top of page

Отдел прозы

Freckes
Freckes

Валерий Веларий

Амазонка и император

Баллада о героической и одинокой душе

Документальная драма о первой русской женщине-офицере, «кавалерист-девице» Н. А. Дуровой на основе подлинных фактов её биографии, исторических материалов и архивных документов, разысканных и введённых в обиход Аллой БЕГУНОВОЙ, а также по мотивам её книг: беллетризованной биографии Н. А. Дуровой — романа «С любовью, верой и отвагой» и документально-биографического очерка «Надежда Дурова».

Действующие лица:

Надежда Андреевна ДУРОВА, она же — чиновница Чернова, она же — унтер-офицер конного Польского полка Соколов, она же — гусарский корнет Александров

Александр I, император Всероссийский

граф Буксгевден, главнокомандующий, генерал от инфантерии

генерал Засс, императорский флигель-адъютант

генеральша Засс, его жена

Нейдгардт, пехотный капитан, адъютант Буксгевдена, дознаватель по делу Дуровой

Н. А. Дурова в пожилом возрасте

Голоса:

Мария Антоновна Нарышкина, пассия императора Александра Первого

Андрей Васильевич Дуров, отец Дуровой, городничий Сарапула

Надежда Александровна Дурова, мать Дуровой

Василий Чернов, чиновник, муж Дуровой

Императрица Александра Федоровна, супруга Николая Второго

Ерлич, городничий в Елабуге

Сослуживцы Дуровой, военные разных чинов; светские столичные дамы и пр.

Время действия: ноябрь — вторая половина декабря 1807 года

О возможном числе актёров:

Нейдгардт и Император, как Буксгевден и генерал Засс, друг с другом в пределах сюжета не встречаются. Поэтому, если нужно, Засса и Буксгевдена может играть один актёр. Как и Нейдгардта с Императором, пожилую Дурову и генеральшу Засс может сыграть одна актриса. То есть сюжет могут сыграть четыре артиста.

О мундирах:

Капитан Нейдгардт из небогатых остзейских дворян, служит в пехоте. Его мундир аккуратен, но прост и небросок в сравнении с мундирами генералов Буксгевдена и Засса.

Мундир коннопольского унтера улана Соколова тоже небогат, но изящнее и привлекательней, чем пехотный мундир Нейдгардта.

На пожилой Дуровой все мужское: длинный сюртук, широкие брюки со штрипками; прическа романтически взбита. На груди слева — знак ордена Св. Георгия.

Надо также учесть, что в русской армии в ту эпоху не носили эполет.

И не надо шить дорогие «натуральные» мундиры и платья. Шитьё и украшения можно сымитировать лаконичными и точными мазками краски. Плюс кое-какие аксессуары.

1

Запев

В полумраке движутся тени и силуэты. Пробивается луч света. Звучат голоса.

Голос пожилой ДУРОВОЙ: Я возник ниоткуда. Чудом. Однажды. Я есть я. И я это не я.

Голос ДУРОВОЙ: О, как я мечтал стать, кем стал! Позвольте представиться…

Выходит пожилая Дурова. Длинный сюртук, широкие брюки со штрипками; короткие романтические кудри. На груди слева знак ордена Св. Георгия.

Пожилая ДУРОВА: Волею… или прихотью!.. императора Александра Первого я, Александр Александров, прошёл сквозь недоверие и зависть. Меж пуль и интриг. Поддержанный любовью и уважением товарищей и начальников, их благородством и великодушием! Я оглядываю свой путь и не могу постичь тайну: почему судьба была на моей стороне?

Входит Дурова в гусарском мундире, встаёт плечом к плечу с пожилой Дуровой.

ДУРОВА: Честь имею представиться: корнет Мариупольского гусарского полка Александр Александрович Александров! Мне двадцать четыре года. Я возник ниоткуда…

Пожилая ДУРОВА: А в отставку вышел штаб-ротмистром Литовского уланского полка.

Голос ОТЦА ДУРОВОЙ: Неуместно, что дочь заслуженного отставного офицера, коллежского советника, городничего!.. стала беглянкой от мужа. Я люблю мою дочь. В ней от меня много! Но презреть супружеский долг? Бросить сына… Из каприза и ради свободы?!

Пожилая ДУРОВА: Ещё в ранней юности открылись мне мой талант и предназначение.

ДУРОВА: Они требуют, чтобы я следовал им. Ради пользы обществу. И мира с самим собой. Не хочу зависеть от чьих-то запретов и стесняющих условностей салонного мнения!

Голос ОТЦА: Забота о высших устоях жизни и семейного уклада… вера в их незыблемость и нерушимость брачного обета, данного в храме… любовь и попечение о дочери и вера в то, что я, как отец, сумею внушить ей истинное понимание родительского долга…

ДУРОВА: Но любимого батюшку огорчать не хотелось. Таиться от него… Нет!

Пожилая ДУРОВА: Ну и, чтобы получить офицерский чин и быть представленным к награде, надо было подтвердить мое дворянское происхождение. И когда…

ДУРОВА: …когда положение мое в полку укрепилось, я известил о себе отца. А он…

Голос ОТЦА: Посему решился я подать прошение императору о том, что сарапульский городничий Андрей Васильевич Дуров ищет повсюду дочь Надежду, по мужу Чернову, которая по семейным несогласиям принуждена была скрыться из дому, и, записавшись под именем Александра Васильева сына Соколова в конный Польский полк, была во многих сражениях с неприятелем…

Пожилая ДУРОВА (поправляя что-то в мундире Дуровой): Моё прошлое переписано в бумагах. Из меня самого, но под другим именем создал меня император Александр.

ДУРОВА: Ему дано моё твёрдое слово: никто не узнает, что хранит моя память. У меня впереди неизвестная жизнь. И на её незримых страницах, листаемых волей Провидения, свою судьбу отныне я буду писать сам!..

Пожилая Дурова уходит и уводит Дурову.

2

Первый пролог

Император России Александр I у себя в Зимнем дворце, в Санкт-Петербурге.

АЛЕКСАНДР (адресуясь кому-то невидимому): Этот городничий Дуров из глухого угла забросал меня и моих чиновников прошениями о розыске дочери. Она (пересказывает документ) по семейным несогласиям скрылась из дому, записалась под именем Александра Соколова в коннопольский полк и была во многих сражениях с неприятелем. Каково!

Голос пассии императора, красавицы Марьи Антоновны Нарышкиной возник из-за ширм или из другой комнаты, из пространства и как бы «в мозгу» Александра. (Так и дальше будут звучать голоса «невидимых персонажей» — из пространства, из потока памяти, — и как часть внутреннего диалога с собой и с тем, чей голос звучит.) В голосе Нарышкиной — осторожная насмешка и лёгкая ревность.

Голос НАРЫШКИНОЙ: Мон шер, красотка в вашем вкусе: своевольна и безрассудна.

АЛЕКСАНДР: Не знаю, красотка ли и сколь безрассудна. Но из бумаг видно: как воин и унтер-офицер, безупречна и героически храбра. Я встречусь с нею и сам расспрошу её.

Голос НАРЫШКИНОЙ: И это будет отличной причиной в неё влюбиться.

АЛЕКСАНДР: Я намерен сам разобраться, все ли верно в прошении её отца. Рапорты рисуют личность совершенно необыкновенную… Но никто не сравнится с вами, признанным украшением столичного света, Марьей Антоновной Нарышкиной!

Голос НАРЫШКИНОЙ: Ветреный льстец! Но я прощаю. Как государю. И как обожателю. Так и быть: поддержите царственным вниманием вашу неизвестную протеже.

3

Тот же кабинет в Зимнем. Александр I и флигель-адъютант генерал Засс.

АЛЕКСАНДР: Я повелел учинить всесторонний розыск. Граф Буксгевден, главнокомандующий, сообщил, что направил в Конно-польский уланский полк дознавателем капитана Нейдгардта, своего адъютанта. Он после допросов доставит означенную персону к главнокомандующему. Вам я поручаю доставить эту особу из штаба в столицу для моей личной беседы с нею… Как вам первые отчёты по розыску в этом деле?

Генерал ЗАСС: Тут есть некоторое сходство с другими дамами-амазонками. Сведения о них бродили, как слухи… но подтверждены донесениями.

АЛЕКСАНДР: Да? О каких же особах речь?

Генерал ЗАСС: Итальянка Франческа Сканагатти, восемнадцати лет, сбежав из пансиона благородных девиц, поступила в военную академию Австрии. И немки Луиза Графемус-Кессених и Мария-Генриетта. Или вот Ида Сен-Эльм: воевала в армии пруссаков против Наполеона. В тех же сражениях, что и особа, которую поручено доставить сюда.

АЛЕКСАНДР: Вы сказали… сходство её судьбы с теми амазонками… лишь некоторое?

Генерал ЗАСС: Её поступки, судя по бумагам, содержат иное. Не совсем обыденное.

АЛЕКСАНДР: Пожалуй. В её бесстрашии на полях сражений выступает нечто идеальное. Возвышенное!.. Где можно поселить эту особу на время пребывания в Петербурге?

Генерал ЗАСС: Мы с женой рады принять эту необыкновенную особу в нашем доме.

АЛЕКСАНДР: Хорошо. Из первых рапортов по её делу следует, что сослуживцы и начальники высоко ценят её доблести и достоинства. Отнеситесь к вашей гостье… вашему гостю… с должным уважением и заботой. Однако, дама-воин! Какова штучка!..

4

Второй пролог

Плац в полку, где служит унтер-офицер Александр Соколов, он же — Дурова.

ДУРОВА: Всё открылось. А во мне жила вера, что уже никогда ничего не откроется без моей воли. И вдруг сейчас, когда моя судьба устроилась, как мечталось… Все рухнуло!

Голос НЕЙДГАРДТА: Господин генерал, вы шеф полка. Я только капитан. Но я адъютант главнокомандующего и дознаватель по делу Дуровой, по мужу Черновой. Записана в ваш полк как Александр Соколов и даже получила чин унтер-офицера. Я уверен: причины недостойные! Вам не следует их скрывать от дознания и выгораживать оную даму…

Голос шефа полка генерала КАХОВСКОГО: Вы превышаете ваши полномочия. Ещё до следствия арестовали заслуженного унтера. Умение руководить подчинёнными, доблесть, выучка принесли ему уважение в эскадроне. Во всём полку! Я буду просить главнокомандующего оставить унтера Соколова у меня. Он станет отличным офицером!

ДУРОВА: Этот пехотный дознаватель Нейдгардт сразу отнёсся ко мне предвзято и недоброжелательно. Я был уважаемый унтер. А кто я теперь? Арестант без имени и чина?

Появился Нейдгардт. Неприязненно оглядел Дурову и подошёл к ней.

НЕЙДГАРДТ: Как упорно все в полку выгораживают вас! Вы явно пленили их сердца.

ДУРОВА: Вы подозреваете меня в непристойных умыслах и деяниях? Бездоказательно!

НЕЙДГАРДТ: Вы дама среди военных. Вот неоспоримое и главное доказательство!

ДУРОВА: Я унтер-офицер Александр Васильев Соколов.

НЕЙДГАРДТ: Беглянка от мужа! Обманом присвоившая чин… Не желаю слушать никаких возражений! Готовьтесь к отъезду. (Выходит; слышен его голос.) Объяснитесь, господин ротмистр Казимирский, каким обманом… как улестила вас госпожа чиновница Чернова принять её в полк и дать ей воинское звание?

ДУРОВА: Что теперь послужит мне защитой? Моя репутация честного воина…

Голос командира эскадрона КАЗИМИРСКОГО: Не было никакого обману. Отличный наездник Соколов написал рапорт о переходе из казачьего полка в наш.

Голос НЕЙДГАРДТА: Господа нижние чины! Какие отношения сложились у вас… с (через силу) унтер-офицером Соколовым? Предупреждаю: ложь будет наказана.

Голос КАЗИМИРСКОГО: Вы оказываете на нижних чинов преднамеренное давление, господин дознаватель. Я протестую против таких методов.

ДУРОВА: Когда судия пристрастен… Что ему честная репутация!

Голос СОСЛУЖИВЦА ДУРОВОЙ: Унтер Соколов бравый рубака.

Голос 2-го СОСЛУЖИВЦА: Осмелюсь доложить, ваше благородие, ежели про кого и сказать: верный и надёжный боевой товарищ, так это и есть унтер Соколов!

Голос 3-го СОСЛУЖИВЦА: Он правильный унтер. За ним как за каменной стеной.

НЕЙДГАРДТ (входя): Тут круговая порука. Но я… При своём мнении! Мне поручено! Доставить арестованную в штаб к главнокомандующему. А оттуда… Её!.. Отправят к государю. Уверен: мой доклад послужит законному возмездию. (Дуровой.) Ждите здесь, мне надо взять бумаги в полковой канцелярии. (В пространство.) Вы все тут не желаете признавать свои преступные ошибки! Мною будет доложено по инстанции… (Уходит.)

Голос (ему в спину): Пехтура косолапая!

ДУРОВА (вслед Нейдгардту): Тюкнуть бы его саблей плашмя по башке… Выпрячь лошадь из его брички. А то не езживали мы без стремян и седла!.. И дёру. Куда?! Где искать понимания и защиты? Бегство — признание вины. В чём?! Бежать, так в ставку, прямо к главнокомандующему. Но этот пехтура-дознаватель и так туда меня свезет…

Голос КАЗИМИРСКОГО: Ну, унтер Соколов, удачи вам и государевой милости.

ДУРОВА: Буду стараться, господин эскадронный командир! О коне моём позаботьтесь.

Голос СОСЛУЖИВЦА: Фартит тебе, унтер! Столицу увидишь, царя-батюшку.

ДУРОВА: Спасибо, ребята, за службу и дружбу. Может, повезёт, вернусь вскоре.

