Наконец-то я в реале в ней побывала. А то ведь снилась однажды, омываемая морями. Оказалось, моря в Костроме нет. Зато прошлись по мосту над рекой Костромой, недалеко от места впадения её в Волгу. Правда, самого впадения пока не видно – Кострома в лёд закована, рыбаки сидят (рисковый народ). Зато Волга серебрится под солнцем, как будто плещется у поверхности стая игривых карасей. А мне весело писать про рыбу, потому что я ею наелась, да и купили на обратной дороге и стерлядку и угря и жереха.

Рыбное вступление, которое должно было разбудить в читателе аппетит, закончилось. Теперь о главном! В Кострому мы поехали не за рыбой. Моего мужа, поэта Андрея Галамагу, пригласили в качестве ВИП–гостя на десятый пленэр «Грачи прилетели. XXI век». Ну и я увязалась. Должен же кто-то рассказать всю правду о том, как у художников проходят пленэры. Вот вы были на пленэре? Вот не были же! Сейчас побываете!

Самым сложным в поездке оказалась дорога. Навигатор глючил, отставая на километр и обнуляя нашу скорость. Поскольку я за штурмана, то стресс был нешуточный. Андрей спрашивал: «Сюда поворачивать?», я отвечала: «Сюда»; потом оказывалось, что нужный поворот давно проехали… Но мы всё–таки выбрались из Москвы. Андрей перезагрузил телефон, и дальше всё было гладко почти до места назначения – парк– отеля «Волжский прибой», в двадцати километрах от Костромы. Увидев, что с трассы нам сворачивать на серую дорогу, я мысленно перекрестилась и выругалась вслух.

Когда тачка допрыгала по лужам и ямам до отеля, мы решили, что ни на какие экскурсии по Костроме отсюда не поедем. Только в Москву. К нашему счастью, в ночь перед отъездом домой снег выстелил дорогу белой скатертью. Всего несколько раз провалились в лужу, а это не считается. Хотя в день отъезда, шагая по колено в сугробах в столовую, мы ещё не представляли, как будем выбираться с парковки отеля. Но приехал трактор и всё почистил. Кстати, не все смогли выехать с утра. Например, художник Сергей Горбачёв опоздал на поезд, потому что такси отказалось выезжать. Пришлось ему догонять поезд… тоже на такси, но другом. «Вот видишь, – сказал мне Андрей, – а ты хотела на поезде ехать. Мужа надо слушать!»

Вернёмся в день заезда – 31 марта. В отеле мы выбрали не домик, а номер в гостинице. Поднимаемся на второй этаж. «Что за запах?» – спрашивает Андрей. «Так растворитель же», – говорю я как знаток (зря, что ли, перед тем ездила позировать, что ж я запах не узнаю?) «Точно, – говорит Андрей, – это же скипидар». Потом в Костроме меня преследовали ещё два запаха – загазованности на дороге и… ладана. Причём запах ладана я чувствовала не только в Ипатьевском монастыре, но даже от посетителей выставки, а также из проезжающих машин.

В отеле свой символ – лось. Всю дорогу до Костромы я их высматривала, потому что предупреждающие знаки стоят в большом количестве. Хотелось мне увидеть лосей, но вдалеке, где-нибудь на пригорке. Чтоб и увидеть и не налететь. Не увидели. Но и не налетели.

За ужином познакомились с художниками – участниками пленэра. Я пыталась увидеть в них что-нибудь такое… особенное… Художники употребляют много французских слов: «пейзаж», «этюд», «пленэр»... Но есть и очень важное русское слово – «развеска». По частоте употребления оно, как Кутузов, всех французов победило. В парк– отеле готовились к выставке работ. Эта выставка уникальна хотя бы тем, что длится три часа (на самом деле не этим, конечно, а тем, что представляет собой срез современной русской реалистической живописи). Ради трёх часов художники два дня занимались развеской. Мы в первый раз вошли в зал, когда отобранные для выставки этюды ещё лежали на полу.

Не могу не написать, что у меня сразу появились два любимчика. Это Сергей Данчев и Сергей Борисов.

