1

Ложатся фразы в пазы друг другу, как тщательно обработанные плотником доски; ложатся без зазора, не вставить металлический предмет критики между ними.

Острый предмет.

Лодка плывёт ― и человек, глядя в воду, видит, как гуляют по водным тропам горбатые окуни: большие, твёрдые, прохладные.

Изначальность воды плывёт, мерцая тишиною, жизнь тая и открывая. Давшая некогда всю жизнь ― изначальность воды…

Свежесть сна ― и городские дебри, что откроются чуть позже в «Воспитании по доктору Споку» Белова: писателя столь от земли русской, сколь сама она ― от древности славной силы.

…девчонка в летнем платье, стоящая на большелобом камне, зовущая сновидца; летняя отрада и успокоение, и ― городская комната с привычным бардачком.

Плавно разматываются круги повествования ― как будет оно ткаться на прялке старинной в этнографических очерках Василия Белова, всю жизнь собиравшего бывальщины, песни, пословицы, предметы материального быта; словно и не поэтизирующего Север, но показывающего его таким, что любая поэтизация была бы избытком.

Закаты и восходы, как духовные веера простоты и смысла, простёртые над нами; деревенский, деревянный лад, как нечто, извлечённое из недр затонувшего Китежа.

Советский Китеж затонул окончательно, оставив по себе много замечательных свидетельств.

…песня, одиноко звучащая над водой.

И снова, как в словесном, чудесном фильме, мелькают кадры «Привычного дела»: Иван Африканыч Дрынов, напившийся с трактористом Мишкой, едет на дровнях, да по пьяной лавочке не туда ― беседуя с мерином Пармёном, не в ту деревню заворачивает, значит, в свою попадёт только к утру.

Привычное дело.

Дрянное, российской, такое обыденное, привычное дело ― да что с ним поделать?

Жена родит девятого, а после родов тяжёлых ― сразу на работу, пока не хватит удар от жизни на износ…

И вспоминает Африканыч гармонь ― не успел научиться на басах играть, как отобрали за недоимки.

Страшно.

Привычно.

И родное всё ― не выбросить из бесконечной метафизики жизни, не зачеркнуть.

Только и остаётся ― упиваться волшебным, млеком жизни текущим языком, да вспоминать чудные, цветовые красоты северной земли…

2

Кругло кладутся фразы, живописующие народную жизнь: ту самую, из гущи, из недр, из плазмы…

Привычное дело!..

Всё, что с Африканычем не происходит, обозначается именно так: с простым и крепким стоицизмом ― мол, ничем не возьмёшь, надо принимать жизнь, какою дали, что уж тут…

Лукавый прищур будет в самый раз, коли придётся соперничать с судьбою, гораздой на различные выверты.

Прост ли язык Белова?

Он вычерпнут из глубин… Даля: нет ― конечно, из самых толщ бытия, знакомый всем деревенским, уже практически ушедший язык.

Африканыч не представлял, какою может стать реальность, проживая свою: деревенскую, плотницкую, разную такую ― жизнь.

Белов оставил деревню ― какой знал её наизусть, какую ― с бытом и нравами ― живописал в «Повседневной жизни русского Севера»: и краски приглушены, а то вдруг ― вспыхнут невероятной радугой, разлетятся, разойдутся, расплещутся окрест.

…чего в «Плотницких рассказах» в избытке ― так это работы, причём такой, что поверишь: работа ― труп творчества, она в недрах повествования ― тяжёлая, отупляющая, без искр.

Просто, монотонно, страшно: в принципе ― слишком страшно, чтобы на всё реагировать так ― привычное дело.

Но реагирует Африканыч, реагирует: другому не обучен.

Север и жизнь, круто смешанные субстанции загораются различными огнями: и ткётся, ладится проза Белова, как изба, вдвинутая в века, и ― в метафизические небеса.

3

Клюевской деревни нет: давно нет…

…плещет метафизикой медный кит, и «Заозёрье», пронизанное своеобразным лучением, представляющее собой феноменальное узорочье слов, вспыхивает художественной этнографией, умножаемой на космос забытого бытия.

…они не умирают ― такие варианты космосов: зафиксированные в слове, как явлено в нём ― потаённое, русское, сектантское ― в густо-музыкальном исполнение Клюева.

И ― невероятно цветовом: ярком, переливающимся, как вариант метафизического хвоста павлина.

Василий Белов ― внешне прост: это простота воды, глядя в которую видишь все камушки, всю невероятную тайнопись речного (если речка невелика), или озёрного дна.

Белов прозрачен и ясен: как вода, входящая в состав всего, определяющая жизнь.

Деревня долго определяла русскую жизнь: об этом и у Клюева, с его мистикой и магией избы, орнаментов, уклада, и у Белова ― совершенно другую деревню изображающего…

Послевоенная, советская, где труд ― дегтярен, где он тяжёл, как попытка вернуться во время, которое безнадёжно ушло.

Время этих деревень минуло, но ― выявленное двумя мастерами, столь не похожими, работавшими в противоположных полюсах словесности ― ибо поэзия и проза разнятся, как восход и закат, ― они продолжают жить: жить невероятно, благоухая, распространяя духовные радуги и ароматы, давая смысловые аккорды былого, из корня которого растёт бесконечное настоящее, чтобы стать неизвестным будущим.

4

Отход от деревенской темы, вместе ― сохранение своеобразной деревенской деликатности в решении вопросов, больше касающихся городского бытования: распад семьи, отказ от традиций… чреватый, разумеется. «Воспитание по доктору Споку» воспринималось не совсем беловской вещью, вместе являясь ― именно ею: по стремлению добраться до корней, расшифровать коды многих проблем.

Нравственного распада, например: в наши дни завершающего своё триумфальное гниение.

Эмансипация разрушает семью?

Возможен и такой аспект восприятия.

Муж не хочет идти домой: так тяжко и одиноко ему, а конфликты начались после рождения дочери.

Жена, переполненная учением Спока, буквально, не обращая внимание на индивидуальность дочери, сделала из неё… робота, живущего по часам, по бесконечно-скрупулёзному режиму.

Муж был против…

Есть ли правота?

Вязкая паутина ссор оплетает супружескую жизнь.

…непроизвольно возникает мысль: в деревне это невозможно, слишком иной там воздух, в том числе и духовный…

Но стиль ― беловский, переливающийся в душу читателя духовным млеком; особенно в начале, где столько сияний исходит от воды.

Да, «Воспитание по доктору Споку» стоит особняком в мире, организованном Василием Беловым, и ― свидетельствует о масштабах писательского дарования, о больной совести и отзывчивости на все проблемы, раздирающие социум.

И тогдашний ― и: продолжено ― нынешний.