Голос другого СОСЛУЖИВЦА: Мы уж постарались, наговорили хорошие слова про тебя царскому дознавателю. И ты там, перед царём, замолви за нас словечко.

ДУРОВА: Я вот жалованье получил. Разделите, братцы, между собой. На всех.

Голоса: «Прощай, Соколов!» — «С Богом!» — «Удачи!..» Вернулся Нейдгардт.

НЕЙДГАРДТ (тряся бумагами): Здесь вся ваша подноготная! Я всё выявлю, сударыня.

ДУРОВА: Извольте не забывать: я унтер-офицер Соколов!

НЕЙДГАРДТ: Вы не забывайтесь: я дознаватель, а вы под арестом. Отдайте вашу саблю. Сдайте оружие! (Забирает саблю.) Не верю рапортам ваших сослуживцев. Они пристрастны. И не верю ни одному вашему оправданию. Мы едем в ставку главнокомандующего. Он решит ваше дело по закону! Но по дороге я ещё не раз задам вам вопросы.

ДУРОВА: Зачем? Вы же не верите ни одному моему слову! Сударь дознаватель…

5

Дорога в ставку: три дня с недоброжелателем

Нейдгардт укладывает вещи в бричке и устраивается сам.

ДУРОВА: Мой конь принадлежит полку. Прикажете бежать, держась за хвост рысака?

НЕЙДГАРДТ: Поедете со мной в бричке. Вернее, я в бричке. А вы… Сядьте там, у облучка. И помните моё предупреждение: в дороге я могу вновь задать вам вопросы.

ДУРОВА: Заранее не веря ни одному моему ответу?

НЕЙДГАРДТ (вполоборота к ней, из брички): Вы всегда столь строптивы со старшими?

Демонстративно погружается в дрёму. Дурова слышит голос…

Голос ОТЦА: Не дергай повод! Строптивица! Лошадь не переупрямишь.

ДУРОВА: Папа, она вредничает! Опять хочет куснуть меня за колено…

Голос ОТЦА: Не грози зря лошади хлыстом. Угадывай и направляй её желания и двигайся в лад с нею. Стремя не под каблук, а под носок. Спина прямая.

ДУРОВА: Но она же тащит! Вредная!..

Голос ОТЦА: Не дави шенкелями. Стремя! Спина прямая!

ДУРОВА: Она тащит!..

Голос ОТЦА: Не давай ей ложиться на повод. Руки мягче. Локти не топорщь!

ДУРОВА: Поначалу лошадиная рысь и галоп казались мне ужасно тряскими! С малых лет я в седле, как гвоздь, не выбьешь. А где же счастье полёта?! Но оно пришло. За нами с лаем погнался полковой пёс. И конь враз стал удивительно послушен шенкелям и поводу. Мы будто оторвались от земли! Мы летели! Как одно целое! О, какое чудо и счастье!

НЕЙДГАРДТ (выйдя из дрёмы): Что-с?.. Мы полдня в пути, а вы всё отмалчиваетесь.

ДУРОВА: Но вы же не верите моим словам, господин недоброжелатель.

НЕЙДГАРДТ: Как?! Слезайте. Здесь передышка. Я в трактир, обедать. А вы… Я знаю, что вы, вы все! Кавалеристы! Презираете нас, пехотных. Мы для вас пехтура косолапая. Так вот и стойте тут, у брички. По пехотному. На карауле. (Ушёл.)

ДУРОВА (открыв походную суму, вслед Нейдгардту): Пехтура косолапая.

6

Дурова жуёт сухарь и запивает водой из фляги. И слышит голоса…

Голос МАТЕРИ: Это не дочь. Дикарь! Носится по оврагам на диком коне! Дерзит!

ДУРОВА: Матушка, я могу иметь своё мнение. Как все.

Голос МАТЕРИ: Не дерзи. Юна ещё. Рано быть как все. Возомнила о себе! Слушай старших и не перечь. Посмотри, Андрей Васильич, кого ты воспитал! Разве это скромная девица? Право слово, это недоросль с ухватками бродяги и разбойника.

Голос ОТЦА: Мать моя, да ты ведь и сама порой не в меру вздорна и строптива…

Голос МАТЕРИ: Чтоб я не слышала больше таких слов в присутствии дочери! Твои солдафонские замашки передаются ей. Барышня на выданье, а по нраву… чисто бретёр!

ДУРОВА: Почему я должна идти против своей природы?

Голос ОТЦА: Своеволие, пылкость, игривость… Сколько угодно! Женская природа! Но она накладывает свои обязанности. Идти против неё? Тебя не поймут. Я тебя не пойму.

ДУРОВА: Папа! Ты же сам…Ты хотел сына! И меня растил… как сына! Как воина!

Голос ОТЦА: Твоя природа требует не того, чего тебе хочется. Не огорчай меня.

Голос МАТЕРИ: Вот, Андрей, плоды твоих уроков! Надежда, я твою природу окорочу.

ДУРОВА: Матушка, вы же сами хотели мальчика… Если женщина способна совершать то, что делают мужчины, не хуже… а то и лучше их! Как смеют нам запрещать?!

Голос МАТЕРИ: Ты не мальчик. Не тебе отменять традиции. Замуж пора. Разом дурь снимет. Андрей Васильич, отпиши в семейство Черновых, их сын давно у нас на примете.

7

Вернулся Нейдгардт. Демонстративно долго устраивается в бричке.

НЕЙДГАРДТ: Вот вопрос: почему вы всё же покинули мужа и сына?

ДУРОВА: Мой сын мною не покинут. Он отвезён мною к моим родителям.

НЕЙДГАРДТ: Угу. От мужа. Вы, сбежав туда, где одни мужчины, не жалуете мужчин?

ДУРОВА: Глупость и хамство не жалую ни в ком. Пьянство и… мужланство.

НЕЙДГАРДТ (хмыкнув): Отправляемся! Займите ваше место.

Вновь уходит в сумрачное молчание. Дурова слушает голоса из простора памяти.

Голос МУЖА (заплетающийся): Надежда, ты мною пренебрегаешь. Я муж, и…

ДУРОВА: Жена да убоится мужа своего? Это не по мне… Василий, ты опять пьян?

Голос МУЖА: Подшофе! Подшофе, это не пьян. Это слегка… В конце концов, имеем право мы, униженные начальством чиновники, отвести душу в своём кругу? Ты попрекаешь меня. Значит, ты попрекаешь и не уважаешь моих сослуживцев. Я предупреждал…

ДУРОВА: Ты стал совершенно невыносим. Если б не сын! Я бы давно уже…

Голос МУЖА: То есть, я уже невыносим? Муж твой тобой невыносим! Повторяю: я предупреждал. Давно. И теперь я тебя поучу. Хотя подшофе рука слаба…

ДУРОВА: Ты смеешь?!. Прочь руки! Ты мерзок! От тебя несёт!.. (Помолчав.) Как вспомню то унижение… тупой заплывший взгляд, эти кулаки… Я права! Если нет иных путей разойтись с постылым мужем, с мерзким животным, а у него одно на уме… и ночью он дышит тебе в лицо вонючим перегаром… а ты терпи, терпи это скотство… И я решилась!

НЕЙДГАРДТ (выйдя из дрёмы, вполоборота к Дуровой): О чём вы сейчас думаете?

ДУРОВА: О том, что сейчас я не расположен к светским беседам.

НЕЙДГАРДТ: Вы всегда так строптивы без разумения места и смысла? Дерзите вашему дознавателю! Вместо того, чтобы искать моего расположения. Для вашей же пользы.

ДУРОВА: Я ещё не под судом. А заискивать никогда не стремился.

Нейдгардт лениво усмехнулся и укрылся в дрёме. Из пространства — новые голоса.

Голос МАТЕРИ: Надежда! Одни дерзости от тебя! От мужа сбежала. Живёшь, будто нас нет! Андрей Васильич, ты подарил ей Алкида, злого чёрта, он никому не даётся…

ДУРОВА (гордо): А я его объездила. Алкид умный. И я его приручила!

Голос МАТЕРИ: Ты с ним забыла о нас и о доме! И о муже. Шлёт и шлёт весточки.

ДУРОВА: Я вам в тягость? Я не вернусь к этому… монстру и пьянице.

Голос МАТЕРИ: Вот и приручи его. У примерной жены есть долг.

ДУРОВА: Маменька, вас трудно назвать примерной женой. С вашим характером…

Голос МАТЕРИ: Андрей Васильич, твоё воспитание. Мне она точно в тягость.

Голос ОТЦА: Надя, это непорядок. Жена должна быть при муже. Я не одобряю твой поступок. Мы вместе усовестим твоего мужа. Ты должна вернуться. Твое место там.

ДУРОВА: Мое место! Примерная жена, знай своё место! Почему за меня решают, где моё место?!. И я решилась на новое бегство из неволи. О, Алкид, мой боевой конь, ты был животное, но не был тупым зверем. Ты один, друг мой, понимал меня всегда. Я доверяла тебе как себе. Запахи ночной степи, запах конской гривы… Ветер! Звёзды! Свобода!

8

НЕЙДГАРДТ (очнувшись): Здесь остановка. Пока мне готовят ужин (вынул бумагу из портфеля), спрошу. Тут сказано: «Переодевшись в казачий мундир, дочь городничего А. В. Дурова, Надежда Андреевна Дурова, по мужу Чернова, в сентябре 1806 года бежала из дома на собственном черкесском жеребце Алкиде и присоединилась к донскому казачьему полку майора Степана Балабина 2-го». По слухам, некий бравый чубатый казак зажёг своим огненным взором сердце некоей юной особы… Не так?

ДУРОВА: Сами говорите: слухи. Досужее враньё.

НЕЙДГАРДТ: Допустим. Тут вам поверю… С казаками вы дошли до Гродно и там в марте 1807 года записались в Польский конный полк рядовым дворянского звания, «товарищем». Вас, переодетую женщину, принял на военную службу командир эскадрона ротмистр Мартин Валентинович Казимирский, прекрасный кавалерист… вы пленили его вашим мастерством наездника, этого у вас не отнимешь… По всему, этот офицер очень добрый человек. И родом поляк, романтик, знаете ли!.. До беззаботной глупости.

ДУРОВА: Вам приятно порочить заглазно незнакомого вам человека?

НЕЙДГАРДТ (игнорируя колкость): Ну-с, ошибиться было легко. Ваш вид… стройный, ловкий юноша, уверенный в себе, отличный наездник. В формулярном списке ваша внешность описана точно: «Росту невысокого, лицом смугл, рябоват, волосы русые, глаза карие, от роду 17 лет». Вот тут фальшью скрыта правда. Вам на самом деле двадцать четыре года. Вы уменьшили возраст, чтобы поощрить ухаживания со стороны господ офицеров?

ДУРОВА: У вас одно на уме… Стать умелым кавалеристом! Выучки наездника мало. (В её руке возникает пика с флажком.) Надо овладеть оружием. О, эти кавалерийские пики!

Голос: Рра-аз, два-а… Делай!

Дурова делает экзерсисы с пикой, вслед командам, задающим ритм движению. Вроде получается ловко и ладно. Вдруг Дурова роняет пику, и та бьёт её по голове.

Голос: Больно? Сказано тебе, Соколов: упражняй кисти рук! Башка целее будет…

Солдатский хохот. Дурова хмурясь, поглаживает макушку. Снова команда. Дурова опять вращает, подкидывает и ловит пику. И опять роняет себе на голову.

Голос: Вот задам урок: вертеть каждой рукой по пике. С закрытыми глазами. Всю ночь!

Насмешливые голоса, хохот. Дурова, сжав губы, сосредоточилась — и вдруг пика запорхала-завертелась в её руке, как послушное живое учёное существо…

9

Нейдгардт, покачиваясь в лад с коляской, перебирает бумаги.

НЕЙДГАРДТ: Уточню… Первый поход Соколова с армией в Восточную Пруссию. Битвы с французами при Гуттштадте, Гейльсберге и Фридланде. В первой же кампании проявил недюжинную отвагу: ходил в конные атаки со своим эскадроном и со всеми другими. Хм. Спас жизнь раненому поручику-драгуну финляндского полка. Через неделю в бою у Гейльсберга под брюхом его коня разорвалась граната. Ишь ты! Через два дня, под Фридляндом, Соколов вывел из боя раненого улана. Изрядное число подвигов для одной юной особы!

ДУРОВА: Мои товарищи, ходившие рядом со мной в атаку, не сомневались во мне.

Голос: Соколов, в штаб, галопом! Шеф полка, генерал Каховский требует тебя!

ДУРОВА: Слушаюсь!

Голос генерала КАХОВСКОГО: Ваша храбрость и выучка выше всяких похвал. Но есть порядок ведения боя. Почему вы ходите в атаку не только со своим эскадроном, но и с каждым конным отрядом, которому подаёт сигнал к бою труба?!

ДУРОВА: Вопль трубы… Он столь призывен, ваше превосходительство! Мой конь и я… Нет сил удержаться! Я ещё неопытен, и думал, что мой долг… на каждый призыв трубы!

Голос КАХОВСКОГО: Что за чушь вы мямлите?! Это не первый ваш бой. Вы отличный наездник. Ваш конь послушен узде. А вы… Умерьте пыл! Ваша отвага сумасбродна! Предупреждаю: если вы не прекратите кидаться в атаку с чужими эскадронами…

ДУРОВА: Я постараюсь сдерживаться, ваше превосходительство!

НЕЙДГАРДТ: Кстати! За что именно шеф вашего полка после всех ваших подвигов хотел наложить на вас взыскание? Имейте ввиду, я знаю о том вашем разговоре с ним.

ДУРОВА: Не было наказания. Господин генерал всего лишь отечески внушил мне…

Голос КАХОВСКОГО: И ещё: если вы не перестанете спасать каждого встречного и поперечного среди сражения, то я…

ДУРОВА (в сторону): Где ж ещё спасать, как не в сражении?!.

