Мистическая сила ведёт поэта: встреча на мосту с несостоявшимся самоубийцей-игроком окажется плодом поэтической фантазии:

Отпер дверь я, засветил рожок,

На ночлег ко мне пришёл ночной игрок.

«Заходите, пан, здесь места есть немало».

Оглянулся — тень моя пропала.

Был ли мой игрок самообман, мечта?

Комната была, как и всегда пуста.

(Перевод Д. Самойлова.)

«Эдисон» Незвала разворачивается постепенно: образ великого изобретателя кристаллизуется из суммы строф, и медленное начало — завораживающе-торжественно — метафизически-плавно вливается в действительность.

«Жизнь у нас тоскливая, как плач…»

Не надо плакать: надо выстраивать себя, коренным образом используя все возможности, заложенные в ядре личности…

Слоятся пейзажи, выписанные с такой мерой мастерства, что, кажется, войти можно в каналы строк:

Я шагал к себе домой чрез Легий мост,

Шёл, мурлыча песенку под нос,

И огни судов на Влтаве пил запоем.

Город провожал меня полночным боем.

Полночь. Роковой звезды закат.

Тёплый пар. Февральский снегопад.

Было что-то здесь, что превращает в прах, —

Робость бытия и смерти страх.

У Незвала было больное солнце.

Он, зная об этом, выучился читать кардиограммы как профессиональный медик; и — крупный и наполненный жизнью — продолжал вторгаться в неё, принимая, так ощущается, оную во всех проявлениях.

Он знал, что такое страх смерти: или не включил бы его в текст поэмы.

Он знал его, почитая способом преодоления поэтическое действо, мистерию слов, восхождение по воздушным ступеням метафизической правды поэзии.

Эдисон будет примером: неустанности, воли, дерзновения.

Да, поэт боролся со смертью, не зря включая её в собственные созвучия:

С Богом! И уж если не встретимся мы снова —

Было всё прекрасно, и довольно с нас.

С Богом! И возможно, что гостя мы другого

Встретим у порога в назначенный час.

Было бы прекрасно, жаль — всё не вечно в мире…

Смолкни, похоронный звон; эту скорбь я знал.

Поцелуй, платочек, улыбки три-четыре,

И — один я снова. К отплытию сигнал.

(Перевод Л. Мартынова.)

Плазма жизнелюбия подтверждает поэтическую правду Незвала.

…круг будет осуществлён, где-то ждёт старый дом, и, наполненный волшебством света, обещает он новые жизненные интенции:

Когда состаришься и станешь слышать хуже,

Когда одну лишь тень руками будешь прясть,

Когда озябнешь ты от неприметной стужи,

Когда твой блудный сын утратит пыл и страсть,

Когда под гнётом туч твои согнутся плечи,

Когда и я прощусь с раскрашенным жезлом,

Тогда, как инвалид, вернусь я издалече

К тебе, в наш старый дом, и сядем за столом.

(Перевод Д. Самойлова.)

Мелодично вливались напевы в жизнь: преобразуя ли её?

Стихи не меняют жизни…

Понятие «дом» коренное для поэзии Незвала: есть нечто мистическое в свечение оного:

В мае, месяце зелёном,

От чужих краёв устав,

Я вернулся в них влюблённым,

С добрым словом на устах.

Не годясь в ханжи и судьи,

Я чужое не кляну,

Но, конечно, полной грудью

Только дома я вздохну…

(Перевод К. Симонова.)

Дом здесь чувствуется и иной: мерцающий мистическими небесами, таинственный, куда вернётся душа, завершив странствие своё в теле.

Дом…

Долг…

«Вы не трогайте ящерку, и… поэтов не трогайте…»

Они странные — поэты эти — словно птицы среди зверей; они обладают чувствительностью сейсмографов, и способностью творить свои острова в пределах обыденных материалов жизни.

Незвал подтверждал это примером своего недолгого пребывания на земле.

Великолепного, отмеченного чёткими чудесами стихов.