Фая про­жи­ла зи­му с су­мас­шед­шим... Я те­бе за­ви­дую, Фая, ска­зал су­мас­шед­ший за пять дней до Но­во­го го­да... Не пу­гай ме­ня, Лёва... Ты ста­нешь сви­де­те­лем тру­до­во­го по­дви­га, о ко­то­ром рас­ска­жешь под­ру­гам по те­ле­фо­ну... Я так и зна­ла... Прочь со­мне­ния, лап­ка, я сэко­ном­лю семь ты­сяч пять­сот руб­лей. На ко­то­рые куп­лю те­бе бес­про­вод­ной пы­ле­сос. Что­бы ты пы­ле­со­си­ла опил­ки. Ко­то­рые из ме­ня сып­лют­ся. Ког­да я вхо­жу в из­бу пос­ле пил­ки гор­бы­ля. Ко­то­рый я ку­пил за пять­сот руб­лей. Вмес­то дров, ко­то­рые сто­ят во­семь ты­сяч. Ты ра­да пы­ле­со­су?..

...Ну да, Лёва, я очень ра­да, толь­ко гор­быль мо­ро­же­ный и, го­во­рят, го­реть не бу­дет, а мо­ро­зы обе­ща­ют трид­ца­ти­гра­дус­ные... Ха­ха, лап­ка! Я вы­су­шу его меж­ду печ­кой и сте­ной! И устрою те­бе Аф­ри­ку! Мы бу­дем тан­це­вать го­лы­шом!..

Вот тут Фая по­ня­ла, что я свих­нул­ся. И зи­му мы не пе­ре­жи­вём.

О, эта со­кру­ши­тель­ная ве­ра в гор­быль! О, эта бе­ше­но-ры­жая, как за­кат на Се­ли­ге­ре, аме­ри­кан­ская пи­ла «Оре­гон»! О, этот Ан­дрю­ха Чип­са­нов, ко­то­рый на­учит ме­ня под­тя­ги­вать цепь, что­бы не ви­се­ла, как тру­сы, и за­ли­вать ку­да на­до двух­такт­ное мас­ло! О, эти бар­хат­ные опил­ки и рас­сып­ча­тый треск в печ­ке! В рит­ме ла­ти­но­аме­ри­кан­ских тан­цев...

О, эта мыш­ка, ко­то­рая в такт печ­ке по­трес­ки­ва­ет в чёр­ст­вой бу­хан­ке на сто­ле. Пом­ни­те, ре­бя­та, она ког­да-то бы­ла бу­фет­ной. Но Фая на­пу­га­ла её шур­ша­щи­ми фан­ти­ка­ми, и бу­хан­ка ста­ла ей род­ным до­мом. Те­перь я дол­жен спас­ти от трид­ца­ти­гра­дус­ных мо­ро­зов че­ты­ре жи­вых ду­ши: Фаю, Лёву, Ри­чар­да и бу­хан­ко­вую мыш­ку. Толь­ко, ре­бя­та, ме­ня отвле­ка­ют...

...Я, Лёва, ты зна­ешь, ма­том не ру­га­юсь. Я же пол­ков­ник, ё-моё. С дру­гой сто­ро­ны, если твой со­сед — вед­ро г... Ну за­да­вил мой Флип его дра­ную ут­ку, так я ж ему литр вод­ки вы­ста­вил и буль­о­ном его вши­во­го пойн­те­ра корм­лю, а он по всей Уш­не (три ки­ло­мет­ра от Жар­ков) раз­нёс, что Флип уток да­вит, вот же вед­ро г...

...Ты ви­дел, Лёва, пам­па-рам? Что-что, гла­за ра­зуй, Лёва, пам­па-рам! Вась­ка, пам­па-рам, сво­им трак­то­ром, пам­па-рам, всю до­ро­гу у пру­да из­г­ваз­дал, пам­па-рам-па­рам-пам-пам!..

