Од­наж­ды мне на элек­трон­ную поч­ту при­шло пись­мо. Пись­мо из да­лёко­го да­ле­ка, поч­ти из про­ш­лой жиз­ни. Но па­мять — вещь не­объ­яс­ни­мая… Я вспом­нил всё.

Рисунок Михаила Пака

В то дав­нее ле­то 197… го­да я ре­шил по­ехать в Моск­ву по­сту­пать на ре­жис­сёра. Я за­бо­лел ки­не­ма­то­гра­фом не­ждан­но-не­га­дан­но, как бы­ва­ет — яр­кая вспыш­ка оза­ря­ет мозг и всё прост­ранст­во пред то­бой вдруг ста­но­вит­ся до жу­ти тро­га­тель­ным и не­пов­то­ри­мым в сво­ём ве­ли­ко­ле­пии! Преж­де маль­чиш­кой я смот­рел все кар­ти­ны под­ряд, ка­кие по­ка­зы­ва­ли в бли­жай­шем ки­но­те­ат­ре. Как в ка­лей­до­ско­пе про­но­си­лись пре­до мной филь­мы, ко­то­рые я пе­ре­смат­ри­вал по не­сколь­ку раз, — «Ча­па­ев», «Ог­нен­ные вёр­сты», «Ве­ли­ко­леп­ная се­мёр­ка», «Семь са­му­ра­ев». Но для ме­ня са­мо­го ста­ло пол­ной не­ожи­дан­ностью спон­тан­ное ре­ше­ние до­ко­пать­ся до все­го то­го, как там всё устро­е­но и как де­ла­ют­ся филь­мы. Мно­гие ча­сы я про­си­жи­вал в биб­лио­те­ках, чи­тал кни­ги о брать­ях Люмь­ер, ве­ли­ких ре­жис­сёрах Дэви­де Гриф­фи­те, Чарль­зе Чап­ли­не, Сер­гее Эй­зен­штей­не, Фе­де­ри­ко Фел­ли­ни. Пе­ре­чи­тал дваж­ды кни­гу Льва Ку­ле­шо­ва «Ос­но­вы ки­но­ре­жис­су­ры». Со­став­лял кон­спек­ты, ри­со­вал эс­ки­зы-рас­кад­ров­ки к собст­вен­ным рас­ска­зам, ко­то­рые пе­ча­та­ла мест­ная об­ласт­ная га­зе­та, фо­то­гра­фи­ро­вал «Зе­ни­том» при­ро­ду, за­ка­ты и рас­све­ты. И сни­мал лю­дей, в ав­то­бу­се, в пар­ке, на рын­ке, ког­да те не­при­нуж­дён­ны и ес­тест­вен­ны. К ле­ту я окон­ча­тель­но со­зрел в вы­бо­ре сво­ей бу­ду­щей про­фес­сии и стал со­би­рать­ся в до­ро­гу.

Ту ис­то­рию, по­хо­жую на сон, я ви­жу в сво­их ны­неш­них ле­тах слов­но с вы­со­ты птичь­е­го по­лёта. Вот ка­ме­ра спус­ка­ет­ся ни­же, и пре­до мной кар­ти­на шум­но­го Ка­зан­ско­го вок­за­ла: с толь­ко что при­быв­ше­го по­ез­да на пер­рон вы­хо­дит мо­ло­дой че­ло­век с до­рож­ной сум­кой в ру­ке. То бишь я.

А вот и па­рад­ный подъ­езд зда­ния ВГИ­Ка. Я вхо­жу внутрь, ока­зы­ва­юсь в прос­тор­ном вес­ти­бю­ле с мра­мор­ны­ми ко­лон­на­ми, вен­ча­ю­щи­ми­ся у по­тол­ка леп­ни­ной в сти­ле ам­пир, под­ни­ма­юсь по лест­нич­но­му мар­шу на вто­рой этаж, в холл с пар­ке­том и те­ми же ко­лон­на­ми, где сну­ют тол­пы пар­ней и де­ву­шек, при­быв­ших по­пы­тать счастья со всех кон­цов Со­вет­ско­го Со­юза. Вхо­жу в ком­на­ту с бу­маж­ной таб­лич­кой на две­ри «При­ём­ная ко­мис­сия». Здесь то­же пол­но на­ро­ду. В воз­ду­хе ви­сит мно­го­го­ло­сый гам. Дев­чуш­ка ря­дом, с ко­рот­ки­ми каш­та­но­вы­ми во­ло­са­ми, за­ме­тив мою рас­те­рян­ность, го­во­рит мне:

— При­вет! Ты на ка­кой фа­куль­тет по­сту­па­ешь?

