Анри Бертье

Две Рыси

6 июня 2006 г.

Устал ужасно! Нет, неправильно, не устал, а нахожусь в состоянии грогги. Как будто мною выстрелили из пушки — лечу, ничего не слышу, не вижу, не понимаю.

Сколько ни готовься к эксперименту в лаборатории, а в поле всё по-другому.

Ты находишься внутри происходящего, меняешься сам и уже не можешь адекватно оценивать случившееся.

Вчера приземлились в Минском аэропорту. Сегодня целый день провели в Полесском радиационном заповеднике. Спустились с небес на землю, но как будто бы всё наоборот.

В итоге, Поль Ванькович и Надежда Сушкевич подверглись сильному воздействию аномальных пространственно-временных зон заповедника, при этом их объективные медико-биологические показатели, регистрируемые доктором Ву и Нэтом, практически не отклонились от первоначальных, зарегистрированных до поездки в зону.

А после просмотра видеоматериалов о посещении Чернобыльской зоны и беседы с Александром Капнистом и Мишелем Дризэ мои последние надежды на получение некой «объективной» информации о сегодняшнем дне окончательно рухнули.

Оказывается, когда кинооператор снимает, его визуальная операционная память полностью переключается на память кинокамеры.

Персональные воспоминания практически отсутствуют! Зачем напрягать мозги, запоминать, что он услышал или увидел?! Всё есть на плёнке, простите, оговорился по старинке, на цифровой карте памяти камеры.

И мы впятером, извини, Нэт, вшестером: я, Фёдор Юркевич, доктор Ву, Александр Капнист, Мишель Дризэ и Нэт — просмотрели отснятые в заповеднике материалы сразу после возвращения.

Кадры для монтажа фильма о животном и растительном мире Полесского заповедника получились потрясающие!

Возникло много вопросов, и мы пока не получили вразумительных ответов.

У Мишеля Дризэ смеющаяся «дюймовочка Валентина» на КПП «Майдан» и пытающийся за ней ухаживать ловелас месье Капнист заняли большую часть отснятого материала.

Классное домашнее видео для показа на дружеской вечеринке под названием «Как и кого Алекс охмурял этим летом», но для описания нашего эксперимента практически бесполезное.

Живописно вышла и кабанья семейка. Много интереснейших кадров с жёлто-зелёной листвой необычайной формы.

То листья вертикальные и растут только с одной стороны дерева; то образуют некие силуэты и лица сказочных существ, якобы внимательно наблюдающих за нашей группой; то свернуты в трубочки, шары и иные объёмные геометрические фигуры, причём необычайно правильной формы.

Последние кадры Мишеля и Алекса запечатлели огромного зубра, дерущего ветви граба. А далее могу предположить: бык или Зевс околдовали камеры, и они перестали нормально функционировать.

Но Мишель и Алекс клянутся в один голос, что камеры работали и они даже периодически проверял кадры.

И что самое фантастическое!.. Месье Дризэ и месье Капнист до мельчайших подробностей описывают отсутствующие на видео события!!! Как будто кто-то после зубровника переместил цифровые карты памяти кинокамер и имплантировал их Мишелю и Алексу в мозг, причём рассказы операторов в мельчайших подробностях совпадают с реальностью, описанной мадемуазель Надин в своём посте от 6 июня.

Почему видеосъёмка на обоих камерах обрывается на жующей мохнатой огромной морде зубра?

А третья камера — Ваньковича — и вовсе пропала!

Кинооператоры предложили в следующий поход в заповедник взять как минимум одну старую плёночную кинокамеру и такой же фотоаппарат. И сравнить отснятый цифровой и плёночной камерами материал.

Надо будет попробовать!

С помощью специальных психолингвистических методик активации памяти с элементами гипноза я и доктор Ву несколько часов беседовали с Алексом и Мишелем.

Их рассказ о сегодняшнем дне начинался с описания завтрака в гостинице, потом каждый из них был в состоянии только прокомментировать отснятые видеоматериалы, причём глядя на экран компьютера.

При отсутствии визуального контакта с видеоматериалами Алекс и Мишель очень сбивчиво и неточно описывали произошедшие события.

Далее у обоих прорезалась феноменальная память, и ребята начинали вдохновенно рассказывать о купании в песке зубрят, о встрече с выдрой, о посещении яблоневого сада с «молодильными яблоками», о медведице с катающимися с крыши малиновыми медвежатами и, главное, о том, как рысь привела нас всех к хранилищу радиоактивной техники, где Остапыч спас оленёнка, запутавшегося в колючке.

И никаких кадров об этом! Причём обе камеры технически исправны!

Александр и Мишель сейчас настолько подавлены, а скорее, раздавлены, этим фактом, что заперлись у себя в номере и пытаются с помощью своих гениальных друзей-компьютерщиков найти хоть какие-то следы «исчезнувшей» информации.

