«Се­вер­ные Цве­ты: Тре­тий аль­ма­нах кни­го­из­да­тельст­ва „Скор­пи­он“». Имен­но в этом, как ска­за­ли бы те­перь, кол­лек­тив­ном сбор­ни­ке был вес­ной 1903 го­да на­пе­ча­тан ли­ри­чес­кий цикл Алек­сан­дра Бло­ка «Сти­хи о Пре­крас­ной Да­ме». Этим скром­ным со­бы­ти­ем на­чал­ся Се­реб­ря­ный век.

И вот — дав­но ми­нул пол­ный век, идёт от­счёт сверх сто­ле­тия. Вре­ме­ни для под­го­тов­ки взве­шен­ных суж­де­ний бы­ло до­ста­точ­но. Вер­ны ли на­ши оцен­ки той эпо­хи?

С од­ной сто­ро­ны, мы долж­ны воз­бла­го­да­рить судь­бу. Пос­ле ослаб­ле­ния и па­де­ния цен­зу­ры бы­ли впер­вые и пов­тор­но опуб­ли­ко­ва­ны ты­ся­чи текс­тов Се­реб­ря­но­го ве­ка, ог­ром­ное ко­ли­чест­во ис­сле­до­ва­ний и ком­мен­та­ри­ев. Мы слов­но ре­а­ни­ми­ро­ва­ли Се­реб­ря­ный век и пов­тор­но его пе­ре­жи­ли, на­сла­ди­лись его не­со­мнен­ны­ми ше­дев­ра­ми, вос­ста­но­ви­ли в ли­те­ра­тур­ных свят­цах де­сят­ки имён, за­ма­зан­ных со­вет­ским дёг­тем. С дру­гой сто­ро­ны — не­льзя бы­ло не за­ме­тить, что пов­тор­ное пе­ре­жи­ва­ние Се­реб­ря­но­го ве­ка вновь при­шлось на кри­зис­ный, бес­тол­ко­вый, раз­брод­ный пе­ри­од рус­ской ис­то­рии. Тог­да всё за­кон­чи­лось рас­па­дом го­су­дар­ст­ва, те­перь — на­ча­лось.

Бы­ту­ет суж­де­ние: Се­реб­ря­ный век — это мощ­ный рас­цвет рус­ской куль­ту­ры, её под­го­тов­ка, по­игры­ва­ние му­ску­ла­ми пе­ред прыж­ком на бо­лее вы­со­кий — ви­ди­мо, ми­ро­вой — уро­вень. Так ли это? Ми­ро­вой уро­вень (не куль­ту­ры — все­го лишь ли­те­ра­ту­ры) был уже до­стиг­нут Зо­ло­тым ве­ком, ве­ком про­зы. Се­реб­ря­ный век — по пре­иму­щест­ву век по­э­зии.

Не­за­дол­го до кон­чи­ны в со­сто­я­нии тя­же­ло­боль­но­го че­ло­ве­ка иног­да на­сту­па­ет вне­зап­ное, поч­ти чу­дес­ное об­лег­че­ние. На­чи­на­ет ка­зать­ся, что бо­лезнь от­сту­пи­ла. Имен­но та­ким ка­жу­щим­ся об­лег­че­ни­ем в ис­то­рии рус­ской ли­те­ра­ту­ры и был Се­реб­ря­ный век. Вре­мен­ным. Не­про­дол­жи­тель­ным.

Рус­ская ли­те­ра­ту­ра XIX ве­ка — это мощ­ный раз­ряд на­коп­лен­ной энер­гии, по­ток слов пос­ле дол­гой не­мо­ты. Дол­го ба­рах­та­ясь где-то на за­двор­ках ев­ро­пей­ской сло­вес­нос­ти, увле­чён­но иг­рая в дав­но по­за­бы­тые ев­ро­пей­ские иг­ры, рус­ская ли­те­ра­ту­ра сра­зу по за­вер­ше­нии на­по­лео­нов­ской эпо­хи на­ча­ла рас­ти как на дрож­жах. За пол­ве­ка она на­бра­ла ог­ром­ную мощь, ско­рость и им­пульс, ста­ла пер­вой ли­те­ра­ту­рой ми­ра. И на ис­хо­де сто­ле­тия слов­но вы­дох­лась и на­до­рва­лась. Пос­ле вы­хо­да в свет по­след­не­го ро­ма­на Толс­то­го («Вос­кре­се­ние», 1899), пос­ле кон­чи­ны Че­хо­ва (1904) ста­ло яс­но: даль­ней­шее куль­ти­ви­ро­ва­ние на­цио­наль­ной са­мо­быт­нос­ти гро­зит об­ва­лом в глухую про­вин­ци­аль­ность, опо­ра на поч­ву мо­жет пре­вра­тить­ся в культ поч­вы и са­мо­до­воль­ное са­мо­пов­то­ре­ние.

