1
Годы, не говоря века, своим течением меняют всё — психологию, нравы, деньги, еду, одежду, оружие, даже внешность людей, но не меняется проклятая константа: жить на Руси хорошо доводится только небольшой группе людей.
В чём тут дело?
Некрасов в глобальной своей, классической, поэме не стремится сыскать ответа: давая скорбную констатацию как широкую панораму русской жизни — с дремучей нищетой, дьявольской несправедливостью, свинцом реальности — в определённом смысле растянутой на века.
Некрасову в большей мере, чем кому бы то ни было из классиков поэзии, было присуще сострадание: недаром так пел первый его перл:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашёл я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из её груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
Кристально-прозрачный, совершенный стих, текущий скорбью, как кровью, косвенно призывающий к изменениям жизни…
Космос Некрасова обширен и многозвучен; взмывы его поднимаются до звёзд невоплотившейся мечты, касаясь лучами общественного идеала; и музыка некрасовских созвучий никогда не изменяет основной формуле звука: даже и страдания живописуя, она сладка, как ключевая вода в жаркий полдень.
Каков пейзаж, рисуемый стихом!
С ним хочется соприкоснуться, войти в него — столь он великолепен, так ощущаешь его:
Славная осень! Здоровый, ядрёный
Воздух усталые силы бодрит;
Лёд неокрепший на речке студёной
Словно как тающий сахар лежит…
Разумеется, «Железная дорога» не сосредоточена на показе природных картин, столь богатых на Руси, иной пафос движет стихом, и вечное, русское:
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придётся — ни мне, ни тебе.
Сквозь высоты музыки отзывается извечной же болью…
…снова разойдётся Мороз — Красный Нос, поражая великолепием: зачарованные стоят леса, как великолепные музеи природного могущества; лежат мощные льды, зачехлившие реки; и только вступишь в зимний русский лес — слышится:
Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воеводадозором
Обходит владенья свои.
И какою силой, какою верой в бесконечную творческую мощь народа звучит хрестоматийный «Школьник»…
Сострадание некрасовской музы — ко всем попавшим в жизнь, вынужденным в ней искать себя, да так, чтобы не слишком утеснять других, — велико, как велика и вера в замечательное грядущее; и если со вторым нам удаётся соприкоснуться мало, всё время наступая на пресловутые грабли, первого нам так не хватает! И как знать? Возможно, второе неразрывно и связано с недостатком первого?
И думается — тут вдумчивое чтение Н. А. Некрасова может помочь.
2
Страшно начинается, страшно длится, врезается в сознание:
Савраска увяз в половине сугроба, —
Две пары промёрзлых лаптей
Да угол рогожей покрытого гроба
Торчат из убогих дровней.
Жёсткие, морозом скреплённые картины; а музыка, волшебная музыка мороза, всё равно звучит величественно: вечным…
Но — жизнь лучше не будет: есть как есть — не поверить, что когда-то настанет другое время:
Привычная дума поэта
Вперёд забежать ей спешит:
Как саваном, снегом одета,
Избушка в деревне стоит…
Патриархальность, сходящаяся с трагедией; трагедия, отрицающая нужность оной патриархальности…
Речь пойдёт о крестьянской жизни, являвшейся вариантом креста на Руси на протяжении многих и многих веков.
Речь польётся, живописуя драмы, которые перекусывают жизни людские, и речь эта — будет музыкой жизни, с которой… ничего, казалось, не сделать.
Но — она будет изменена, однако, даже круто, даже сильно!
…и всё равно — Мороз-воевода обойдёт свои владения, и будет трещать и стрелять великолепный, синеватый, снежный пласт…
Будут громоздиться красоты снежного, отливающим розовым, серебра, будет природная мудрость; хоть панорамы, развёрнутые в поэме, отрицают мудрое устройство общества.
Тогдашнего.
Но и теперь особо нечем гордиться.
3
…мы сталкивались с дедушкой Мазаем с ранних лет, поэма входила в детский мир священным образом доброты, и зайцы — эти милые зверушки, всегда ассоциирующиеся с детством, — представали своеобразным символом: знаком помощи, необходимой всем.