Мы же с доктором Ву и Нэтом считаем, что после зубра наша группа попала в пространственно-временную аномальную зону, где Надежда, Алекс и Мишель были в своей реальности, а я и Матвей Остапыч по каким-то причинам — в своей (хотя возможны вариации, надо уточнить у егеря). Современные кинокамеры «тихо сошли с ума» и не в состоянии были разделиться «по реальностям» подобно людям — вот и перестали снимать. А датчики доктора Ву, включая персональные камеры, установленные на всех участниках эксперимента, похоже «зависли» и далее транслировали данные из «зубровника» на протяжении всего периода нашего нахождения в аномалии.

Техническое и программное обеспечение нашего эксперимента оказалось непригодным, похоже, не только для его полной и объективной оценки, но и для безопасности участников.

В своём повествовании я ничего нового не добавлю к словам моих коллег ни о нашем прилёте в Минск, ни о дороге в Хойники, а опишу лишь те разговоры и события, которые почему-то не случились с другими членами экспедиции или резко отличались от их версии.

В нашем ЗИЛе чаще всего я оказывался рядом с Матвей Остапычем, который интересовал меня необычайно не только как источник уникальной информации, но и как сильная, открытая, великодушная личность.

Его харизма человека, наполненного силой первозданного, утраченного навсегда мира, притягивала меня как магнит.

Мы оставили месье Ваньковича и присматривающего за ним Фёдора в Рудакове у замка.

Надин, я, Мишель, Алекс и Матвей Остапыч погрузились в наш крепкий вездеходик, где все громко и с явным облегчением выдохнули и расслабились.

Эта густая, звенящая гомоном птиц тишина, вязкий покой, ожидание встречи со зверьём сильно возбуждали и напрягали, похоже, нас всех.

Хотелось, чтобы могучая аура, низкий с хрипотцой голос нашего командира, Матвей Остапыча, заполнили пространство салона машины и отгородили нас, как щитом, от манящего, но такого чуждого мира заповедника. Смысл беседы не имел значения.

Егерь, прекрасно почувствовав наше состояние, улыбнулся, повернулся ко мне и заговорил:

— Ну, что, доктор, приуныл?.. На бумаге и в теории любые эксперименты можно провернуть! А вот на практике надо иметь личную храбрость.

Я как бывший военный хорошо знаю, что это такое… А вы, мил человек, для иностранца слишком хорошо говорите по-русски. Правда, чуднó как-то произносите слова… Вроде по-нашему, а вроде и нет…

Уфффф… Остапыч завёл разговор, и хлипкое болото страха стало исчезать.

— Я — француз русского происхождения. Фамилия моего деда была Бертеньев, так что по-русски меня зовут Андрей Бертеньев, а по-французски — Анри Бертье…

— Матвей Остапыч, а почему вы опять, после того как ушли в отставку, вернулись сюда, в болотный край? Так и не смогли из Полесской трясины убежать? — спросил я первое пришедшее на ум, чтобы поддержать беседу.

— После демобилизации из армии много мест прошёл, от крайнего Севера до южных границ, и хотел осесть там, где сердце подскажет. Начал с Соловецких островов и потихоньку стал двигаться на юг и запад. Великолепные пейзажи сменяли друг друга, но внутри было пусто…

И причин на то никаких особо не имелось… Вот просто томилась душа и звала куда-то. Так и менял я города и регионы, пока ноги не принесли меня обратно на эти богом забытые болотные змеиные острова… А потом стал в пожарной охране на Чернобыльской станции служить.

— Что ж на отдых не уходите? Ведь работать егерем в вашем возрасте, да ещё в опасной для здоровья человека зоне, наверное, тяжело? — продолжал я задавать вопросы, впитывая с каждым словом Остапыча целебный покой.

— Да я уж неоднократно думал об отдыхе. Но каждый раз представляю себе, что рано или поздно я соединюсь со своими ранее ушедшими боевыми товарищами, со своим погибшим пожарным расчётом… И вот попаду я к ним, и спросят они меня: что ты, командир, там без нас на земле полезного сделал? И я им отвечу: да я там шибко устал, потому что только и делал, что после таких-то и таких-то хороших дел изволил отдыхать. И как я после этого им в глаза смотреть буду? Вот ради памяти моих боевых товарищей, которые жизни своей не пожалели ради людей, ради них я через силу и через «не могу» должен делать то, ради чего мне, далеко не самому лучшему человеку, Господь сохранил жизнь. А ты о чём попросить меня хочешь, Андрей? О встрече с рысью? Так у тебя ведь своя Рысь есть? Встретятся они, встретятся… А вот что из этого получится? Не знаю и даже предполагать не буду. Так что об этом не спрашивай.

Дед Матвей повернулся к Надин, внимательно сканирующей жёлто-зелёный эфир заповедника, и спросил, пристально вглядываясь ей в лицо:

— Послушайте, девушка, кого-то вы мне напоминаете, а раньше мы с вами не встречались?

— Встречались, встречались, дед Матвей, внучка я Сушкевичей, — вымученно улыбнулась Надя.