...О, как я вас по­ни­маю, не знаю ва­ше­го от­чест­ва, но я, как и вы, обо­жаю твор­чест­во, ко­то­рое идёт из глу­би­ны ду­ши, и пей­за­жи при­ро­ды пи­шу, и сти­хи, ко­то­рые ко мне при­хо­дят как от­кро­ве­ние, да вы за­хо­ди­те в гос­ти, как тво­рец к твор­цу...

Сколь­ко все­го узна­ешь, ре­бя­та, по­ка гор­быль пи­лишь... Пам-пам­пам! Ё-моё!..

А бе­рёзо­вых чур­бач­ков в дров­ни­ке всё мень­ше. А уже ми­нус двад­цать пять на дво­ре... Лёва, мо­жет, при­ку­пим дров?.. Как вам из­вест­но, ре­бя­та, я че­ло­век жад­ный. И не свер­ну с это­го пло­дотвор­но­го пу­ти. Бу­дет Фае бес­про­вод­ной пы­ле­сос! И Аф­ри­ка с тан­ца­ми!..

...Что это, Лёва?.. Ноу-хау, лап­ка, «по­пе­реч­но-диа­го­наль­ный» спо­соб рас­топ­ки... Зву­чит кра­си­во, Лёва... Что есть, то есть... Слиш­ком кра­си­во, что­бы го­реть... Прочь со­мне­ния! «По­пе­реч­но-диа­го­наль­ный» пе­ре­вер­нёт твоё со­зна­ние. Ты пой­мёшь, как удач­но вы­ско­чи­ла за­муж...

Зна­чит, так, ре­бя­та, за­кла­ды­ва­ем два бе­рёзо­вых чур­бач­ка из про­ш­ло­год­не­го за­па­са по­пе­рёк и два по диа­го­на­ли, а на них — под­су­шен­ные гор­бы­ли­ны. Сни­зу — «Не­ман» за 1988 год, там гра­фо­ма­ния бес­пре­дель­ная. Смоль и бе­ре­с­та для роз­жи­га — это для сла­ба­ков и для Фаи. А по­ка «по­пе­реч­но-диа­го­наль­ный» раз­го­ра­ет­ся, пой­дём пи­лить даль­ше.

Пос­ле ог­лу­ши­тель­ных сне­го­па­дов гор­бы­лё­вая ку­ча у до­ро­ги по­хо­жа на жир­но­го бе­ге­мо­та. Ко­то­рый при­лёг от­дох­нуть. На ме­ся­ца три-че­ты­ре. Раз­би­ра­ем ло­па­ты, от­ка­пы­ва­ем. А если в ва­лен­ке ды­ра, спро­си­те вы? При­шьём лом­тик крас­ной ко­жи от Фа­и­ной баль­ной ту­фель­ки. Отва­лит­ся — при­кле­им его ре­зи­но­вым кле­ем. Отва­лит­ся — об­мо­та­ем скот­чем. Отва­лил­ся — изо­лен­той. Отва­лит­ся — стель­кой со­рок пя­то­го раз­ме­ра по­до­прём дыр­ку из­нут­ри. А если она под­ло рас­пол­зёт­ся на пол­пят­ки, от­да­дим Вась­кам из Уш­ны (близ­не­цы Ва­ся-Ва­ня). Они по­до­шьют как на­до, если не пья­ные...

Вы за­ме­ти­ли по­лез­ный рас­сказ по­лу­ча­ет­ся. Вот толь­ко с «по­пе­реч­но-диа­го­наль­ным» мы, ре­бя­та, про­мах­ну­лись. Не го­рит. Рас­ко­лоть на­до бы­ло гор­бы­ли­ны. Да лад­но, пер­вый блин ко­мом. Вот мой пер­вый мю­зикл «По­ве­ли­тель мух» — как же я хо­тел по­том ис­пра­вить кое-что. Не да­ли, ска­за­ли, у нас ан­шла­ги, не дёр­гай ар­тис­тов, и во­об­ще, знай своё мес­то... Но тут я хо­зя­ин, и вас ждёт со­вер­шенст­во. Ко­то­рое на­зы­ва­ет­ся «ко­ло­то-по­пе­реч­но-диа­го­наль­ный»!

