А. М. Володин — В. А. Долиной

1972–1973

Письмо четвертое, последнее

Дорогая моя, умная, красивая, очень молодая, очень хорошая, милая моя Валя!

Дешёвка, как ты могла подумать, что я не отвечаю на твои письма!

Я-то думал, что написал что-то не так, и ты мне стала отвечать.

А что произошло на самом деле — не понимаю.

Я поражаюсь твоей цельности, она видна во всём. Особенно в том, как ты трезво, зло, смешно оцениваешь суетность жизни.

Прости, что пишу нескладно и высокопарно — это от радости.

А ты умная, все равно поймёшь и не осудишь.

Неохота придумывать слова ещё и в письме.

Я почти никому не пишу. Только в самом крайнем случае.

Что тебе посоветовать, Валя?

Да откуда я знаю, насколько плохо тебе сейчас, на что ты надеешься в Москве.

Наверное, надо пока играть, работать.

Если в Москве это невозможно — тебе будет плохо.

Но, может быть, сначала показаться где-нибудь в театре?

Напиши, если решишься на это, и — куда.

Больше пока писать не буду— не знаю, получишь ли и это письмо.

У нас в Ленинграде молодой довольно режиссёр Опорков поставил по моей пьеске спектакль, который всех поразил, и женщины рыдают и заболевают, режиссёры-классики терзаются.

Пьеской называю, потому что не любил её. Но для симпатичного Опоркова постарался, доделал.

Для него даже отобрал её у Товстоногова, который должен был её ставить.

Но такая высокая трибуна сейчас мне претит.

«Ему бы чего-нибудь попроще».

Что, если показаться тебе Опоркову. Актрис у него нет, кроме его жены Малеванной, которая совсем не такая, как ты, она — трагическая. А ты здоровая, хорошая, умная, симпатичная, цельная натура.

Прости за глупости.

А. М.

Спасибо за фотографию.

Я приколол её к стене.

Обязательно — привет Эде Львовне.

(Зачёркнуто) Высшее театральное училище имени Бориса Щукина

Видишь, никак не могу кончить.

Всё. Пиши скорей.