— Старый, старый, а память на лица ещё есть, точно: рыжая Рыся ты — Агриппины Тимофеевны Сушкевич внучка, — сказал Матвей Остапыч и накрыл своей лапищей маленькие сложенные лодочкой руки Надин. — Что-то больно ты грустная, дочка, али устала? Посиди у дерева любви и полегчает. Помнишь, как вы там детьми играли?

— Конечно, помню, это где берёза с дубом обнимаются и ландыши цветут до снега. Еще бабка Медяниха, покойница, нас оттуда гоняла, — колокольчиком зазвенела Надежда. — Послушайте, дед Матвей, проводите нас к месту, где рысь живёт, очень уж мне надо с ней увидеться, — с мольбой смотрела Надежда на проводника.

Остапыч, хитро прищурившись, улыбнулся:

— А чего к ней тебя вести? Рысь и сама уже за тобой пришла. Али не видела её жёлтые в крапинку глаза и кисточки среди листвы царь-ясеня? Мне так показалось, что и пообщались вы даже друг с другом. Живёт же твоя новая подруга в поганом месте, у кладбища радиоактивной техники, — ответил проводник. — Туда и пойдём напрямик, по красивым местам, твои французы будут довольны, наснимают вдоволь… Вначале обогнём берёзовую рощу по кабаньей тропе — если повезёт, увидите секача со свиньей и подсвинками. Потом в саду поглядим на медвежьи игры, понаблюдаем за зубрами… Где-то на этом пути и встретимся с рысью, а уж пригласит она нас домой или нет… Этого никто не знает. Да и котята у неё сейчас ещё маловаты…

Мишель Дризэ, известный любитель покемарить в стрессовой ситуации, дремал, а Алекс Капнист от безделья решил подключиться к разговору:

— Матвей Остапыч, а вы правда с животными и птицами разговаривать можете?

Егерь усмехнулся и, сцепив руки в замок, ответил:

— Мил человек, это, наверное, потому что я совершенно не умею разговаривать с людьми. Об этой моей особенности знают все мои знакомые. А вот с животными и птицами я могу трещать сутками напролёт. Все мы родом из детства…

Солнышко припекало, кусты гонялись за ветром. Эх, дорога бросала машину из стороны в сторону.

В ЗИЛе сильно укачивало, и Надин по примеру Мишеля тоже начала клевать носом.

Остапыч развязал свой рюкзак и достал небольшую подушечку, набитую какими-то душистыми травами. Подложил заботливо думочку (как называла такие подушки моя бабушка) девушке под правую щёку, чтобы ей было удобно спать. И продолжил свой разговор, стараясь произносить слова настолько тихо, насколько позволял шум нашего транспорта.

— Наверное, сейчас об этом мало кто помнит, а у вас во Франции и вовсе не слышали, но раньше, когда в семье подрастал мальчик, то для него нужен был конь, с которым он мог бы уйти на воинскую службу, и были они, человек и конь, кровными братьями и друзьями. Так вот как это было заведено в моём родном доме. Когда наступало время и кобылица приносила жеребёнка, то его будущий брат и хозяин ложился рядом с жеребёнком и практически первые два месяца не отходил от него ни на шаг. И жеребёнок с самых первых дней рождения воспринимал человека как родного брата.

Впоследствии это обстоятельство позволяло в процессе обучения коня добиваться таких изумительных результатов, что конь понимал хозяина с одного взгляда и чувствовал его как себя. Между животным и человеком устанавливалась крепкая эмоциональная, а порой даже телепатическая связь.

Сейчас такая система тренировки животных не применяется. Современная система строится, как правило, на выработке каких-то условных рефлексов. А это совсем не одно и то же. Вы не обращали внимания на такую картину, когда рядом с бездомным человеком находится безродная дворняжка?! Несмотря на то что оба они порой живут впроголодь, между ними устанавливается такая связь, которой нет у породистой собаки с богатой родословной, годами тренировок и её хозяином.

Если честно, не люблю людей, хотя сделаны мы по образу и подобию Божию. Захватили Землю и насилуем природу. Инопланетяне мы здесь. Прикипел я к этой зоне отчуждения, потому что человеков здесь единицы, места глухие, заповедные. Грешен я, вот и ищу уединения и покоя.

Во все времена человек ищет уединения и покоя. И вспомнились мне слова русского философа начала ХХ века Василия Розанова из его книги «Уединённое», которую тот сам подарил моему деду: «Живи каждый день так, как бы ты жил всю жизнь именно для этого дня…»

Получается, что человек порой существо асоциальное, или такую тоску на него наводят деяния другого человека?!

Лишь бы куда, к чёрту на кулички, но подальше от человека.

К диким зверям, в зону отчуждения, в тартарары бежит человек без оглядки, и мы вслед за ним…

Вездеход ехал по абсолютно безлюдному красноватому шоссе, но не убитому и не заросшему травой, а с новыми заплатами асфальта.

Дорогой постоянно пользовались пограничные патрули, охрана и сотрудники заповедника, а ещё раз в году на Радоницу по ней двигались машины с когда-то жившими здесь селянами и их потомками, приезжавшими, чтобы помянуть покойных предков, на деревенские кладбища.