Как гром с не­бес трид­ца­ти­пя­ти­гра­дус­ный! Сник­ла лап­ка моя, за­вер­ну­лась в оде­я­ла и по­душ­ки. Бо­юсь, за­кук­лит­ся. А мы вот что, ре­бя­та, от­пра­вим её по­ка по­гу­лять, в су­пер­тёп­лой ки­тай­ской курт­ке из Ма­га­да­на (на премь­е­ру ле­тал). А са­ми для вер­нос­ти плес­нём на «ко­ло­то-по­пе­реч­но-диа­го­наль­ный» дя­ди-Бо­ри­ной са­мо­гон­кой. Под­дай жа­ру, ог­нен­ная во­да! под­да­ва­ла жа­ру, ког­да при­ез­жа­ли Ко­ля, Бо­ря, Ася, Аня и де­ти их ми­лые...

Но рас­тап­ли­вать печ­ку са­мо­гон­кой... Ой, ре­бя­та, ой-ой-ой... Если Ан­дрю­ха Чип­са­нов узна­ет, и если Ан­тон Зо­ло­тов узна­ет, и если Саш­ка Бли­нов узна­ет, и если На­та­ша Мо­ро­зо­ва узна­ет, и если Игорь Ми­хай­лов узна­ет, и если прос­той, как его трак­тор, Вась­ка узна­ет, и если мой друг фер­мер Шап­кин узна­ет — не прос­тят. Вар­вар, ска­жут. А на их язы­ке это по-дру­го­му зву­чит. Луч­ше вам не слы­шать...

Взял и по­тух. «Ко­ло­то-по­пе­реч­но-диа­го­наль­ный». Не спра­ши­вай­те по­че­му. По­то­му что я иди­от. «Щеп­лё­но-ко­ло­то-по­пе­реч­но-диа­го­наль­ный» — вот что нам нуж­но. Не КО­ЛОТЬ гор­бы­ли­ны на­до, а ЩЕ­ПИТЬ! Что­бы ве­се­ло вспы­хи­ва­ли и без­уп­реч­но сго­ра­ли. Вы вот что, ще­пи­те да­вай­те, а я за­ло­жу бе­рёзо­вые чур­бач­ки, а меж­ду ни­ми тра­ди­ци­он­но — «Не­ман» за 1988 год. У ме­ня под­пис­ка на пять лет. Да здравст­ву­ют про­вин­ци­аль­ные гра­фо­ма­ны. Ну и ва­ши гор­бы­лё­вые щеп­ки, ре­бя­та, если ле­нить­ся не бу­де­те. И гря­нет Аф­ри­ка с тан­ца­ми!

...Лёва, твоя Фая в суг­ро­бе за­стря­ла, на­до бы от­ко­пать. Эту уди­ви­тель­ную но­вость при­нёс мой друг фер­мер Шап­кин. Ре­бя­та, на мо­ём мес­те так по­сту­пил бы каж­дый. Бе­ру ло­па­ту и иду Фаю от­ка­пы­вать. За ней это во­дит­ся — хо­дить не­тор­ны­ми тро­па­ми. Ви­жу — по­ло­ви­ну Фаи, от по­яса и вы­ше. А ни­же снег изящ­но ис­крит­ся. Па­мят­ник отваж­ным пер­воп­ро­ход­цам. Но сер­ди­тый.

...Лёва, мо­жет, ты пе­ре­ста­нешь фо­то­гра­фи­ро­вать ме­ня. Хо­лод­но, меж­ду про­чим...