В естественности некрасовского стиха есть своя, особая гармония плавности, напевности: его хочется именно пропевать, а не читать.
…но кажется, в конце жизни Некрасов изверился в словах:
Слова… слова… красивые рассказы
О подвигах… но где же их дела?
Иль нет людей, идущих дальше фразы?
А я сюда всю душу принесла!..
Возможно, так оно и было, ибо, даже въедаясь в сознанье народное, стихи не способны менять действительность; но, насыщая волнами сострадания — и любви! — пространство, Некрасов в большей мере, чем кто-либо другой из поэтов, готовил перемены, а что они необходимы, следовало из общего хода жизни.
Честность и честь, определявшие путь Некрасова-поэта, не подлежат разрыву:
О муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба —
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Тут только одна ошибка: не долго, а никогда…
4
…он был новатором — Некрасов: он вводил в поэтический оборот речения купеческие, простонародные, разные, совершая в поэзии работу, аналогичную той, что в прозе вершил Достоевский, сшибая самые различные языковые пласты.
Как бытово, но и бытийно звучит:
У купца у Семиглотова живут люди не говеючи,
льют на кашу масло постное, словно воду, не жалеючи…
Какова ёмкость строки, дающей полную картину существования определённых людских пространств!
Разойдутся «Коробейники»:
«Ситцы есть у нас богатые,
Есть миткаль, кумач и плис.
Есть у нас мыла пахучие —
По две гривны за кусок,
Есть румяна нелинючие —
Молодись за пятачок!..»
Ленты перечислений, густые, многоцветные, наполняют стихи, что короба; слово пенится, играет, вспыхивает самоцветно…
И всё — русское, раздольное, мрачное, страшное…
Да, да — ибо вечно смешано у нас многое, ибо позорное крепостное право длилось долго и отменено поздно; ибо крестьянское бытие, так плотно и полно описанное Некрасовым, было кошмарно…
Его метафизика — это постижение русского мира: с жаждою изменений — назревших, насущных.
Душно! без счастья и воли
Ночь бесконечно длинна.
Бурябы грянула, что ли?
Чаша с краями полна!
Поэтические формулы поэта входили в коллективное сознание, меняя его: если уж стихи не способны менять реальность…
Из пантеона русской классики три поэта, думается, наиболее соответствуют понятию «народный»: А. С. Пушкин, Н. А. Некрасов, С. А. Есенин; но именно в Некрасове сила сострадания проявлена с наибольшею полнотой.
5
Вольное дыхание некрасовской строки, продиктованное честностью и величием его музы.
У каждого великого поэта она своя, и некрасовская, диктующая: «Славная осень…» — слишком знает русский воздух и красоту пейзажа…
Никому на Руси жить хорошо не будет! Ибо и власть имущие, и в усадьбах сидящие почувствуют бездну, грозящую им.
Никому не будет хорошо — и закружившийся хоровод, о котором Некрасов не знал ничего — не мог предчувствовать, — поднимая массы людские, принесёт столько жертв, что страшно станет.
Некрасову было страшно от несправедливости мира: «Вчерашний день, часу в шестом…» — стихотворение, сделавшее Некрасова поэтом, — ярко свидетельствует об этом.
Некрасов вырубал стигмат сострадания на душах читателей, ибо без него они — души — мертвы.
Некрасов видел Мороз — Красный Нос — во всём его великолепии, что могло бы открыться только детям, свято верившим в Деда Мороза…
Стеклянные своды зимы заиграют тонкой сканью, великолепно переливаясь и играя всерьёз.
Будущий школьник, отправляющийся учиться, узнает, как может стать великим архангельский мужик.
Некрасов ввёл столько новых речений в поэзию — чиновничьих, купецких, — что новаторство его стиха становится очевидным.