— На ре­жис­сёр­ский, — отве­чаю.

— Те­бе не сю­да, вон ту­да.

— А, по­нял. Спа­си­бо!

Сдав до­ку­мен­ты и по­лу­чив на­прав­ле­ние в об­ще­жи­тие, я вы­хо­жу в фойе и не­ожи­дан­но на­ты­ка­юсь на че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го ви­дел в до­ку­мен­таль­ных филь­мах, мэт­ра оте­чест­вен­но­го ки­но Сер­гея Апол­ли­на­ри­е­ви­ча Ге­ра­си­мо­ва. Оде­тый в тви­до­вый пид­жак, он раз­го­ва­ри­ва­ет с ка­ким-то мо­ло­дым че­ло­ве­ком, за­тем за­хо­дит в про­смот­ро­вый зал. С за­ми­ра­ни­ем серд­ца, про­во­див зна­ме­ни­то­го ре­жис­сёра взгля­дом, на­прав­ля­юсь к лест­ни­це и там у ок­на об­на­ру­жи­ваю мою зна­ко­мую де­вуш­ку с каш­та­но­вы­ми во­ло­са­ми, она ро­ет­ся в су­моч­ке, у ног её не­боль­шой че­мо­дан­чик.

— При­вет! — окли­каю её. — Ну как ты, сда­ла до­ку­мен­ты?

— Сда­ла, а ты?

— То­же.

— Ку­да-то за­де­ва­ла на­прав­ле­ние, — пых­тит она, про­дол­жая рыть­ся в су­моч­ке. — Ах, вот оно! Ты в об­ща­гу?

— Да.

— И я. Пой­дём вмес­те.

— По­шли.

— А зна­ешь где?

— Най­дём. Язык до Ки­е­ва до­ве­дёт.

— Толь­ко на­до где-ни­будь по­есть, я страш­но го­лод­на.

— Здесь вни­зу, за­ме­тил, есть сто­ло­вая.

— Прав­да?

— Да­вай че­мо­дан, по­мо­гу.

— Да он лёг­кий. Я са­ма.

Но я всё рав­но бе­ру её че­мо­дан.

В сто­ло­вой на­ро­ду по­мень­ше, мы бе­рём на под­но­сы пер­вое, вто­рое, ком­пот, рас­пла­чи­ва­ем­ся и са­дим­ся за сто­лик.

— Как бы­ло бы здо­ро­во здесь учить­ся! — го­во­рит с за­та­ён­ным вос­тор­гом моя со­бе­сед­ни­ца. — Ска­жи, а ты очень хо­тел бы по­пасть сю­да?

— За­чем бы тог­да я при­ехал? — отве­чаю.

— Вер­но! Но есть лю­ди, ко­то­рые не силь­но то­го же­ла­ют, а есть те, для ко­то­рых по­ступ­ле­ние во ВГИК во­прос жиз­ни и смер­ти. Как для ме­ня, на­при­мер.

— А ты на ка­кой фа­куль­тет по­сту­па­ешь?

— На ху­до­жест­вен­ный. Хо­чу стать муль­тип­ли­ка­то­ром.

— А я ду­мал — ак­три­сой.

— Прав­да? — удив­ля­ет­ся де­вуш­ка. — Что­бы стать ак­три­сой, на­до осо­бый дар иметь. Я ху­до­жест­вен­ное учи­ли­ще в Ки­ро­ве окон­чи­ла.

— Зна­чит, ты из Ки­ро­ва?

— Ага.

— Ки­ров — это Вят­ка?

— Точ­но.

— В Вят­ке ро­дил­ся мой лю­би­мый пи­са­тель Алек­сан­др Грин.

— Вер­но. У нас му­зей его есть. А ты от­ку­да при­ехал?

— Из Чим­кен­та.

— А где это?

— На юге Ка­зах­ста­на. Об­ласт­ной го­род.

— По­нят­но. Я в Сред­ней Азии ни­ког­да не бы­ла. Жар­ко у вас?

— Жар­ко.

— Мы не по­зна­ко­ми­лись. Ме­ня зо­вут Ека­те­ри­ной.

— А ме­ня Сер­ге­ем.

— Слу­шай, Се­рёжа, как всё-та­ки бы­ло бы здо­ро­во, если бы мы с то­бой здесь учи­лись, прав­да?!

— Прав­да.

— Нын­че на муль­тип­ли­ка­цию на­би­ра­ет Ива­нов-Ва­но! Че­ло­век-ле­ген­да! «Ко­нёк-Гор­бу­нок», «Се­ча при Кер­жен­це», «При­клю­че­ния Бу­ра­ти­но»! Всё это сде­лал он, Иван Пет­ро­вич Ива­нов-Ва­но! И мас­су дру­гих филь­мов вы­пус­тил!