Живопись – такая же магическая штука, как литература. Вне зависимости от приёмов, которые использует художник, от направления, которого придерживается, есть что-то «между строк», что находит отклик или не находит. И дело здесь не в мастерстве, а в настроении. А может быть, даже в мировоззрении. Хотя все художники были прекрасны. Нам повезло с ними вообще сидеть за одним столом.

Художники были народные и заслуженные, академики и членкоры. Всех сфотографировала с работами. На вопрос, то и дело возникавший у художников, зачем я это делаю, чётко отвечала, что я – писатель, просвещение – моя обязанность.

Чем ещё отличаются художники от нас, писателей? Мы встаём, когда солнце в зените. Нам главное к вечеру прийти в форму, чтобы хорошо выступить. Исключение составляют фестивали, где есть утренние выступления. Там поневоле почувствуешь себя художником. Художники встают на рассвете – и идут работать, пока хороший свет. Они успевают сделать этюд до завтрака. Маньяки. А я за два дня успела примерить на себя режим раннего вставания. Всё бы ничего, но есть один минус – к полуночи глаза сами собой закрываются. А ведь такое хорошее время, романтичное.

Что-то есть у художников в общении другое, чего я никак не могу сформулировать. Они до нашего приезда две недели уже «пленэрили» (поэтому обрадовались нам как новым людям). За две недели уже должны бы проявиться конфликты, ревность, зависть – вполне объяснимые чувства. Я тщательно наблюдала, но ничего такого не заметила. Все общались в атмосфере любви и профессионального интереса. Конечно, народ кучковался, как кому нравится. Но это везде так.

(А ещё они пьют шампанское на завтрак!)

Андрея на пленэр пригласила Ирина Рыбакова, художественный руководитель пленэра и замечательный художник. Ирина подсказала нам, как выбраться в Кострому. Надо поехать с утра на такси, нагуляться, прийти на открытие выставки в Рыбные ряды, а после выставки вернуться в отель вместе со всеми. Первая выставка открывалась именно в Костроме, на ней были представлены работы порядка восьмидесяти художников – участников всех предыдущих пленэров «Грачи прилетели». К слову, на ней мы сразу увидели работы наших друзей – Ольги Мельниковой и Константина Селезнёва. Именно Ольге я и позировала незадолго до поездки. Андрей чуть ранее позировал Константину.

Пленэр – целиком частная инициатива. Он существует благодаря усилиям Юрия Валерьевича Мартынова и его супруги, Ларисы Станиславовны Гончаровой. Лариса Станиславовна – искусствовед, куратор проекта. Также она является автором-составителем великолепного каталога, который был представлен на выставке.

Каталог сейчас передо мной, я его изучила от корки до корки. Оказалось, у меня было много несформулированных вопросов. Например, про Сусанино. Это название звучало так же часто, как «развеска». Сусанино и Сусанино… ну ездят туда художники на пленэр, и что с того?

Предположить, что там родился Сусанин – дело нехитрое. Да, он родился в тех местах, и в Воскресенской церкви находится посвящённый ему музей. Но это далеко не всё. Именно Воскресенская церковь изображена на картине Саврасова «Грачи прилетели». Именно в творчестве Саврасова берёт своё начало пленэр в традиции русской живописи. Поэтому художников туда и везут. А я смотрела на эту же церковь на картинах современных художников, но даже мысли не возникло, что это именно та самая, саврасовская.

Правда, когда в марте 1871 года Саврасов писал свои этюды, село называлось Молвитино. Говорят, что саму картину Саврасов написал за один день, «в экстазе». В том же году она заняла первое место на Первой выставке Товарищества Передвижников и была куплена Третьяковым. Но на этом её история не закончилась. Картина стала настолько популярна, что Саврасов за всю жизнь написал более двухсот её вариантов.

Первый пленэр «Грачи прилетели. XXI век» состоялся в 2016 году. И далее они проходили как весной, так и осенью. Так что сейчас прошёл юбилейный десятый. В коллекции парк–отеля на сегодняшний день более двухсот работ мастеров русского реалистического искусства, а также работы художников из Таджикистана и США. То есть любой музей России и мира может позавидовать подобным ежегодным приобретениям.

