…Зав­тра ут­ром я бу­ду на мес­те. По­езд мчит­ся в ночь, а я смот­рю из ок­на ва­го­на: ле­са, ле­са, ле­са… Это кра­си­во, осо­бен­но ког­да на­стро­е­ние при­ро­ды и твоё — аб­со­лют­но со­впа­да­ют. Сей­час се­ре­ди­на ок­тяб­ря, са­мая рос­кошь, по­след­няя «цы­га­ноч­ка с вы­хо­дом».

Я всег­да по­до­зре­вал, что при­ро­да не­спрос­та так кра­соч­но про­ща­ет­ся с теп­лом: ей на­до, что­бы в кон­це слу­чил­ся празд­ник! Пусть от­зву­чит по­след­ний вальс, пусть под не­го всласть на­тан­цу­ют­ся листья. Бу­дет что вспом­нить!

Я люб­лю и од­нов­ре­мен­но не люб­лю эти дни, ведь имен­но в эту по­ру она уеха­ла на­всег­да; имен­но в ок­тяб­ре она и умер­ла по­том, при­чём — в свой день рож­де­ния. И, зна­чит, еду я в оче­ред­ной раз, что­бы ска­зать ей: «Я пом­ню этот день. Я пом­ню те­бя. Я люб­лю те­бя, ма­ма!»

Еду я всег­да один: суп­ру­га не рвёт­ся, а я и не на­ста­иваю (они с ма­мой не бы­ли зна­ко­мы); сын — двад­ца­ти­лет­ний ум­ник — то­же ни­ког­да в жиз­ни не ви­дел свою ба­буш­ку. За­чем же лгать?.. Да и по­ме­ша­ют они мне.

Нет, я хо­чу сам. Я свя­то со­блю­даю этот ри­ту­ал по­след­ние де­сять лет. Юби­лей нын­че, так ска­зать. Впро­чем, в этот год — сплош­ные юби­леи, поч­ти на гра­ни мис­ти­ки: мне стук­ну­ло пять­де­сят, же­не Ка­те — со­рок, а про сы­на я уже ска­зал: то­же круг­лой да­той от­ме­тил­ся.

А ма­ме ис­пол­ни­лось бы во­семь­де­сят… Но её нет уже ров­но де­сять лет. То­же юби­лей, будь он про­клят.

* * *
Меж­ду мной и ма­мой — трид­цать лет раз­ни­цы, и меж­ду мо­им сы­ном и мной — столь­ко же. Я ду­маю, что это не­слу­чай­но. И во­об­ще, ни­че­го в жиз­ни слу­чай­но­го нет. Зна­чит, воз­мож­но, мне пред­сто­ит пе­ре­жить и пе­ре­тер­петь боль, по­доб­ную её бо­ли, от «счастья» быть мо­ей ма­терью.

А я очень, очень хо­чу это­го из­бе­жать. По­это­му и ез­жу «на мо­гил­ку» за три­де­вять зе­мель, вы­ма­ли­ваю се­бе ин­дуль­ген­цию. Не хо­чу я так…

Прос­ти ме­ня, ма­ма!..

* * *

-
Я твой единст­вен­ный ре­бёнок. Ты на­бра­лась сме­лос­ти в трид­цать лет, и моя ба­буш­ка те­бя под­дер­жа­ла.
— Ду­сень­ка, по­го­во­рят и пе­ре­ста­нут; а ре­бёнок жен­щи­не ну­жен! — твер­ди­ла она как «От­че наш».

Стран­но. Обыч­но бы­ва­ет на­обо­рот! Мать «греш­ни­цы» оха­ет и аха­ет, и за серд­це хва­та­ет­ся, и ско­рую про­сит. В ход идёт всё: и «что лю­ди ска­жут», и «как без от­ца ре­бён­ка под­ни­мать», и «по­зор на мою го­ло­ву на ста­рос­ти лет». А тут — ба­буш­ка ока­за­лась бо­лее про­дви­ну­той и бес­страш­ной, чем моя бед­ная ма­ма.