— «Конь­ка-Гор­бун­ка» смот­рел. По­нра­вил­ся.

— Что ты! Это ше­девр! Как бы я хо­те­ла учить­ся у Ива­но­ва-Ва­но!

Ра­бо­тая лож­ка­ми, мы про­дол­жа­ли бе­се­ду.

— А кто у вас на ре­жис­сёр­ском на­би­ра­ет, узна­вал? — спра­ши­ва­ет Ка­тя.

— Та­лан­кин. Игорь Ва­силь­е­вич Та­лан­кин.

— А ка­кие он филь­мы снял?

— Я смот­рел толь­ко две его кар­ти­ны: «Ма­те­рин­ское по­ле» и «Чай­ков­ский».

— «Чай­ков­ско­го» ви­де­ла. Там Ин­но­кен­тий Смок­ту­нов­ский сни­ма­ет­ся в ро­ли ком­по­зи­то­ра, да?

— Точ­но.

— Гля­ди, — шеп­чет мне Ка­тя. — Олег Ви­дов!

— Где?

— Вон, за даль­ним сто­ли­ком си­дит. В об­щест­ве двух дам.

— Прав­да, он.

— На­вер­ное, у не­го столь­ко по­клон­ниц! Ви­дов мне очень нра­вит­ся в филь­ме «Крас­ная ман­тия», а ещё в «Ме­те­ли», «Всад­ни­ке без го­ло­вы».

Вско­ре мы по­ки­ну­ли сто­ло­вую и вы­шли на ули­цу.

В об­ще­жи­тие мы по­шли пеш­ком, бла­го на­шлись по­пут­чи­ки, аби­ту­ри­ен­ты, ко­то­рые зна­ли марш­рут. Мы ша­га­ли по ули­це Виль­гель­ма Пи­ка, ми­мо кор­пу­сов гос­ти­ни­цы «Ту­рист», за­вер­ну­ли на Сель­ско­хо­зяйст­вен­ную ули­цу, до­шли до про­спек­та Ми­ра, ми­но­ва­ли его, прой­дя под мос­том, вы­шли на Ма­ла­хи­то­вую ули­цу и на­ко­нец до­бра­лись до Бу­дай­ской, где и на­шли об­ще­жи­тие. Весь путь за­нял ми­нут со­рок. Зда­ние об­ще­жи­тия бы­ло кир­пич­ное, пя­ти­э­таж­ное. Ад­ми­нист­ра­тор­ша опре­де­ли­ла Ка­тю на пя­тый этаж, а ме­ня на тре­тий.

В ком­на­ту со мной по­се­ли­лись ещё два пар­ня, од­но­го зва­ли Ро­ма­ном, вто­ро­го — Кон­стан­ти­ном. Ро­ман был из Ниж­не­го Та­ги­ла, по­сту­пал на опе­ра­тор­ский фа­куль­тет, Кон­стан­тин — из Орен­бур­га, по­сту­пал на сце­нар­ный.

В те дни об­ще­жи­тие на­по­ми­на­ло пче­ли­ный улей от на­плы­ва аби­ту­ри­ен­тов, на всех эта­жах с ут­ра до ве­че­ра ца­ри­ла де­ло­вая су­е­та. С Ка­тей мы стал­ки­ва­лись мель­ком — то в бу­фе­те, то в ко­ри­до­рах ин­сти­ту­та, и в спеш­ке мог­ли об­мол­вить­ся лишь па­рой слов.

Од­наж­ды она при­шла ко мне в ком­на­ту, от чая от­ка­за­лась и пред­ло­жи­ла прой­тись на воз­ду­хе. Мы по­шли на плат­фор­му Яу­за, пе­ре­шли же­лез­но­до­рож­ные пу­ти и ока­за­лись в пар­ке. В пар­ке шла ра­бо­та по бла­го­уст­ройст­ву и по­всю­ду ле­жал стро­и­тель­ный му­сор. Мы ша­га­ли по пес­ча­ной до­рож­ке ми­мо зе­лё­ной рас­ти­тель­нос­ти, нам по­пал­ся куст за­поз­да­ло рас­цвет­шей си­ре­ни. Но её аро­мат­ный за­пах ни­чуть не ра­до­вал Ка­тю, де­вуш­ка бы­ла вся на­пря­же­на и взвол­но­ва­на пред­сто­я­щи­ми ис­пы­та­ни­я­ми.

