Двое
Они очень любили улыбаться. Улыбались всему: дождю, солнцу, холодному ветру в прихожей, запаху жареного мяса из кухни или свежей рыбы из сумки. Они не помнили, откуда появились, только ощущали какое-то время разливающееся рядом тепло и щекотливое чувство легкого голода, потом это чувство пропало вместе с теплом. Они поняли, что очутились вместе, в один момент прижались друг к другу и так с тех пор и не расставались.
Потом была тряска, ветер, пахнущая странным образом то ли коробка, то ли корзинка. А затем наступило блаженство и покой. Еда была великолепной, они чувствовали, что их любят, они спали в тепле, вдыхали запах солнца и радости, присутствовавшей повсеместно. Они улыбались, часто играли целый день, а по вечерам смотрели в окно на удивительную, проходящую рядом жизнь.
Ещё они мечтали, как вырастут, выпрыгнут в окно и побегут в зелёную свежую траву, к благоухающему кусту жасмина, к детям, играющим в песочнице, будут кувыркаться и играть под ярким солнцем. Там, за окном, ждали свобода и подвиги. Потом они вернутся домой, где их встретят вкусная еда и уютная кровать, тепло любимых рук, пахнущая сладким до головокружения шампунем ванна. И сон, такой глубокий и светлый, что им может позавидовать целый мир за окном.
А потом всё переменилось. Подул холодный ветер из прихожей, начался шум и грохот, кто-то рядом спорил и кричал. Еды стало меньше, они поняли, что их почему-то перестали любить. С утра до вечера слышались громкие шаги, стук, шорох отваливающихся обоев. Они не понимали, в чём виноваты, куда пропало тепло и как жить дальше.
Затем они оказались в жёсткой коробке, опять была тряска, потом жуткий запах, холод и ночь. Страшный, пронизывающий холод. Они начали кричать, но это не помогало. Они плакали, прижавшись друг другу, просили мир о помощи, но становилось всё холоднее и холоднее. И тогда они поняли, что никто больше не погладит их по мягкой шёрстке, не нальёт в блюдце молока, и никому они больше не нужны. Впереди только ужас и бездонная ледяная ночь...
Нелюбовь
Ну не любила она его. Не-лю-би-ла. И точка. Как надоели эти внезапные фотки в вацапе каких-то чашек кофе с пирожными, морских берегов или его довольной рожи. Правда, стареющей. И морщин с каждым разом становилось всё больше, и седой совсем. В последний раз прислал себя на фоне какого-то чугунного чувака на набережной с собакой, таких много во всех приморских городках. А ей предстояло угадать, куда его опять занесло. Да какая разница? Неужели не понимает?..
Она вздохнула, пошла мыть посуду. Разболелась спина и предательски заныл зуб. Значит, опять к дождю. Где-то там в морях плавает её бывший и зачем-то постоянно даёт о себе знать. Издевается, что ли?
«Угадала?» — пропищал вацап.
«Да иди ты» — её привычный ответ.
И всё равно они продолжали общаться, таким диковинным и неуважительным способом.
Они познакомились на сайте знакомств лет 7 назад, у неё был творческий подъём, а у него спад. Или наоборот? Впрочем, это не важно. Встретились, и понеслось... А потом наговорили друг другу гадостей, обвинили во всех смертных грехах. После такого ни о каком продолжении и речи быть не могло.
«Ну как, просветлело в мозгу, ушастая?» — она помнила его первое после ссоры сообщение.
«Да иди ты...»
Потом он прислал ей фото парка, в котором гулял, а она свою расцветшую на окне фиалку. И опять понеслось...
Их странные виртуально-романтические отношения явно зашли в тупик, но отчего-то продолжались. Она ему: у меня новое платье, смотри, красота какая. Он ей: тебе совсем не идет. Тебе надо в шортах ходить и ягодицы качать. Да иди ты...
Или он вдруг присылает ей арбуз — смотри, какой аппетитный! Пригласи в кафе, съедим вместе. Она: ты мужчина, ты и приглашай. А он: ты богатая, ты и приглашай... Хам! Издевается.
После очередной многомесячной паузы она вдруг сама написала: «Не женился ещё? Мне бы спокойнее было». А он присылает фото в смешных, совсем не идущих ему очках. И пишет: «Познакомь с хорошей женщиной, не такой, как ты». Вот как это понимать?
