1

Глобальная внимательность Тютчева, его способность говорить словно от океанов энергий, и чуть ли не от имени других миров интересно преломляется в творчестве Заболоцкого.

Природа — сфинкс. И тем она верней

Своим искусом губит человека,

Что, может статься, никакой от века

Загадки нет и не было у ней.

Тут сказывается игра в обратную логику: загадка есть, и она очевидна поэту, настроенному на слишком тонкую волну восприятия: такую тонкую, что движение её приходится камуфлировать возможным отсутствие оной загадки.

А вот живущие плазмой тайны «Метаморфозы» Заболоцкого:

Как мир меняется! И как я сам меняюсь!

Лишь именем одним я называюсь,

На самом деле то, что именуют мной, —

Не я один. Нас много. Я — живой!

Чтоб кровь моя остынуть не успела,

Я умирал не раз. О, сколько мёртвых тел

Я отделил от собственного тела!

И если б только разум мой прозрел…

И снова вспоминается тютчевское:

Как души смотрят с высоты

На ими брошенное тело…

Словно каналы зрения — другие: словно оба поэта видели нечто, недоступное физическому оку, запретное ему.

…есть нечто параллельное и в звуковом ряде поэтов: то, как работают — в недрах звука — взаимодействуя — слова у Заболоцкого, словно воспринято им у Тютчева: переосмыслено, исполнено на новом уровне: но… с лёгкой оглядкой на старшего собрата:

Слыхал ли в сумраке глубоком

Воздушной арфы лёгкий звон,

Когда полуночь, ненароком,

Дремавших струн встревожит сон?..

Мир однолик, но двойственна природа,

И, подражать прообразам спеша,

В противоречьях зреет год от года

Свободная и жадная душа.