И вдруг я увидел идущего по дороге человека. Это был парень лет двадцати, среднего роста, худощавый, в высоких армейских сапогах, джинсах, клетчатой рубашке с длинными рукавами и в кепке, козырьком повёрнутой в сторону.

— Сталкер, сталкер, — воскликнул внезапно проснувшийся Мишель.

Остапыч постучал по стенке кабины водителя — наш вездеходик остановился.

Егерь открыл дверь, и в салон автомобиля заглянуло загорелое улыбающееся лицо парня с глазами болотного цвета без зрачков, с пушистыми льняными ресницами и такими же бровями.

— Доброе утро, дед Матвей, как здоровье? Опять орнитологов везёте чёрных аистов-отшельников показывать в Погонном? Самое время, у них уже птенцы подросли. Да и орланам вы там разгуляться не даёте, а то бы уже всех малышей поели, — как близкого человека, поприветствовал парень проводника.

— Здравствуй, Белобрысь, заходи, присаживайся, могу, как обычно, до остановки автобуса тебя подвезти. Что-то не видел тебя на прошлой неделе? Может, захворал? — по-особому бережно и сердечно ответил егерь.

— Спасибо за приглашение, за разговор, но мне скоро возвращаться обратно. Вы же знаете, Матвей Остапыч, что без Тигры я по запретке не хожу и на автобусе не езжу. А Тигра под арестом, наказал её завлаб, — продолжил несколько странный разговор незнакомец.

— Тогда удачи, — пожал Остапыч ему руку и закрыл дверь вездехода.

Машина тронулась, парень остался на обочине и помахал рукой нам вслед.

Я был не просто удивлён, а несколько шокирован поступком нашего проводника. Остановиться в зоне отчуждения и пригласить в вездеход человека, не являющегося членом экспедиции и абсолютно незнакомого нам!

Это — нарушение всех правил безопасности!!!

— А что, вы любого человека пригласили бы в наш вездеход или только знакомого? — нарушил я мхатовскую паузу.

— Здесь, в глуши заповедника, каждый человек на вес золота, — прямо глядя мне в глаза, заговорил Матвей Остапыч, — да и сам человек, попав в такие условия, становится другим. Если в городе вы профессор, учёный, кинодокументалист или художник, окружены славой, признанием, авторитетом, почётом, то, приехав сюда, вы окунаетесь как бы в параллельный мир, который существует по своим, порой неписаным, законам. И здесь вы отбрасываете наносное и становитесь либо человеком, либо «туристом». Люди хотят жить хорошо, и это совершенно нормально, а жить надо правильно, а это дано не каждому. Мне показалось, что именно за правдой вы сюда и приехали?!

Что такое правда? У всех правда своя. Не бывает правды одинаковой для всех, для белоруса и француза, егеря и врача, здорового и больного… Но все вдруг почему-то поняли Остапыча…

Надежда открыла глаза, сладко зевнула, взяла в руки подушечку и зарылась в неё лицом, потом прижала к груди и залилась счастливым смехом, как умеют смеяться только дети.

— Дед Матвей, вы волшебник, я сейчас побывала в доме своего детства, у бабушки. Этот сон всегда мне даёт силы. Запах трав, как на бабушкином сеновале. Теперь я ничего не боюсь и знаю, что всё получится. Андрей, у нас всё получится!!! И о парне этом я помню из бабушкиных рассказов. Его мать смотрела на зарево пожара во время аварии на станции, и Белобрысь родился слепым. И легенду о пассажирском автобусе, который ходит по Чернобыльской зоне, я слышала. А вы этот автобус хоть раз сами видели?

При упоминании об автобусе Остапыч как-то странно сверкнул глазами на Надежду, как будто она попыталась выдать семейную тайну чужакам.

— Ничего не понимаю, что за автобус? Кого он может возить? Сотрудников заповедника? Куда? Это же строго режимная зона? — вывалил я ворох вопросов.

— Да не обращайте внимания, доктор Бертье! Это местная байка о «летучем голландце», о том, что в заповеднике по-прежнему, ещё бывшему до аварии маршруту ходит старенький автобус марки ЛиАЗ, выкрашенный в жёлтый и зелёный цвета. И что на этом автобусе, если кому-то очень нужно, можно попасть в другое время. Вот чудаки, такие как Белобрысь, и пробираются в запретную зону заповедника, чтобы сесть на такой автобус.

— А кто же тогда такая… — приготовился я задать следующую партию вопросов, но Остапыч меня перебил:

— Тигра — это огромная кошка, которую нашёл в лесу заповедника ваш друг Фёдор Юркевич, вот ему все вопросы и задайте, а мы уже приехали, выгружаемся, — ответил егерь, взял свой рюкзак, открыл дверцу вездехода и спрыгнул на обочину дороги.

Я по лесенке вездехода спустился за Остапычем, отошёл в сторону, чтобы не мешать остальным, и не задумываясь поставил свой рюкзак на шоссе.