А потом опять фотки каких-то гор и требования покормить в ресторане. Но она ж его не любила! И снова: «Да иди ты...»
Однажды она ехала в метро и вдруг увидела его: тот же профиль, седина, сердце чуть не выпрыгнуло. Подошла поближе — нет, не он... Может, хватит себя мучить?
Под Новый год опять: «Привет, ушастая». Вот что делать? Ведь это не любовь, а психологическая игра, издевательство. Или все-таки она ошибается? Отвечать или нет? Она не знала.
И тут раздался звонок в дверь.
Зеркало
Саша вошла в комнату. Здесь было темно, старинная мебель словно наваливалась на входящего — такая была пышная и громоздкая. Огромное зеркало поблёскивало в углу комнаты, в воздухе висели пылинки, видимые из-за пробивающихся сквозь массивные портьеры слабых лучей света. Жизнь словно остановилась.
Саша осторожно ступала по скрипучему паркету, стараясь двигаться медленно и бесшумно. Она подошла к маленькому журнальному столику. Столик тоже был старинный, из морёного дуба, его ножку оплетали листья и ягоды винограда, искусно вырезанные мастером. Саша присела рядом на краешке огромного дивана, покрытого пыльным бархатным покрывалом с бахромой.
Подробности аварии она не могла вспомнить. Помнила только, как долго собирались ехать на дачу. Её маленькая дочка ныла всё утро, муж мрачно завтракал, говорил, что болит голова и для дачи сегодня плохая погода. Но Саша настояла, всю зиму они просидели в городе и сейчас, весной, хотелось вырваться на природу, несмотря на ливень и неожиданный апрельский холод.
Она провела пальцем по поверхности журнального столика. Остался след — неровный, узкий, какой-то ненастоящий. Похожий на узкую просёлочную дорогу. Могли бы они не поехать? Что бы остановило их тогда? Больная голова мужа, его настойчивость? Или машина бы не завелась, у дочки могла вдруг подняться температура... Она не знала. Всё равно бы поехали, сквозь дождь и серость, потому что очень хотелось свежего воздуха, молодой нежной зелени, потрескивающего костра, сжигающего старые сухие ветки, ощущения весны и свободы...
На стене отзвонили часы. Саша встрепенулась и почувствовала, что давно знает это место, здесь, в этой комнате, её как будто ждали. Она прикрыла глаза и постаралась не думать. Но у неё не получалось...
Когда погрузили вещи в машину, ливень как будто чуть притих. Дочку посадили в детское автомобильное кресло, муж уложил в багажник мешки с бельём, еду, велосипед. Вещи еле влезли, он с раздражением сел за руль и включил радио, долго выбирал волну, потом остановился на «Монте Карло». Наконец поехали, Саша пристегнулась и подумала, что всё хорошо, скоро они будут наслаждаться ароматом дождя и сочного шашлыка с дымком... Потом долго ехали в пробке, дочке пришлось рассказать кучу сказок, наслушавшись, она взяла бутылочку и задремала. Наконец выехали на проселочную дорогу, размытую, с ямами, лужами и колдобинами от дождя. Муж прибавил скорость и переключил радио на «Серебряный Дождь».
Саша открыла глаза, вздохнула, посмотрела на противоположную стену. Медленно, не отрываясь, превращаясь в себя — маленькую девочку, с белыми бантами, с косичками, в пышной юбочке. На неё глядел портрет отца. Глаза его как будто улыбались, обещали, что ничего плохого больше не будет. Она в его кабинете, в их старой квартире, только пыльно здесь стало и воздуха мало. Душно.
По просёлочной они ехали недолго. Мелькали стволы деревьев, сквозь тучи пробивалось солнце. Откуда-то прямо перед ними вдруг возник грузовик, она услышала крик мужа, всё замелькало перед глазами в разноцветных пятнах. Затем осталось одно красное пятно. Больше она ничего не помнила.
Саша встала с дивана, слегка отодвинула пыльный столик, подошла к портрету. Встретившись глазами с отцом, отвела взгляд. Затем подошла к огромному зеркалу, зеркалу из детства, но сейчас пустому и холодному. Она посмотрела в блестящее стекло, поправила волосы и закрыла глаза. В зеркале она не отражалась.