
1
Глобальная внимательность Тютчева, его способность говорить словно от океанов энергий, и чуть ли не от имени других миров интересно преломляется в творчестве Заболоцкого.
Природа — сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.
Тут сказывается игра в обратную логику: загадка есть, и она очевидна поэту, настроенному на слишком тонкую волну восприятия: такую тонкую, что движение её приходится камуфлировать возможным отсутствие оной загадки.
А вот живущие плазмой тайны «Метаморфозы» Заболоцкого:
Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь,
На самом деле то, что именуют мной, —
Не я один. Нас много. Я — живой!
Чтоб кровь моя остынуть не успела,
Я умирал не раз. О, сколько мёртвых тел
Я отделил от собственного тела!
И если б только разум мой прозрел…
И снова вспоминается тютчевское:
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…
Словно каналы зрения — другие: словно оба поэта видели нечто, недоступное физическому оку, запретное ему.
…есть нечто параллельное и в звуковом ряде поэтов: то, как работают — в недрах звука — взаимодействуя — слова у Заболоцкого, словно воспринято им у Тютчева: переосмыслено, исполнено на новом уровне: но… с лёгкой оглядкой на старшего собрата:
Слыхал ли в сумраке глубоком
Воздушной арфы лёгкий звон,
Когда полуночь, ненароком,
Дремавших струн встревожит сон?..
Мир однолик, но двойственна природа,
И, подражать прообразам спеша,
В противоречьях зреет год от года
Свободная и жадная душа.