— У те­бя ког­да пер­вый эк­за­мен? — спро­си­ла Ка­тя, и её си­ние гла­за с зе­ле­но­ва­тым от­тен­ком за­блес­те­ли в ве­чер­них су­мер­ках.

— Че­рез не­де­лю со­бе­се­до­ва­ние, — от­ве­тил я.

— А у ме­ня уже зав­тра, — со­об­щи­ла Ка­тя. — Эк­за­мен по ри­сун­ку, а по­том — по жи­во­пи­си, а ещё че­рез день — по ком­по­зи­ции. Я так страш­но бо­юсь. Прос­то из­му­чи­лась, не мо­гу спать. А ты раз­ве не вол­ну­ешь­ся?

— Вол­ну­юсь.

— Всё! На­до взять се­бя в ру­ки! Зна­ешь, ка­кую свою пер­вую кар­ти­ну я бы сде­ла­ла?! Кра­си­вую сказ­ку! По­ка не знаю, о чём кон­крет­но, но ви­жу от­дель­ные яр­кие эпи­зо­ды… Зе­лё­ную по­ля­ну: ба­боч­ки пор­ха­ют, куз­не­чи­ки ска­чут по тра­ве… И над всем этим вдруг гро­за… А по­том ра­ду­га в пол­не­ба!

— Хо­ро­шо. Я пред­ста­вил.

— Ах, столь­ко идей ро­ит­ся в го­ло­ве! Не ду­май, я толь­ко те­бе об этом го­во­рю. Со мной в ком­на­те ещё две дев­чон­ки жи­вут, од­на из Ри­ги, дру­гая с Ал­тая, Мар­га­ри­та и Свет­ла­на. Мар­га­ри­та по­сту­па­ет на эко­но­ми­чес­кий, а Свет­ла­на — на ак­тёр­ский. Та­кие ум­нич­ки. Они не тря­сут­ся, как я, го­во­рят: не по­ве­зёт в этом го­ду, при­едем на сле­ду­ю­щий. А ты, если не по­сту­пишь, ещё при­едешь?

— Не знаю, на­вер­ное, нет.

— По­че­му?

— Кто зна­ет, что за год мо­жет слу­чить­ся.

— А что мо­жет слу­чить­ся? Же­нишь­ся? У те­бя есть де­вуш­ка?

— Не­ту.

— Тог­да не за­ре­кай­ся. Меч­ту на­до во­пло­щать в жизнь. А я вот… — Ка­тя пре­рва­ла се­бя на по­лу­сло­ве. — Не бу­ду ни­че­го пред­ре­кать!

Ког­да воз­вра­ща­лись в об­ще­жи­тие, Ка­тя взя­ла ме­ня под ру­ку. В без­люд­ном мес­те я об­нял де­вуш­ку и по­це­ло­вал её в гу­бы. Она не от­стра­ни­лась, за­тем вы­сво­бо­ди­лась из мо­их рук, ти­хо мол­ви­ла:

— Сей­час не вре­мя.

Мы шли ми­мо вы­сот­ных до­мов, из бли­жай­ше­го рас­кры­то­го ок­на до­но­си­лась гром­кая му­зы­ка, иг­ра­ла плас­тин­ка, — пе­ла Со­фия Ро­та­ру.

Ка­тя сда­ла ри­су­нок, жи­во­пись и ком­по­зи­цию на че­ты­ре и её до­пус­ти­ли к сле­ду­ю­ще­му эк­за­ме­ну — со­чи­не­нию.

А я по­шёл на со­бе­се­до­ва­ние.

Бы­ва­лые лю­ди го­во­ри­ли, что суть со­бе­се­до­ва­ния в том, что­бы не опло­шать пе­ред эк­за­ме­на­то­ром, по­ста­рать­ся уди­вить его сво­и­ми ост­ро­ум­ны­ми от­ве­та­ми на са­мые не­ожи­дан­ные во­про­сы. А чем уди­вишь бы­ва­ло­го Мас­те­ра? На­прас­ное ста­ра­ние, хоть вы­пры­ги­вай из шта­нов.

Ког­да я уви­дел в ко­ри­до­ре вол­ну­ю­щу­ю­ся тол­пу пар­ней и де­ву­шек, то то­же ощу­тил лёг­кий ман­драж. На пер­вый эк­за­мен к Мас­те­ру за­пус­ка­ли пар­ти­я­ми по пять че­ло­век. Что там в ауди­то­рии про­ис­хо­ди­ло, ни­ко­му не бы­ло ве­до­мо. Пер­вые смель­ча­ки ре­ши­тель­но ри­ну­лись впе­рёд — в не­из­вест­ность, а воз­вра­ща­лись по­оди­ноч­ке, с ли­ца­ми блед­ны­ми, как сте­на, а не­ко­то­рых прос­то тряс­ло. Где-то спус­тя час с не­боль­шим, по­шёл и я, в ком­па­нии че­ты­рёх ре­бят.