Голос КАХОВСКОГО: Как-с?.. Запомните: лично распоряжусь отправить вас в обоз!

ДУРОВА: Буду стараться!

НЕЙДГАРДТ: Я бы вовсе выгнал вон… Но, согласно формуляру, полковое начальство не отправило вас в обоз, а поощрило повышением в следующий чин унтер-офицера.

ДУРОВА: Когда я вновь и вновь слышу грозный, величественный гул пушек!.. И тонкий посвист пуль заглушается пением боевой трубы… Мы сомкнутым строем летим в атаку на ошеломлённого неприятеля… Земля гудит и стонет под копытами коней, ветер свищет во флюгерах наших пик! И будто сама смерть со всеми её ужасами несётся впереди нас!..

НЕЙДГАРДТ: Я веду дознание. Не отвлекайтесь. Даже мысленно! Вам должно стоять передо мной во фрунт и есть меня глазами, как начальника.

ДУРОВА: Я вам не подчинен.

НЕЙДГАРДТ: Вы у меня под арестом!

ДУРОВА: Тогда, тем более, вы для меня не начальство, а охранник. А в уставе строевой службы нигде не прописано, что арестант обязан есть глазами своего сторожа.

10

Канцелярия в ставке главнокомандующего. Нейдгардт и Дурова в ожидании.

НЕЙДГАРДТ (весьма злорадно): Сейчас нас примет главнокомандующий граф Буксгевден и, надеюсь, по моему рапорту бесповоротно решит вашу судьбу… Сударыня!

ДУРОВА: Не вам лишать чинов, данных более высокими персонами. Я уланский унтер!

Появляется генерал от инфантерии граф Буксгевден с бумагами в руках.

НЕЙДГАРДТ: Господин главнокомандующий! Вот порученная моему дознанию дама…

ДУРОВА (перебивает): Позвольте мне, ваше превосходительство, представиться самому!

НЕЙДГАРДТ: Дамам прощают даже нарушение субординации. Но не унтер-офицерам.

БУКСГЕВДЕН (глядя в бумаги): Побудьте пока в приёмной, господин адъютант.

Нейдгардт вышел. Буксгевден поднял глаза от бумаг на Дурову.

ДУРОВА: Унтер-офицер конно-польского уланского полка Александр Васильев Соколов! Жажду вашего справедливого суда, господин главнокомандующий.

БУКСГЕВДЕН: Я лишь надзираю за ходом дознания. Вашу судьбу решит сам государь. В столицу вас препроводит императорский флигель-адъютант генерал Засс. Он уже здесь.

ДУРОВА: Ходатайство главнокомандующего много значит! Простите мне мою дерзкую пылкость, ваше превосходительство. Но теперь только я сам могу быть защитником в своём деле. Моя дворянская честь… моя репутация честного солдата… в ваших руках!

БУКСГЕВДЕН: Рапорты ваших товарищей и начальников все в вашу пользу. Со слов генерала Засса могу судить: государь не настроен к вам сурово. А что скажете мне вы?

ДУРОВА: Я предан воинской славе всей душою. Но это всё равно, что ничего не сказать! Господин граф, вам уже известны мои обстоятельства. Моё детство в походах моего отца. Зимние квартиры. Учения. Мой отец учил меня верховой езде! Звон оружия, экзерсисы на плацу и в манеже… Есть люди, которым несносен запах животных. Особенно конюшен. А для меня запахи лошадиных денников, запахи кожи, из которой кроят сбрую и амуницию, чад полковой кузни, где кузнец молотком правит раскалённую подкову… ароматы полковой кухни… Это мой мир, родной с младенчества. Я не знаю, как ещё сказать об этом!..

БУКСГЕВДЕН: Вы ловки с виду. Но не богатырь. Неужто не жутко, когда ваша колонна летит лоб в лоб на такую же вражескую? А там каждый — здоровяк с занесённым палашом!

ДУРОВА: Не знаю, как ответить, ваше превосходительство. Вы были под пулями и ядрами и водили в бой полки. Вы знаете об этом больше меня. Когда скачешь в колонне на неприятеля, дума одна: не сломать строй. Чтобы твоя лошадь не отстала и не сбивала дистанцию и не мешала лошади товарища. Чтобы он имел простор применить оружие. И чтоб у тебя был этот простор. Вернее, о том не думаешь, выучка… всё должно случаться как бы само собой! А когда тебе поручено командовать другими, ты добиваешься такой же выучки от них. Чтобы они понимали: это не придирки. Их сноровка — это хорошо исполненное воинское дело и залог того, что их жизни уцелеют в бою. Не знаю, верно ли я отвечаю на ваш вопрос.

БУКСГЕВДЕН: Солдат всегда поймёт солдата.

ДУРОВА: Я могу надеяться на ваше покровительство, господин главнокомандующий?

БУКСГЕВДЕН: Ваша судьба защищает вас. Пока попрошу выйти… Господин Нейдгардт!

Дурова отступила во мрак, и оттуда явился капитан Нейдгардт.

НЕЙДГАРДТ: Я почтительно жду ваших распоряжений относительно участи этой самоуверенной дамы, нагло присвоившей себе военный чин и…

БУКСГЕВДЕН (холодно): Вы превысили ваши полномочия. Указаний об аресте сей персоны не было. Пока я закрываю на это глаза… Ваше задание закончено. Но вы исполняли его столь усердно, что вправе знать резолюцию начальства. Сиречь мою. Я пишу в рапорте императору: «…отличное поведение его, Соколова, и ревностное прохождение своей должности с самого его вступления в службу приобрели ему ото всех как начальников, так и сотоварищей его, полную привязанность и внимание…»

НЕЙДГАРДТ: Эта дама затесалась среди офицеров с нечистыми помыслами!

Голос БУКСГЕВДЕНА: Будьте добры не перебивать, господин адъютант!.. «Сам шеф полка генерал-майор Каховский, похваляя таковое его служение, усердие и расторопность, с какими исполнял он все препорученности, во многих бывших с французами сражениях, убедительно просит оставить его ему в полку, как такового унтер-офицера, который совершенную подаёт надежду быть со временем весьма хорошим офицером…» Нейдгардт отступает в сумрак и уже оттуда возражает Буксгевдену.

Голос НЕЙДГАРДТА: Господь сотворил природу женщин такою, какой она пребудет вечно, и… Приказом женщину не превратить в мужчину. Это не солдат! Это дамочка!..

БУКСГЕВДЕН (холодно): Это отважный воин, умелый служака, уважаемый товарищами. Поучитесь у них честности, благородству и великодушию. Мой вам совет: впредь умеряйте ваше чрезмерное усердие в угождении начальству!.. (Уходит в тень и договаривает уже оттуда.) Верните оружие унтеру Соколову. Немедленно! Он дворянского звания, как и вы! И передайте означенную персону в распоряжение господина флигель-адъютанта Засса.

ДУРОВА (выйдя из тени): О, боже! Что впереди? Столица. Там всё чужое! Судьба моя и моего сына Ванечки решится там. Легче стоять против врагов!.. Император… Его величие ослепляет меня… даже в мыслях! Поймёт ли он мою душу? Но я не отступлю. Боже, не лишай меня надежды и укрепи мои силы!.. Каким окажется этот новый сопровождающий, флигель-адъютант Засс? Каким я покажусь ему? Что он скажет обо мне императору?..

11

Дорога в столицу: две недели с покровителем

Дурова прилаживает саблю и оправляет мундир. Появляется генерал Засс.

Генерал ЗАСС: Ваш багаж, вижу невелик… и уже пристроен на запятках. Возок мой немного прост для моего чина. Но удобен. Устраивайтесь! Саблю с портупеей можно туда, в угол. Будет под рукой. Вижу вашу боевую повадку: в походе никогда не отпускать оружие далеко. Мы поедем не спеша. И не спеша поговорим о том о сём. Как два солдата, которым повезло некоторое время не думать о ратных трудах.

ДУРОВА: Виноват, не могу забыть о них. Не хочу, чтобы они остались в прошлом.

Генерал ЗАСС: Давайте сообразим, как нам общаться меж собой. Субординация тут не в помощь. Я генерал. И царский адъютант. Вы унтер. Не под арестом, но под надзором.

ДУРОВА: Прошлое моё потеряло смысл и цену, ваше превосходительство. Я ныне никто.

Генерал ЗАСС: Знаете ли, молодой чел… Э! Я, пожалуй, в затруднении большем, чем вы. Хм. Как вы бы сами хотели, чтобы к вам обращались?

ДУРОВА: Я уланский унтер-офицер Соколов. Если это ещё правда.

Генерал ЗАСС: Отлично. Постараюсь не сбиваться в названии пола. Словом, так. Мы два дворянина. Я, э, матерый вояка. А вы юный. Два воина на нежданном досуге от воинских забот. Это нас равняет. Словом, можно без чинов. Вы даже имеете преимущество, как дама моего круга. Подождите возражать! Оставляю это в стороне, раз вам так угодно. Если я забудусь и собьюсь, поправляйте меня. Идёт, мой юный сударь?

ДУРОВА: Я к вашим услугам, господин генерал. И прошу: не судите меня слишком строго за мой сумрачный вид. Я не могу не думать о своем будущем. И думы эти грустны.

Генерал ЗАСС: Вы преувеличиваете тягость и неопределённость вашего случая. Вас не лишили чина. Вы не под судом. Вы не совершили ничего предосудительного.

ДУРОВА: Я завербовался в армию согласно действующим уложениям и правилам.

Генерал ЗАСС: Именно. Разве что скрыли пол. А это неподсудно. Как и ваше бегство от мужа. И до вас были супруги, которые разъезжались… по причинам вполне понятным.

ДУРОВА: Вы… признаете такие причины… уважительными?

Генерал ЗАСС: Вы же не требовали разрыва семейных уз, скреплённых церковью? Но ваш статус двусмысленный. По нормам церкви и по закону. И по общественным обычаям. Да, иные неписанные правила и даже писанные законы… устаревшие предрассудки. Но их не принято переступать. Мнение общества в таких случаях беспощаднее суда.

ДУРОВА: Прошу прощения, что перебиваю ваше превосходительство. Моё сердце жаждало не просто свободы от постылого человека и семейной рутины. Армия… Служба воинская! Вот что призвало меня! Вот на чём сосредоточены были мои устремления!

Генерал ЗАСС: Я помню. Именно избранная вами стезя и ваша воинская доблесть так впечатляют при знакомстве с вашим формуляром и с рапортами в вашем деле.

ДУРОВА: Не всех впечатляют. Некоторых так даже злят.

Генерал ЗАСС: Есть и такие? (Выждал.) Между нами: государь император проникся к вам уважением и интересом, как раз прочитав рапорты о вас.

ДУРОВА: Я польщён. Я… Я всего лишь уланский унтер. И, как мог, я…

Генерал ЗАСС (изучает её): Скажите-ка, судары… Виноват! Но… Когда вы вступали в полк… Неужели вы были так уверены, что вас не разоблачат?

ДУРОВА: Если бы не прошения моего отца о розыске…

Генерал: Да, правда. И всё же: неужели ни разу не заподозрили, каков ваш пол?

ДУРОВА: Когда меня принял в полк донских казаков майор Балабин… Нет, ни он, ни казаки не сомневались. Но в переходах мы вставали на отдых в станицах и в корчмах…

Дурова устремляет взор в пространство и слышит голоса.

Голос КОМАНДИРА: Над чем смеемся, казачки?

Голос: Ваше благородие, да на каждой днёвке к Соколову бабы липнут, как мухи.

ДУРОВА: Вот неправда! Мне вовсе не до них! Близко не подпускаю.

2-й Голос: Ещё бы! Очень ты грозен. (Сквозь общий хохот.) Сокол-Соколов!

Голос СОТНИКА (сквозь мужской смех): Да они тебя, парень, едят глазами.

ДУРОВА (отшучиваясь): Не я же их, господин сотник.

Женский голос: Сотник, этот ваш рябенький казачок… уж так тонок и румян!

2-й женский голос: Небось, скрали где-то девку по дороге, да переодели.

Голос КОМАНДИРА: А ну, тихо! Он лихой ездок. Видали б, как управляется с конём!

Женский голос: Да мало ли чему баба не научится! Бабы поухватистей мужиков…

ДУРОВА: Позже, когда я обустроился и стал своим в уланском полку, известил батюшку. Сердце моё болело о нём. Я хотел, чтобы все было без обману. А батюшка…

Генерал ЗАСС: Чувства вашего отца понятны. Я уверен: государь Александр Павлович с присущей ему деликатностью удовлетворит чаяния вашего отца. И должным образом… думаю, благосклонно… отнесётся к вашим поступкам в прошлом. Пока давайте-ка немного вздремнем. А вёрст через пять остановимся для обеда… (Он прикрыл веки.)

ДУРОВА: К чему он клонит? Меня простят и даже поощрят за прошлое? А будущее?..

12

Генерал и Дурова устраиваются за столом, уставленным приборами.

Генерал ЗАСС: Устраивайтесь. Тут неплохо кормят. Хотя не домашние разносолы. Вот в столицу, моя супруга угостит, ого-го! Какой у меня в погребе херес!.. Это вам не жжёнка на скорую руку на ночном биваке. Или вы… по деликатности пола… к жжёнке не очень?

ДУРОВА: Не подумайте плохого. Но вкус жжёнки и пунша я знаю с младенчества.

Генерал ЗАСС: Ничего себе, какие чудеса! А в рапортах о них ни слова.

ДУРОВА: Если бы мне суждено было родиться мальчиком… Матушка-то хотела сына! И батюшка бы обрадовался. Продолжилась бы воинская династия в роду.

