Лёгкость бытия невыносима…
Она зависает над бездной: собственного города, из которого надо бежать, своих устремлений, привычек, привязанности к женщинам, — и интеллектуал Томаш словно играет с этой лёгкостью, используя плавную стилистику Кундеры, играет, не ощущая скорой бездны, и пёс Каренин так очаровательно льнёт к хозяину, и всё слоится сквозяще-грустно, ибо — лёгкость бытия невыносима.
Она невыносима, кинематографична, пропитана слезами разочарования и онтологией очарования явью — с которой так сложно расставаться, даже быстро ухнув в автомобильную катастрофу.
М. Кундера писал пронзительно-щемящие, сквозные книги.
Он рассказывал истории — с массою деталей, из которых, казалось, и лепился персонаж, выходящий из небытия, чтобы остаться в бытии, даже погибнув на страницах.
Экзистенция его книг высока: он был философом жизни — с этакой сократической улыбкой исследуя все её наслоения, всю её пёструю мешанину.
«Вальс на прощание» закружится необыкновенной трогательностью взаимоотношений: из которых не выйти…
Мы — отчасти белки, кем-то помещённые в колесо, и смысл жизни искать вне пределов жизни не получается, сколько ни старайся.
Хотя судьба выступает полноправным персонажем романов Кундеры: каждый — рано, или поздно — ощутит, насколько жизнь не принадлежит ему и под обстоятельства не всегда получится подстроиться.
Звучит вальс…
Отношения завязываются туго, и герои чувствуют, как, оплетённые ими, не знают они нормы выхода.
Повествование Кундеры разворачивается просто и естественно: в нём много жизни, разноцветной плазмы её: плещет и блещет, порой ослепляя грустью…
Кажется, Кундере, несмотря на международный успех его книг, было грустно в жизни.
Безвыходно?
Едва ли — ведь есть литература, сохраняющая столько всего, восстающая против смерти писателя, даже если он живёт долго — как Кундера.
Недаром один из его романов назывался «Бессмертие», и Гёте, возникающий персонажем, подтверждал реальность оного.
Юмор Кундеры своеобразен: он — словно следствие коллизий, предлагаемых в романах; без него жизнь невыносима — пусть и смущает своею лёгкостью…
Жизнь конкретна.
Бытие куда более обширное понятие: все жизни включены в него.
Кундера разгадывал загадку жизни через образный строй: в его романах всё перенасыщено любовью, так же противостоящей смерти, как и литература.
Загораются фонарики влюблённостей, наползает серая полоса обыденности, но всё равно — ведь были огни, огни…
В литературе Кундеры много огней, любви…
Счастья?
Оно мелькает — то там, то тут, уносясь, разбиваясь на машине, уходя в неведомость смерти, которая обязательно должна предложить альтернативную литературу…