила два дня, потом надо было ехать в Воронеж, но так как я прочитал свой доклад, то не видел смысла ехать в Воронеж, хотя люблю путешествовать. Кстати, в Воронеже не был ни разу, хотя наш университет имеет тесные связи с Воронежским университетом. Я остался в Москве на пару дней, чтобы встретиться с молдавскими друзьями. Пообщался с переехавшим в Москву Олегом Юзефовичем, который формально оставался председателем Тираспольской организации Союза писателей России. Вместе были у Гусева на Поварской, председателя Московской областной писательской организации, профессора литературного института. Отношение к нам, приднестровцам, теплое и доброжелательное.

Наступал декабрь. Слухи о каком-то майдане в Киеве. Связался с некоторыми киевлянами, которые ничего определенно сказать не могли. А потом наступил февраль. Происходящее было явно не смешным. Напоминало майдан 2004 года. Но веяло каким-то странным бешенством и ненавистью. Откровенно говоря, вызывало недоумение странное желание обязательно войти в новый союз. Т.е. Украине мало было Советского Союза, она захотела снова потерять свою суверенность. Что это за постоянное желание быть частью, а не всем?

Начиная с того времени, как произошло осмысление украинской идеи, государственность Украины все время склоняется в сторону какого-нибудь суверена. Не буду говорить о временах гетманов: они ощущали себя малороссами, чтобы там ни говорили. Но, начиная со времен петлюровских, то Австро-Венгрия, то Германия кайзера, то СССР (не самый худший вариант, где к украинцам относились с глубоким уважением); во вторую мировую войну – подчиненное положение в германском рейхе, после войны наблюдаем радостное желание служить США и Канаде. Сегодня – готовность отдать свою «самостийность» Европейскому союзу. Удивительный, но факт! При этом – все должны! И ненависть ко всему русскому. Вначале непонятная, но на самом деле очень понятная, так как отрицание русскости есть утверждение новой украинской идентичности. Мне было печально наблюдать, как на улицах моего любимого города лилась кровь, и народ, к которому я принадлежу, тупо используют кукловоды закулисья.

Летом 2014 года в «Российском писателе», где главный редактор Николай Дорошенко, по протекции Виталия Пищенко, вышли два моих эссе: «Размышления о русском пути» и «Размышления об Украине». Написаны они были ещё в 12-м году, но показались актуальными. Собственно, сказал то, что думал.

Жизнь моей семьи шла своим чередом. Сыновья закончили украинский теоретический лицей-комплекс и поступили в Приднестровский государственный университет: старший сын – на филологический факультет, а младший – на медицинский. Всё-таки гены пальцем не задушишь. Мой двоюродный дед был врачом, родной, Иван, – санинструктором во времена обороны Одессы и Севастополя. Про филологию – понятно!

Жена завершила свою публичную педагогическую деятельность. Начали ремонт квартиры. Какое же это утомительное дело! Правильно говорят, что ремонт нельзя завершить, его можно только приостановить. В редкие дни отдохновения любил слушать музыку. Начал ностальгировать по русскому року. Особенно нравился Александр Градский. Глубокий и сильный певец. Личность, вызывающая восхищение у меня и жены. Вновь с удовольствием слушаю Виктора Цоя и Владимира Высоцкого. Часто, собираясь с друзьями на квартире, пели песни давно ушедших лет. Проникновенно исполнял эти песни мой друг и кум отец Владимир Скоробогатый. Удивительный батюшка, чистый и искренний, способный одним словом проповеди воскресить из мертвых. К сожалению, рано ушел в вечность. Я посвятил ему стихотворение и написал эссе, посвящённое батюшке, которое было опубликовано в одном из номеров альманаха «В круге чтения».

Кстати, в это время мое общение с батюшками проходило тесно. Удивительные люди. Когда я слышу досужие разговоры о них разного рода обывателей, то так и хочется сказать что-то очень грубое. Люди, совершенно не знающие жизни и быта батюшек, судят о них несправедливо и предвзято. Конечно, в их среде встречаются нерадивые попы, но настоящих именно батюшек большинство. Благодаря их молитвам, я и начал свое движение в сторону защиты докторской диссертации.