...Увы, Фая, на­сту­пи­ли тя­жёлые вре­ме­на. «Щеп­ле­но-ко­ло­то-по­пе­реч­но-диа­го­наль­ный» про­го­рел, по­ка я те­бя от­ка­пы­вал, дя­ди-Бо­ри­на са­мо­гон­ка ис­сяк­ла, ну и элек­три­чест­во от­клю­чи­ли до ку­чи. Да­же суп­чик не по­до­греть. Но мы ведь не сда­дим­ся, лап­ка?.. Ты о чём, Лёва?.. О «шат­ре в под­не­бесье» — это я толь­ко что при­ду­мал. Вмес­то «щеп­ле­но-ко­ло­то-по­пе­реч­но-диа­го­наль­но­го». Ре­зуль­тат моз­го­во­го штур­ма. Бу­дет го­реть как ми­лень­кий!.. Нет, Лёва, мы не сда­дим­ся...

За что ува­жаю Фаю — за не­мо­ти­ви­ро­ван­ный оп­ти­мизм. Если чест­но, мы уже не­де­лю спим в сви­те­рах и шта­нах. Толь­ко не ду­май­те, что я хо­чу вы­звать жа­лость. Не её, а гор­дость за си­лу че­ло­ве­чес­ко­го ду­ха.

...Пом­ни­те рас­сказ Дже­ка Лон­до­на «Кос­тёр»? За­шкаль­ный мо­роз. Клон­дайк. Зо­ло­то­ис­ка­тель про­мок, за­мер­за­ет и по­след­ний его шанс — кос­тёр, ко­то­рый он раз­вёл об­мо­ро­жен­ны­ми паль­ца­ми... Но с ёл­ки па­да­ет снег... Кос­тёр по­гре­бён... Вой вол­ков...

Ты толь­ко не вы­ле­зай из оде­я­ло-по­ду­шеч­но­го ко­ко­на, лап­ка, те­бя мо­гут съесть го­лод­ные вол­ки!.. Но сна­ча­ла, Лёва, я съем жа­ре­ную кол­ба­су... Бед­ная-бед­ная Фа­еч­ка, на­чал­ся бред... Вот ку­да она по­лез­ла? В чёр­ном ши­фонь­е­ре ле­жат толь­ко ды­ря­вые ве­ло­си­пед­ные ка­ме­ры, на за­плат­ки, да бес­смыс­лен­ные же­ле­зя­ки — ни­кто не пом­нит, за­чем они, а вы­бро­сить жал­ко...

Су­хой спирт! Из Пе­ти­ных эм­че­э­со­вых пай­ков! Ай да Фая! Ай да за­тей­ни­ца! Сквор­ча­щая в жес­тя­ной во­гну­той та­ре­лоч­ке на тре­уголь­ных нож­ках, под ко­то­рой го­рит су­хой спирт, кол­ба­са пре­крас­на! Она под­дер­жит на­ши си­лы, по­ка я рас­кла­ды­ваю «ша­тёр в под­не­бесье»...

Толь­ко сей­час за­ме­тил. По­то­му что Фая свеч­ки за­жгла, ко­то­рые пре­об­ра­зи­ли стол. Жи­ли­ще в бу­хан­ке двух­э­таж­ное! Мыш­ка зав­тра­ка­ет вни­зу, а обе­да­ет на­вер­ху. И тре­вож­но на­блю­да­ет в окош­ко за Фа­ей. Ждёт от неё не­при­ят­нос­тей. Вро­де шур­ша­щих фан­ти­ков. И от вол­не­ния ест, ест, ест... Я бы на её мес­те уже с кар­тош­ку вы­рос.

А мы с Фа­ей смот­рим в ок­но на фо­на­ри, ко­то­рые об­жа­ри­ва­ют ко­сой сне­жок и бе­гу­щую по до­ро­ге со­ба­ку. И ду­ма­ем о том, что жизнь обя­за­тель­но на­ла­дит­ся и бу­дет вес­на. Это важ­но, ре­бя­та. Что­бы фо­на­ри и ко­сой сне­жок и бе­гу­щая со­ба­ка, и ульт­ра­ма­рин в ок­не, а над кры­шей Ле­ны Ры­жей что­бы го­ре­ла, как люст­ра из Икеи, рос­кош­ная лу­на Ку­инд­жи.

