top of page

De profundis

Freckes
Freckes

Владимир Спектор

«Обещаю любить и прощать»

Памяти Владимира Кострова

Летом 1972 года мы, студенты Луганского машиностроительного института, проходили практику на Коломенском заводе и, естественно, все выходные проводили в Москве. В один из приездов наше внимание привлекла афиша «Вечер творчества для студентов МАДИ». Билеты на него (доступные для студенческого кошелька) предлагались в театральной кассе, на электричку после его окончания мы успевали, и вот… «Театр уж полон, ложи блещут». Это был, действительно, интересный вечер, но в памяти сегодня остались только двое из выступавших на нём. Это Елизавета Ауэрбах, читавшая весёлые детские рассказы и молодой красавец-поэт Владимир Костров, буквально очаровавший аудиторию и своим обаянием, и мелодичностью стихов, в которых не было привычно-показного комсомольского задора и фальшивых заклинаний-признаний в любви к светлым идеалам. Была просто любовь и завораживающая музыка поэтической речи. Это и запомнилось.

            Я благодарен судьбе за то, что спустя почти сорок лет, на фестивале «Славянские традиции», она подарила мне ещё одну встречу и возможность общения с Владимиром Андреевичем, профессором Литературного института, лауреатом Государственной премии России, литературных премий имени А. Т. Твардовского и Ф. И. Тютчева, других наград. И он снова очаровал своей мудрой добротой, отзывчивостью и абсолютным отсутствием чванства и высокомерия, иногда свойственными «звёздам», в том числе и поэтическим. И ещё поразительным соответствием личности поэта его творчеству.

           

            Химическая формула стиха…

            «Что-то физики в почёте. Что-то лирики в загоне. Дело не в сухом расчёте, дело в мировом законе» (Б. Слуцкий). К Владимиру Кострову эта известная формула 60-х годов прошлого столетия относится лишь косвенно, поскольку был он в то время не физиком, а высококвалифицированным химиком, автором нескольких изобретений, ценность которых подтвердилась спустя пару десятилетий. Но и как лирик не был в загоне, ибо стихи его пришлись по душе и читателям, и критикам.

             

            В. К.: Я тогда после химфака МГУ, где учился у академиков Несмеянова, Юрьева, у целого ряда выдающихся учёных, работал на заводе в Сергиевом Посаде (Загорске), занимался исследованиями и синтезом поляризационных плёнок, чувствовал перспективу и не ошибся: сейчас без этого не было бы плоских экранов телевизоров, жидкокристаллических приборов. Но в то время такие опыты оказались не востребованы, и я предпочёл стихи, которые любил с детства. Я родился в глухой, совершенно затерянной деревне в Костромской области — в болотах, мхах, реках… С пяти лет читал, играл в шахматы — старался развиваться. Там окончил сельскую школу, куда бегать приходилось три с половиной километра. В снег, в дождь, но для нас это не было какой-то бедой или неудобством. Мы считали, что так и должно быть. Как ни странно, современной литературы у нас не было вовсе. Была классика, оставшаяся ещё с царских времён, да и потом, спасибо советской власти, печатавшаяся в большом количестве. Уже к двенадцати годам хорошо знал Пушкина, Некрасова, Тютчева, Лермонтова. Чуть позднее — Блока. А первое стихотворение сочинил в четвёртом классе. Товарищам и учителю оно понравилось. Позже, в университете почти все стремились к стихотворному выражению своих чувств и мыслей. Я стал участником литобъединения, которое вёл Николай Константинович Старшинов. Он показал мои стихи в журнале «Юность», где и состоялась в 1958 году первая моя публикация.