Шёл сквозь мир: неуловимый для него, соблазнами сплетающий сеть; шёл мимо цветущих драгоценных садов, городов, наполненных житейским скарбом судеб, богатых усадеб; шёл, чтобы петь свои песни, и формулировать мысли свои, подразумевающие пристальный взгляд в таинственные пещеры духа…

            Не лезь в Коперниковы сферы —

            Воззри в духовные пещеры!

            Красноречив вектор поиска Григория Сковороды, философа, поэта, баснописца, педагога, относившегося к двум культурам по языку — и к вечности, силой превосходящей Ветхий завет, совмещающей пласты всех культур — по сути.

            …его философия — сгусток поэтических кристаллов: он виртуозно совмещал слово, обработанное поэтически, и мысль — глубоко работающую и переливающуюся огнями герметической алхимии.

            …три мира выделены философом-поэтом: и первый из них — микрокосм, он же — мирок, мирик — есть человек; а два других своеобразно объединены Сковородой в символический мир Библии, чей глобальный свод включает в себя всё.

            …в том числе путь, не позволяющий сети мира, сплетённой из соблазнов, поймать вечно идущего мудреца.

            Было в образе и жизни Сковороды нечто от дервиша: хотя от знаний восточных миров он был, очевидно, далёк.

            …и было потом — причудливо работают космические дуги и формулы — нечто от Сковороды в пространстве другого мирового странника — Велимира Хлебникова.

            Книги Притчей Соломоновых — сжатые и сгущённые до предельных ударов в бубен сознания поэтические мысли — породили, как волшебная нива, «Разговор о премудрости».

            Византийская София, сияя лучами, представляет себя так:

            У греков звалась я София в древний век,

            А мудростью зовёт всяк русский человек,

            Но римлянин меня Минервою назвал,

            А христианин добр Христом мне имя дал.

            Диалог между нею и человеком, страждущим истины, развернётся пространно, но и компактно, касаясь самых разных вариантов постижения мира.

            Космоса.

            В определённом смысле Сковороду можно назвать родоначальником русского космизма — своеобразной поэтической смеси: мысли, утопии, провидения, колыхающихся великолепно высот духа…

            Счастье (лучше, крепче — щастье) составляет цель человеческого бытия: бытования на земле, в недрах вечного вращения юлы юдоли. Был ли счастлив Сковорода?

            Казалось бы, он достиг внутренней гармонии, и философия его исполнена высокого покоя, тем не менее, писал:

            Щастие, где ты живёшь? Горлицы, скажите!

            В поле ли овцы пасёшь? Голубы, взвестите!

            О щастие, наш ясный свет,

            О щастие, наш красный цвет!

            Ты мати и дом, появися, покажися!

            Щастие! Где ты живёшь? Мудрые, скажите!

            В небе ли ты пиво пьёшь? Книжники, взвестите!

            Колорит тяжёлого стиха велик, и своеобразное обаяние его словно призывает ко включению архаики в игру современных созвучий.

            …учение о двух натурах живописало путь от внешней: — телесного, косного и тяжёлого пласта — ко внутренней, таящей в себе вселенную в миниатюре и соединённой со вселенной огромной: которую так интересно прозревал будущий брат Сковороды —Циолковский.

            Сковорода обращался к небесному покою как к простору подлинного отечества духа: «О покой наш небесный!»

            Созидая басни, поэт хватал за шкирки пороки: но — шкирки у оных скользкие, и в том нет вины поэта — они (пороки), даже уязвлённые и извлечённые словом на свет, продолжают алчное своё бытование меж нас.

            …кажется, Сковорода не умер — в доме дворянина Ковалевского на пути в Киев, но — растворился в бездне собственного пути, свершаемого вновь и вновь, поскольку метафизическая хрустальная лестница, ведущая в мистические небеса, бесконечна.