Осенью 2015 года я обнаружил, что набрал нужных 15 статей в рецензируемых научно-методических журналах. Принял решение публиковать монографию. Но опубликовать ее необходимо было в российском издательстве. Не помню кто, но подсказали обратиться в издательство «Флинта». Набрался смелости, отправил письмо и текст монографии. Буквально в считанные часы пришел ответ с согласием, только просили указать рецензентов (моими рецензентами любезно согласились выступить Алексей Алексеевич Кара-Мурза, Сергей Михайлович Пинаев и Наталья Михайловна Мирошниченко). От неожиданности, помню, я радостно обнял жену. Но надо было ехать в Москву, заключать договор, совершать прочие формальные процедуры. Поехать не мог, так как шёл учебный процесс. Предложил Ларисе, своей жене поехать в Москву. Она согласилась.

Дело в том, что мы никогда почти не разлучались. Один раз жена ездила со своей матерью на 50-летие брата в Башкирию (я тогда находился в Москве, на конференции ИФ РАН). Мы решили, что не только ради договоров Лариса поедет в Москву, но и попробует провести переговоры в одном из диссертационных Советов Москвы. Дело в том, что Шолоховский университет, в Совете которого я защищал кандидатскую диссертацию, объединили с Педагогическим университетом. Мы хотели уточнить: можно ли осуществить процедуру защиты в данном университете.

В декабре 2015 года супруга отправилась в Москву. Остановилась она у земляков на Преображенке. И начались её мытарства. Нет, во «Флинте» прошло всё гладко, а вот в педуниверситете её встретили недружелюбно, откровенно хамили, вели себя высокомерно. Лариса со слезами обиды ушла из этого высокоморального заведения (конечно, университет не несёт ответственности за хамство некоторых его сотрудников).

Я посоветовал обратиться к Сергею Михайловичу Пинаеву, который работал в РУДН. Супруга так и поступила. Сергей Михайлович проявил участие, познакомил с ректором и деканом филфака, которые разрешили принять мою диссертацию к рассмотрению. Пинаев дал согласие быть моим научным консультантом, за что я ему бесконечно благодарен. С его стороны это благородный шаг. На сегодняшний день это выдающийся, единственный в своём роде литературовед, которому принадлежит пальма первенства в волошиноведениии. Он – единственный доктор филологических наук, защитивший диссертацию по творчеству Волошина. Он мог бы вполне уйти в сторону. Но он настоящий русский учёный в высшем смысле этого слова. Он помогал мне, как молодому сотруднику, опекал мою диссертацию, как своё дитя. Его советы для меня абсолютно бесценны и уникальны.

Честно говоря, спасибо Богу, что Он посылал мне настоящих учёных. Алексей Кара-Мурза, Михаил Громов, Наталья Куценко, мой научный руководитель Иван Егорович Карпухин, вечная ему память, Альмира Сабировна Акбашева, Майя Яковлевна Левянт, Мария Максимовна Янина, Эльза Анисовна Радь, Наталья Дмитриевна Котовчихина, Любовь Геогиевна Чапаева, Ольга Владимировна Шалыгина, Рлег Иванович Федотов, Валентин Айзикович Зарецкий, Владимир Борисович Сорокин, Николай Иванович Неженец, Гелиан Михайлович Прохоров, Наталья Михайловна Мирошниченко. Господи, боюсь, что кого-то не упомянул, но, видит Бог, я благодарен Ему, посылавшему мне великих учёных в пути. За что мне такое благодеяние? Не знаю. Наверно, «просите, и дано будет вам». Всё, что будет происходить, только волей Божьей можно объяснить.

Жена вернулась окрылённой. Ей я благодарен, она воистину помощник, по слову Божьему. Если бы не её поддержка, то из моей глины не слепилось бы ничего. Был бы провинциальный учитель, вечно умничающий, пребывающий на школьных задворках, возможно, постепенно спивающийся, гибнущий, как личность.

Был и другой путь, путь священства или монастырской жизни. Кстати, этот путь ещё не исчерпал себя. Уже много лет продолжаю служить в воскресной школе Свято-Дмитриевского прихода, часто выступаю, по благословению нашего дорогого батюшки Алексия, с проповедями. Я, конечно, человек грешный, но за эти годы пребывания в церковной ограде, знаю, что спасение возможно только в Церкви и сказки о близости к Богу вне Церкви вредны, ведут человека к отпадению от Божественной благодати. Только смирение, осознание, что спасение только в Церкви даёт действительную возможность на спасение человеческого естества.

