Так её назвала мать. Как пришло в голову пьянчужке такое имя для дочки, неизвестно.

Лилька, а чаще Лилища — вот как её звали. Еще Лилёнком, это бабушка придумала.

«Лиля, Лилечка, Лилёнок», — так шептал только один, когда расплетал ей косы. Но об этом лучше не вспоминать, не травить себе душу.

Тут надо исправить прошедшее время. Не звали, а зовут в кондитерской, где Лилия работает. И мать жива. Сухая, тощая, с тёмными кругами под глазами. Пить перестала, на сердце жалуется. Лиля к ней в выходные приезжает.

Из прошлого — отец и бабушка. Отец спился, умер. Нет и бабушки. Она была костлявой и семижильной. Жила в избушке, ходила с клюкой, возилась в огороде. Кур кормила. Пироги, булочки пекла.

От бабушки и матери Лиле эта семижильность только и досталась. Если надо подменить, две смены отработать, товар ранним утром принять — запросто. Примет, оформит, никаких ошибок. Домой придёт, пару часов поспит, встанет, постоит у зеркала, всматриваясь — вдруг увидит своё другое лицо, счастливое и красивое, когда он расплетал ей косы и дышал в ухо: «Лиля, Лилечка, Лилёнок…»

Нет того лица, в зеркале толстые щеки, нос картошкой и тоскливые глаза. Она обводила глаза карандашом, рисовала стрелки, укладывала косы, закалывала их шпильками. И вперёд, в кондитерскую, на работу.

В породу бабушки и матери, поджарую и худосочную, Лиля не пошла. В школе её звали Бегемотихой. Дразнили, рисуночки в портфель запихивали. На рисуночках ручки, ножки, огуречик. Толстые ручки, толстые ножки, и не огуречик, а тыква. А над телом-тыквой огромная голова. Ни с кем не перепутаешь, в классе одна такая. Лилька, Бегемотиха, Толстуха.

В деревне сплетничали, что у Лильки другая порода, она в заезжего молодца. Толстого, мордатого плотника, который приезжал на заработки, коровник строить. Коровник построили, толстый мордатый уехал. А у матери родилась девочка, пухлая, со складочками на ручках и ножках.

Лиля в отца-молодца не верила, уж очень мать отца любила. Рассказывала, как из армии его ждала. Худого, высокого, красивого. Встречали всей деревней. Пили. Свадьбу играли. Пили. Отец трактористом стал. Днём работал, вечером шабашил. Кому огород вспахать, кому дрова подвезти. На бутылку всегда зарабатывал. И мать к выпивке приноровил. Пили, ругались, дрались. Лиля к бабушке убегала. Бабушка была как Баба-Яга. Старая, морщинистая, страшная. Того гляди на лопату посадит и в печь засунет. И печь и лопата у бабушки были. Лопатой она из печи хлеб, пироги и булочки доставала, внучку кормила.

Вот эти булочки, румяные и душистые, Лилю и сгубили-раскормили.

Лиля в школе училась хорошо, но мудрить не стала. Пошла в кулинарное училище. Там всё было понятно и знакомо. Дрожжи, опара, тесто. Работать после училища послали на хлебокомбинат. Печь хлеб, батоны, булочки Лиле было скучно. Хотелось затейливого: эклеров, трубочек с кремом, безе, суфле… По вечерам ходила на кондитерские курсы. Стала знатоком тирамису, макарони, мильфеев, буше…

Так бы и работала на хлебокомбинате, если бы не приятельница. Узнала, сколько Лиле платят, ахнула:

— Копейки! Ты лучше иди в кондитерскую! Вот тебе адрес, спроси Анжелику Георгиевну. Скажи — от меня. И расскажи ей про кондитерские курсы.

Анжелика Георгиевна — такое величание, что идти было страшно. Небось злая тётка, вся в золоте и брюликах, будет над Лилей потешаться.

Хозяйка кондитерской удивила: маленькая, сухонькая блондинка, сидела в кресле в своём кабинете, Лиля её сразу и не разглядела, таким огромным было кресло.

Анжелика Георгиевна вместо расспросов повела в зал с тортами-пирожными. Лиля не знала, что делать, как себя вести. Пирожные, что были на витрине, сначала рассматривала из вежливости, а потом робость ушла. Безе, эклеры, птифуры, мильфеи, паштел-де-ната… Лиля улыбалась им, как давним знакомым.

Подошли к канноли.

— Что это? — спросила Анжелика Георгиевна.

Лиля удивилась, хозяйка кондитерской, а не знает.

— Канноли.

— Вижу, что канноли. А как готовят? Расскажи!

— Это сицилийский десерт. Вафельная трубочка… хрустящая… а начинка из сыра, пропитанного ликером, розовой водой…

— А это что? — спросила Анжелика Георгиевна.

— Пуншкрапфен, австрийский десерт, похожий на французский птифур. Рядом лежат кофейные птифуры, их называют плейн птифуры: песочное печенье и кофейный крем.

Лиля осмелела, и про следующие пирожные рассказывала уже бойко:

— Кармелитас, испанские пирожные, снаружи они хрустят, а внутри мягкие, с орехами, шоколадом и карамелью. Очень вкусные, сложно удержаться, чтобы не съесть ещё кусочек…

Анжелика Георгиевна хмыкнула, вроде как недовольно. Посмотрела на Лилю:

— Оформляйся. Потом иди к Тане, она размеры снимет.

