Паноптикум

Мы жили в прошлом. Там, спросонья,

Чужое царство не приемля,

Горя вулканами в озоне,

Морями застилая земли,

Мы наши догмы и законы

Вселенной этой диктовали,

Богов учили лексикону,

Стихии в губы целовали.

О, сколько нас тогда, весёлых,

Величиною с Мирозданье,

Размером с космос новосёлов

С Судьбой ходили на свиданья!

Теперь, засушенные маги,

На нервной почве вырастая,

Внутри похожие на маки,

Мы – лишь рассеянная стая.

Что россыпь желудей бесплодных

В яйцекладущие темницы,

Снаряд с личинками бесплотных,

Взрывающийся роженицей,

Мы – заповедники немые,

Спасающие друг от друга,

Навылет блудные прямые

Из расколдованного круга,

Друг другу ноющие боли,

Друг другу квантовые слёзы,

В космические вакуоли

Хтоническая целлюлоза,

Гробы с останками, бесхозной

Консервной вакуума снедью,

В бескрайнем холоде межзвёздном

Летящие тысячелетья,

Входящий в колокол церковный

От абонента-анонима…

Но тот звонок беззвучен, словно

И жизнь, и смерть проходят мимо…

Нам не найти друг друга, пленных,

От света звёзд происходящих,

В раздувшемся мешке Вселенной,

Не умещающейся в ящик.

Что ядра звёзд без электронов,

Что распадающийся сон, мы

Друг другу даже не Хароны,

А только Вояджеров сонмы,

На все четыреста четыре

Безвестных стороны летящих

В мертворождённом чёрном мире,

Казавшемся живородящим.

***

В любой геномной обветшалости,

В любой дочерней яйцеклетке

Синдром хтонической усталости

Укоренился, будто предки.

И, образцы для вырождения,

Межзвёздный час у земноводных,

Вы лишь вас прежних привидения,

Рабы мерцающих животных,

Святое с праведным не путая

И зная всё про несвободу,

Отравы пьёте пресловутые

И яды, как живую воду.

Но в омутах живут чудовища,

И черви завелись в текстурах…

Теперь вы с теми, кто, как овощи,

Не глядя променяли сдуру

Небесный суд на человеческий,

На собственное правосудье…

В паноптикуме краеведческом

Вы – экспонаты средь посудин.

Вы с теми, кто к мечу причислены,

Кто завербован был боязнью,

За всякое инакомыслие

Карающие смертной казнью…

Меха обратной эволюции,

Вожатые двухмерной паствы,

У вас на всех – как резолюция –

Одна судьба: стать чёрным яством.

Я не могу вас – ни по имени,

Ни по фамилии – никоим

Известным образом: внутри меня –

Я оставляю – вас – в покое…

Я не могу про вас – ни шёпотом,

Ни по-немецки, ни по-русски.

Была звезда – пропала пропадом,

Сгорела при перезагрузке…

Вот это – вечный мир полуденный,

А вот – звезды сгоревшей остов.

Объятий этих вот иудиных

Не надо: обнимайте – воздух!

***

На каждого тирана

Найдётся свой тиран.

Вампиры глушат прану,

Не закрывая кран.

Но нами не напиться,

И жажда всё сильней.

Над каждой шелковицей –

Бескрайний сад камней.

Черствы, как остов суши,

Амброзии цветы.

Чем больше нас иссушишь,

Тем суше станешь ты.

Под каждою пустыней

Тираны спят пластом,

И ты, упырь, застынешь

И высохнешь потом –

От собственного яда

И совести сгорев,

Что ты – садовник сада

Камней, а не дерев.

Бумажный журавлик

Все бури прошли, но весна напрямик

Свои обнажила горячие недра.

Любая минута была в этот миг

Монетой, застрявшей в отверстии ветра.

Бульвар кучеряв был, как свежий букет,

И город был молод в счастливой дремоте.

Бумажный журавлик не знал, что, аскет,

Теперь долгожителем будет в комоде.

На молодость юность бросала муслин,

А мы представляли своей половинкой

Друг друга, и этого дня исполин

Мечтал вместе с нами, как стая фламинго…

Я помню Одессы весенний Париж,

И ты по бульвару принцессой летела…

– Ведь это же я, просто я, – говоришь.

– Да, ты, просто ты, в этом, в общем, и дело…

И только поэтому наше кино

Похоже на сон, что никем не был признан.