И что­бы Жар­ки уле­та­ли в кос­мос. Кру­тясь, как бу­ме­ранг. Под ми­га­ние звёзд. И по­трес­ки­ва­ние бу­хан­ко­вой мыш­ки. Ре­бя­та, да их две! Ей-бо­гу, я ви­жу два под­ра­ги­ва­ю­щих хвос­та! На­ша мыш­ка по­зва­ла под­ру­гу. Вот от­ку­да та­кой соч­ный хруст! Это два хрус­та! Стен­ки и кры­ша их до­ма ста­но­вят­ся всё тонь­ше. Но по­ка дер­жат­ся. Я уже за пять жи­вых душ бо­рюсь. А мо­жет и шесть. Ночью что-то в ди­ва­не по­хру­с­ты­ва­ло.

Что уди­ви­тель­но, ре­бя­та, в про­мо­ро­жен­ном на­ск­возь кос­мо­се Жар­ки не­пло­хо се­бя чувст­ву­ют. Да и Фая, за­вер­нув­ша­я­ся в свой уют­ный ко­кон. Да и я сам — слы­ши­те, как по­щёл­ки­ва­ют кла­ви­ши но­ут­бу­ка? Ноч­ной квар­тет с печ­кой и бу­хан­ко­вы­ми мыш­ка­ми. А мо­жет, и квин­тет. И ни­че­го это­го нет у Ва­ли и у Ле­ны Ры­жей, и у Вик­то­ра Ми­хай­ло­ви­ча, и у фер­ме­ра Шап­ки­на, да и у Вась­ки. По­то­му что у них есть газ, а мы не успе­ли. Ли­бо газ, ли­бо кос­мос, ре­бя­та.

...Да­вай, Лёва, я са­ма за­топ­лю печ­ку... Я вам рас­ска­жу, как Фая то­пит печ­ку. Не для то­го, что­бы вы учи­лись, ко­неч­но. А что­бы не ду­ма­ли, что я сек­сист. Зна­чит, так — она на­ка­лы­ва­ет здо­ро­вен­ный во­рох ост­рой, как спи­цы, смо­ли и впе­ре­меш­ку с бе­рес­той за­вёр­ты­ва­ет в «Но­вую га­зе­ту»...

...По­смот­ри, Лёва, все­го од­на «Но­вая га­зе­та» — и как го­рит!.. Ну да, го­рит. Но смоль и бе­ре­с­та пре­хо­дя­щи... Ко все­му про­че­му, это как ри­со­вать «Сикс­тин­скую ка­пел­лу» крас­ка­ми Ра­фа­э­ля. Как изо­бре­тать лам­поч­ку го­ло­вой Эди­со­на. Как иг­рать Пер­вый кон­церт Чай­ков­ско­го паль­ца­ми Бе­ре­зов­ско­го... Мы с ва­ми пой­дём дру­гим пу­тём. Вы уже в кур­се. «Ша­тёр в под­не­бесье». Если, ко­неч­но, ме­ня не бу­дут сно­ва отвле­кать. Но ме­ня отвле­ка­ют!

...Лёва, ты ни­че­го не за­ме­ча­ешь? И Ри­чар­да не за­ме­ча­ешь? А зна­ешь по­че­му? По­то­му что он по­ча­пал к до­му Ле­ны Ры­жей! А ты до­га­ды­ва­ешь­ся, на что спо­соб­на Ле­на Ры­жая, ког­да об­на­ру­жит, с ка­кой целью он к ней при­ча­пал?..

...Лад­но, Фая, пой­ду ска­жу Ри­чар­ду, что­бы га­дил толь­ко в род­ные суг­ро­бы.

...Лёва, Ва­ня чис­тит до­рож­ку. И Ва­ля чис­тит до­рож­ку. И Вик­тор Ми­хай­ло­вич чис­тит до­рож­ку. Вся де­рев­ня, Лёва, чис­тит до­рож­ки, при­чём ши­ро­кие, что­бы не спо­ты­кать­ся, а не как у нас...

