Советский период российской истории по праву может быть назван эпохой очередей. Два советских поколения выросли, прожили и состарились, стоя в очередях. Третье советское поколение застало эпоху очередей уже на излёте, хотя и успело в них немножко постоять.

Незабываемо – и феноменально по вложенному смыслу – советское выражение «живая очередь». Человек, изгнанный из очереди или добровольно её покинувший, считался переставшим жить мертвецом, кем-то вроде отлучённого от церкви еретика – ибо он лишался той благодати, которая должна была быть ниспослана ему в момент, когда он оказался бы в очереди первым.

Советская очередь – не просто следствие дефицита товаров и услуг. Советская очередь была одним из видов государственного побора с простого непривилегированного человека. Стоя в очереди ради обзаведения товаром, который без очереди добыть невозможно, простой непривилегированный человек растрачивал единственный капитал, которым располагал – своё свободное время. Через стояние в очереди этот капитал изымался в доход государства, поскольку использовать растраченное свободное время в личных интересах (в частности, для не контролируемого государством личного обогащения) человек уже не мог.

Общеизвестно, что открытость, благодушие и разговорчивость людей, стоящих в товарной очереди, прогрессивно уменьшаются от хвоста к голове. Совершенно такова же громкая профанная распущенность простолюдинов, очевидная на площади перед храмом, но стихающая по мере того, как простолюдины втягиваются в храм и приближаются к алтарю.

Престиж и авторитет людей, стоящих в голове товарной очереди, несравнимо высоки по сравнению с престижем и авторитетом людей, стоящих в её хвосте. А тот, чьи престиж и авторитет высоки, должен соблюдать сдержанность и вести себя достойно. Он не имеет права суетиться, бросать слова на ветер и обнаруживать неподобающие эмоции.

Товарная очередь являет собой монолитный сплочённый временный коллектив, в котором общая объединяющая цель не мешает стоящим в очереди людям ненавидеть очередь в целом и каждого стоящего в ней в отдельности.

Причина такой парадоксальной амбивалентости проста. Людей сплачивают общая ненависть к создающей очереди социальной организации и стремление коллективными усилиями победить косность этой социальной организации. А разъединяют людей мучительное ощущение напрасной траты времени, страх мощной конкуренции (народу в очереди всегда много) и боязнь ощутить себя социально неполноценным изгоем в случае, если дождаться своей очереди и добыть желанный товар не удастся. Ведь если эта очередь распадётся, то статус заслуженного очередника не унаследуется. В другой очереди придётся добиваться полноправия заново и проходить всю эпопею сначала.

У стоящего в очереди человека есть единственное право – по собственному произволению пропустить впереди себя в очередь одного человека. Это право одаряет его чувством превосходства и некоторой власти над теми, кто стоит позади – ибо если он этим правом воспользуется, то конкурентоспособность стоящих позади него хоть немного, да уменьшится. Но он знает, что стоящие впереди него обладают таким же правом и могут им воспользоваться – а потому беспокоится, завидует и ревнует.

Заветная мечта стоящего в товарной очереди человека – чтобы никаких очередей не было. Но стоящий в очереди человек будет до последней капли крови биться за существование данной конкретной очереди, за порядок в ней и за своё завоёванное место в ней. Ибо добытое и удерживаемое место в товарной очереди – это хоть и не гарантия, но дорогая иллюзия приближения к потребительской стабильности в море бестоварного хаоса.

Единственная разновидность массовой живой очереди, сохранившаяся с советских времён до наших дней – музейная очередь. Музейные очереди считаются естественным нормальным явлением, люди против них не протестуют.

Про километровые очереди за водкой, стоявшие во времена горбачёвского «полусухого закона», рассказывали анекдоты. Про многокилометровую очередь в ГМИИ им. Пушкина, где летом 1975 года экспонировалась леонардовская «Мона Лиза», сняли очень трогательный документальный фильм в сопровождении шедевров полифонической музыки XVIII века.

Созерцание и переживание впечатления от оригинальных произведений искусства, т. е. уникальных объектов, не подлежащих тиражированию, расфасовке и порционному распределению – процесс, неизбежно доступный только в порядке пресловутой живой очереди к уникальному объекту. Но поведение людей в музейных очередях существенно отличается от поведения людей в очередях товарных.

Человек, стоящий в музейной очереди, жаждет не обладания дефицитным товаром, а встречи с тем, что существует в единственном экземпляре. Он не вожделеет получить в руки стандартную упаковку одинакового для всех продукта. Не изнывает в предвкушении того, как будет держать в руках некую потребительскую ценность с точно определённой потребительной стоимостью. Он точно знает, что потрогать руками и унести с собой всё равно не разрешат, и готов к тому, что время на созерцание будет ограничено.

В музейных очередях стояльцы-одиночки редки. В них, как правило, люди стоят парами и группами – так, как обычно ходят в музеи. Несмотря на всю интимность ожидаемого эстетического переживания, посетитель музея всё же предпочитает иметь рядом сопереживающих спутников, настроенных на ту же волну – психологически это более комфортно.

В отличие от стоящих в товарной очереди, стоящий в музейной очереди не обременён чувством конкурентной зависти, не думает о норме отпуска в одни руки, не опасается, что ему может не достаться и не хватить. Ему нет необходимости скрывать своё волнение и имитировать внешнее спокойствие и незаинтересованность, отвлекая соседей в очереди разговорами на посторонние темы. Поэтому музейные очереди не отличаются напряжённой говорливостью, слухи не порхают по ним из конца в начало и обратно. Тематика бесед в музейной очереди исключительно разнообразна, и на слух ничем не отличается от говора толпы.

Музейная очередь спокойно прирастает с головы и с середины – за счёт опоздавших, которые присоединяются к своему спутнику или своей группе. В товарной очереди такое непременно привело бы к скандалу и выяснению отношений в духе «вас здесь не стояло», но в очереди музейной это особого протеста не вызывает.

Соответственно и торговля местами (нормальное явление для товарной очереди) в музейных очередях практикуется сравнительно редко. Спрос на места невелик, а те, кто составляет контингент музейных очередей, по психологическому и социальному типу не принадлежат к числу людей, готовых платить везде, всегда и за всё.

Иначе говоря, в музейной очереди человек остаётся человеком. В товарной очереди такая задача – оставаться человеком – требует особых усилий и оказывается по плечу далеко не всем.