Генерал ЗАСС: А причём тут жжёнка на заре младенчества?

ДУРОВА: Мне сказывали: на полковых и домашних праздниках, если варили пунш и делали жжёнку, отец брал каплю на мизинец и мазал мне лоб, нос или губу. И в дни ангела.

Генерал ЗАСС: Однако! Младенцу?! Да ещё женского пола? Э… Виноват-с.

ДУРОВА: Я не потому избрал мой путь. Мой нрав от роду юношеский! Носиться верхом в полях! Лучшая утеха. Да ночью! Звёзды летят вверху. Ты летишь на коне под ними! Уклад воинский привычен сызмала. Сослуживцы и я понимаем друг друга. Мне покойно в буйстве учений, битв, биваков. Я чувствую: мне назначено отдаться воинскому подвигу. Я не отторгаю себя от близких, от сына. Но не хочу зависеть от человека, который не понимает и гнетёт меня. Мне горько, что пришлось прибегнуть к обману. Видно, потому беда обрушилась на меня. Прерван мой путь… Быстрей бы доехать и узнать! Что решено обо мне?

Генерал ЗАСС: Можно ехать быстрее. Но лучше, чтобы депеши по вашему делу курьер от главнокомандующего привёз в столицу на несколько дней ранее нас. До нашего приезда у государя будет время всё обдумать. И выбрать лучшее решение.

ДУРОВА: Будет ли мне прощение? Но, если честно, я не чувствую себя преступником.

Генерал ЗАСС: Вас и не обвиняют. Вы перешли некие нормы. Государь волен пренебречь этим. Как в иных таких супружеских и родительских делах прежде. Дамы на воинском поприще… По обычаям нашей державы женщине нет места в государственной службе. Но воля и милость императора… Могут утвердить ваш статус. И прошлый путь.

ДУРОВА: Прошлый? То, что было? А насчёт будущего?

Генерал ЗАСС: Государь расположен к вам. Я и так сказал слишком много.

ДУРОВА (серьёзно и твёрдо): Без армии я себя не мыслю.

Генерал ЗАСС: Я вас понимаю. Очень хорошо. (Отодвигается от стола.) В путь!

13

Первая встреча с Императором

В столичном доме флигель-адъютанта Засса. Он представляет Дурову жене.

Генеральша ЗАСС: Голубчик мой, какой вы славный! Как прикажете величать?

Генерал ЗАСС: Наша гостья, э-э, по бумагам, виду и чину, гость… Сама… сам укажет, как величать. Я стараюсь следовать её… его пожеланиям, но иногда, виноват-с, сбиваюсь.

ДУРОВА (чуть скованно): Унтер-офицер Александр Васильевич Соколов!

Генеральша ЗАСС: А для доверительных бесед? (Добродушно.) Скажем, если в укромном месте надо пошушукаться о кознях против общего недоброжелателя?

ДУРОВА (запнувшись, но уже свободнее): Надежда Андреевна Дурова… И, позволю заметить, я только что прибыл сюда и вряд ли успел нажить здесь недоброжелателей.

Генеральша ЗАСС: О, голубчик, шушукаться о важном с тем, кому доверяешь, всегда есть нужда. А только начнёшь укромно шушукаться, сразу явятся недоброжелатели.

Генерал ЗАСС: В столицах дела решаются… более извилисто. Не как в армии и в бою.

Генеральша ЗАСС: Как добрались? Трудна ли была дорога?

ДУРОВА: Не очень. (Почти оттаяла.) Мой прежний боевой конь давно погиб. Нынешняя моя лошадь принадлежит полку. Так что я ехал в бричке. На облучке.

Генерал ЗАСС: Простите моё недоумение… Почему так?

ДУРОВА: Капитан Нейдгардт сел в бричку, а мне велел на облучок. В три дня доехали.

Генеральша ЗАСС: А отдохнуть? А поесть?

ДУРОВА: Я не устал. Мы останавливались в корчмах. Дознаватель шёл пить чай, а мне велел стоять у брички. Но у меня были солдатские сухари и вода во фляге.

Генерал ЗАСС (каменея лицом, Дуровой): Странно, что капитан Нейдгардт так вёл себя с вами. Он из бедных остзейских дворян, и выслужил чин, как и вы, упорным трудом.

Генеральша ЗАСС: Неисповедимы пути тех, кто рьяно ищет пользы от начальства.

Генерал ЗАСС: Принимая поручение графа Буксгевдена, капитан должен был понять из его слов, что император в этом деле не суров, а благожелателен.

Генеральша: Усердные не по уму ошибаются в гадании о намерениях начальства.

ДУРОВА (вырвалось): Пехтура косолапая.

Генеральша ЗАСС (сочувственно): Ваш армейский жаргон очарователен!

Генерал ЗАСС (Дуровой): Отчего вы мне сразу не сказали о поведении Нейдгардта?

ДУРОВА (вздохнув): С превратностями, коих нельзя избежать, надо уметь тихо смиряться. Кажется, главнокомандующий сурово попенял капитану за превышение полномочий.

Генерал ЗАСС: А вы говорите, у вас нет недоброжелателей! (Жене.) Ты знаешь, что в судьбе сей юной, э-э… персоны, но уже бывалого воина и отчаянного рубаки, государь принял деятельное участие. Он просил… а просьба правителя есть повеление для тех, кто исправно служит ему… всячески заботиться о нашем госте и оберегать его.

Генеральша ЗАСС (Дуровой): Голубчик, идёмте. Приведите себя в порядок. А я, меж делом, расскажу, как держаться при дворе. Мой муж, думаю, уже просветил вас кое в чём.

Генерал ЗАСС: Моя супруга знаток светских и придворных околичностей! Она вам опишет нравы и фигуры, хитрости и характеры. Запоминайте! И хорошенько отдохните.

ДУРОВА: Я в походах легко засыпал под грохот пушек. И безмятежно спал перед утренней атакой ввиду неприятеля. Засну ли сегодня? Ведь завтра решится моя судьба.

Генерал ЗАСС: Днём я свезу вас во дворец. Князь Волконский проводит вас в кабинет императора и представит его величеству. А там уж… Будьте внимательны. Точны. Правдивы. И сообразуйтесь с обстоятельствами и настроением государя.

14

Дурова в мундире, но без сабли, перед Императором. Он подходит к Амазонке.

ДУРОВА: Унтер-офицер Александр Васильев Соколов!

АЛЕКСАНДР: Я слышал, вы не мужчина. (Взял её за руку.) Это правда? (Смутился.) Как дрожит ваша рука! Увы, порой, презрев деликатность, следует спросить прямо. Итак?..

ДУРОВА (тоже смущена): Да, ваше величество. Правда!

Они рассматривают друг друга. Он — откровенно. Она — таясь.

ДУРОВА (про себя): Он покраснел. О нём говорят: деликатный и великодушный кавалер.

АЛЕКСАНДР (про себя): Она тонкая. Подтянутая. Для мужчины невысока. Видом осьмнадцатилетний юнец… Но не выглядит неопытным новобранцем. (Ей.) Наслышан о вашей неустрашимости. Вы поначалу бросались в атаку даже с эскадронами не своего полка?

ДУРОВА: Пыл молодого и неопытного воина плохо согласуется с правилами устава!

АЛЕКСАНДР: Все начальники отозвались о вас с похвалою. Ваша храбрость названа беспримерною. Мне это приятно. Ваш подвиг первый пример в России. В донесениях о вас… Впрочем, расскажите о себе сами.

ДУРОВА: Ваше величество, я думаю, вы полностью осведомлены о моём прошлом. И об истории моей семьи. И о моём… несчастном замужестве. О бегстве из дома. И как завербовалась в Коннопольский полк. И что… забрала сына от мужа.

АЛЕКСАНДР: Вашему сыну шесть лет. В формуляре из полка указано: вам семнадцать лет. (Строго.) Одно с другим не сходится. Вы многое скрыли. Ради чего?

ДУРОВА: Это был жест отчаяния. Развод… У нас не принято. Муж требовал, чтоб я вернулась к нему. Грозил увезти меня с сыном в Сибирь. Там он выхлопотал себе место.

АЛЕКСАНДР: Понимаю… (Заинтересовано.) А что ваши родители?

ДУРОВА: Матушка не хотела мне помочь. Отец колебался.

АЛЕКСАНДР: Он попросил начать розыск о вас. (Берёт бумагу.) «Коллежский советник Дуров… ищет повсюду дочь Надежду по мужу Чернову, которая по семейным несогласиям принуждена была скрыться из дому… и, записавшись под именем Александра Васильева сына Соколова в Коннопольский полк… была во многих сражениях с неприятелем».

ДУРОВА: В бумагах обо мне хватит для службы и для сыска. Но бумаги не всё знают! Всю жизнь быть чиновницей Черновой… Но кто догадается искать женщину в воинском строю? Что под мундиром бьётся сердце гонимой жены и одинокой матери? В вашем взоре, ваше величество. Но улыбка ваша снисходительна. Простите мою дерзость! Я не жду снисхождения. Я ищу понимания! Моё сердце неустрашимо, как и мужское! Рука и душа тверды, как подобает воину. И понятия о чести для меня так же непреложны! (Перевела дух.) Тогда много говорили о войне с французами. Время пришло для таких, как я. Или мне довелось угадать дух времени… Если женщине идти в армию, то в годы суровых испытаний для Отчизны и небывалых доныне войн. Обсуждали Аустерлиц…

АЛЕКСАНДР (резко): Та баталия вызвала в обществе нелепые толки! У нас не хотят понять смысла этой битвы. Борьба с Наполеоном не кончена. Тильзитский мир передышка. Вы воевали в Пруссии и знаете силу армии французов. (Мягче.) Я был под Аустерлицем. И знаю цену воинских трудов! Ваше имя занесут на скрижали истории. Дама в армии, с оружием, в жестокой битве! Я был безмерно удивлён. Кое-кто намекал: вами движут низменные страсти. Дознание показало: это не так. Кстати! Капитан Нейдгардт в розыске по вашему делу, кажется, вёл себя в отношении вас (вгляделся в её лицо) не совсем деликатно?

ДУРОВА (уклончиво): Каждый исполняет свой долг так, как его понимает.

АЛЕКСАНДР: Это верно. Все отзывы оказались в вашу пользу. Вы с честью носили звание российского солдата. Я намерен наградить вас сообразно этому. (Взял коробочку.) Золотой перстень с бриллиантами… (Надел ей на палец.) Вы получите мой рескрипт с описанием ваших подвигов. Я напишу к вашему отцу. Вот что он писал брату, вашему дядюшке. (Берёт бумагу, читает.) «Ради бога, узнайте о Надежде… Я её очень люблю!»

ДУРОВА: Я знаю. И мне горько, что мы не смогли объясниться, и пришлось прибегнуть к тайному исчезновению. Мною, из любви к нему, он был извещён, что я служу в армии.

АЛЕКСАНДР: Вы вернётесь домой с почестями и наградами. И семейные неурядицы…

ДУРОВА: Мои награды не принесут мира в мой дом. Мои отношения с родителями столь сложны… а с мужем столь далеки от дружбы, чуткости и понимания, что… Лишь твёрдо следуя своему призванию, я могу переменить судьбу. Я жажду этого!

АЛЕКСАНДР: Но как раз ваши стремления ведут к разногласиям с близкими.

ДУРОВА: Возвышенные помыслы порой не принимаются близкими. Мне пришлось пойти против их мнения. Я всегда буду чувствовать вину перед ними. Но моё стремление к свободе и презрение к условностям… Совпали с желанием служить Отечеству. Как воин! Вровень с мужчинами. Если в этом есть преступное своеволие, молю: снимите с меня вину!

АЛЕКСАНДР: Хм… Мне казалось, моё решение устроит всех. Прежде всего, вас: наградив за геройство, испросив для вас прощение у отца, отправить вас домой.

ДУРОВА: Только не домой! (Упала на колени.) Умоляю! (Схватила его руку и заплакала.)

АЛЕКСАНДР: Не понимаю… (Поднял её.) О чём вы плачете, мой маленький воин?

ДУРОВА: За время дознания… И на пути во дворец… меня укрепляла одна мысль: мой государь решит мою судьбу. Сегодня всё решится! И вот как оно решилось… Мои надежды… Государь, позвольте мне остаться в армии!

АЛЕКСАНДР: Что за фантазия?! Одно дело поход, быстрая кампания. Но постоянная служба, тяжкие солдатские труды… Невозможно! Не представляю, как вы будете в полку.

ДУРОВА: Но я в полку! Восемь месяцев. Я достойно носила мундир. Все подтвердят!

АЛЕКСАНДР: В боях некогда присматриваться друг к другу. А в мирное время… Служба иная! Медленная. С множеством мелких забот и случайностей. Вас разоблачат.

ДУРОВА: Разве я выгляжу в мундире не по-воински, ваше величество?

Она повела рукой от ворота вниз, по перевязи и лацканам на груди, по широкому кушаку на талии и закончила чисто женское движение чисто мужским жестом: привычно и твёрдо положила руку на бедро, там, где должен быть эфес сабли.

АЛЕКСАНДР: Мундир сидит на вас прекрасно! (Смущён.) Но есть ещё обстоятельства…

ДУРОВА (про себя): Он опять покраснел… Боже, открой ему мою душу! И ему в юности было несладко. И его августейшие родители не ладили с ним. И в его браке, по слухам, не всё гладко. Он поймёт меня! Он искренне радеет о славе Отечества! (Вслух.) Ваше величество! Воинская честь для вас не пустой звук. Прошу, оставьте меня в армии!

АЛЕКСАНДР: Почему вы спорите со своим монархом?

ДУРОВА: Я не смею спорить с вами, ваше величество. (Стягивает с пальца перстень.) Но я… Прошу другую награду! (Она щелкнула каблуками.) Чин офицера!