...Я рад за них, Фая, но это удел обыч­ных лю­дей. Они ро­ди­лись для то­го, что­бы чис­тить ши­ро­кие до­рож­ки. А я — что­бы на­пи­сать рас­сказ, как они всей де­рев­ней их чис­тят, а я спа­саю нас пя­те­рых от за­мер­за­ния «шат­ром в под­не­бесье». А мо­жет, и шес­те­рых... Это­го ма­ло, Лёва... А я ду­мал, мно­го... Со­гла­сен, без обыч­ных лю­дей мир пре­вра­тил­ся бы в без­раз­дель­ный суг­роб. А без нас с ва­ми, ре­бя­та, — в бес­смыс­ли­цу...

...Лёва, ты обе­щал раз­ру­бить ку­ри­цу... Зна­чит, так. Ку­ри­ца из ма­га­зи­на «Све­то­фор» (г. Му­ром, 70 км от Жар­ков) в за­мо­ро­жен­ном ви­де по­хо­жа на гар­пун. А сто­ит по семь­де­сят руб­лей ки­ло­грамм. Вы не ослы­ша­лись, ре­бя­та, — семь­де­сят!!! Это поч­ти ком­му­низм. Ес­тест­вен­но, я за­ка­зал Ан­дрю­хе Чип­са­но­ву две шту­ки. И вот... здо­ро­вен­ные, цве­та не­до­зре­лой мор­ко­ви, и без мя­са. Лю­бо­пыт­но, чем их там кор­мят. Мо­жет, кос­тя­ми? Бы­ли бы клю­вы под­лин­ней, ими мож­но бы­ло бы за­гар­пу­нить не­боль­шо­го ки­та. Раз­дви­ну­тые крылья не да­ли бы ему со­ско­чить.

Я ду­маю, это сек­рет­ная раз­ра­бот­ка. Кста­ти, Ри­чар­ду ужас­но по­нра­ви­лось. Он схрум­кал эти кос­ти — треск сто­ял та­кой, что го­ло­ва раз­бо­ле­лась. Бы­ли у Ан­дрю­хи Чип­са­но­ва и бо­лее удач­ные по­куп­ки в Му­ро­ме, та же са­мая пи­ла «Оре­гон», на­пиль­ник к ней, са­по­ги с ме­хом, то­по­рик для кол­ки гор­бы­ля. Мы их об­мы­ва­ли. Обо­жаю, ре­бя­та, вы­пи­вать осмыс­лен­но. Осо­бен­но под Ан­дрю­хи­ны рас­ска­зы, как он кур­си­ро­вал в де­вя­но­с­тые на «Ка­мА­Зе» меж­ду бан­ди­та­ми и га­иш­ни­ка­ми. И все бы­ли чрез­вы­чай­но им до­воль­ны...

Ну а что «ша­тёр в под­не­бесье», спро­си­те вы? На­вер­ное, я вас огор­чу, но жизнь не по­хо­жа на сказ­ку. Дал ду­ба «ша­тёр». Про­зе­вал я его! И всё из-за вас! За­го­во­ри­ли ме­ня! Глянь­те, что вы на­тво­ри­ли, мер­зав­цы! Мел­кие, как бло­хи, алые ис­кор­ки в чёр­ной сы­рой безд­не. Но нос не ве­шать! У ме­ня, как вы зна­е­те, не толь­ко зо­ло­тые ру­ки, но и зо­ло­тая го­ло­ва. На «шат­ре в под­не­бесье» свет кли­ном не со­шёл­ся...

