Придерживая рукой тяжёлую дверь, на которой висела грозная вывеска, способная навести страх на самого отважного смельчака, Геворк переступил порог. Мрачное нутро заведения было похоже на оскаленную пасть, пожирающую ни в чём не повинных людей, одного за другим. Чьи-то пытливые глаза долго изучали его документы и повестку с требованием явиться в Комитет государственной безопасности при Совете министров Грузинской ССР. А потом, охваченный невыносимым напряжением, он медленно брёл по угрюмым коридорам, окрашенным казённой бледно-зелёной краской, пока не вошёл в нужный кабинет с обшитыми дубом стенами и наглухо зашторенными окнами, в котором повис запах затхлой сырости, словно его никогда не проветривали. За большим столом, покрытым зелёным сукном, на фоне обрамлённого в раму портрета железного Феликса сидел обыкновенный человек небольшого роста, в сером костюме и с тёмными кругами под глазами от хронического недосыпания. Он, наградив вошедшего косым и недоверчивым взглядом, предложил сесть и сухо произнёс:

            — Итак, товарищ Хачатуров… Геворк Давидович… считаете ли вы себя советским человеком?

            Геворк весь сжался и почему-то сразу почувствовал себя преступником, стал тщетно перебирать грехи за всю свою прошлую жизнь, которые хоть как-то могли попасть под юрисдикцию столь всемогущей организации, но ничего не вспомнил. И тут же заверил чекиста, что он, конечно, советский.

            — Ну раз так, тогда рассказывайте, — деликатно ответил тот и, потерев руки от удовольствия, уставился на Геворка.

            — Что рассказывать? — осторожно спросил он, искренне недоумевая.

            — Расскажите откровенно всё, что знаете.

            — Я ничего не знаю.

            — Ну как же так, уважаемый Геворк Давидович, — наигранно заулыбался хозяин кабинета. — Ну что-то же вы знаете!

            — А что именно вас интересует?

            — Нас интересует всё. И вам было бы лучше говорить правду. Я буду задавать вопросы, если вы будете вилять, говорить неправду, это будет учтено не в вашу пользу. Мы знаем о вас очень много. Архивы, знаете ли, агентурные сведения…

            — Прошу прощения, я вас не понимаю, — произнёс Геворк, мучимый дурными предчувствиями. — Чего вы от меня хотите?

            — А скажите-ка мне, уважаемый, что вы думаете о Сахарове? — неожиданно спросил чиновник, загадочно ухмыляясь.

            Он изучал Геворка, глядя на него своими чёрными глазами, и потирал бритую голову то в одном месте, то в другом, словно проверяя, хорошо ли побрили его в парикмахерской на углу проспекта Руставели.

            Геворк сказал, что о Сахарове ничего не думает, но чекист всё же был чем-то недоволен.

            — Ну хорошо, а Солженицына читали в «Самиздате»? — чекист опять пристально смотрел в глаза собеседнику.

            — Нет, подобная литература меня не интересует.

            — Значит, нет. А то, знаете ли, несмотря на ваш большой стаж и рационализаторские предложения, пеняйте на себя…

            Затем он достал из сейфа неприметную серую папку, развязал тесёмки и вскоре при свете большой настольной лампы с зелёным абажуром с головой ушёл в изучение какой-то бумаги, испещрённой мелким убористым почерком.

            — Да, кстати, а почему вы не выписываете газету «Правда»? — продолжил он, подняв голову. — Нехорошо! Советский человек прочитывает «Правду» от корки до корки, даже передовые статьи, и знает о том, как нам всем повезло жить в СССР, где трудящиеся быстро залечили раны, которые нанесла война, и обогнали все страны, добившись невиданных успехов во всём — в сельском хозяйстве, в производстве, в крепкой дружбе всех народов. Дружат ли так народы в других странах, а, Геворк Давидович? Известно ли вам о неграх, которых линчуют в Америке, об африканских рабах, с которыми жестоко обращаются колонизаторы? Читали ли вы, как завидуют нашим трудящимся в других странах, которым очень трудно поверить, что у нас нет безработных и бездомных. Но приезжают к нам профсоюзные делегации и убеждаются, что так оно и есть. А профсоюзные делегации, как правило, состоят из рабочих. Как жадно слушают их рассказы о чудесной стране, когда они возвращаются домой, где многие замерзают от холода и умирают от голода