АЛЕКСАНДР (обошёл вкруг её; про себя): Отменная позитура! Лицо каменное. (Ещё раз обошел её.) Это у вас природное упрямство или приобретённое на службе в моей армии?

ДУРОВА: Могу я попросить вас, ваше величество?..

АЛЕКСАНДР: Это лучше. Не спорить, а попросить. Я весь внимание.

ДУРОВА: Исправный унтер-офицер обязан есть глазами начальство. Но вы ходите вокруг меня… Следует ли мне всё время исполнять команду «кру-у-гом»?

АЛЕКСАНДР: Браво! Речь деликатной дамы. Итак. Вы хорошо обдумали своё решение?

ДУРОВА: Так точно, ваше величество.

АЛЕКСАНДР: Я произведу вас в офицеры. Вы хотите перебить?! М-м… Позволяю.

ДУРОВА: Умоляю! Если даруете мне чин офицера, то только не с выпуском в отставку.

АЛЕКСАНДР: Вы обставляете моё решение такими условиями… Минутку! Напомню: в моей империи… в нашей державе дамы не допускаются на государственную службу.

ДУРОВА: Господин генерал Засс… Когда мы ехали сюда! Уже любезно напомнил мне об этом. Но в вашей монаршей воле… Сделать исключение. Император может всё!

АЛЕКСАНДР: Всемогущ Бог. Но не царь. Хорошо. Заключим договор. И вы пообещаете исполнить все его пункты. Неукоснительно. Его условия суровы. Но они определят ваше будущее… Минутку! Вы сами выбрали свой путь и должны отвечать за этот выбор.

ДУРОВА: Я в полной готовности… рассмотреть эти условия, ваше величество.

АЛЕКСАНДР: Оставим в стороне суд общества, бремя страстей, стремление быть не такой, как все… (Помолчал.) Вас вёл за собой пример Жанны д’Арк, спасшей Францию?

ДУРОВА: Никогда не примерялась к её судьбе. В наше время должно думать о личных обстоятельствах. Моя удача, что мои таланты и труды служат славе Отечества… Возможно, новые поколения женщин найдут мои дела достойными подражания. И никому не покажутся странными женщины на службе государству.

АЛЕКСАНДР: Итак. Я дам вам новое имя. Но вы! Никому! Не откроете своё инкогнито. До конца своих дней вы будете носить мужскую одежду и говорить о себе в мужском роде. Вы забудете о муже. Ведь вы не настаиваете на формальном церковном разводе?

ДУРОВА: Нет, ваше величество. Мысли мои не об этом. Я думаю о сыне.

АЛЕКСАНДР: Став офицером, вы забудете о себе, как о женщине. Прочь романы, кокетство! Ваш сын… Я узнаю, что можно сделать. На этих условиях… Мы заключим договор?

ДУРОВА: Я могу подумать? Или следует дать ответ сию минуту?

АЛЕКСАНДР: Зачем же сию минуту? Я не так вероломен и жесток, как обо мне рассказывают! И не меняю своих решений каждый миг. Даю вам на размышления десять дней.

15

Десять дней между аудиенциями

В доме Зассов. Генеральша и Дурова устало садятся на софу или в кресла.

Генеральша ЗАСС: Голубчик, как вам театр? Вы в центре общего интереса!

ДУРОВА: Ваше покровительство защищает от неудобств навязчивого интереса.

Генеральша ЗАСС: Неудобства? Да… А кому-то светский восторг кружит голову.

Дурова смотрит перед собой. Генеральша наблюдает за ней. Звучат голоса: «Вам совсем не страшно?!» — «Когда гром, ужас! а тут пушки! Ужас!..» — «Пылкие взоры бравых усачей подстёгивали ваш дух!» — «Как, вы ни разу никем не увлеклись?! А вами?» — «Вам вовсе чужды романтические чувства?..»

ДУРОВА: Я ищу иную славу, не светскую. Среди праздных людей, в центре внимания… Искренне ли оно? Или это жадное любопытство к тому, кто вчера был безвестным, а сегодня обласкан высшим лицом государства? Завтра явится новая необычная персона, модный интерес обратится к ней, а тебя сотрут из памяти. Вечно зависеть от мнения света…

Генеральша ЗАСС: Вы правы, голубчик. Это особый род неволи и зависимости.

ДУРОВА: Такая жизнь стесняла бы меня так же, как жизнь семейная.

Генеральша ЗАСС: Конечно, в неудачном замужестве всё не в радость.

ДУРОВА: По чести… Не по мне домашний покой. Душа бунтовала. Вопреки разуму. Но дисциплину и субординацию в армии я принимаю легко. Их суть мне ясна. Я смиренно им подчиняюсь. И нахожу в них свободу! Я не обманулся в армейских нравах. И в себе.

Генеральша ЗАСС: Вы уже решили, что скажете императору на новой аудиенции?

ДУРОВА: Важно, что скажет государь. На словах обещал многое. Но был уклончив.

Генеральша ЗАСС: Ваши возвышенные устремления столкнулись с семейными устоями. Император сторонник прочного брака… Ваша матушка вас не поддержала?

ДУРОВА: Меня лучше понимает отец. Матушка… тяготилась жизнью в гарнизоне. Желала жизни светской. Бунтовала. Помещичья дочь, она слыла первой красавицей в родном Пирятине! И замуж за моего батюшку, за военного москаля, сбежала против воли отца. Мы с ней похожи своенравием… Она хотела сына. Но во мне не принимала мужских черт.

И ей слышится материнский голос…

Голос МАТЕРИ (ласково): Ну, целуй руку… Поздравляю тебя с именинами! Четырнадцать лет кое-что значат. (Сурово.) Что не весела? Или мой голос тебя пугает?

ДУРОВА: Этот розовый кушак на платье… Разве ко мне идёт?

Голос МАТЕРИ: Сколько твердить: ты не имеешь права на самолюбие! Розовая лента красива. Сама по себе! Тебе она, верно, ничего не придаёт. Ступай! Пора в церковь. И на образа смотри, а не на ленту! А на прогулке не вздумай снова колобродить… Что за манера: скакать через кусты да по горкам над обрывом! Пугать подруг, сестру и няньку!..

ДУРОВА (вернувшись из прошлого, генеральше): Заключение в горнице, кружевные подушки… Свобода на прогулке доводила мою резвость до полного сумасбродства! Но порой я думаю: отдавая меня замуж за чуждого человека, матушка не только окорачивала меня, но и мстила за свою судьбу… Она приговаривала: «Замужем научишься быть женщиной. Капризы, своеволие останутся при тебе. Но ты узнаешь, как вертеть мужчинами».

Генеральша ЗАСС: О, да. Это особая радость. Они-то думают, что подчиняют нас.

ДУРОВА: Вот я в армии. (Лукаво.) Командую мужчинами. Они слушаются! А дамские радости… Я люблю управляться с лошадьми. Чистишь коня, и хлоп-хлоп скребком раз пять ему по боку. Пыль отпечатывает на шкуре коня цепочку узоров. Он ворочает к тебе голову. Медленно! И смотрит. Так умно! Будто гадает: во что ты с ним играешь?

Генеральша ЗАСС: Но среди коней есть дикие строптивцы! Как среди мужчин.

ДУРОВА: Ещё какие! Заводишь его в конюшню. И он давай напирать, хочет быстрей попасть в свой денник. Держишь его спиной. Виснешь на поводе. А он, как попал в денник, тут и развернётся задом к тебе, чтобы лягнуть. Не вышло ударить, опять к тебе повернёт морду, чтоб если не лягнуть, так цапнуть… А какие среди них надуватели!

Генеральша ЗАСС: То есть? Среди мужчин, понятно, какие. А тут-то?

ДУРОВА: Седлаешь его, а он надувается. Не даёт затянуть подпругу! Не затянешь, улетишь на всём скаку с седлом коню под копыта! Тут берёшь хитростью: намотаешь ремень на кулак и подтягиваешь потихоньку. А то он пробует затоптать тебя в деннике. Чистишь его или седлаешь. А он вскидывает зад, бьёт копытами и норовит притереть тебя к стенке.

Генеральша ЗАСС: И как же?..

ДУРОВА: А покажешь ему кулак с плёткой, да и пихнёшь коленом в пузо!

Генеральша ЗАСС: Да, при этих-то радостях вас не соблазнят дамские штучки.

ДУРОВА: Могло быть иначе. В четырнадцать лет мать отправила меня в Полтавскую губернию. На два года. В усадьбу Великая Круча. Бабушка и тётки старались сделать из меня настоящую барышню! В церковь всей семьёй. Приёмы у богатых соседей. Балы. Танцы.

Генеральша ЗАСС: Неужто вы, уже в такие юные годы!.. Не находили вкус в балах?

ДУРОВА: Там в меня влюбился сын одной помещицы. И я в него!.. Он был готов сделать предложение. Остаться бы мне в Малороссии… Выйти б замуж за любимого… Навек бы прощай мои воинственные мечты!

Генеральша ЗАСС: Что-то между вами стряслось?

ДУРОВА: Нет. Матушка не терпела, чтобы что-то не по её воле. И вернула меня домой.

Генеральша ЗАСС: Видно, судьба хотела, чтобы вы стали тем, каковы ныне.

ДУРОВА: Я знаю: многим тут я кажусь каким-то невиданным зверьком. Он ест то, что прочим не по вкусу. Надобно дать ему побольше его странной пищи! И сунуть в клетку. Чтобы сохранить и разглядывать с удобствами. А для меня такое решение…

Генеральша ЗАСС: Словом, вы всё же отвергаете первое предложение государя?

ДУРОВА: Выйти в отставку в офицерском чине и вернуться в семью? Это было бы несправедливо! (Помолчав.) Быстрей бы всё решилось! Но… По справедливости!

Генеральша ЗАСС: Ах, дружок, кабы в справедливости было счастье…

16

Император у себя. Рассуждает вслух.

АЛЕКСАНДР: Эта дочь городничего и жена чиновника… Каков характер! Упорно хочет остаться в армии. Отвергла все возражения о тяготах бивуачной службы и походов.

Голос НАРЫШКИНОЙ (лукаво): И покорить ваше сердце юная амазонка не сумела?

АЛЕКСАНДР (нежно): Вы знаете, кому безраздельно принадлежит моё сердце…

Голос НАРЫШКИНОЙ: Увы, там есть место и для иных… Но сейчас речь не обо мне.

АЛЕКСАНДР: Амазонкой я искренне восхищён. Но при её дерзкой отваге ей покуда везло. Невероятно! Пули, ядра, сабли… всё мимо. Не всегда судьба будет так благосклонна. И я буду настаивать: долг патриота ею исполнен сполна. Достаточно!

Голос НАРЫШКИНОЙ: Мой совет докажет: я далека от ревности и тайных мыслей. Сотворите чудо! Вы самодержец. И вправе перейти условности для торжества справедливости. Создайте нового воина из ничего. При вашем батюшке, императоре Павле, были указы, скреплявшие то, чего не было вовсе. Превзойдите вашего венценосного отца: герой есть, его не надо выдумывать. Город полон толков о нём. Или о ней? Модное лицо! С ним ищут встреч, зовут в дома, на приёмы и балы. Дайте ей… ему иное имя и новую судьбу!

АЛЕКСАНДР: Модные персоны рождают в обществе праздный интерес. Его надо чем-то питать, он побуждает искать и выдумывать новых модных персон… Госпожа Дурова, ныне воин Соколов… Сначала и я принял её как экзотическую редкость. Поговорив с ней, увидел: она выше праздной моды. Как умно она рассуждает о войне, о долге и Отечестве!

Голос НАРЫШКИНОЙ: Вам известно: давно ходят слухи, что некая юная особа, вопреки своей природе и полу, решила отдать себя воинскому служению родине. Даруйте ей эту возможность. В вашей власти дать такое странное счастье этой необычной особе.

АЛЕКСАНДР: Я решил признать и тем утвердить то, что она совершила по сию пору. Её дух и помыслы величественны. Но… Следует сберечь её для будущего! Я хочу вернуть её в семью. Даже против её воли. Ей надобно выйти в отставку. Пример её служения уже дан.

Голос НАРЫШКИНОЙ: Но, государь моего сердца… Вы даруете ей воинский чин. И кто помешает ей, прервав отставку, вновь сбежать в армию? Оставьте за ней право определять свою судьбу. Это особый характер, вы сами признали. Порадуйте её и себя. И вместе с вами порадуюсь за вас я. И этот пример патриотических чувств и возвышенных поступков ещё более послужит к общей пользе… И к вашей и этого юного воина славе.

17

В доме Зассов. Хозяйка и Дурова, вернувшись с бала или визита, расположились развлечься беседой. Но генеральша вдруг, в лоб, подняла скользкую тему.

Генеральша ЗАСС: Голубчик, я вижу: в беседах, на прогулке и на балах вас гнетёт какая-то мысль. Позвольте, угадаю? (Странным тоном.) Наш государь мгновенно увлекается… хорошенькими дамами и девицами. Особенно в поездках! Все знают. И высокородными аристократками. И весьма простенькими дворянками из захолустья. И…

ДУРОВА: Мне тяжело слушать это. Я не наивная дурёха. Но… Обожаемый государь…

Генеральша ЗАСС: Он, как все мужчины. Это не тайна. А какая девица или дама не будет польщена вниманием государя? И посмеет отринуть его! Не все, но…

ДУРОВА: Что я должен ответить вам? Император… волен во всём. Меня это не касается.

Генеральша ЗАСС: У него есть давняя фаворитка. Красавица и умница Мария Антоновна Нарышкина. Она всё терпит. Прощает его измены. Он её любит и ценит. Слушает её советы. Но… Хорошо. Напрямую. Вам не показалось на аудиенции, что он увлёкся вами?

