Читаю афишу:

Вечер с Верой Павловой — это то событие, которое остаётся с тобой пожизненно, и о нём не просто будешь частенько вспоминать, оно входит в кровь и плоть твоего существования. Она — красивая, свободная, талантливая, чуткая, смелая, полная женственности и эротизма.

Потом читаю стихи:

Любовь — тенор-альтино.

Ты понял меня, скотина?

Единственное, что я понял, это то, что билет на её концерт стоит 2500 руб.

Чтобы проникнуться эротизмом, опять читаю афишу:

Симбиоз откровенности и стыдливости, восприятие тела в виде храма, а секса — как таинства, происходящего в его стенах, легко фиксируют в стихах чувственные впечатления. Эрогенные зоны героини обнаруживают в заборных надписях, в детском фольклоре, в казённом официозе…

Хорошо. Вера Павлова. Стихи о любви. Не будем нервничать, начнём всё сначала…

Вопрос ребра

всегда ребром.

Но на хера

Адаму дом?

Адаму — путь,

Адаму — сев,

Адаму — вздуть

двенадцать ев.

Не надо про

любовь и грех,

когда ребро

одно на всех…

На сакраментальный вопрос: «а на хера Адаму дом?» и у меня нет ответа. Но ведь все вопросы и ответы в стихах. А где стихи-то? Отставим Адаму адамово, займёмся любовью… с Верой. Верой Павловой. В том смысле, что поищем, где же она, чувственность и эротизм. Может быть, вот это?

Трогающему грудь:

Знаешь, какою она была?

Обнимающему за талию:

Знаешь, какою она была?

Ложащемуся сверху:

Знаешь, какою она была?

Берущему:

Знаешь, с какими

Я

была?

Вспоминается детское:

А ты не трожь меня за грудь,

Рука у тебя холодная…

Но если серьёзно, то где «событие, которое остаётся с тобой пожизненно, где плоть и кровь твоего существования»? Пока что местами Цветаева, а местами, простите, Асадов.

Может, вот это, наконец, — эрогенная зона российского стихосложения?

Любились так, будто завтра на фронт

или вчера из бою,

будто бы, так вбирая рот в рот,

его унесёшь с собою,

будто смогу, как хомяк — за щекой,

твой, на прощанье, в щёчку…

Будто бы счёты сведу с тоской,

как только поставлю точку.

Слегка запутавшись в хомяках, щеках и ртах, готов признать: любовь Веры Павловой — это вечный бой, покой нам только снится. Но бой не со влюблённым, со стыдливостью женщины, которая хочет, не может и ищет слова, чтобы сказать о сокровенном, выбирая для этого не тот язык, на котором говорят на улице и «в заборных надписях». Вера Павлова борется насмерть со словом.

Почему так?

Может быть, она одержимая чувственностью и эротизмом, не всегда может совладать с собой?

Не знаю. Но мне больше всего понравились вот эти строки:

Буду писать тебе письма,

в которых не будет ни слова

кокетства, игры, бравады,

лести, неправды, фальши,

жалобы, наглости, злобы,

умствованья, юродства…

Буду писать тебе письма,

в которых не будет ни слова.

И знаете, почему? Потому что самое главное в стихах Веры Павловой — это тот счастливый миг, когда она молчит…