За длин­ным сто­лом пре­зи­ди­у­ма си­де­ло не­сколь­ко пре­по­да­ва­те­лей с Мас­те­ром во гла­ве. Та­лан­кин был круп­но­го те­лос­ло­же­ния, в оч­ках и с ред­ки­ми во­ло­са­ми, за­чё­сан­ны­ми на­зад. На сто­ле пе­ред ним ле­жа­ли в ряд фо­то­гра­фии ли­цом вниз.

— Бе­ри­те фо­то­гра­фии, — ве­лел нам Мас­тер. — По то­му, что там изо­бра­же­но, со­ставь­те уст­ный рас­сказ.

Мы взя­ли, по оче­ре­ди, фот­ки и усе­лись за сто­ли­ки-пар­ты.

Моя фо­то­гра­фия бы­ла чёр­но-бе­лая: ста­руш­ка и де­воч­ка, лет че­тыр­над­ца­ти, си­дят в са­ду на скамье. Я стал ду­мать. В го­ло­ву при­хо­ди­ли раз­ные сю­же­ты, но ни­че­го сто­я­ще­го, что­бы за­це­пить­ся. Меж­ду тем вре­мя шло, кто-то из нас вы­хо­дил, са­дил­ся на стул пе­ред пре­зи­ди­у­мом, го­во­рил. Вы­хо­дил вто­рой, тре­тий. Что они рас­ска­зы­ва­ли, ка­кие во­про­сы им за­да­вал мас­тер или кто-то из пре­по­да­ва­те­лей, я не слы­шал. Всё про­ис­хо­дя­щее слов­но от­да­ли­лось от ме­ня да­ле­ко. Вско­ре я об­на­ру­жил, что остал­ся один, и по­плёл­ся к сту­лу, ожи­дая са­мо­го худ­ше­го.

— По­ка­жи­те фо­то­гра­фию, — ска­зал Мас­тер. — Так… Про­шу, рас­ска­зы­вай­те.

— Ста­руш­ка и де­воч­ка, — на­чал я. — Они час­то бе­се­ду­ют тут на ла­воч­ке. «Ска­жи­те, ба­буш­ка, — про­сит де­воч­ка. — Ког­да вам бы­ло столь­ко лет, как мне сей­час, ведь тог­да бы­ли жи­вы ве­ли­кие пи­са­те­ли Толс­той, Че­хов, Тур­ге­нев. На­вер­ное, вы их пом­ни­те и да­же встре­ча­ли, на­вер­ное?» «Че­го, че­го? — пе­ре­спра­ши­ва­ет ста­руш­ка. — Тов­стой, Че… Нет, де­точ­ка, не пом­ню. Пом­ню, как на стан­ции не­да­ле­че от нас сго­рел ва­гон с ва­лен­ка­ми. Ужас ка­кой был по­жар. Это пом­ню, а тех не пом­ню, не пом­ню, ми­лая».

Эк­за­ме­на­то­ры рас­сме­я­лись.

— Это вы са­ми при­ду­ма­ли? — спро­сил Мас­тер.

— Да, — от­ве­тил я.

— Гм, — Мас­тер стал пе­ре­би­рать со­дер­жи­мое мо­ей пап­ки, ри­сун­ки, фо­то­гра­фии, вы­рез­ки га­зет с рас­ска­за­ми.

— Мо­ло­дой че­ло­век пи­шет рас­ска­зы, фо­то­гра­фи­ру­ет, а ещё не­пло­хо ри­су­ет, — за­ме­тил пре­по­да­ва­тель, со­сед Мас­те­ра.

— Вон Бон­дар­чук, то­же ре­жет скульп­ту­ры по де­ре­ву, — ска­зал по­че­му-то Мас­тер и под­нял на ме­ня гла­за. — А ска­жи­те, ка­кой бы фильм вы сня­ли, если бы окон­чи­ли ВГИК?

— По ка­ко­му-ни­будь про­из­ве­де­нию Алек­сан­дра Гри­на, — ска­зал я и до­ба­вил: — Или о нём са­мом.

— Вам нра­вит­ся этот ска­зоч­ник?