— Приехали, месье!.. Пойдём гуськом по обочине, след в след за мной! На асфальт ни-ни… — начал инструктировать всех егерь и как-то странно подмигнул мне. — Шоссе горячее, видите: дымка над ним, а под ней, как под покровом, змеи греются — медянки и гадюки. Сейчас чёрные гадюки с голубыми лампасами устроят вам уникальную фотосессию. Не так ли, доктор Бертье?

Я вспомнил о своём рюкзаке и быстро, не глядя протянул к нему руку, но вдруг увидел, что поверх моего вещмешка лежит толстая чёрная змея с коричнево-голубоватыми зигзагами.

Застыв с протянутой рукой, я боялся не то что пошевелиться — дышать. Вокруг все двигались, как при замедленной съёмке. Остапыч закрыл меня спиной от остальных, вероятно, не хотел, чтобы кто-то видел происходящее, и спокойно взял мой рюкзак, как будто там и не было никакой змеи.

Но змея-то была! И я её видел! Куда же она делась?!

И вообще, с этими гадюками чертовщина какая-то! Я хорошо помню, что их на шоссе было штук десять. Не только Алекс и Мишель снимали их с различных ракурсов и радовались, как им повезло с уникальными кадрами, но и я сам внимательно изучал в бинокль голубые зигзаги на чёрных, бликующих на солнце лакированных боках.

— Ха-ха! Повезло?!. — Так вот после возвращения уже в гостинице мы вместе с доктором Ву, Алексом и Мишелем отсмотрели эти кадры раз десять.

И увидели на них Остапыча, говорящего о чёрных гадюках, меня, Надежду, красноватое шоссе с дымкой над ним и… никаких змей! Представляете, никаких змей! Это что — мираж? Массовый гипноз? Голограмма в геопатогенной зоне?

Нужно будет с Остапычем не только обсудить трюк со змеями, но и узнать правду о том, зачем проводник бросал гайки с ленточками на обочину дороги и при этом внимательно прислушивался к звукам после их падения. Мне даже в тот момент показалось, что егерь как будто ищет проход по минному полю.

Далее, как уже точно описала Надежда, мы двинулись по кабаньей тропе, огибая берёзовую рощу, где встретили гигантского секача с семейством.

И хоть я себя трусом никогда не считал, но в одно мгновение, полное первозданного ужаса, осознал каждой клеточкой своего убогого тельца, что эти дикие свиньи были живыми вонючими монстрами, для которых я со своими учёными мозгами и знаниями был просто пищей.

Конечно, мы на этой планете пришельцы, построившие свой мир, за границами которого большинство из нас является просто лёгкой добычей.

После зарослей граба мы наткнулись на ещё одно огромное лохматое, горбатое, чавкающее чудовище — это был зубр.

Какими же храбрыми и могучими были наши предки, с копьями и стрелами охотившиеся на этих гигантов.

В то время как Алекс и Мишель старались максимально выигрышно и красочно запечатлеть поединок зубра с грабом, Матвей Остапыч рассматривал в бинокль небольшой бор, в котором, по его словам, мы должны были увидеть стадо зубров, прячущееся от жары и мошкары. Егерь протянул Надежде оптику со словами: «Посмотри на купающихся в песке зубрят. Я и сам такое редко вижу».

Я тут же приложил свой бинокль и посмотрел в промежуток между соснами, но… никакой проплешины песка с купающимися зубрятами не увидел…

Моему взору открылась поляна, заросшая цветочным ковром, с пятью застывшими зубрами. В центре образуемого ими круга лежало маленькое мохнатое тельце телёнка.

Зубры, огромные, покрытые длинной свалявшейся шерстью, стояли неподвижно и тихо, как скалы, поросшие страхом и болью.

Я увеличил разрешение бинокля и увидел опущенные головы быков со склоненными рогами и вспомнил свой давнишний разговор с Фёдором Юркевичем, утверждавшим, что животные испытывают чувство горя и утраты и умеют плакать, как люди.

Увиденная картина повергла меня в шок, я не мог больше смотреть в бинокль, слёзы выступили на глазах.

Остапыч опять загородил меня от остальных, молча протянул носовой платок, приложил палец к своим губам и прошептал мне на ухо:

— Добро пожаловать в реку времени нашего заповедника. Здесь у каждого своя реальность. Откройте глаза, уши и впитывайте любую информацию, не отвлекаясь на вопросы и рассуждения.

В это время Надежда весело щебетала, глядя в оптику, периодически восклицая:

— Какие смешные зубрята, кувыркаются в песке, прямо как мальчишки!.. А мамаша их — очень страстная дама!.. Как чувственно стонет, почёсывая бок о пень-чесалку!..

Видео зубра, дерущего деревце граба, как я уже писал, было последним на обеих камерах.

Так что же происходило дальше в моей версии реальности?

Невообразимый птичий гомон сопровождал нашу группу, аккомпанируя каждому движению. Матвей Остапыч страховал операторов, придерживая ветки и макушки высоченных цветущих трав. Надежда находилась в какой-то эйфории и всё время без умолку болтала.