Де­душ­ка — тот прос­то не вме­ши­вал­ся. Де­лай­те, как зна­е­те. Но од­наж­ды ре­ши­тель­но на­це­пил все свои на­гра­ды (кста­ти, пол­ная грудь; и все бое­вые, а не прос­то «к да­там») да и по­шёл в об­ком пар­тии. За­чем? А на зя­тя не­со­сто­яв­ше­го­ся на­жа­ло­вать­ся.

Пра­виль­но сде­лал. Если бы доч­ка прос­то за­гу­ля­ла и «по­па­лась», то лад­но. А так ведь — что?! Жил кра­са­вец с ни­ми в од­ной квар­ти­ре поч­ти год, как свой; уве­ре­ны бы­ли, что вот-вот рас­пи­шут­ся. А он — вот те­бе здрась­те, как про при­бав­ле­ние узнал — слов­но вет­ром сду­ло, да пре­под­ло так сде­лал! Яко­бы ут­ром в ко­ман­ди­ров­ку уехал, а на са­мом де­ле — смыл­ся. По­том толь­ко по­ня­ли.

Так что от­ве­тить на­до; не­кра­си­во, му­жик!

Дед схо­дил — па­па­ша мой из пар­тии проб­кой вы­ле­тел. Ну и всё, в рас­чёте; прось­ба звон­ка­ми и пись­ма­ми не бес­по­ко­ить. Ма­ма мне и от­чест­во за­пи­са­ла дру­гое, под имя де­душ­ки.

По­том про па­поч­ку до нас до­хо­дил слу­хи-сплет­ни, но об­суж­дать их у нас в до­ме бы­ло не при­ня­то. А од­наж­ды мы узна­ли: умер. То ли серд­це при­хва­ти­ло, то ли пе­ре­брал — не­по­нят­но. Да он для нас дав­но умер, ни­кто и «Цар­ст­во не­бес­ное» не об­ро­нил. Ба­буш­ка толь­ко на­зи­да­тель­но поды­то­жи­ла:
— Вот оно как!

Мне в то вре­мя бы­ло лет пять, что ли. Но я за­пом­нил.

Ког­да я по­шёл в шко­лу, ма­ма (она ра­бо­та­ла учи­те­лем) взя­ла ме­ня к се­бе в класс. Вот так и по­лу­чи­лось, что учи­тель­ни­ца пер­вая моя, Ев­до­кия Ана­толь­ев­на, — это и есть род­ная моя ма­ма.

Вот с это­го мо­мен­та, как го­во­рит­ся, под­роб­нее.

* * *

Я мно­го лет пе­ре­би­раю со­бы­тия, ма­ма, имен­но с это­го пер­во­го школь­но­го го­да. Да-да, тог­да всё и на­ча­лось…

За то­бой на­чал ак­тив­но уха­жи­вать учи­тель гео­гра­фии, Кон­стан­тин Иль­ич. «Дя­дя Кос­тя». Вы по­же­ни­лись, и он и по­звал те­бя пе­ре­ехать в но­вый юж­ный го­род, об­слу­жи­ва­ю­щий да­лёкую АЭС. Там и пла­ти­ли луч­ше, и жильё да­ва­ли сра­зу, и во­об­ще… Кон­стан­ти­на Иль­и­ча при­гла­ша­ли ту­да ди­рек­то­ром шко­лы. Ну и по­еха­ли, че­го от­ка­зы­вать­ся.

Устро­и­лись, дейст­ви­тель­но, хо­ро­шо, и в шко­лу мы с ма­мой опять по­шли в один класс, а дя­дя Кос­тя за­нял свой по­ст. Я с ним быст­ро по­дру­жил­ся, добро­воль­но стал звать па­пой. Мы по­че­му-то бы­ли по­хо­жи, и все ду­ма­ли, что род­ные, да и Кон­стан­тин Иль­ич сра­зу ме­ня офи­ци­аль­но усы­но­вил, и стал я «Кон­стан­ти­но­вич».

Де­душ­ка с ба­буш­кой ока­за­лись да­ле­ко (а ро­ди­те­ли от­чи­ма — во­об­ще дав­но умер­ли), так что ви­деть­ся со сво­и­ми вы­п