Хоть жизни и не было, но всё равно

Спасибо тебе, что была в моей жизни…

Иконостар

1.

Лучистый воздух отторгая,

Гнездятся в мраморных фонтанах,

Подобно стаям попугаев,

Монетки, листья и каштаны.

Но на дворе не время светлых,

А позднее средневековье,

Воспоминаний бунт оседлых,

Мятеж святых у изголовья…

2.

Все эти псевдоперсефоны

И эти квазипрозерпины,

Доступные по телефону

Лжеполовин лжеполовины, –

Всегда неподалёку, присно

На расстоянии тотема,

Под сенью веры бескорыстной

И гравитации ноэмы,

Они летели равномерно,

Как будто звёзды по соседству,

И каждая была – инферно

Любви, прошедшей без последствий.

Но, прекращая это ралли,

Обеззараживая грешных,

Десятилетия сгорали

И обречённо, и небрежно…

3.

И был, как шар огромный, чёрный,

Летящий, одинокий дом мой,

Плыл, не вращаясь, мёртвый жёрнов,

Бесплодной юности потомок…

И были, как решёток космы,

Его железные волокна,

Но ослепляли ближний космос

Его распахнутые окна.

И стал мой дом похож на тело,

И труп мой стал похож на душу,

Но каждое окно смотрело

Трубой подзорною наружу…

Дом, во все стороны смотрящий,

В своём сиротстве первобытен.

Гостей уже он не обрящет…

Он никому уже не виден…

4.

Я знал их всех. Я мог быть с ними,

Плывя в аморфном океане

Судеб, казавшихся моими,

Но очутившихся в аркане.

И запрещая метеорам

Свои исследовать глубины, –

Такие разные, но хором –

Они богам дышали в спину…

И, сотни раз, объяты страстью,

Преображаясь так фальшиво,

Они все умерли, к несчастью,

Пусть даже если где-то живы…

Перевирая все обличья,

Все Сирины суть Алконосты,

И, будто бы мишени птичьи,

Фонтанов радужные гнёзда…

***

Русская литература

Не приемлет фальшь и брак.

И губа её – не дура,

И язык её – не враг.

И поэтому творим мы

Миллионы строк за миг,

Чтоб её соизмеримо

С аппетитом накормить.

Пестуя твореньем каждым

Самомнение её,

Лучшие из всех сограждан

Источают мумиё,

И слезятся, словно миро,

Благодатные слова –

Заполняет все эфиры

Калорийная молва,

Вширь растёт литература,

Словно гуси к Рождеству,

Чтобы людям стать микстурой,

Чтобы ели в голову –

Вместо зрелищ, вместо хлеба,

Вместо истины в вине…

А кому она – ноцебо,

Среди русских места нет.

***

Ещё не научившись жить,

Я понимаю: время вышло.

Живя по прихоти души,

Я, как и встарь, остался пришлым,

Себя по крохам раздарив,

Для всех вокруг остался чуждым,

Но неудач тройной тариф

Оплачивал согласно нуждам.

Я создавал и воевал

За право мир лечить от боли,

И был широк мой ареал,

Лучась в межзвёздном ореоле…

Я созидал и потому,

Летя сквозь пузыри слепые,

Ни разу к миру моему

Не прикасалась энтропия.

Я был как шторм, и в домино

Любви играл я беззаветно,

Но стала жизнь моя давно

Уже не серой, а бесцветной…

Судьба сопротивлялась мне,

Пространство всюду было против,

И потому для всех втройне

Я слыл изумчив и юродив.

Но, избежав монастырей,

Я знаю, что, подвластно тленью,

Добро забудется быстрей,

Чем обнулится поколенье,

Забвенье вечно и едва

Юнее, чем Вселенной автор,

И только верные слова

Помогут нам смириться с правдой:

В контексте реющих пустот

Страшно забвение Вселенной,

Но и Её забвенье ждёт,

Ведь Мирозданье тоже тленно.

Закрылись тысячи дверей

В миры, что были лучше сгнившей

Цивилизации зверей,

Себя царями возомнивших…

Забыты напрочь имена

Венедов, антов и склавинов,

Ушли в чертоги вечной тьмы

Их неизвестные поэты…

И нас забудут племена,

На нас летящие лавиной…

Ну что ж, забудемся и мы,

И ничего такого в этом.