— Это же надо, какой сложный язык у птиц, какой широкий диапазон звучания, а мы ещё кичимся своим человеческим, хотя в сравнении с пернатыми наш язык примитивен, — щебетала она в тон птицам.

После встречи с речной выдрой, которую наши операторы чуть не приняли за мутанта, столь часто описываемого в прессе в качестве одной из обязательных «страшилок» Чернобыльской зоны, мы с трудом, спотыкаясь о кочки и пыхтя, преодолели одичавшее поле и добрались до зарослей бузины.

Остапыч, свежий и бодрый, в отличие от нас, потных и грязных, раздвинул своими ручищами кусты и произнёс ожидаемые, как манна небесная, слова:

— Вперёд, гости дорогие, на секретную поляну. Здесь организуем привал, откушаем чайку и отдохнём.

Лужайка была чудо как хороша. Среди ярко-зелёной травы лежало поросшее мхом трухлявое бревно, и рядом с ним — цветущий крупными синевато-бордовыми кистями куст сирени. Чуть поодаль виднелось странное дерево: с одной стороны посмотришь — берёза, с другой — дуб. Видно, семена их упали рядом, поэтому так и выросли они вместе, прорастая друг в друга корнями, стволами, ветками. Вокруг этих «сиамских близнецов» расстилался ковёр из широких тёмно-зелёных листьев и белых капелек-колокольчиков ландышей.

— Дерево любви, дерево любви, — закричала Надежда и бросилась к берёзе, обняв её и всем телом прижавшись к белоствольной.

Мы расположились вокруг поваленного бревна, притихли и отдыхали.

Остапыч достал котелок, налил в него воды из бутылки, бросил горсть корешков и поставил варево на спиртовку.

Аромат пошёл такой, что даже заглушил запах ландышей и сирени.

Егерь поболтал с нами минут пять о болеющем времени и дозиметрах, разлил чай по бумажным стаканчикам и, легко поднявшись с корточек, пошёл к Надежде, положил руку ей на плечи, пристально посмотрел в глаза и что-то тихо начал говорить. Я только услышал:

— Не бойся, не бойся, ты со всем справишься… прыгнешь туда и вернёшься обратно… я сейчас у змей разного яда возьму… змеи помогут…

Потом Остапыч достал из кармана склянку, повязал её марлей, выловил из-под широких листьев ландыша змею и поточил её зубы об марлю.

Капля голубого яда капнула на дно. Наполнив баночку немного, егерь закрыл её крышкой и положил в карман. Затем достал вторую и проделал ту же операцию, только жидкость была зелёного цвета. В третью склянку змеи сдавали яд уже жёлтого, привычного цвета.

Матвей Остапыч обнял дерево со стороны дуба, так, чтобы коснуться рук Надежды, и сказал достаточно громко:

— Всё хорошо будет, дочка, у тебя получится. Змеи тебе много яда дали, надолго хватит, причём разного — для прошлого, настоящего и будущего. Когда каким пользоваться, тебе нутро подскажет, ты же наша, с берегов реки времени. А сейчас пригодится и твоим товарищам, чаю с травками тебе надо обязательно испить.

— Матвей Остапыч, а что это вы сейчас делали со змеями? — спросил я нашего проводника, когда они с Надеждой опустились рядом со мной.

— А сам не догадался, доктор?! Лечу я этим змеиным ядом, и не только людей, но и животных… Место это особенное, здесь всегда хорошо дышится и отдыхается, — ответил егерь, отхлёбывая из стаканчика чай, –— да и звери сюда сами исцеляться приходят… Ну что, отдохнули, друзья мои? Пошли дальше вашу рысь искать…

Через цветущий сад тропа вывела нас к открытому пространству, огороженному старой колючей проволокой и загаженному проржавелыми железяками, заросшими высоченной полынью и лопухами.

Матвей Остапыч поднял руку: всем остановиться. И как опытный командир решил внимательно в бинокль изучить местность. Дозиметр в моём нагрудном кармане начал противно пищать, предупреждая, что уровень радиационного фона является не безопасным для человека. Я тоже приложил оптику к глазам.

И вот что увидел….

У дальнего края поля, рядом с колючкой, лежал маленький, дрожащий пятнистый оленёнок. Нога детёныша накрепко запуталась в проволоке. Рядом с малышом стояла самка оленя, а перед ними — могучий самец: упершись копытами и опустив внушительного размера рога, он защищал своё семейство от небольшой стаи волков. Вожак и две волчицы расположились метрах в десяти от ожидаемой добычи, рядом с кузовом когда-то жёлтого автобуса марки «Икарус». С другой стороны, метрах в пяти, на кабине самосвала сидела рысь, старательно вылизывая себе задние лапы, ну точь-в-точь как простая домашняя кошка.

Рыжая бестия явно что-то или кого-то ждала, поскольку прыгнуть ей олени, стоявшие рядом со своим детёнышем, не мешали.

Рысь закончила умываться, потянулась, повернула голову в нашу сторону, как будто проверила, все ли зрители уже на своих местах…

И… прыгнула, разорвав оленёнку горло, сразу же отскочив в сторону и скрывшись в зарослях полыни.