С оформлением всё было понятно: в отделе кадров Лиля отдала документы. А Таня была тёткой с иголками во рту. Велела стоять смирно и давай на Лилю лепить бумажные выкройки, скалывая их иголками.

После Тани опять кабинет Анжелики Георгиевны.

— Послезавтра приходи. Стрелки — хорошо. Губы накрась блеском для губ.

Лиля ничего не поняла. В модели её, что ли, берут? Толстую, с двойным подбородком, с носом картошкой?

Послезавтра у Тани её ждал костюм: малиновая плисовая юбка, белоснежная кружевная блузка, и мелочь — шпильки с жемчугом и небольшой бант на голову. Заглянула Анжелика Георгиевна, приколола Лиле на воротник затейливую брошь с крохотными пирожными. Расстегнула две верхних пуговицы на блузке.

— Иди в зал. И говори то, что мне говорила, про крем, орешки… А потом вздыхай… как ты говорила про сложно удержаться?

— Сложно удержаться, чтобы не съесть ещё кусочек…

— Вот-вот. И никаких диет!

Лиля и вовсе изумилась — в какой дорогой магазин не зайди, там в зале расхаживают длинноногие худые красотки. А её, бегемотиху, одевают, наряжают, да ещё и худеть запрещают! Не худеть, так не худеть, не очень-то и хотелось. Только однажды Лиля мечтала похудеть, да так сильно, что жизнь бы отдала, только бы снять с себя, как пальто, толстое тело, чтобы под ним была… нет, не красавица, зачем наглеть, пусть будет нормальная девушка, с нормальными ногами, руками, талией и шеей. И чтоб лицо без толстых щёк и губ, а Лиля сама его накрасит так, что будет милашкой. Она тогда проходила практику в формовочном цехе на огромном хлебозаводе, и был там инженер по технике безопасности. Звали его Илья Сергеевич, Илья, рыжеволосый Илья. Первую неделю изводил её своими придирками. Орал, руками размахивал… задел её руку своей рукой. И покраснел.

Он-то и звал её Лилечкой, Лилёнком, и расплетал ей косы. Недолго звал, пока не вернулась жена, которая гостила у матери. А вскоре и практика закончилась. Но Лиля долго мечтала — как похудеет, и однажды её увидит рыжеволосый Илья. Увидит и замрёт в восхищении. И будет на себе волосы рвать, что упустил своё счастье.

Лиля пошла в зал. Заговорила с первыми покупателями, мужем и женой, рассказывая им о канноли, розовой воде, хрустящей вафельной трубочке… увидела себя в зеркалах кондитерской: большая и воздушная, как облако. Вздохнула, быстро перевела взгляд на покупателей. Жена жаждала канноли. А муж смотрел на Лилю… на её грудь.

Лиле нравилась работа. А Анжелике Георгиевне нравилась Лиля: глядя на сдобную барышню, которая так вдохновенно рассказывает о тортах-пирожных, покупатели не скупились, продажи росли. И зарплата у Лили была такой, что она взяла ипотеку, купила себе квартиру и собиралась делать ремонт.

Потом Анжелика Георгиевна уволила шефа-кондитера. И наняла Лоренцо, итальянца и жгучего красавца. Это было хорошо и плохо.

Хорошо, потому что Лиля влюбилась. Да и Лоренцо часто смотрел на неё так нежно…

Плохо то, что он с нежностью смотрел только в тот самый момент, когда Лиля откусывала кусок его торта или пирога. И спрашивал:

— Как? Как?

У Лоренцо была какая-то редкая болезнь, при которой сладкое запрещалось. Он пёк, украшал пирожные и торты, но не мог попробовать ни кусочка.

Не мог и не мог, с точной рецептурой не ошибёшься. Но Лоренцо славился своими тортами-фейерверками, и чуть ли не каждый месяц придумывал новый торт. Нужен был дегустатор. Анжелика Георгиевна долго раздумывать не стала, выбрала Лилю, влюблённую Лилю, которая тайком пыталась чуть-чуть похудеть.

Похудеешь тут, когда надо есть бисквиты, орехи, крем, безе… Лиля прибавила ещё пять кило, и у неё заныло под правым ребром.

Врач сказал… Лиля старалась не вспоминать, о каких ужасах говорил врач.

И откусывала кусок торта под нежным взглядом Лоренцо, и ещё кусок, и ещё…

Копила деньги, приезжала в свою квартиру, открывала дверь и ходила, глядя на серые бетонные стены, потолки и пол. В квартире было гулко и пусто, как в душе Лили. Но она видела: вот коридор, тут ванная, а здесь комната, кухня… Через месяца три, самое большее, через полгода, будут деньги на ремонт.

Обои с розами, красивые люстры, белый ковёр возле кровати, рядом — кожаное кресло, в котором сидит… Кто сидит в кресле, Лиля ещё не придумала. Лоренцо? Или тот, кто расплетал ей косы и звал Лилечкой?

Недавно Лиля увидела его в кондитерской. Сначала заметила рыжую голову. Сердце ёкнуло. И точно, это был Илья, Илья Сергеевич, инженер по технике безопасности. Он был с тощей бабой, которая держала Илью за руку.

Лиля сделала вид, что ей надо в подсобку, походила там пару минут, успокоилась и вернулась. Ни рыжеволосого, ни тощей бабы в кондитерской уже не было.