ДУРОВА: Сударыня!.. Я? И государь… Обожание имеет границы!

Генеральша ЗАСС: Не для всех. Любовная горячка правит поступками людей. Даже высочайше поставленных. Любовное увлечение… очень сильное орудие в устройстве судьбы. Вы говорите о себе в мужском роде. Но император видит перед собой необыкновенную даму. Это на него сильно действует. И никто бы не увидел ничего странного…

ДУРОВА: Вы моя гостеприимное хозяйка. Из уважения к вам… я не встаю и не…

Генеральша ЗАСС: Если обидела, простите, голубчик. Мне хочется помочь вам добиться… (Смотрит испытующе.) Прикинем иначе. Именно затем, чтобы показать Нарышкиной свою верность и… бескорыстное к вам расположение, государь постарается наилучшим образом устроить вашу судьбу. Чтобы все видели, что он справедлив. И по заслугам оценил столь необыкновенную… персону, как вы. Предположим, я права. Надо подумать, как себя вести на следующей аудиенции, чтобы… (Прислушалась.) Ещё поговорим об этом.

Внимательно смотрят друг на друга. Входит генерал Засс, с ним Нейдгардт.

Генерал ЗАСС: А у нас вот какой гость. Нежданный…

НЕЙДГАРДТ: Прошу прощения за незваный визит! По случаю остановки военных действий… Зима!.. Я испросил у главнокомандующего три недели отпуска, и вот я в столице. Мне очень хотелось вновь повидать мою, э-э… моего подопечного, бравого коннопольца. Свет полон разговоров о нём! Модная персона! Но мне нигде не удалось совпасть с господином унтер-офицером. И вот я прошу вашего разрешения быть вашим гостем.

Зассы переглядываются. Генеральша светски-любезно указывает на стул.

Благодарю вас! (Садясь, Дуровой.) И каковы ваши первые впечатления от столицы?

Генерал ЗАСС (изучая гостя): Слово в слово. Я давеча задавал такой же вопрос.

Дурова, вертя рюмку в пальцах, неопределённо пожала плечами.

НЕЙДГАРДТ: Из нашей… из нашего строптивца-унтера ответы надо тянуть клещами.

Генеральша ЗАСС: Как узнают, кто мой спутник, так и вьются, донимая вопросами.

Нейдгардт разглядывает Дурову. Генерал посматривает то на него, то на Дурову, ушедшую в себя. Возникли голоса: «Милочка, и вам не страшно под пулями и ядрами?» — «Голубушка… или вам лучше говорить голубчик?» — «Боже, да уже при виде усатого вражеского страшилища с саблей, которое верхом несётся на меня… я бы упала в обморок! Тысячу раз!» — «Мон шер, как вам этот фасон? Модные кружева… О, простите, вам же, натурально, интересны галуны и петлички!»

НЕЙДГАРДТ: Уверен, наша… наш воин так же доблестно отражает от себя нескромную светскую суету, как отгонял в битвах атакующую вражескую кавалерию.

ДУРОВА: Светская суета утомляет больше. Однообразно! Одни и те же вопросы…

НЕЙДГАРДТ: Вам неприятно быть модной штучкой?! Странно для дамы. Пардон! Но… Так естественно: блистать в свете! Эта слава порой более яркая, чем у великих воинов.

ДУРОВА: Не моё. Этот интерес столичного света не к тому, каков я на самом деле…

Генерал ЗАСС: Да, столичные жители особый люд. И, доложу я, быть столичным жителем тяжкая доля. Не хотите ли для подкрепления испробовать хересу? Из моих запасов.

НЕЙДГАРДТ: Думаю, вашему гостю… гостье… следует предлагать не вино, а сладости.

Дурова одаривает Нейдгардта таким взглядом, что генеральша забеспокоилась.

Генеральша ЗАСС (невинно): Капитан, вы не боитесь получить вызов на дуэль?

НЕЙДГАРДТ (заносчиво): В схватке на клинках женская рука уступит мощи мужской.

ДУРОВА: А выучка? Ловкость? Точность глаза? Желаете испытать твёрдость моей руки?

Генерал ЗАСС: Кстати, в рапортах… вы, капитан, их сами собрали… унтер Соколов предстает воякой весьма отчаянным и решительным, и с ним лучше не связываться.

НЕЙДГАРДТ: О, да, ваша гостья… гость… чуть что, страстно рвётся в бой лить кровь!

ДУРОВА: В состязании и даже в дуэли необязательно проливать кровь. (Со сдержанным вызовом.) Удар саблей плашмя по голове не убьёт, но вправит самые заносчивые мозги.

Генеральша ЗАСС: Только не в моём доме! Вы перебьёте наши сервизы!

НЕЙДГАРДТ (меняя тему): Могу я узнать, как прошла встреча с его величеством?

ДУРОВА (не сразу): Когда князь Волконский затворил за мной дверь государева кабинета, государь тотчас подошёл ко мне… (Помолчав.) Взял за руку, и, не выпуская моей руки, повёл к столу. Опёрся о стол одной рукой, а другою продолжал держать мою руку. И стал спрашивать вполголоса и с таким выражением милости, что вся моя робость исчезла…

НЕЙДГАРДТ: Государь?.. Участливо расспрашивал?! И держал вас за руку?

Генеральша ЗАСС: Вы удивлены милостивым участием государя в нашем воине?

НЕЙДГАРДТ: Решения государей не всегда ясны простым людям… Что же далее?

ДУРОВА: Далее… была конфиденциальная беседа. Я не вправе нарушать её тайну.

НЕЙДГАРДТ: О, да! Всю дорогу в главный штаб я не мог добиться от вас ни слова.

Генеральша ЗАСС (Дуровой): Боже, он приставал к вам всю дорогу, мой дружочек?!

НЕЙДГАРДТ (надувается): Я не совсем понимаю такие намёки!

Генерал ЗАСС: Э-э, в этой ситуации любой интерес воспринимается как домогательство, и, учитывая природу юного воина, любое домогательство выглядит двусмысленным.

НЕЙДГАРДТ: Я решительно не понимаю, куда вы клоните!

Генеральша ЗАСС: Ну как же! Ваше стремление к бравому и юному унтеру… Даже сюда явились за ним! Вид этого юного воина в мундире, в истинно мужском наряде, обворожительно-героический. Ваши чувства понятны. Но между зрелым и юным воинами… Они могут выставить вас в нехорошем свете. Бог знает, что о вас подумают!..

Нейдгардт вскочил. Пытается ответить, но, лишившись речи, кидается вон.

Какой прыткий! (Мужу.) Что же ты не предложишь нам обещанного хересу?

Дурова и генерал хлопают себя по коленкам и хохочут. Засс повернулся к жене.

ДУРОВА (наблюдая за хозяевами, про себя): Сколь многим я обязан этим непростым людям! Да, они выполняют волю императора. Но ко мне искренне участливы. Госпожа Засс сопровождает меня везде. Я для неё необычный подопечный. Но ни одного нескромного взгляда! Ни одного бестактного вопроса! Истинные придворные, они купаются в светских интригах, как рыба в воде. Но, в отличие от многих, они выше мелкой злобы и мстительности. И ради добра и они пускают в ход оружие, которым владеют изрядно… Ужасное оружие!.. Страшнее сабель и пушек. Оно невидимо. Разит смертельно ещё долго после того, как нанесён удар. Потому пехтура косолапая в ужасе умчалась. Он решил, что если дальше будет спорить со мной, то мои покровители пустят в обществе слух, который навсегда сгубит его репутацию и карьеру… Да, всё сказанное меж мною и этими двумя людьми, важно для решения моего дела. И многое доходит до государя. Но что ему говорят обо мне?

Генерал ЗАСС (Дуровой): А ведь вам скоро в путь. Надо обсудить, чем снабдить вас.

Генеральша ЗАСС: Значит, его величество разрешил вопрос в пользу нашего гостя?

Генерал ЗАСС (делая удивлённый вид): Разве я сказал нечто определённое?

ДУРОВА: Я жажду определенности! Мой вынужденный обман прощён. Награждена моя прошлая доблесть. Но что скажет государь на новой аудиенции? Те, кто обласкал меня, и вы, и сам государь… хотят оградить меня от опасного будущего. Но оно не страшнее прошлого. Оно моё! Я словно у самого порога счастья! Но неведомая сила не пропускает меня… Если я не в армию.… Куда я? Как?..

Генеральша ЗАСС: Утро вечера мудренее. Пойдёмте отдыхать.

ДУРОВА: Как трудно заставить себя отдаться сну так, будто будущее моё безмятежно… Спокойной ночи вам, сударь, и вам, сударыня! (Выходит.)

Генеральша ЗАСС: Друг мой, видишь: этой душе не будет покоя, если ей не дадут вернуться в тот мир, где ей хорошо. Этот мир битв, муштры, лишений, гибели ужасает многих. Но её, кажется, больше пугает возвращение к мужу. Там она утратит себя…

Генерал ЗАСС: Почему всем кажется, что те, кто, как я, приближён к правителю, могут легко влиять на него?.. Давай отложим все заботы до утра. (Уводит под руку жену.)

18

Император Александр в своем кабинете. Размышляет вслух.

АЛЕКСАНДР: Утвердить эту необыкновенную личность в воинском чине, как обещано? Слово надо держать. Но не придётся ли после сокрушаться, что своею рукой послал её на смерть?.. А если дать ей место в полку в столице? Или определить в офицеры свиты?

Голос НАРЫШКИНОЙ: Только не это! Какие слухи пойдут… Какие соблазны!

АЛЕКСАНДР: Не ревность ли подсказывает слова вашему разуму?

Голос НАРЫШКИНОЙ: Вы столько раз подвергали испытаниям мою верность… (С легкой горечью.) Мон шер, вы могли бы заметить: ревность не имеет надо мной власти.

АЛЕКСАНДР: Я не хотел уязвить вас. Но моё решение в этом необычном случае… э-э…

Голос НАРЫШКИНОЙ: О безупречности вашего решения я и пекусь. (Пауза.) Будьте последовательны. Вы не раз говорили: общество должно помнить героев Отечества! Прибавьте к героям прошлого героя наших дней! (Пауза.) Не лишайте эту особу счастья жить так, как ей по нраву. Быть может, для такой жизни её создали Бог и природа.

АЛЕКСАНДР: Словом, вы советуете мне прислушаться к голосу Провидения?

Голос НАРЫШКИНОЙ: Даже венценосцам не стоит идти против высшей силы. Я хочу сказать, что высшая воля открывает себя через повеления царя, помазанника Божия.

АЛЕКСАНДР: Разумеется! Именно так я и понял ваши слова.

19

Дурова в доме Зассов, наедине с генеральшей.

Генеральша ЗАСС: Вам будет трудно, дружочек. У вас высокие помыслы и необычные для женщин нашего круга желания и устремления.

ДУРОВА: Мне давно ясно: я пройду мой путь в душевном одиночестве. Хотя среди друзей и близких… Они не понимают меня. Винят меня. Но я не сверну.

Генеральша ЗАСС: Вы убедительны, когда говорите о вашей страсти к армейской жизни. Но, может быть, вы могли бы найти себя и в мирном занятии? Вместе с мужем?

ДУРОВА: Меж нас нет общего!.. Его сослуживцы, болтовня о бумагах, дрязгах, взятках. Кто и что донёс начальству. Как обвели просителя… Сперва чувство к нему было. Мне казалось. Родился Ваня, подрос. И всё ушло. Бывает, вы знаете. Я боролась с собой. А он пил… Ночью уступать ему! Это унижение… Как насилие! От этого… в седло и в степь!

Генеральша ЗАСС: Молю Бога, чтобы император нашёл наилучший выход. Государь очень непрост. На высоте его власти многие решения принимаются не по чувству и не по высшим поискам ума. А по велению государственной нужды. Или общественного примера. (Помолчав.) Бывает, что и в угоду чьей-то влиятельной интриге. Или своего каприза.

ДУРОВА: Да, можно стать забавой праздной прихоти могучей особы. Даже не зная о том.

Генеральша ЗАСС: Император Александр Павлович умеет обворожить и увлечь. Не поддавайтесь, дружочек, его чарам. Даже, когда он к вам расположен.

ДУРОВА: Я выполню все его условия, если он оставит меня в службе. Но, не обеспечив будущее моего сына… я из кабинета его величества не уйду! Судьба Ванечки не будет разрушена из-за капризов его матери. Государь меня поймёт. Иначе… К чему я здесь?

Генеральша ЗАСС: Вы надеетесь командовать царём как вашим полуэскадроном?

ДУРОВА: Император мой повелитель. Для меня, его воина и подданного, его воля закон.

Генеральша ЗАСС: Но она переменчива. А причину перемены знает только он.

ДУРОВА: К чему гадать до встречи с государем? Не нам решать за царей.

Генеральша ЗАСС: Да уж! Но приходится угадывать царственные стремления. Знаете ли, как придворные меж собой называют нынешнего государя? Загадочный Сфинкс.

ДУРОВА: Я верю: провидение явит справедливость через решение монарха. И… Как встанут звёзды… Но порой мне кажется: решительность и упорство могут влиять на движения нашей планиды. Судьба благосклонна к честным и дерзким!

Генеральша ЗАСС: Вы меня пугаете и восхищаете. Вы готовы указывать судьбе.

ДУРОВА: Фортуна играет со мной в догонялки… Заметьте: кроме Нейдгардта, как великодушны все, кто озабочен мною! Включая императора. А у меня так и нет уверенности в своём будущем! В этом великодушии таится лукавая снисходительность: о, сударыня, мы признаём ваши свершения, но хватит! Вам не сравняться с мужчинами. Не нужно!.. (Помолчав.) Не пересказывайте мои слова вашему супругу. Он может обидеться.