— Алек­сан­др Грин про­жил тя­жёлую жизнь, а пи­сал толь­ко свет­лые про­из­ве­де­ния, — ска­зал я. — Его рас­ска­зы и ро­ма­ны, прав­да, по­хо­жи на сказ­ки. Но они прав­ди­вы, по­то­му что взя­ты из жиз­ни.

— В са­мом де­ле? — спро­сил Мас­тер.

— Есть та­кие стро­ки в ро­ма­не Гри­на «Бе­гу­щая по вол­нам»: «Ли­цо его бы­ло по­хо­же на доску, на ко­то­ром кро­шат мя­со». И мы ви­дим пред со­бой су­ро­вое ли­цо ста­ро­го мор­ско­го вол­ка, ис­пещ­рён­ное мор­щи­на­ми, об­ве­ян­ное со­лё­ны­ми вет­ра­ми.

— Так, — ска­зал Мас­тер и взгля­нул на сво­их кол­лег. — Бу­дут у вас ещё во­про­сы?

— Нет, — от­ве­ти­ли они.

— Вы мо­же­те ид­ти, — ска­зал мне Мас­тер.

— До сви­данья! — ска­зал я и вы­шел.

На ули­це я опом­нил­ся, услы­шав го­лос Ка­ти.

— Се­рёжа, ты, что, не слы­шишь ме­ня?!

Де­вуш­ка до­гна­ла ме­ня, за­пы­хав­шись от быст­рой ходь­бы.

— При­вет! Это ты?! Из­ви­ни, за­ду­мал­ся.

— Ну как ты? Как про­шло со­бе­се­до­ва­ние?

— Не знаю.

— Как не зна­ешь? Мас­тер те­бе что-ни­будь ска­зал?

— Ска­зал — мо­же­те ид­ти.

— И всё?

— И всё. Ре­бя­та го­во­рят, что зав­тра вы­ве­сят спи­сок аби­ту­ри­ен­тов, про­шед­ших на вто­рой тур.

— Ты прой­дёшь! — за­ве­ри­ла Ка­тя. — А сей­час те­бе не­об­хо­ди­мо отвлечь­ся от все­го это­го. И мне бы не по­ме­ша­ло. Пой­дём на ВДНХ, ты там был?

— Нет ещё.

— И я нет. По­шли!

Оста­ток дня мы про­ве­ли на тер­ри­то­рии ВДНХ, си­де­ли у фон­та­на «Друж­ба на­ро­дов», за­шли в па­виль­он кос­мо­нав­ти­ки, по­том сно­ва гу­ля­ли, ели мо­ро­же­ное, отве­да­ли шаш­лы­ков.

У Ка­ти был по-дет­ски звон­кий смех. Она вни­ма­тель­но и до­вер­чи­во слу­ша­ла ме­ня, ког­да я что-ни­будь рас­ска­зы­вал, и, об­на­ру­жив в по­вест­во­ва­нии под­вох или шут­ку, за­ли­ва­лась сме­хом. Мне хо­те­лось бро­дить с ней бес­ко­неч­но, не ду­мая об эк­за­ме­нах, дер­жать в сво­ей ру­ке неж­ную, тон­кую её ла­донь.

На­ут­ро в пред­бан­ни­ке ин­сти­ту­та вы­ве­си­ли спи­сок, и я там на­шёл свою фа­ми­лию.

На вто­ром эк­за­ме­не нам пред­сто­я­ло рас­ска­зать сю­жет в пя­ти кад­рах. То есть ла­ко­нич­но — в пять кад­ров вмес­тить ин­те­рес­ную ис­то­рию.

И вновь я си­дел пе­ред эк­за­ме­на­то­ра­ми.

— Слу­ша­ем вас, — ска­зал Мас­тер.

— Пер­вый кадр. Ма­лыш бе­жит по ули­це, при­дер­жи­ва­ет ру­кой силь­но вы­пи­ра­ю­щую май­ку. Вто­рой кадр. За ма­лы­шом го­нит­ся сто­рож, ма­ша пал­кой. Тре­тий кадр. Из май­ки ма­лы­ша па­да­ют на зем­лю яб­ло­ки. Чет­вёр­тый кадр. Ста­рый сто­рож, за­пы­хав­шись, са­дит­ся на ска­мей­ку. Пя­тый кадр. Ма­лыш по­да­ёт ста­ри­ку круж­ку во­ды. Под май­кой ма­лы­ша яб­лок нет.

Мас­тер усмех­нул­ся лу­ка­во, огля­нул­ся на сво­их по­мощ­ни­ков.

— Бу­дут у вас во­про­сы?

— Во­про­сов нет, — был от­вет.

— Мо­же­те ид­ти, — ска­зал мне Мас­тер.