В марте 16-го года вместе с супругой полетели в Москву. Монография вышла в издательстве «Флинта», «Наука». В руках держал большую книгу, которая станет основой моей докторской диссертации. Я не мог не поехать к мощам блаженной Матронушки. Перед защитой мы четырежды были у Матронушки, благодаря её помощи смогло состояться всё то, что состоялось. Нет в этом моей заслуги. Всё было против меня: и несовершенство диссертации, и нежелание руководства университета утверждать тему диссертации. Шёл к своей цели молча, упорно.

В мае с супругой вновь в Москве, на кафедре русской литературы РУДН слушали мою диссертацию. Я мог вполне обойтись без этих слушаний, но в состав Совета входило 6 членов кафедры, да и завкафедрой Коваленко Александр Георгиевич предложил апробировать текст диссертации. Я благодарен коллегам, они выслушали, сделали несколько важных замечаний, предложили отложить до осени, не спеша подготовиться. «Конечно, придется опять приехать в Москву, – говорили они, – но что делать?» Я согласился, тем более, что в сентябре необходимо было сопровождать старшего сына в Башкирский государственный университет, куда он поступил в магистратуру «Литература и издательское дело». Спасибо Министерству образования и науки РФ, предоставляющему квоты для учеников из Приднестровья и других стран СНГ.

В мае месяце совершили паломничество с женой в Оптину Пустынь. Оптина поразила покоем, в котором погружаешься в самую Суть. Всё происходит неосознанно, и оттого глубоко и значительно всё происходящее. По дороге в Оптину заехали в Шамордино, где игуменьей была Мария Николаевна Толстая. Окунулся в святой источник. В каждом камне монастырей ощущал Русь православную. Посетил погост, где лежат великие славянофилы и монахи. Вспомнился Сергей Нилус, много писавший об Оптиной Пустыне. В ней, уверен, возрождение Руси. Тихая русская святость, преображающая человека.

Лето 2016-го года прошло в работе над текстом диссертации. Как уже писал выше, бесценна помощь Сергея Михайловича Пинаева, который в споре с Коваленко поддержал меня. Александр Георгиевич считал, что диссертация требует некоторой доработки, возможно, стоит изменить название. Мне виделось изменение названия принципиальным. Согласиться не мог. Пинаев меня поддержал. Но эти рабочие моменты не останавливали магистрального движения к защите. Ведущей организацией выступил Институт мировой литературы РАН, руководимый В.В. Полонским.

В сентябре поехали в Башкирию. Сын поступил в Башкирский госуниверситет. Я люблю посещать этот уральский край. Единственная проблема – разница часовых поясов. Привык с детства к московскому времени. Но Башкирия всегда в моём сердце. Прекрасные люди, не только родственники жены, радушно нас встречающие, но Башкирский университет, со Стерлитамакским филиалом которого много лет сотрудничаю. К сожалению, не сумел заехать в Стерлитамак, много времени проводили в Уфе, побывал в пугачевских местах, в Оренбургской степи. Боже, какая ширь! Мы поехали на охоту. Дикие утки так и просятся под выстрел. Но стрелял по бутылкам. Удивительным образом, несмотря на слабое зрение, все цели поразил.

Конечно, человек с ружьем отличается от безоружного человека кардинально. Чувство уверенности наполняет вооруженного человека, какая-то неведомая сила совершает внутреннее движение, помогает осознать себя значимым во времени и пространстве. Степь, озёра, запруды – пугачевские места. Здесь был Пушкин.

Урал потрясает. Это наша история. Аксаковы, Пушкин исколесили эту бескрайнюю степь, декабристы и Шевченко проходили просёлочными дорогами. Население – татары и казаки – живут дружно, спокойно. С супругой и сыном гостили у её двоюродной сестры в селе под Оренбургом. Зарезали барана, пили самогон, смеялись, жарили шашлык, раздували сапогом самовар. Через пять лет я снова посетил эти места. И скучаю сегодня по удивительной степи, завораживающей и прекрасной!