Генеральша ЗАСС: Ну, почему же? Напротив. По-моему, надо сказать…

20

Вторая встреча с Императором

Император в своём кабинете говорит с флигель-адъютантом Зассом о Дуровой.

АЛЕКСАНДР: Особа, в чьей судьбе мы принимаем участие… На неё можно положиться? Умеет ли она хранить тайну? Честна ли в своих намерениях и тверда ли в решениях?

Генерал ЗАСС: Насколько я понял этот характер… она не свернёт с избранного пути. Это путь чести. И слово, данное ею тому, кто ей поможет, будет нерушимо. Однако…

АЛЕКСАНДР: Однако?.. Вы всё же сомневаетесь в этой особе?

Генерал ЗАСС: Не в ней. Она желает лишь ту жизнь, к какой стремится давно и упорно. Но… В задержке решения ей видится, простите, ваше, величество, мужская снисходительность. Э-э… Нежелание признать её ровней как воина и мастера своего дела.

АЛЕКСАНДР: Да? Хм… Хорошо. Я приму это во внимание. Хорошо! Будьте добры сказать князю Волконскому, пусть пригласит означенную особу в мой кабинет.

21

Генерал вышел. Входит Дурова. Симпатия, возникшая меж императором и ею, помогает им общаться искренне и открыто. В ней, сквозь сдержанное, но без прежней робости, ожидание своей участи и восхищение государем, заметно твёрдое намерение стоять на своём. Он любезен и ласков, но «отечески строг».

АЛЕКСАНДР: Итак? Вы всё обдумали?

ДУРОВА: Да, ваше величество. Я приму все условия, какие вы назовете.

АЛЕКСАНДР: Отчего же вы печальны? Наш договор вступит в силу, я исполню вашу мечту. Недавно ради неё вы сражались со мной как львица, и молили о невозможном.

ДУРОВА: Моя прошлая жизнь уходит. Мне жаль её! Мне всего пришлось добиваться самостоятельно. Ни перед кем не отчитываясь. Отныне я во всём завишу от вас, мой государь.

Она опустилась перед ним на одно колено. Он тронут.

АЛЕКСАНДР: Встаньте! Не преувеличивайте силу моей власти. Как прежде, вы будете своим трудом добывать доброе имя, уважение начальников и любовь подчинённых. (Окинул её взглядом.) Вы и вправду… монарху позволительна прямота… по виду как юный… Очень вы хрупки с виду! Как у вас духу достаёт бросаться с пикой против неприятелей!

ДУРОВА: Дело не в силе. В мастерстве. Выучке! Оружие продолжает руку. Ты часть своего оружия. Вся твоя сила, ловкость и удаль… там, впереди тебя, на острие твоей пики! (Сдержав порыв.) У меня хорошие учителя с младенчества, ваше величество.

АЛЕКСАНДР: А вы отменная ученица. Хм… Ученик! Мне сообщили. Вы исполнительны в воинских артикулах. Умелы в обращении с оружием. Ловки в верховой езде. Говорят, вы рыдали и катались по земле от горя, когда умер ваш любимый конь.

ДУРОВА: Алкид… это был друг! Только что не говорил. Когда летишь на врага, как одно целое… Удача и сама жизнь зависят от того, как лошадь и всадник понимают друг друга. (Помолчав.) Ваше величество, простите мне мою откровенность…

АЛЕКСАНДР (взял было со стола один из пакетов, но положил его): Да?

ДУРОВА: Вы говорили об условиях. Под ваше монаршее слово и моё слово солдата. Но мы ходим вокруг да около, рассуждая о сторонних вещах. А условия не названы.

АЛЕКСАНДР: Генерал Засс сообщил мне о ваших сомнениях… насчёт моего решения.

ДУРОВА: Могу ли я сомневаться в моем монархе? Но… Вступил ли в силу наш договор?

АЛЕКСАНДР: Вы, ради высоких целей, перешли некие правила. В моей воле утвердить это. Но моё решение не должно поощрять своеволия и презрения к нормам, благодаря которым сохраняется порядок в государстве и обществе, и они могут спокойно развиваться.

ДУРОВА: В моих намерениях никогда не было сокрушения устоев общества и государства. Я строю мою судьбу. Но на пользу обществу и моему Отечеству.

АЛЕКСАНДР: Что же… В трудный час вы всегда можете прибегнуть к моей помощи. Как, скажем, к вашему крёстному отцу. Ибо я… (простер над ней руку, будто посвящая в рыцари) нарекаю вас по своему имени: Александром Александровым! Отныне и навсегда!

ДУРОВА: Я Александр Александров. Отныне. И навсегда.

АЛЕКСАНДР (подает ей гербовой лист из пакета): Ваш офицерский патент. Читайте!

ДУРОВА: «Божию милостию Мы, Александр Первый… Известно и ведомо да будет каждому, что Мы Александра Александрова, который Нам служил, за оказанную его в Нашей службе ревность и прилежность в наши корнеты… Всемилостивейше пожаловали и учредили…» (Подняла глаза на царя.) Я офицер. (Вдруг.) А в какой полк, ваше величество?

АЛЕКСАНДР: Мариупольский гусарский. Чтобы никто не знал, что коннополец Соколов стал Александровым. Или вернуть вас к любящему отцу? Или лучше мужу Чернову?

ДУРОВА: Ваше величество, прошу, не шутите так!

АЛЕКСАНДР: Не буду. Я рад помочь некоей молодой, весьма упрямой и дерзкой особе, выйти из трудного положения. О чём вы вновь задумались?

ДУРОВА: Переход в другой полк… Такие расходы не по силам нашей семье.

АЛЕКСАНДР: В этом пакете необходимая сумма ассигнациями. Это мой подарок! С условием: царский крестник закажет вещи у лучшего портного. Деньги на прогоны, на лошадь, мундир и подорожную получите в моей военно-походной канцелярии.

Она хотела целовать его руку; он удержал её и взял другой пакет.

Ваша награда! (Вынул из пакета муаровую ленту.) Знак отличия Военного ордена. Ведь вы мечтали о нём?.. Будьте добры, станьте здесь. Разрешите мне самому… Итак! Я награждаю вас за отличность, оказанную в боях при Гуттштадте, Гейльсберге и Фридланде!

Он приколол чёрно-жёлтую ленту с серебряным крестиком к мундиру Дуровой.

ДУРОВА (встала по стойке «смирно»): Рад… Рад стараться, ваше величество!

АЛЕКСАНДР: Служите на благо России! Этот серебряный крест будет памятью обо мне и скрепит наш договор. Не забывайте, мы с вами заключили его по обоюдному согласию.

ДУРОВА: Даю слово чести, ваше величество!

Император удовлетворённо оглядел её и слегка поклонился: аудиенция окончена. Но Дурова, сжимая в руках пакет с новыми документами, осталась на месте.

АЛЕКСАНДР (несколько удивлённо): Да?

ДУРОВА: Ваше величество! Вы запретили мне быть женщиной. (Твёрдо.) Но я мать. Мой сын… я люблю его больше жизни! Я не могу уйти, пока вы не определите его судьбу.

АЛЕКСАНДР: Вы учите монарха, как править судьбой? Я вижу: ещё не минули времена необыкновенных женщин, таких, как моя бабка, государыня Екатерина Великая…

ДУРОВА: Когда гвардейцы вели к власти Елизавету, вашу прабабушку… Она облачилась в военный мундир и кирасу. Простите вольность речи, ваше величество. Так говорят.

АЛЕКСАНДР: М-да? Хм… А в исторических хрониках описано: не только Дева Франции Жанна д’Арк, но и королева Кастилии Изабелла Испанская верхом на коне, в рыцарских доспехах, вела в бой войска!.. Но вернёмся к вашим материнским заботам. (Выжидающе, про себя.) Интересно, в каких словах она выскажет свою просьбу?

ДУРОВА (про себя): Как он отчуждённо смотрит… Но, кажется, я поняла его. Ему приятны романтические речи. И ему льстит, когда женщина откровенна с ним. И почтительна. (Вслух.) Мы не вправе мучать близких нашей целеустремлённостью. Путь воина… невозможно загадывать, пытаясь уловить волю Провидения. Мой сын не должен страдать из-за непредсказуемого будущего его матери, его единственной опоры… Он не должен пострадать от того, что любовь к отчизне, к избранной мной стезе и мой долг перед отечеством уводят меня от него. Честь понятие неделимое. Честь воина, честь человека, честь женщины, честь матери… Это не от наград и мундиров зависит. Это здесь. Внутри!

АЛЕКСАНДР: Да. Это в нас. С этой минуты не беспокойтесь о судьбе вашего сына.

ДУРОВА: Мать всегда беспокоится о детях.

АЛЕКСАНДР: Вашего сына Ивана Васильевича Чернова примут в Императорский военно-сиротский дом. У этого заведения особые привилегии. Там на казённый кошт учат детей офицеров, погибших в бою или совершивших особые подвиги. Вы удовлетворены?

ДУРОВА: Не знаю, как благодарить ваше величество… Слова пусты. А чувства…

АЛЕКСАНДР: Однако вы грустны. Причина? Хотите быть ближе к сыну? Служба в одном из столичных полков… Или стать офицером свиты?

ДУРОВА: Благодарю вас! Но… не могу принять эту честь. Моё место в походах и битвах.

АЛЕКСАНДР (улыбаясь): Я проверял вас. В чём же причина грусти?

ДУРОВА: Мое прошлое богато событиями. Теперь его нет. И… мне хотелось без обмана. Потому написала батюшке. Но всё равно… Приходится скрыть истину.

АЛЕКСАНДР: Как помазанник Божий, этот грех беру на себя. Ныне начало вашей другой жизни. Пройдёмте в мою военно-походную канцелярию. Там вам оформят новые бумаги. Чтобы в земных делах всё было честь честью. А ваше слово воина лучшая порука в том, что в вашем будущем (широким жестом, чуть позируя, любезно предлагает ей пройти первой.) необыкновенных и возвышенных событий будет больше, чем в вашем прошлом!

Дурова делает шаг. Александр и кабинет исчезают; они навсегда в прошлом.

22

Дом Зассов. Дурова наедине с собой. Собирает походный баул.

ДУРОВА: Свершилось! Судьба сына устроена… Прежде я был беззаконен. Каждый мой шаг, усилия моей воли! Многим непривычно: женщина, равная среди мужчин… да ещё воин! Император поверил мне! Мной дано ему слово. Я пройду свой путь. Отдалившись от близких, вечно винясь за это. Но твёрдо веря в свою правоту. Я, прощёный государем за старые вины, новый воин! Корнет Александров, взявшийся ниоткуда. Всегда одинокий внутри себя… Как примут меня новые товарищи? Боже, дай мне силы! Что впереди?

Из пространства, менее звонкий и более суровый, голос Пожилой Дуровой.

Голос пожилой ДУРОВОЙ: Какая судьба ждала меня! Нашествие французов. Великая битва под Бородино. Поручения фельдмаршала Кутузова! Переводы в другие полки…

Выходит пожилая Дурова: брюки со штрипками под каблук, мужской сюртук, слева на груди серебряный крестик на Георгиевской ленте. Романтические кудри.

Пожилая ДУРОВА: …повышения в чине. Заграничный поход. Победа над Наполеоном. И… отставка! Зачем воину загадывать? Нынче он с товарищами пьёт за то, чтобы служить вместе долго и честно. Завтра шальная пуля вышлет его в отставку. Из жизни. Но без повода, нежданно… отставка! В полку новый командир, нелады с ним… Боевые ветераны не нужны армии мирных лет. Нас тогда много покинуло службу. Государь Александр Павлович… принял мою отставку! Даровав по выслуге чин штаб-ротмистра. Но пока был жив мой незабвенный император, я держал слово и скрывал моё настоящее имя.

ДУРОВА: Хочется знать: принесёт ли будущее справедливость? Счастье и долгие годы близким и друзьям. Но… удачу и годы отмеряет Провидение. Или судьба? Тайна…

Пожилая ДУРОВА: Мне было отмеряно много больше лет после отставки, чем до неё. Я не любил гадать: что впереди? Прошлое моё по бумагам не сходится с будущим. Государь даровал мне Святого Георгия за доблести унтера Соколова. А по указу кавалером ордена стал корнет Александров… Он возник ниоткуда! Моя прошлая служба заново сочинена в бумагах. Их писали в спешке, в них тьма нестыковок. Э! Жизнь полна несуразиц! Всего не предугадаешь. (Тоже занялась баулом.) Порой думалось: что станется с друзьями и недругами? Я будто желал нагадать им справедливое воздаяние. Капитан Нейдгардт… Вышел в генералы! Когда подняли мятеж декабристы, вывел свою часть на Сенатскую площадь в Петербурге, против восставших, в защиту нового императора Николая Павловича. Потом Нейдгардт служил на Кавказе. На него постоянно шли жалобы. Пехтура косолапая.

ДУРОВА (поправляя крест на груди): Обожаю государя Александра!

Пожилая ДУРОВА: Он сыграл в моей жизни роль Божьей воли. (Тоже коснулась знака ордена.) Невольно веришь: императорам дано переменять судьбы мира. Попервоначалу Александр Павлович хотел смягчить тиранию. Открыть дорогу новым веяниям. Снять ненужные запреты. И переиначил мою судьбу! А потом переменился сам… При новом государе я решил вернуться в армию, был в полной силе. Новый император посчитал: не нужно. Отделался дружеским письмом… То была обида! Этот император, с холодным, немилосердным взглядом, был умён, но сильно не любил всё, что сделано не им и до него…

ДУРОВА: Цари или сам ты меняешь судьбу? А она играет всеми. (Вместе с пожилой Дуровой укладывает баул.). Я уже отчаялась! Но всё вдруг устроилось. Почему?

