состоимся и сверим что мы кому простили

на коре зарубки круги на древесном спиле

только день в году для кого эта ночь темна

а потом как в лувре друг другу в лицо полотна

А. Цветков

Рассказ «Настройщик» напечатанный в шестом номере этого года в журнале «Дружба народов», стоит несколько особняком в корпусе текстов Галины Калинкиной. Это новый и очень серьёзный виток писательской реализации, попытка взглянуть на современный мир глазами молодых людей. Автор через своих героев пытается осознать различие шкалы духовных ценностей разных поколений. Безусловно, это сложнейшая задача, и писателю невозможно её решить, если он не станет частью своего же метода. То есть автору следует находиться рядом со своими персонажами «на том чердаке», с которого начинается рассказ.

«Мы познакомились двадцать минут назад. И у нас, оказывается, полгорода общих знакомых. Да, Москва — большая деревня. А мы — из маленьких: я из Мордовии, а парень — с Урала. Мы болтаем, несём чепуху. И с трудом возвращаемся к тому, что произошло двадцать минут назад».

Этими словами главной героини начинается история, в которую с безукоризненной точностью вплетены голоса персонажей, приглашающих читателей стать свидетелями их жизни. Мощность силы высказывания в «Настройщике» не характерна для жанра рассказа. Синтез противопоставления главных героев, хитросплетение их судеб и масштабные проблемы выбора вполне претендуют на полноценный роман. Однако Галина Калинкина остановилась на короткометражном жанре рассказа, где максимальная точность каждой фразы держит читателя в постоянном напряжении.

Метафизическая часть повествования, впрочем, сохраняющая абсолютную достоверность происходящего, строится на противостоянии двух миров — двух противоположных взглядов на нашу сегодняшнюю реальность. Для выявления этих миров, подчеркивания их непохожести, автор помещает своих героев в экстремальные обстоятельства.

Ещё один метод Калинкиной работает безошибочно точно — она даёт читателю возможность полного погружения в оба эти мира, поэтому мы можем увидеть не только образы главных героев, но и все сопутствующие этим образам звучащие и красочные подробности вещей, жестов, деталей, так легко входящих в текст.

Это, кстати, вообще является отличительной особенностью прозы автора — умение полностью погрузить читателя в текст, сделать его полноправным участником событий.

Главный герой рассказа — Алексей, провинциальный парень, приехавший покорять Москву и работающий в музыкальном кукольном театре.

«За музыкальный кукольный я держусь руками, ногами и зубами. Ведь это крохотная, но твёрдая ставка, да и у себя в городе всегда можно похвастать знакомым, что служу в столичном театре».

Казалось бы — типичный молодой человек нашего времени, но как сложно его оценить правильно. Именно в образе главного героя, кажется, и кроется одна из загадок работы авторского метода, ведь Алексей прожит автором, иначе его образ не был бы так достоверен.

Вектор жизни Алексея направлен на жизнь в столице. Он работает настройщиком ради небольшой зарплаты. Не пропускает ни одного кастинга, мечтая попасть в московский театр посолиднее. Заодно наш герой пишет прозу, мозоля глаза редакторам толстых литературных журналов и одаривая дам возраста глубоко за шестьдесят широкой голливудской улыбкой.

«Назойливые обладательницы исключительного права на меня без моего на то согласия. “Мой хороший. Мой дорогой. Мой любимый”. Мой. Мой. Мой. А я вообще не хочу быть окружённым старостью. Я хочу быть молодью».

Ищущий себя, говорящий голосом целого поколения: «Я не хочу быть ничьим, я хочу быть собой». Это герой с приставкой «не»: неоднозначность, недосказанность, недолюблённость.

«Виновата моя дурацкая неспособность оборвать совершенно ненужные знакомства, нелепые разговоры. Дед сказал бы “ложная интеллигентность”, а кто мне её привил, а, дед? Пусть все оставят меня в покое. И ты, дед. И ты».

Иногда в голосе Алексея слышится тень возвращения к прошлым ценностям. Автор аккуратно вводит читателя в эти внутренние противоречия героя и предоставляет возможность ждать, что будет дальше.

И второстепенные лица тоже играют в рассказе немаловажную роль. История героини Мелани похожа на историю Алексея: тот же приезд из провинции, те же поиски себя в новых реалиях и похожее прошлое, которое формировалось нравственными принципами отца.