Световое море, открытое над нами, передано поэтом с умною силою и добрым мастерством (а оно бывает разное); и жизнь поэтического свода Некрасова столь полно растворилась в русском космосе, что грядущее не может корчиться в безъязыкости и отсутствии сострадания, как сейчас, когда, вероятно, мы проходим дорогами ложного грядущего…
6
И трауром, и светом пронизано стихотворение «Памяти Добролюбова», заучивавшееся некогда в школах; дававшееся блестящим образцом поэтического шедевра…
Рано умерший критик и публицист представал молодым мудрецом, настолько владевшим собой, что не верилось в подобные возможности в раннем возрасте.
Подчинение страстей рассудку есть дар — или достижение самодисциплины?
Возможно, Некрасов перехватывал, выдавая желаемое за действительное; но, воспевая добродетели Добролюбова, был последователен в изложении своей точки зрения на добродетель вообще.
Выработка характера, используя который можно достичь цели, сколь бы сложна она ни была.
Отказ от мирских наслаждений — которым вряд ли был чужд сам поэт — в пользу чистоты: столь же мало реальной в человеческом сообществе, сколь и привлекательной для многих здравых умов.
Любовь к родине, которой отдаются труды, надежды, помышленья.
Образ Добролюбова — с вещим пером, так рано выпавшим из рук, — рисуется ярко и остро — тут словно использована тушь, техника рисования которой требует особой сосредоточенности и мастерства…
И стихотворение — высеченное в пространстве, чтобы не погасли его строчки-линии, — вспыхивает и сегодня: примером, призывом, умной силой…
7
Обороты наращивались, популярность росла: Некрасов, совместно с писателем и журналистом И. И. Панаевым берёт в аренду у П. А. Плетнёва журнал «Современник», основанный ещё Пушкиным…
Литературная молодёжь, на которую всегда возлагаются избыточные надежды, переходит к Некрасову, распрощавшись с А. А. Краевским; также поступает и В. Г. Белинский, передающий Некрасову часть материалов для задуманного им, но не несостоявшегося издания с грозным названием «Левиафан».
«Современник» бурлит.
Он представляет лучшее, что есть в литературе: и многое из него уходит через современность в будущее, и далее — в гипотетическую вечность.
Сколько энергии в человеке!
Кажется, и в карты Некрасов играл с тем же неистовством, что писал и занимался издательской деятельностью.
Бесплатные приложения к журналу также добавляют ему популярности; однако грядёт «мрачное семилетие»: правительство Николая I, напуганное событиями французской революции, начинает преследовать передовую журналистику, мешать бытованию лучшей литературы.
В дальнейшем редакция «Современника» оказывается расколотой на поборников умеренности и радикально настроенных последователей Н. В. Гоголя.
Умирает Добролюбов, ссылают в Сибирь Н. Г. Чернышевского и М. Л. Михайлова.
Удары тяжелы.
Острая некрасовская сатира «Газетная», в которой высмеивается цензура, добавляет неприязни в мутный котёл правительственного неприятия «Современника»; через какое-то время журнал закрывают.
Издательская деятельность Некрасова как линия ответвления литературного дара: столь же высокого, сколь и смелого — как смелым был журнал, как заострённые метались копья сатиры в вечно не так устроенное общество.
8
…талант варит сатиру как бальзам, необходимый для излечения язв общества; их достаточно в любом, порою они собираются в гроздья, практически деформируя тело социума настолько, что мало кто поймёт, каким оно должно быть в реальности; сатирические струи промывали творчество Некрасова с 1840-х годов — и были связаны с обострённой чувствительностью и воспалённой совестью, не дававшими мириться с предложенным вариантом мироустройства; в 1860–1870-е годы Некрасов создаёт целые сияющие пласты сатиры, изобретая новые жанры, подобно тому как стихи и поэмы насыщал новыми, ранее не привычными языковыми богатствами, — Некрасов пишет стихотворные памфлеты, поэмы-обозрения, клубные сатиры; он высмеивает, заливая кислотой сарказма, цензуру, он не верит в благотворность отмены крепостного права, полагая в нём уловку…
…лирическое начало теряется, возникает стихотворный фельетон, близкий к полям водевиля, наконец появляется большая поэма «Современники», где гротеск чередуется с иронией, а шары фарса лопаются над пиками сарказма; таким образом, проявляется новая эпоха русской сатирической поэзии — означенная и начатая Некрасовым.