Я остановилась в описании нашего путешествия на том, что мы собрались в Кострому смотреть достопримечательности. На такси мы доехали до Ипатьевского монастыря. В церковном музее пришлось надеть маски – этот пережиток пандемии, о котором уже забыли. Я, признаюсь, запуталась, где можно фотографировать, где нельзя, где надо купить специальный билет для фотографирования. В палатах бояр Романовых нам разрешили снимать всё. Поэтому у меня теперь уникальная коллекция фотографий печных изразцов. Я поняла, что печь – многофункциональный предмет.

Она и обогреватель, и комикс. Печи были поставлены по проекту Фёдора Рихтера во время реставрационных работ в середине 19 века. Реставрацией, конечно, это трудно назвать. Палаты были надстроены, а ко второму этажу возведена широкая лестница.

В Свечном корпусе, где находятся экспозиции церковных древностей Костромы и вкладов Годуновых в Ипатьевский монастырь, снимать без билета не разрешили. Поэтому у меня только несколько незаконных фотографий, на которых нет моего главного удивления – икон, вырезанных на раковинах моллюсков. Внутри храмов (мы заходили в Троицкий собор и в церковь Иоанна Богослова в Ипатьевской слободе) снимать нельзя, поэтому скажу, что это просто восторг. Как я люблю такие высокие своды и фрески на синем фоне! Какая красота! Троицкий собор был расписан в 1685 году артелью мастеров под руководством Гурия Никитина. Церковь Иоанна Богослова расписана также в конце 17 века мастерами, жившими в Ипатьевской слободе.

Ипатьевский монастырь сыграл настолько важную роль в русской истории, что о нём надо писать либо много, либо ничего. Одних легенд его основания существует не менее четырёх. Всё же нельзя не упомянуть, что здесь в марте 1613 года состоялось призвание шестнадцатилетнего Михаила Фёдоровича на царство, чем и закончился период Смуты. Я думаю, именно этим объясняется тот факт, что все наши президенты в обязательном порядке посещали монастырь.

На старинном портрете неизвестного художника на коне восседает Михаил Фёдорович. Ему явно не шестнадцать, у него окладистая борода. В левой руке он держит поводья, в правой – крест. По сравнению с грузным всадником конь кажется хлипким. У всадника непропорционально миниатюрные ноги и руки. Может быть, не случайно, уже в возрасте тридцати лет царь «скорбел ножками», потому его носили в креслах. Всадник и конь внимательно смотрят на зрителя правым глазом. Глаза у них совершенно одинаковые. Но всадник смотрит пристально–напряжённо, а конь пристально–печально.

Из монастыря мы долго-долго шли до Пожарной каланчи, где съели калачи. То есть пирожки, предусмотрительно припасённые с ужина. По пути много фотографировали.

У памятника Сусанину нас пыталась окрутить цыганка. Она быстро наговаривала всякие приятные вещи, но, видя, что мы не покупаемся, оставила нас в покое. Сто лет не видела цыганок.

От памятника мы немного поблудили (Сусанина в Костроме называют первым экскурсоводом), проскочив нужный поворот. Но всё-таки нашли картинную галерею по адресу Рыбные ряды, 3. Здание построено в начале 19 века, входит в ансамбль торговых рядов, количество которых потрясает воображение. От одних названий рядов у туриста, не успевшего пообедать, мысли о живописи всё время сменяются мыслями о предстоящем банкете. Мясные, Квасные, Хлебные и Пряничные, Соляной магазин и Молочная гора.

Поскольку вкратце выставку я уже описала, можно сказать пару слов о дружеском вечере. Все погрузились в автобус и поехали в «Волжский прибой», где нас ждал банкет. Андрей выступал на вечере много (и стихи, и песни; мы брали гитару). Я тоже стихотворение прочитала. Самой же мне было интересно послушать про пленэр, в том числе всякие весёлые истории и байки. Ещё много интересного узнала от искусствоведов и преподавателей вузов.