Посетил и сам Оренбург. Впечатление он не произвёл, но было мало времени, чтобы узнать город. Ночевали у племянника. Город прошел мимо. Я проехал его вдоль и поперёк. Обычный провинциальный русский городок. Наверно, есть в нём свои достопримечательности, но душу, в отличие от степи, не зацепил. Дорога от Оренбурга в Уфу оказалась не столь длинной. Представил себе путешествующего Пушкина. Я думаю, он путешествовал дольше меня. По обочинам дорог продавали банки с мёдом. Знаменитый башкирский мёд! Мы не брали, племянница Ларисы имеет пасеку, поэтому мёдом, слава Богу, не обижены.

Вернулись в Москву поездом. В дороге познакомились с интересной башкиркой. Мусульманка ехала на поклонение мощам блаженной Матронушки, к которой ехали и мы. Выстояли длинную очередь. Хотя, обычно, приходя к Матронушки, она принимала быстро, а в сентябре 2016 года часа четыре стояли. Но, Боже, какая благодать, когда поклонились ей. Я был спокоен, уверен, что защита диссертации пройдет успешно, тем более, у меня в запасе был ещё месяц, чтобы подготовить автореферат диссертации, выставить текст в интернете (новое правило ВАК).

Защита состоялась в конце января. Зимний январский день. На защиту в тот день были представлены две диссертации: одна по журналистике и моя по русской литературе. Защита длилась пять часов. Обычная процедура. Секретарь Совета зачитала Заключение ИМЛИ РАН, потом выступили оппоненты. Круглова выступала с положительным отзывом, но в памяти не запечатлелась. Глубоко и тонко читал доклад Олег Иванович Федотов. Кстати, когда узнали, что он мой оппонент, то выразили в Совете сомнение в положительном отзыве. В научном мире Олег Иванович славится строгостью и объективностью. Он начал с критических замечаний, и, казалось, что подвергнет текст диссертации научному разгрому, но в финале своего выступления признал научную ценность, необходимость дальнейших исследований на базе диссертационного сочинения. Это напомнило отзыв Валентина Айзиковича Зарецкого – строгий, ёмкий и справедливый. Блестящий отзыв дал и третий оппонент Михаил Николаевич Громов. Секретарь Совета прочитала отзывы Прохорова, Карпухина, Чапаевой и моих коллег из Крыма и Молдавии.

Я выступил, ответил на замечания. Защита проходила как в тумане. Рядом жена и старший сын Михаил, прилетевший из Уфы. Дискуссия была оживлённая. А после – шестой вопрос. Совет признал диссертацию научно ценной, против – один человек. Догадываюсь кто, но это не важно. На защите кандидатской диссертации тоже один человек был против.

Итак, защита прошла успешно. Спасибо блаженной Матренушке, молитвам матушки игуменьи Пахомии, где остановился. У неё квартира у метро Домодедовская. К сожалению, не смог попасть в Троице-Сергиеву Лавру. Уверен, что преп. Сергий помог мне одолеть мытарства. Слава Богу, совершил путешествие и паломничество в Новый Иерусалим в прекрасный солнечный зимний день.

Я был поражен величием Ново-Иерусалимской Обители. Это уже не копия, это намоленный русский храм, в котором пахнет русским православным духом. Древняя Русь оживала в образах. Конечно, чувствовалась елизаветинская эпоха, но подспудно старая Русь показывала себя в своеобразной архитектуре монастыря. Удивительное спокойствие сопровождало меня, жену и старшего сына. Мороз щипал, но дышалось вольно и хорошо.

Посетили Красногорск. Красивые подмосковные леса. Это настоящая Русь. Ещё будучи в Ангелово, где останавливался осенью, испытывал глубокое чувство сопричастия с русским лесом. Несколько лет спустя вновь ощутил эту сопричастность в лесу Берендеевском, что в Чебоксарах. Прохладная тишина, сопровождаемая странным шёпотом ветра. Это парадоксальная тишина! Хочется петь и сочинять стихотворения. И неосознанно после лесных путешествий рождаются неумелые строки:

Зима рассыпалась в снежинках.

Усталость горьких, прежних дней

Застыла, словно на поминках,

Теряясь в сумерках теней.

И философствовать не надо,

Вокруг сплошная тишина,

Как после шумного погрома

Вернулась верная жена.

Но нет спасительного мира,

А только русская тоска

Зовёт в пределы сказочного пира

В котором дни сливаются в века!