Самец резко повернул рога, но рыжая смерть уже исчезла. Тогда олень запрокинул голову и начал кричать.

Этот мощный рык отчаяния и боли ввёл меня в состояние полного ступора.

Очнулся я от того, что Матвей Остапыч сильно тряс меня за плечи:

— Андрей, срочно нужна твоя помощь!

Мишель и Алекс сидели с закрытыми глазами, прислонившись к дереву, крепко прижимая к груди кинокамеры, а Надежда лежала рядом с ними.

Глаза её закатились, лицо было покрыто липким потом и белело на траве.

Я бросился к ней, встал на колени, коснулся пальцами её сонной артерии: пульс был частым и ритмичным, дыхание — шумным и прерывистым, зрачок приобрёл вертикальную форму, мышцы тела периодически сокращались и трепетали, ногти рук конвульсивно скребли траву.

Я расстегнул ей застёжки, сдерживающие дыхание, вылил воду на грудь, поднёс к носу карандаш с запахом нашатырного спирта.

— Подожди, профессор, так мы её обратно не вернём, — медленно и чётко, как будто понимая что-то, известное только ему одному, произнёс прямо над моим ухом Остапыч, успевший за то время, пока я безрезультатно пытался привести в сознание Надю, поставить на ноги Алекса и Мишеля. — Мужики, быстро возьмите топорик и соорудите носилки, понесём её, сам знаешь куда, Андрей?

— К ландышам, что ли? — невольно вырвалось у меня.

— К берёзе, которую она обнимала, — ответил Остапыч, внимательно наблюдая, как ребята привычно делают носилки из двух дубков. — Именно там она почувствовала вход в реку времени, оттуда и выйдет, там и тело её оставить надо, а то «нутро» потеряется и не сможет вернуться обратно в тело.

У вас ведь, доктор, в реанимации часто встречаются такие «пустые» тела, которые и не живут, и не умирают?

— А при чём здесь тела моих пациентов в реанимации? — совсем обалдел я.

— Мужики, несём носилки по двое, меняемся каждые десять минут, — на правах старшего командовал Матвей Остапыч. — А при том, Андрюша, что «нутро» Надежды выбросило от ужаса, который она испытала, когда рысь разорвала оленёнку глотку, а бывает такое у людей при сильной травме, болезни, когда смерть близко. Вот и выбрасывает от страха «нутро» твоих больных, а обратной дороги оно найти не может, и ты в своей клинике заботишься об этих пустых телах. Природа, как видишь, сильно отличается от той, что показывают в фильмах National Geographic. Страх сжимает пространство и растягивает время, держась за него, как за канат, можно выпрыгнуть куда хочешь, особенно здесь, где бьют ключи реки времени и где человеческого страха столько, что можно на Луну улететь, а не то что в рысь впрыгнуть…

— Вы хотите сказать, дед Матвей, что Надеждино ментально-эмоциональное тело переместилось в дикую кошку, которая сейчас, вероятнее всего, вылизывает свою шерсть от крови оленёнка? — спросил я.

— Я не знаю, что такое эмоционально-ментальное тело, доктор Бертье, вы учёный, а не я… Но… объясни мне по-научному, профессор, как животные могут предсказывать события и показывать нам, людям, пути решения многих проблем? — продолжал вести беседу егерь.

— К сожалению, мы мало знаем о поведении животных, особенно хищников, живущих очень закрыто. Вероятно, они способны улавливать информацию, которая нам недоступна, и трансформировать её в более понятную для нас.

«Надо спросить Фёдора, может, он сможет объяснить. Зоопсихолог всё-таки!» — пытался я анализировать то, к чему готовился многие годы, а когда случилось, замямлил и растерялся.

— Горе-профессора, одна болтология. Нет, чтобы просто смотреть и слушать, смотреть и слушать, потом учиться и только потом рассуждать, а вы сразу начинаете объяснять то, о чём понятия не имеете. Да, рысь ждала нас сразу за КПП, наблюдала и привела специально, чтобы показать то, что мы увидели. И сделала это так красиво и осторожно, что ты, Андрей, её не заметил. Более того, ждала она именно Надежду. Одна рысь звала другую… Так, меняемся местами. Теперь носилки понесём я и Андрей.

Я был раздавлен, в голове звучала только мольба к Наде: «Наденька, девочка отважная, прости меня дурака — живи, только живи!»

Но Остапыч своими вопросами не давал мне впасть в истерику, приходилось отвечать и поддерживать разговор с ним:

— Теоретически мы рассчитывали на это, когда собирались сюда, — продолжал я, прислушиваясь к спотыкающемуся топоту ребят за моей спиной. — Ведь шаманы Амазонии до сих пор могут переселяться в хищников, используя страх жертвенных животных для изменения сознания, времени и пространства. Эмоции действуют подобно гравитации. А практически — я не ожидал, что это произойдёт именно так.