Да, чтоб не за­быть. Прос­то ещё один по­лез­ный со­вет. Если дро­виш­ки у вас в печ­ке сго­ре­ли, не верь­те им. Где-то там сре­ди ми­лых уг­лей за­та­и­лась впол­не ещё дее­с­по­соб­ная го­ло­веш­ка, от ко­то­рой вы мо­же­те уго­реть. Если за­кро­е­те за­слон­ку. Зна­чит, так. Шу­ра­ни­те ко­чер­гой и при­крой­те на ми­ну­ту двер­цу. И от­крой­те. Удив­ле­ны? А я нет. Эти языч­ки пла­ме­ни — от­ра­ва. Но кто пре­дуп­реж­дён — тот спа­сён. Ещё ра­зок шу­ра­ни­те. Вот те­перь за­кры­вай­те.

Как вы по­ни­ма­е­те, раз­вал «шат­ра» не сло­мил ме­ня. Ина­че бы вы не чи­та­ли сей­час рас­сказ «Как мы не за­мёр­з­ли». И зна­е­те, кто мне по­мог? Имен­но так, бу­хан­ко­вые мыш­ки. Под их ме­ло­дич­ный хруст очень хо­ро­шо ду­ма­ет­ся. Да­вай­те во­об­ще не бу­дем с ни­ми бо­роть­ся. На­зо­вём их мыш­ка­ми Яков­ле­ва. Есть же ло­шадь Пр­же­валь­ско­го. И вам та­кая мыш­ка не по­ме­ша­ет, ре­бя­та. Вы­во­дить гу­лять не на­до. Пи­та­ние — бу­хан­ка на ме­сяц. Я уве­рен, вам по кар­ма­ну. И раз­мыш­лять по­мо­га­ет.

Зна­чит, так, «ярость вул­ка­на». Стен­ки «вул­ка­на» вы­кла­ды­ва­ем из че­ты­рёх ко­рот­ких бе­рёзо­вых ста­рич­ков (друг на дру­га ста­вим). Меж­ду ни­ми, са­мо со­бой, — «Не­ман» за 1988 год. Сверху — са­мые тон­кие и су­хие гор­бы­лё­вые щеп­ки. На них — по­тол­ще. И ещё по­тол­ще. И ещё. И два бе­рёзо­вых чур­бач­ка за­вер­ша­ют это изу­ми­тель­ное ар­хи­тек­тур­ное со­ору­же­ние. Ну и, так уж и быть, до­ба­вим Фа­и­ной смо­ли с бе­рес­той. Толь­ко не го­во­ри­те ей.

А луч­шем ска­жи­те. Это её под­бодрит, по­вы­сит её эго пе­ред днём рож­де­ния. У Фаи, как мне ка­жет­ся, на­сту­пи­ли кри­ти­чес­кие дни. Она всё ча­ще под­вер­га­ет со­мне­нию мои ноу-хау. И всё боль­ше на­де­ва­ет кофт. Я, ко­неч­но, за­лих­ват­ски шу­чу, но не все мои шут­ки по­па­да­ют в цель. То и де­ло она за­мол­ка­ет и ухо­дит в се­бя. Вся на­деж­да на «ярость вул­ка­на». Ко­то­рый на­по­ми­на­ет гор­бы­лё­вый бу­тер­брод. Толь­ко не на­до вос­хи­щать­ся, не люб­лю это­го...

Мол, у нас, Лёва, как у те­бя, не по­лу­чит­ся. Нам до те­бя как до Эве­ре­с­та... Мы че­го по­про­ще — кар­то­шеч­ку по­жа­рим с лу­ком и по­су­ду по­мо­ем с фер­ри. Ни­ка­ких кар­то­ше­чек и по­суд! Пре­кра­тить са­мо­уни­чи­же­ние! У ме­ня то­же, зна­е­те ли, не сра­зу по­лу­чи­лось. А у вас — сра­зу, по­то­му что у вас есть я.

Се­год­ня, кста­ти, удач­ный де­нёк для премь­е­ры «ярос­ти вул­ка­на». Се­рая пе­ри­на не­ба под­све­че­на с бо­ков мар­тов­ским солн­цем, ко­то­рое сып­лет­ся из мел­ких об­лач­ков та­кой бе­лиз­ны, что гла­зам боль­но. Се­рое ста­но­вит­ся неж­ным и ли­рич­ным. И оп­ти­мис­тич­ным. Мол, не за­мерз­нём. Мол, окле­ма­ем­ся.