— До сви­данья! — ска­зал я и вы­шел.

Ме­ня об­сту­пи­ли ре­бя­та.

— Ну что, что ска­за­ли? — по­сы­па­лись во­про­сы со всех сто­рон.

Я по­жал пле­ча­ми.

Про­шло не­сколь­ко дней.

Ка­тя на­пи­са­ла со­чи­не­ние на чет­вёр­ку, а эк­за­мен по ис­то­рии сда­ла на три.

Ме­ня до­пус­ти­ли к сле­ду­ю­ще­му эк­за­ме­ну. Нам пред­сто­я­ло на­пи­сать ре­цен­зию по кур­со­во­му филь­му од­но­го сту­ден­та из араб­ской стра­ны, то ли Си­рии, то ли Иор­да­нии. Фильм был ко­рот­ко­мет­раж­ный, о сель­ском гон­ча­ре. Муж­чи­на де­лал из гли­ны раз­ную по­су­ду, вы­жи­гал её в пе­чи и про­да­вал на рын­ке. На мой взгляд, ав­тор рас­крыл об­раз ге­роя не пол­но, увлёк­ся ближ­ним пла­ном, ру­ка­ми мас­те­ра, ра­бо­та­ю­ще­го с гли­ной. Не­об­хо­ди­мо бы­ло, на­вер­ное, по­ка­зать и сре­ду, мест­ный ко­ло­рит, пей­заж. И по­ка­зать не ста­рый мо­то­цикл, а ос­ли­ка, с ко­то­рым мас­тер пре­одо­ле­ва­ет путь к рын­ку. А в це­лом, фильм мне по­нра­вил­ся.

На пи­са­ние ре­цен­зии да­ли че­ты­ре ча­са.

Ска­за­ли, что спи­сок про­шед­ших даль­ше, вы­ве­сят в по­не­дель­ник. А се­год­ня бы­ла суб­бо­та. Се­год­ня за­чис­ля­ли в сту­ден­ты аби­ту­ри­ен­тов на ху­до­жест­вен­ный фа­куль­тет, на­брав­ших не­об­хо­ди­мое ко­ли­чест­во бал­лов.

Ка­тя не про­шла.

Мы си­де­ли в Ка­ти­ной ком­на­те на её кро­ва­ти. За ок­ном шёл до­ждь.

— Мар­га­ри­та со Свет­ла­ной то­же не по­сту­пи­ли, — со­об­щи­ла Ка­тя. — Все уеха­ли, ста­ло пус­то. И на ду­ше у ме­ня пус­то. Двух бал­лов не хва­ти­ло, как обид­но.

Я не знал, как уте­шить де­вуш­ку и толь­ко об­нял её за пле­чи.

— Ты ме­ня зав­тра про­во­дишь на вок­зал? — спро­си­ла Ка­тя.

— Ко­неч­но, про­во­жу, — по­обе­щал я.

По­том мы лег­ли. Я по­це­ло­вал её.

— Прос­ти, — ска­за­ла она ти­хо. — Я не мо­гу. У ме­ня всё внут­ри на­пря­же­но. Ни­че­го не по­лу­чит­ся. Да­вай прос­то по­ле­жим.

— Да­вай по­ле­жим, — ска­зал я.

— Та­кое ко­рот­кое ле­то, — про­го­во­ри­ла Ка­тя. — И ско­ро осень. У ме­ня та­кое ощу­ще­ние, что жизнь за­кон­чи­лась.

— Не бе­ри в го­ло­ву. Всё хо­ро­шее у те­бя впе­ре­ди.

— Ты ду­ма­ешь?

— Ко­неч­но. Те­бе толь­ко двад­цать лет.

Ка­тя уез­жа­ла ве­че­ром сле­ду­ю­ще­го дня. Я по­мог ей за­нес­ти в ва­гон че­мо­дан. По­том мы смот­ре­ли друг на дру­га, я сто­ял на пер­ро­не, а она внут­ри ва­го­на, нас раз­де­ля­ло ок­но. Паль­цем я вы­вел на за­по­тев­шем стек­ле ок­на бук­вы в об­рат­ном по­ряд­ке, так, что­бы де­вуш­ка мог­ла про­честь: «Не ску­чай».

И по­езд тро­нул­ся. Мы по­ма­ха­ли друг дру­гу.

Ка­тя уеха­ла.

Я вер­нул­ся в пус­тую ком­на­ту об­ще­жи­тия. Ре­бя­та разъ­еха­лись по до­мам. Ро­ман из Ниж­не­го Та­ги­ла по­сту­пил на опе­ра­тор­ский, а Кон­стан­тин сре­зал­ся на вто­ром эк­за­ме­не и уехал в свой Орен­бург.