«Отца я очень хорошо помню. За несколько лет невозможно забыть человека, который составлял смысл твоей жизни».

Автор до мелочей раскрывает образ героини, достигая максимальной выразительности в подчёркивании сходства молодых людей, у которых даже фамилии оказываются одинаковыми. Мелани до сих пор не расстаётся со своими любимыми куклами, доставшимися от прабабки, а герой отзывается о куклах как о важном факторе своей жизни:

«Когда устаю от людей, иду к куклам. Забываю, что кукла ведома человеком. И верю кукле, и только ей».

Кукла становится одним из символов, объединяющих героев. Это не ключевая психологическая линия рассказа, но она важна для более масштабного раскрытия образов.

Самая сложная фигура здесь — это антипод героя. В силу случайных обстоятельств Алексей попадает в богатую квартиру настроить пианино. Хозяина квартиры автор называет «боксёр». С первых строк появления героя и его антипода «посвящённому» читателю становится ясно, ради чего ему доверили участвовать в этой истории. В параллельных, случайно переплетенных жизнях и кроются ответы, которые каждый ищет внутри себя.

«Боксёр» — новый тип личности — та самая параллельная реальность, человек с перевёрнутой психикой. Бывший десантник, «напылён» войной, и сломан ею. Случайное столкновение героев в экстремальных условиях — квинтэссенция всего рассказа.

«Боксёр» управляем голосами сверху, в этом кроется обнажённая, жёсткая правда его существования.

«Я их не вижу, только слышу, короч. И водила слышит, не видит. А есть, кто видит, но не слышит. И есть, кто видит и слышит. Заново ты меня запутал… Ну щас распутывать будем!»

Герой становится не просто жертвой, ведь «боксёр» одержим идеей уничтожения. Весь смысл происходящего заключён в одной его фразе — «в военкомат пойдём», в чём прослеживается не просто слепая ненависть, а желание заставить героя полностью изменить свою суть.

В нашем доме царит тоска,

словно маузер у виска.

И рассыпались в прах надежды,

до последнего волоска.

А. Цветков

Как сумеет ответить на этот вызов Алексей? Как за время поиска выхода, цена которому в прямом смысле — жизнь, он переосмысливает моменты своей собственной истории? Почему он не искал мест, где спокойно, «где не встревожат тебя»? Автор только подводит читателя к поиску ответов — вспомним, что с самого начала мы чётко следовали закону «полного погружения». Человек, попав в экстремальную ситуацию, концентрирует свою суть, и в рассказе именно момент максимальной концентрации раскрывает образ героя очень ярко. Как удаётся достичь этого автору? Здесь стоит вспомнить ещё об одном авторском методе Галины Калинкиной.

Детали держат конструкцию отдельных фрагментов текста, определяют его замысел и являются основой смыслов. Убери из текста одну деталь — то же пианино, — и рассыплется смысловой ряд о расставании (очень точно переносящий к образу отца, хотя о нём речи в этом фрагменте нет).

«И только истории расставания различаются: кто-то безжалостно выставлял “друга” на помойку, кто-то нашёл “хорошие руки” и потом не спал ночи напролёт, казнясь и изживая предательство».

Тот же рояль в другом отрывке, в доме «боксёра», становится овеществлённым символом отчаяния и одиночества: «на нём, кажется, никто и не играл. Или попробовал разок и ожёг руки о холод клавиш…»

Такие живые детали просто пронизывают текст и становятся символами. У каждой вещи оказывается своё предназначение. Мишка Паддингтон, подвешенный к потолку в квартире «боксёра», из привычного нам образа дружелюбия и уюта, становится символом немого страха.

«Я понял, в чём странность. Видневшийся за спиной мужчины медвежонок Паддингтон раскачивался…»

Здесь много интерьерных деталей, которые помогают раскрыть образ героев. Например, квартира «боксёра» — это он сам: «симбиоз из жалюзи и гардин абсолютно не пропускает уличного света».

Вот эта особенность прозы Галины Калинкиной: подчёркивание деталей, их полисмысловых значений — заставляет читателя участвовать в некоем поиске, чтобы потом по крупицам пробовать вытащить глубинные пласты текста. Придавать реальным ситуациям безгранично расширяющиеся смыслы, которые расходятся, как круги на воде. Яркие воспоминания прошлого чередуются с поиском решения в сложной ситуации.