А те­перь по­ра от­крыть глав­ный сек­рет. Ведь я че­ло­век крис­таль­но чест­ный. Это Ксю­ха Дра­гун­ская так го­во­рит — крис­таль­но чест­ный. Про се­бя, не про ме­ня, но я та­кой же. Я ПИ­ЛЮ ГОР­БЫЛЬ, ЧТО­БЫ ПО­ХУ­ДЕТЬ. В от­ли­чие от бу­хан­ко­вых мы­шек, ко­то­рые уже сло­па­ли верх­ний этаж и со­хра­ни­ли при этом фи­гу­ру, я рас­ши­ря­юсь.

Вот для че­го я при­вёз из Моск­вы ве­сы. Что­бы бо­роть­ся за каж­дые сто грам­мов. Толь­ко ве­сы эти под­лые по­ка­зы­ва­ют вес, ко­то­рый ме­ня не устра­ива­ет. Но вы же пом­ни­те — зо­ло­тая го­ло­ва. По­ло­ви­цы у нас ста­рые, с гор­бин­ка­ми. И если по­шу­кать как сле­ду­ет, мы мо­жем най­ти пра­виль­ное мес­то. Где они бу­дут по­ка­зать на пол­ки­ло мень­ше. И бу­дет нам ра­дость, ре­бя­та!..

Ка­кая, ре­бя­та, в «ярос­ти вул­ка­на» мощь! Как в лив­не. Она со­тря­са­ет печ­ку от ос­но­ва­ния до тру­бы. Это уже не треск, а сим­фо­ни­чес­кий ор­кестр. А ещё «ярость вул­ка­на» кра­си­ва. А кра­со­та спа­сёт че­ло­ве­чест­во. Ну, мо­жет, не всё, но пя­те­рых точ­но. А мо­жет, и шес­те­рых. «Ярость вул­ка­на» тре­щит, как кость в че­люс­тях Ри­чар­да. До Аф­ри­ки с тан­ца­ми ру­кой по­дать. Я го­во­рил, что при­не­су вам поль­зу. И при­нёс. Жить бу­дем, ре­бя­та.

Гря­нет вот-вот вес­на, и кру­тя­щи­е­ся в кос­мо­се Жар­ки вер­нут­ся на род­ной холм. А че­рез па­ру ме­ся­цев при­едут Ан­дрю­ша с Са­шей. И ут­ром мы от­пра­вим­ся на ве­ло­си­пе­дах за строч­ка­ми. И зав­тра ут­ром от­пра­вим­ся. И пос­ле­зав­тра. А пос­ле­пос­ле­зав­тра, ког­да я ска­жу: «Ре­бя­та, нас ждут ве­ли­кие де­ла!», то услы­шу от Ан­дрю­ши: «Ни­ка­ких гри­бов!» А Са­ша по­сту­чит паль­цем по лбу.

Кста­ти, «ярость вул­ка­на» ока­за­лась не­со­вер­шен­на. Слиш­ком она ярост­ная. Ча­са два на­до си­деть пе­ред печ­кой, чи­тать гра­фо­ман­ский «Не­ман» и под­карм­ли­вать её во­вре­мя гор­бы­ли­на­ми. А то «ярость» мо­жет и сдох­нуть.

За­то вы узна­ли, ре­бя­та, как вы­гля­дят ку­ры из «Све­то­фора».
И как по­чи­нить дыр­ку в ва­лен­ке.
И как не уго­реть.
И как со­су­щест­во­вать с бу­хан­ко­вы­ми мыш­ка­ми.
И как уле­та­ют Жар­ки в кос­мос. До вес­ны.
А глав­ное, ре­бя­та, глав­ное — вы те­перь уме­е­те пра­виль­но взве­ши­вать­ся.