Пожилая ДУРОВА: Отставка! Мир воинов уже не мой. Брат Василий был городничим в Сарапуле. И я… туда. Брат свёл меня с великим поэтом Пушкиным. Критик Белинский и он одобрили мои литературные опыты. Пушкин в своём журнале печатает мои записки, назвав меня «кавалерист-девица». Я в обиду: раскрыл мой секрет. Но он убедил: на литературном поприще надо быть не меньшим храбрецом, чем в бою… Меж ним и мною даже проскочила сердечная искра. Правда, был он невысок, ростом ниже меня. И сильно младше. Может, почудилось? Так и осталось… тайной.

ДУРОВА: Может, и не надо доискиваться тайны? Главное, помнить тех, кому обязан.

Пожилая ДУРОВА: Моя статья «Невыгоды третьего посещения» стала едва ли не первым откликом на смерть великого пиита. Там мной написано и о том, как быстро светская суета смывает из памяти и сердец имя того, о ком ещё недавно не смолкали пересуды…

ДУРОВА: Мне душно в чопорной столице. Тут смыслов не откроешь. Надо просто принять как дар, то что сложилось! И… вперёд, в неведомое. (Выходя.) На простор!

Пожилая ДУРОВА: В «Записках» впервые за много лет была открыта моя судьба, происхождение и настоящее моё имя… Мог ли я угадать в дни военной юности, сколькому смогу научиться в зрелости! Мне везло в моей судьбе. Я вышел в отставку ещё молодым, но уже опытным. Умудрённым жизнью. Я видел смерть и чудом избежал её. Умом, нравом, душой я стал готов к свободной, самостоятельной жизни, в которой не субординация и не мной заведённый порядок будут управлять мною. Сам буду строить судьбу и отвечать за каждый шаг. Вырастил и женил Ванечку. Научился торговаться с издателями и печатал свои книги. Это уже в мой новый, пятилетний, заезд в Петербург. Писал статьи в газеты о военных кампаниях и о будущем русской женщины. И требовал всегда величать меня: Александр Александрович Александров, штаб-ротмистр в отставке. Так подписывал статьи. Но в письмах, в скобках, писал: Н. Дурова. И сумел преподнести по экземпляру своих «Записок» государю Николаю Павловичу и его супруге. Государыня Александра Фёдоровна соизволила взять меня с собой на выставку в Академию художеств. И там подвела к одной картине…

Голос ИМПЕРАТРИЦЫ: Знаком ли вам этот эпизод битвы при Гуттштадте?

Пожилая ДУРОВА: На картине юный юнкер с усилием сажает на своего коня раненого офицера. Что-то полыхнуло в душе… И я опустилась на одно колено перед императрицей.

Голос ИМПЕРАТРИЦЫ: Встаньте! Вам должны многие поклониться за ваши подвиги.

Пожилая ДУРОВА: Как странно, ваше величество, вдруг встретиться с прошлым…

Голос ИМПЕРАТРИЦЫ: Этой картине приличнее быть у вас. Примите её от государя и меня в память вашего нынешнего посещения Петербурга…

Пожилая ДУРОВА: Хм. Вот так, через супругу, государь, видно, извинился за то, что не вернул меня в армию… Хм. Этот случай принёс мне новый нежданный интерес и успех в светском обществе. Вовсю приглашали на вечера и балы. Являлся я туда непременно в мужском платье. И всегда танцевал за кавалера! Ого, как я там был весел!

Музыка. Шарканье ног по паркету. Шелест платьев. Звон шпор. Голоса: «Голубушка, заметили, сколь весел этот бравый кавалер! С двумя крестами на сюртуке…» — «О, да, ловкий танцор! Говорят, это тот, знаменитый отставной штаб-ротмистр Александров?» — «Милочка, это же дама! Та…» — «Ах, ну да… протеже прежнего государя, Дурова…» — «Она ныне и литератор известный. Говорят, недурной слог…» — «А с виду, ну, все ухватки и ухарство истинного гусара.» — «О, да! Всегда пляшет до упаду!» — «А как стучит каблуками в мазурке!..»

Так-то вот в зрелые года вдруг начнешь куролесить… Но за пять лет в столице ко мне привыкли. Интерес к чудной персоне стал гаснуть. Хватало и зависти. Драматург Сушков раздражался тем, что курю по-мужски, гусарскую трубку завоёвываю литературное поприще. И Авдотья Панаева, невенчанная жена поэта Некрасова, невзлюбила меня… Столичная суета вдруг стала так чужда мне… Деньги были. Сказал вечное прости Петербургу, купил дом в Елабуге и переселился туда, в свою пещеру. Изучал легенды и нравы местных поволжских народов и писал об этом. И не гадалось, что проживу больше восьмидесяти лет в силе и разуме. Почти до шестидесяти лет ездил верхом и переплывал реку Каму у Елабуги… По мере сил помогал многим. Поддержал елабужского купца Ивана Шишкина, отца знаменитого художника. Шишкин-старший всё состояние отдал археологическим розыскам и науке о местных древностях. У него в доме я танцевала на балах с девушками. Там меня понимали. И уважали. И моё мужское платье, и мою трубку… А как я донимала своими просьбами доброго друга моего, городничего елабужского, сударя Ерлича! Он тоже бился с Наполеоном. Мы много с ним о том беседовали. Два ветерана!.. Но просила я его всегда за других. Писала ему: «Вот эта бабочка прочит и плачет, чтобы ея мужу подкинули шлею какую-то…» Он порой уставал от просьб и, в отместку, напоминал мне о моём поле…

Голос ЕРЛИЧА: Так о Бородине, любезная и глубокоуважаемая Надежда Андреевна.

Пожилая ДУРОВА: Ух, как я обижалась! И мы несколько дён не общались. Но он сам, первый, приносил извинения…

Голос ЕРЛИЧА: Прошу прощения, в прошлый раз, господин штаб-ротмистр, принял вас сослепу за свою знакомую… Так что о Бородине?

Пожилая ДУРОВА: И всё бывало прощено!..

Вернулась Дурова. Пожилая Дурова оправляет на ней мундир.

Да, жилось негромко и скромно. Но не в забвении. В трудах. Бывало, близкие, не понимая меня, упрекали выдуманной виной. Может, в чём и была вина… Горечь от того спрятана глубоко в душе. Но никогда не хотелось отказаться от мужского наряда! Он был защитой мне. В нём было удобно на моём пути. А сердце… да, бунтовало. И раза два бывало… Ну, да эти тайны сердца… не для праздной болтовни. Новой семьи не искалось. Мне покойнее жилось одинокой жизнью. Моя природа! (Отступая в тень.) В молодости не все понимаешь о себе… (Исчезая, из сумрака.) Главное, просто быть собой!

Дурова закрывает баул. Полна энергии и силы. Входят генерал и генеральша Засс.

Генерал ЗАСС (Дуровой): Вы сейчас, конечно, необычайно счастливы.

ДУРОВА: Я прибыл сюда, почти утратив надежды. Ныне я новый человек, ещё утром его не было. Я рвусь туда, где гром орудий, треск ружей! Тут шорох платьев по паркету, салонная трескотня светских львиц, радушная, но зыбкая… приглушённая, будто грозит скрытыми умыслами. В моём мире бывает всякое; но вот сшибка лоб в лоб с неприятелем: вызывающий, отчаянный взгляд в упор. Всё честно и открыто! И зависит от личной выучки, отваги, стойкости. Тут взгляды вскользь. Взор упирается в дома и стены. Там приволье взору и дыханию, для полёта широким галопом. Зима всегда приятна мне. Тут, даже в мороз, воздух промозгл и нездоров… Я возвращаюсь к себе, в неведомое будущее. Позвольте представиться: императорским словом созданный из ничего корнет Мариупольского гусарского полка Александр Александрович Александров! Осчастливленный. И обнадежённый! Я с любовью, верой и отвагой приму свою судьбу, какою бы она ни сложилась.

Генеральша ЗАСС: Мы искренне рады за нашего свежеиспечённого юного корнета. Дай вам Бог счастья, голубчик. Впереди целая жизнь. Вдруг найдётся сердечный друг…

ДУРОВА: Я дал слово императору: ничего женского во мне.

Генеральша ЗАСС: Разве волен император над нашей природой и сердцем? (Помолчав.) Но если задуматься всерьёз о дальнейшем вашем пути, то душа содрогается.

Генерал ЗАСС (шутя): Ничего, ничего. Возок тёплый, полость из медвежьей шкуры.

Генеральша ЗАСС: Я не об удобствах в дороге к новому месту службы… Юный воин! Звучит красиво. Но если поход? Пули, ядра, ранения, кровь. Быть может, смерть…

ДУРОВА: Я это знаю. Минуты перед боем… Ещё не объявлено боевое построение. Нижние чины и офицеры сошлись в группы, ввиду неприятеля, готового напасть. Кто-то дремлет. Или молится на образок, зажатый в кулаке. Кто-то оправляет чистую рубаху. Другие болтают о пустяках или смеются. Перед атакой. Будто впереди времени хватит на мелочи жизни и на важные дела. А через пару минут, в рёве сражения и в ярости воинского восторга они сшибутся с врагом. Но ещё до схватки иных навечно остановят пули или ядра. Их земное будущее не наступит. Кого из нас через миг ждёт эта участь? Бог весть!..

Генеральша ЗАСС: И я спрошу, как и другие: неужели никогда… сердце не щемит?

ДУРОВА: Это мой мир. И… Когда накатывает бой… Звучат команды!

Генерал ЗАСС (жене): Воина не спрашивают о его предчувствиях и страхах.

ДУРОВА (генералу Зассу): Ваше превосходительство, вам, воину, это знакомо. Поёт труба. Тебя вместе охватывают дрожь и ледяное спокойствие. Ужас и кураж! И тебя несёт какая-то сила… Очертя голову и с холодной расчётливостью ты мчишься в атаку!

Генерал ЗАСС: Я понимаю. Боевой задор… С восторгом и удалью навстречу смерти!

Генеральша ЗАСС: Убивать других людей. Или принять смерть от них…

Генерал ЗАСС (взяв руку жены): Близкие гордятся воином, он бережёт их и свою страну. А на воине… да, вина перед близкими. Смерть ближе всех к воину.

Генеральша ЗАСС: Мой дорогой, если б ты ведал… Сколько раз, когда ты был в походах… Я не знала… Дождусь ли тебя? Или страшной вести о тебе…

ДУРОВА (упрямо повторяет): Это мой мир. Мне там по нраву! Я хочу туда.

Генеральша ЗАСС: Вы неугомонны. Из царского дворца сразу в бой?

ДУРОВА: Сначала в Вильно: там отличные военные портные. А уж оттуда к новому месту службы… На прощанье скажу: моё сердце переполнено благодарностью к вам. Государю. Всем, кто принял во мне участие. Я полон восторга. Меня будто возносит ввысь!..

Всё исчезает. Лишь за спиной Дуровой мерещатся тени и словно звучат голоса.

23

Эпилог

ДУРОВА: Сейчас я не хочу знать, что впереди! Боже, как мне везло! Смерть обходила меня в бою! Уважали товарищи… Я не собиралась ломать общественные устои. Не покушалась на святыни. Я просто хотела быть собой! Вдруг меня призвали к ответу. Десять дней в холодной столице. Среди непривычных людей и нравов. Две встречи с императором… Он подарил мне меня! Его сочувствие и благосклонность узаконили мой путь. Как случилось это чудо?! Ныне я хочу одного: насладиться волей и удачей!

Тени и голоса исчезают. Чуть в стороне возникает пожилая Дурова.

Пожилая ДУРОВА: В минуты потрясений… Или в тот особый миг, когда наслаждаешься удачей и чувством ничем не утеснённой воли… Задумаешься: почему тебе дано это? Свободу даровала мне боевая стезя. И сложилось, что… Никто мною не убит! Кто-то даже спасён. Ничьей крови нет на мне. Себя не щадила. И всегда помогала тем, кто нуждался в поддержке. Может, потому и дано было мне всё, о чём мечталось.

ДУРОВА: Моя память сохранит моё прежнее прошлое. В моих чувствах, под моим новым обликом. Я буду писать свою новую жизнь своими руками!

Пожилая ДУРОВА: Сына вырастила. Он в столице, в Петербурге, служил. Не по военной, по статской части. Женился. Трое детей! Но… Умерла его жена. И он. Едва перейдя за пятьдесят. Я надолго пережила его. Не дай никому Бог пережить своих детей. Не из-за войны или буйства стихии. А когда покой и всё устроено… Горевать об утратах не зазорно. Сожалеть… не надо. Когда живёшь долго, многое начинаешь понимать. Что было, не переиграть. И уже не рвёшься загадывать наперёд. И я ни о чём не жалею! Я стала мужчиной не из прихоти или презрения к женскому полу, а чтобы доказать: женщина может многое.

Отступает во мрак. Дурова одна в просторе. её лицо поднято вверх.

ДУРОВА: Я женщина, отвоевавшая право на свой путь среди мужчин! Мне пришлось принять внешний облик мужчины, чтобы стать тем, кем я хочу быть. Пусть так и будет! Честь имею представиться: я, возникший ниоткуда, силой моей надежды, высшей волею судьбы и по соизволению императора, Александр Александрович Александров, корнет мариупольского гусарского полка! Мне двадцать четыре года. Но сейчас у меня словно нет прошлого. А впереди… свободная и неизвестная жизнь! Судьба воина в руке случая, везения и Провидения! Я словно лечу в свободном просторе, и незримая могучая сила оберегает меня в полете… И сейчас весь этот мир принадлежит мне!

КОНЕЦ

Москва,

февраль — июль 2007-го — август 2016-го — май 2021 года

fon.jpg
Комментарии

Share Your ThoughtsBe the first to write a comment.
Баннер мини в СМИ!_Литагентство Рубановой
антология лого
серия ЛБ НР Дольке Вита
Скачать плейлист
bottom of page