
Помню, как всё не мог я проснуться,
без надежды, без родины, без…
В небе дерево ёжилось куце
и скрипело, как старый протез.
«Поскрипит да и треснет, как лыжа.
Как не треснуть в такой-то мороз? —
размышлял я. — А мне, если выжить,
то как жить без надежды? Вопрос…»
Возмущалась жена: «Ты ж не умер!
Но уж если так хочешь — изволь:
на лодыжку цепляют там нумер,
чтобы легче нас множить на ноль.
Говоришь, лучше б нам не родиться?
Нерождённый для них лишь хорош…
Ведь они, дай им шанс, и жар-птицу,
ухмыляясь, отправят под нож.
Да они, на канале, положим,
том, где крутят для нас культпросвет,
до молекул любого разложат,
чтоб он знал, что его просто нет.
Отказавшийся жить — безоружен.
Можно в шею его и под дых.
Им ведь нужно, чтоб ты стал не нужен
всем, кто здесь не прогнулся под них…»
Так примерно жена говорила.
А пока, драму к фарсу сведя,
на экране седая горилла
выдавала за агнца себя.
И Россия, застрявшая между
двух веков, шла сушить сухари,
чтобы веру хотя б и надежду
прокормить в этой тьме до зари.
Выл бездомный, бесхитростный — грезил,
и всех нанятый резал абрек,
чтоб потом показать, что в разрезе
каждый в этой стране — имярек.
И что нет никакого народа —
лишь рабы, что уж тем хороши,
что живут за глоток кислорода
и за пачку китайской лапши.
Задавали вопрос «За кого ты?»
в пиджаках от Brioni жлобы
и послушным рабам, живоглоты,
обещали по скидке гробы.
Век кончался как грязное порно.
Лишь на небе звезды светлячок
черноте не сдавался упорно,
не ловился на кривды крючок.
Сохраняя дистанцию ту же —
в миллион световых, этот свет
был мне виден ни лучше, ни хуже,
чем кому-то тому тысяч лет.
И пришло: лишь у этого света
сила есть одолеть этот мрак,
та, что вечно не с нами, а где-то,
но уже без которой — никак.
Что когда-то напрёт эта сила
и наполнит собой этих всех —
тех, которых земля не носила
и бежал от которых успех.
И тогда всё закончится разом:
словно кровь, она хлынет тогда
на проспекты с бесславным спецназом,
чтоб по горло залить города,
нас насквозь прозревая, как радий,
чтобы стало немыслимо впредь
никому, слова красного ради,
против истинной правды переть.
Чтобы стало уже невозможно
здесь, в России, на тысячи лет
мрак за свет выдавать, так безбожно
полагая, что Истины нет.