Наверное, усталость сказывалась. Я спешил домой, очень хотел обрадовать мать. Знаю, что верила в меня, молилась Богу об удачном завершении защиты.

4 февраля матери исполнилось 79 лет. Я, супруга и сын Дмитрий пошли в кафе. К сожалению, Михаил приболел. Это был последний материнский день рождения. Тихо, спокойно, по-домашнему сидели у большого окна в кафе, рядом с драматическим театром в Тирасполе. Обычно мама готовила праздничный ужин, но решили не обременять её. С печалью смотрю на фотографии того дня. В Молдавии уже весна! Кстати, холодной зимы нет давно. Пару холодных дней попадает в январе, и вновь весна. Мама была рада моей успешной защите и не могла поверить, что её сын доктор филологических наук. Я и сам не верил. Да и в степенях ли дело? Однако думаю, учёная степень есть признание квалификации. Вспоминаются Дмитрий Сергеевич Лихачёв и Лев Николаевич Гумилёв. Великие люди и без учёных степеней, но наличие учёной степени – признание учёного сообщества. А это дорогого стоит. Я говорю о научном сообществе, а не о показных карманных как бы учёных.

Свои пятьдесят лет встречал скромно. 2017 год стал не только радостным, но и печальным.11 июня мать хватил удар. Троицкая неделя. Начало Петровского поста. Мать лежала в госпитале ветеранов. К ней не пускали. Считаю ужасной глупостью, что близких родственников не пускают в палату к больному. Врачи утверждали, что человек в результате инсульта не адекватен, но мама была абсолютно адекватна. Но, узнав её возраст, врачи начинали качать головами. Одиннадцать дней мы носили лекарства, надеялись и молились. Я уже пережил когда-то смерть отца, но это было в далекой молодости. В смерть мамы верить не хотелось. Душа, сознание не принимала смерть фундаментально. Заботы века сего как бы устранили смерть в дальний угол, но она неожиданно пришла, хотя сознание понимало, что неизбежное когда-нибудь наступит. Оно наступило 22 июня, в 12 часов 25 минут. Она умерла ровно в то время, что и её отец, мой дед Иван. Вместе ушли в месяц июнь. Мать умерла, и вернулся страх смерти, которого уже давно не испытывал. Все заботы века сего показались такими мелкими и пошлыми. Хотелось забыться и напиться. Но это не помогало унять тупую душевную боль. Я смотрел на мать в гробу, плачущих внуков, и не мог принять происходящее. Смерть витала рядом с нами. Неизбывная грусть. Когда отпевали, заплакал, как малый ребенок на плече у своего друга протодиакона Вячеслава. Маму отпевали соборно три священника. К сожалению, не успел исповедовать мать перед смертью. Врачи убеждали в неадекватности матери, а она в последний с ней разговор без ошибок считала таблицу умножения. Хороша неадекватность! Всю жизнь любила математику, прекрасно играла в шахматы и умерла с математическими формулами в сознании. Когда-то Гаусс назвал математику царицей наук, она и любила её. Как царицу, вдумчиво и самозабвенно. Как же мне не хватает мамы сегодня, и время не лечит, боль не утихает. Так и будет

На кладбище простились с матерью, бабушкой и прабабушкой. К сожалению, Михаил не сумел прилететь вовремя. Он прилетел через несколько дней из Уфы.

Уход матери стал означать, что практически перестал общаться с братом. Мы ушли в семейные заботы, хотя периодически меня тянет в родительский дом, которым я владею на правах совладельца. Но мать была центром вселенной нашей семьи. После её смерти мы окончательно стали разными семьями. Разве что фамилия общая. Наверное, это обычная история. Семья моего дяди, например, несмотря на хорошие родственные отношения, всё-таки отдельная семья. Я продолжаю общаться с двоюродным братом, работающим в Москве, с сестрой в Киеве, но близких, детских отношений, к сожалению, нет. Остались воспоминания. Примерно такие же отношения сложились и с родным братом. Он идет своим путём, я – своим. Конечно, встречаемся, перекинемся несколькими предложениями, и каждый уходит по своим делам.

Завершаю «Записки…». Много есть ещё что сказать, но, возможно, будущие события дадут новый материал для размышления. А пока написал стихотворение с надеждой на победу! А работы еще много. Например, ждёт своего часа пьеса, и рассказы, созданные много лет назад.