В момент опасности вдруг нежностью образа возникает перед Алексеем воспоминание о «Рождественской звезде» — стихах, которые он всегда читал маме в канун праздника. Что это — бессмертные строки Бориса Пастернака, из цикла «Стихи Юрия Живаго», или же «Рождественская звезда» Иосифа Бродского? Автор не даёт ответа и своих предпочтений не раскрывает. Читатель может сам решить, какой образ ему ближе.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,

Шептались, едва подбирая слова.

Вдруг кто-то в потёмках, немного налево

От яслей рукой отодвинул волхва,

И тот оглянулся: с порога на Деву,

Как гостья, смотрела звезда Рождества.

Б. Пастернак

Может быть, мать героя, живущая на Урале с его холодными зимами, всё-таки относит читателя ближе к тексту Пастернака, столь напоминающему полотна старых фламандских мастеров, а именно — картину Питера Брейгеля Старшего «Поклонение волхвов в снегу». Отсылка к этому есть и в самом романе, когда Юрий Живаго на балу «подумал, что просто надо написать русское поклонение волхвов, как у голландцев, с морозом, с волками и тёмным еловым лесом».

Здесь следует ещё раз вернуться к тексту стихотворения, поскольку Калинкина часто использует интуитивные аллюзии, в которых можно бесконечно и с живым интересом разбираться. В стихотворении Пастернака звезда проходит свой путь: сперва она «мерцала», а потом «пламенела, как стог». Это символ рождения новой жизни. То есть неслучайно в момент поиска героем выхода из страшной ситуации автор обращается именно к тексту «Рождественской звезды», проводя линию противопоставления между возвышенным и земным, и именно земное даёт Надежду. Надежду на чудо.

Кстати, при внимательном рассмотрении, и в образе «боксёра» можно найти отсылку к тексту Пастернака: «…Всё злей и тревожней дул ветер из степи…» «Злой ветер» не даёт забыть о том, что обстоятельства тяжёлой жизни этого человека привели к тяжёлой психологической травме. Так мистическая нить вплетается в рассказ: он слышит голоса, они им управляют. За картиной Рождения Христа скоро придёт явь о его распятии. Этот фрагмент очень важен для раскрытия образа главного героя в его отчаянии.

Он представляет собственные похороны, на которые собираются все его литературные подруги, желающие ему добра.

«У каждой нашёлся свой рассказ, своя история, как знакомились, как сроднились. Истории знакомства у всех разные, а схожие мысли вот в чём: думали — будет кому на их поминках о них погрустить. И вот тебе на, горе-то какое. Молодой-то какой».

В этом мистическом ужасе герой начинает иначе оценивать моменты своей прошлой жизни, и ностальгические воспоминания об этих женщинах, которые по-матерински тепло к нему относились, возвращаются в минуту опасности. Но главное — Алексея преследуют воспоминания о матери и о женщине, главной женщине, которой у него никогда не было:

«Маме нужно было звонить чаще. Рассказывать про столичное житьё-бытьё. И надо позвонить ей потом, когда всё кончится. Если всё кончится. И ничего не рассказывать».

«Но больше жаль, что не было женщины, которой никогда не захочется изменять. Не было единственной женщины. Я не знаю, какие у неё уголки губ, какие впадины у ключиц. Я просто не дошёл до неё».

Всё в преддверии страшной развязки и поисков Алексеем решения, как выпутаться, как получить шанс. Накал этого момента максимальный, и временами кажется, что выхода нет. Герой судорожно ищет внутреннюю точку опоры:

«И мне важно, что нет страха. Это самое важное. Не псих набухавшийся сейчас важен, не обрез, на меня уставившийся. Мне важно, что внутри нет страха».

Утро. Финал! Настойчивая трель звонка. Ситуация вмиг переменилась, «боксёр» дёрнулся к проёму. Выход из страшного тупика показан автором очень лаконично, без нагромождения деталей, которые могут отвлечь читателя от главного. В замке поворачивается ключ. Главным оказывается поиск ответов на вопросы, которые стоят не только перед молодыми ребятами сегодняшнего поколения — участниками истории. Ответы есть, как есть в жизни место и Чуду, и Выходу. Ведь пустоту не ищут.

И странным видением грядущей поры

Вставало вдали всё пришедшее после.

Б. Пастернак

С чердака начинается рассказ, им он и заканчивается. На чердаке — двое. Прекрасный финал. Но вопросы, которые ставит автор, адресованы всем нам. Чердак — он ведь общий. И как нам выбираться с этого чердака?..