В Костроме учат в том числе ювелирному делу. Дипломные работы студенты-ювелиры делают не из драгметаллов. Все материалы дипломных работ, включая портфолио, хранятся у руководителя. Эти наработки никто не использует и не имеет права публиковать. Простой смертный увидеть их не может. У ювелиров с идеями вообще всё ещё сложнее, чем у писателей. Они даже отказываются от участия в выставках, где помимо представленных коллекций требуют присылать портфолио на несколько десятков работ. Прислать портфолио – подарить свои идеи.

Третий день в парк-отеле для нас был днём отдыха. Мы отправились осматривать окрестности. Дорожка, выложенная плиткой, постепенно превратилась в тропинку, а потом и та пропала. «Кто-то так и не дошёл до Волги», – усмехнулся Андрей. Кто-то не дошёл, но кто-то дошёл. Нашлись следы. Мы зашагали по следам, как в детстве. Снега у реки по колено (и это ещё до метели). Волга в этом месте тоже во льду. А кстати, в каком «в этом»? У Андрея в телефоне значилось Боровиково, а у меня – Слободищево. По версии МТС, мы вообще отдыхали друг от друга в разных местах. А по названию нам больше подошли бы Большое и Малое Андрейково, которые расположены недалеко от парк-отеля.

Над Волгой гулял дикий ветер, так что мы проветривались недолго.

В пять часов в «Волжском прибое» состоялось торжественное открытие выставки десятого пленэра. Приехали гости. После открытия – новый банкет. В отеле очень вкусно готовят. На выходные в «Волжский прибой» заехало много народу, не имеющего отношения к пленэру. В уголке был ещё чей-то небольшой (по сравнению с нашим, торжественным) корпоратив. Почему я про него пишу… случилась забавная история. Начались танцы, даже я попыталась за девочками–аниматорами повторить фирменный танец «Волжского прибоя», потом включили медляк. Вдруг к Андрею подходит девушка, фигурой напоминающая танк «Мефисто» Первой мировой войны (цитатку взяла из собственного рассказа), выражение её лица отсутствующе–напряжённое, как это часто бывает у девушек после середины корпоратива. Подходит и приглашает Андрея на танец. Следом появляется её муж и приглашает меня. Если бы вы видели лица и улыбки художников, с которыми мы до этого непринуждённо болтали! Я их понимаю, я бы вообще рухнула под стол.

Танцую я с этим мужем, он говорит: «Вы тоже там висите?» Кивает головой в сторону выставки. «Нет, – говорю, – я не художник, писатель». «А что пишете?» – «Рассказы» – «Ну тогда рассказывайте!» Хорошо, что танец был недолгим. Вернулись мы за стол, народ смеётся. Андрей говорит: «Она сказала, что мне надо побриться». Народ опять смеётся: «Вы нарасхват!» Что это был за подкат, не знаю. Ужас какой-то. Но смешно.

Интересно было выйти из кафе в ночь и увидеть этот апрельский Новый год, который все вы тоже видели. Хотя вот мама звонила и сказала, что в Туле снега не было, а был дождь и сильная гроза.

Ну и о кошках. В отеле несколько кошек разного цвета, толстых и короткохвостых, так что все вспомнили Габрово и жёлтую книжицу анекдотов. В столовой царствует чёрная Маша. Я ей кинула маленький кусочек шашлыка. Она долго смотрела на него в раздумьях, потом из вежливости всё–таки съела. В гостинице всех прельщает кот песочного цвета. Но есть и просто полосатый. Поднимаюсь я как-то на второй этаж, из-за одной из дверей доносится жуткий лай ручной собачонки (их на выходные, что ли, хозяева вывозят выгуливать?) Перед дверью сидит полосатый кот и наслаждается лаем. Этак удобно устроился, лапки поджал, сидит и слушает, как симфонию. Андрей, который раньше меня поднялся, сказал, что кот давно так сидит. Вот это троллинг! А то, что я про художников написала, вообще не троллинг. Куда мне до кота! Я всех без исключения художников за два дня успела полюбить! Хочется, чтобы и вы полюбили!