— А как?.. Это природа, в ней дикие кошки на задних лапах не ходят. Здесь царят страх, инстинкт выживания, смерть… Осторожно, ставьте носилки рядом с берёзой и дубом, — попросил Остапыч, опустился на колени, достал свои пузырьки со змеиным ядом и помазал Надежде шею содержимым из всех трёх склянок. — Так, ребята, а теперь присядем и отдохнём.

Французы уснули сразу, как только положили головы на свои рюкзаки. Мы же с Остапычем стали ждать.

— Матвей Остапыч, давайте вызовем по рации медицинскую помощь? — предложил я.

— Как же ты пошёл, профессор, на такой эксперимент, если тебе нужна помощь какого-то сельского доктора? Успокойся. Минут через пять Надежда придёт в себя, — достаточно жёстко оборвал мою панику егерь. — Жаль, что твоим французам не удалось снять уникальные кадры. Я сам впервые так близко видел, как охотится рысь. Умно напала, сейчас подождёт, пока олени уйдут, и примется за еду. Хотя, скорее всего, добыча ей и не достанется. Волчье семейство всё сожрёт.

Надежда громко зевнула, потянулась, открыла свои огромные зелёные в жёлтую крапинку глаза, села и посмотрела по сторонам.

— Ну что, отдохнула, красавица? — спросил её проводник.

— Бодра и весела как никогда. А вы смелый человек, Матвей Остапыч, не побояться рыси, пойти за ней, а потом мимо волков! Вы спасли оленёнка. Никогда бы не поверила, что такое бывает, если бы не видела своими глазами, — весело щебетала женщина.

— Всё, ребята, просыпайтесь, отдохнули чуток — подъём, пора на КПП возвращаться. Солнце садится. Ночью в лесу нельзя, опасно. У нас здесь рыси появились. На браконьеров и чужаков нападают. Зону охраняют. Сами видели. Да и волков много, — проговорил егерь и пристально посмотрел на Надю.

До КПП «Бабчин» добрались без происшествий, где тепло попрощались с проводником.

Комментарии:

Нэт:

Здравствуйте, родители, доктор Ву и доктор Бертье! Поздравляю: Рысь прыгнула, приземлилась удачно, но дальше реализовала программу в соответствии со своей волей — вернулась в прошлое, изменив настоящее и будущее. Во время переселения «сознания» в тело кошки все гемодинамические, биохимические и нейрофизиологические показатели женщины соответствовали показателям животного, после возвращения они пришли в норму здорового человека. Повышенной активности мотонейронов спинного мозга, характерной для заболевания Надежды, пока не наблюдается.

Сразу после возвращения в гостиницу я погрузил её в сон с максимальной эмоцией любви для компенсации страха и потери энергии при перемещении.

Анри Бертье:

Здравствуй, Нэт! На моих глазах произошло чудо! Поразителен не только сам факт проникновения «сознания» Рыси в одноимённое животное, но и мой персональный опыт существования в двух вариантах реальности, которые не смогла запечатлеть цифровая камера.

Интересно, возможно ли вне аномальной зоны повторение эксперимента, основанное на параметрах, записанных тобою?

Нэт:

Профессор Бертье, смею предположить, что непосредственный контакт рысей в зоне отчуждения и случай со смертью оленёнка сформировали устойчивый канал выхода «сознания» Рыси в тело кошки.

Прошу разрешения на подготовку нового эксперимента по перемещению «сознания» непосредственно из вашей неврологической клиники в Ницце.

Вероника (жена и пациентка доктора Бертье):

Здравствуй, Рысь! Поздравляю и восхищаюсь твоим личным мужеством. Мы все молились за тебя. Вчера мне приснился сон, что я — белая волчица, лежу на огромном псе, любовь и нежность которого баюкают меня, а вокруг — поле красных маков и какие-то поросшие кустами развалины. Воздух, напоённый ароматом трав, наполняет мои лёгкие, я пью и пью его и не могу напиться. Я прыгаю и бегу, чувствую каждое движение моего такого лёгкого и сильного тела. Жизнь, как в детстве, без начала и конца, пропитывает каждую мою клеточку. И я чётко осознаю, что счастье — это когда ты можешь дышать, двигаться, купаться в лучах солнца, бежать по земле и быть свободной.

Рысь:

Здравствуй, Вероника! Благодаря Нэту я прекрасно выспалась и полна сил. Жди нас, мы скоро прилетим к тебе в Ниццу, и ты «прыгнешь» вместе со мной в зону, на поле красных маков, где ты станешь счастливой белой волчицей. Верь мне: мы сделаем это!

Доктор Ву:

Всех участников эксперимента, побывавших в заповеднике, прошу утром натощак сдать мне анализы и в течение дня пройти полное медицинское обследование.

Анри Бертье:

Мишеля Дризэ и Алекса Капниста прошу подготовить для следующего похода в заповедник аналоговое оборудование для видеофиксации, а с тобой, Надежда, начнём учиться осознанной работе с каналом перемещения «сознания». Тебе необходимо будет научиться устанавливать телепатическую связь со «знакомой» рысью.

Продолжение следует