На­сту­пил по­не­дель­ник.

Ока­за­лось, что спи­сок вы­ве­си­ли ещё в суб­бо­ту ве­че­ром.

Мо­ей фа­ми­лии там не бы­ло.

Что ж, по­ду­мал я, по­ра и мне до­мой. Я по­шёл в де­ка­нат и за­брал до­ку­мен­ты. На ули­це у подъ­ез­да я на­ткнул­ся на по­жи­ло­го муж­чи­ну, это был один из эк­за­ме­на­то­ров, си­дев­ший в пре­зи­ди­у­ме ря­дом с Мас­те­ром. Он при­дер­жал ме­ня, ска­зав:

— Я знаю, мо­ло­дой че­ло­век, что вам не по­вез­ло. Жаль. Пред­став­ля­е­те, ка­кое слож­ное де­ло. Тех, кто по на­прав­ле­нию из Рес­пуб­лик, мы не мог­ли не взять. А сво­бод­ных мест раз-два и об­чёл­ся. Мас­те­ру бы­ло очень слож­но сде­лать вы­бор. По­ни­ма­е­те?

— По­ни­маю, — ска­зал я. — Все­го добро­го! До сви­данья!

— До сви­данья!

Я пе­ре­чи­ты­вал на эк­ра­не ком­пью­те­ра это не­ждан­но-не­га­дан­ное пись­мо.

«Здравст­вуй, до­ро­гой Се­рёжа!

Ты, на­вер­ное, с тру­дом вспом­нишь ме­ня.

Про­шла це­лая веч­ность!

Ра­да за те­бя! Ты стал пи­са­тель! Я про­чла поч­ти все твои кни­ги! Ка­кие-то по­ку­па­ла в ма­га­зи­не, дру­гие на­хо­ди­ла в ин­тер­не­те.

Стран­но, но я всё ча­ще вспо­ми­наю то ко­рот­кое ле­то, ког­да мы с то­бой встре­ти­лись в Моск­ве. Толь­ко поз­же я по­ня­ла, что бы­ла глу­пой, ког­да все­це­ло пре­да­лась не­уда­че, при­няв её как тра­ге­дию. А на­до бы­ло прос­то жить на­сто­я­щим!

Я по­лу­чи­ла три тво­их пись­ма и по­че­му-то мол­ча­ла. По­том я те­бе на­пи­са­ла, и уже ты мол­чал. Ве­ро­ят­ней все­го, ты уехал с преж­не­го ме­с­та. Ведь я зна­ла твою страсть к пу­те­шест­ви­ям. Так за­те­ря­лись на­ши сле­ды.

Пом­нишь, ког­да мы рас­ста­ва­лись на вок­за­ле, ты вы­вел паль­цем на за­по­тев­шем ок­не ва­го­на сло­ва: „Не ску­чай“.

Это бы­ло в про­ш­лом, а ту­да воз­вра­та нет.

Я дваж­ды не­удач­но вы­хо­ди­ла за­муж. Есть взрос­лый сын. Внуч­ка иног­да на­ве­ща­ет ме­ня.

До са­мой пен­сии я пре­по­да­ва­ла в дет­ской ху­до­жест­вен­ной шко­ле.

Хо­ро­ших филь­мов нын­че поч­ти нет, я не смот­рю те­ле­ви­зор, толь­ко об­ща­юсь с под­ру­гой по скай­пу. Ле­том во­жусь в ого­ро­де на да­че.

Ад­рес тво­ей поч­ты на­шла в ин­тер­не­те.

Бу­ду ра­да тво­ей вес­точ­ке.

Ека­те­ри­на».

Я на­пи­сал от­вет.

«До­ро­гая Ка­тя, здравст­вуй!

Я то­же всё пом­ню. Пом­ню на­ши про­гул­ки по Моск­ве, за­пах си­ре­ни в пар­ке у плат­фор­мы Яу­за.

Знаю, про­ш­лое на­всег­да оста­нет­ся с на­ми.

Я же­нат, у ме­ня три до­че­ри, же­на врач. Хо­тя она на пен­сии, но про­дол­жа­ет ра­бо­тать. Да­чи у нас нет, но в бу­ду­щем ду­ма­ем при­о­брес­ти ма­лень­кий до­мик в де­рев­не у реч­ки, что­бы по­си­деть на бе­ре­гу с удоч­кой.

Я же­лаю те­бе все­го са­мо­го добро­го!

Сер­гей».

Про­шёл год. От Ка­ти пи­сем боль­ше не бы­ло.