Се­реб­ря­ный век был по­пыт­кой рус­ской ли­те­ра­ту­ры от­ве­тить на вы­зо­вы но­во­го вре­ме­ни, вый­ти на дейст­ви­тель­но ми­ро­вой уро­вень. Ми­нув­шее сто­ле­тие все­ли­ло на­деж­ды: ка­кие име­на! ка­кие ав­то­ри­те­ты! да с та­ким ты­лом мы… Си­лы бы­ли и вправ­ду ве­ли­ки, та­лан­ты ог­ром­ны, а по­пыт­ка не уда­лась. Внеш­не всё вы­гля­де­ло как ре­нес­санс пуш­кин­ской эпо­хи. Гла­венст­во­ва­ли сти­хотвор­цы. Со­зда­ва­лись на­прав­ле­ния и шко­лы. Из­ре­ка­лись не­ви­дан­ной сме­лос­ти суж­де­ния. Мно­жи­лись пе­ри­о­ди­чес­кие из­да­ния. За­се­да­ли фи­ло­соф­ские круж­ки и об­щест­ва. Пи­са­те­ли не толь­ко со­чи­ня­ли, но и собст­вен­ные жиз­ни об­ра­ща­ли в фак­ты и ак­ты ху­до­жест­вен­но­го твор­чест­ва. Од­на­ко если вгля­деть­ся пов­ни­ма­тель­нее, то па­но­ра­ма рас­цве­та пред­ста­нет иной. При­го­вор про­из­нес­ло вре­мя. Воз­ра­жать ему, вы­став­лять бо­лее вы­со­кие оцен­ки — не­воз­мож­но. Это мы уже де­ла­ли — и окон­фу­зи­лись.

Род­ной куль­тур­ный пласт под но­га­ми се­реб­ря­но­ве­ков­цев был слиш­ком то­нок, тол­щи­ною все­го лишь в од­но сто­ле­тие. Со­блаз­ны ев­ро­пей­ской куль­ту­ры — мно­го­ве­ко­вой, утон­чён­ной (мес­та­ми ис­тон­чив­шей­ся), изощ­рён­ной в при­ёмах, вос­пи­тан­ной на трёх ве­ках от­но­си­тель­ной идео­ло­ги­чес­кой тер­пи­мос­ти и се­ку­ля­ри­зо­ван­но­го об­ра­за жиз­ни ху­до­жест­вен­ной эли­ты, — эти со­блаз­ны ма­ни­ли не­стер­пи­мо. Но рож­дён­ные со­блаз­на­ми рус­ские вер­сии слов­но от­ста­ва­ли на по­ко­ле­ние. Ока­зы­ва­лись мертво­рож­дён­ны­ми ли­те­ра­тур­ны­ми кук­ла­ми. Ме­ра и вкус по­сто­ян­но из­ме­ня­ли да­же са­мым та­лант­ли­вым. Эс­те­ти­чес­кая сверх­за­да­ча пре­вы­ша­лась — и ока­зы­ва­лась по­пыт­кой с не­год­ны­ми средст­ва­ми. А ка­зав­ший­ся не­по­топ­ля­е­мым ко­рабль рос­сий­ской ци­ви­ли­за­ции уже цеп­лял дни­щем за по­ли­ти­чес­кие ри­фы и тре­щал бор­та­ми, но на его мос­ти­ке не бы­ло ни од­но­го тол­ко­во­го ли­те­ра­тур­но­го вах­тен­но­го.

За каж­дым из по­этов Се­реб­ря­но­го ве­ка, не­за­ви­си­мо от сим­во­лист­ско-ак­ме­ист­ской це­хо­вой при­над­леж­нос­ти или не­при­над­леж­нос­ти, в су­хом остат­ке — по не­сколь­ку под­лин­ных сти­хотвор­ных ше­дев­ров. У од­них по­боль­ше, у дру­гих и гор­сточ­ки не на­бе­рёт­ся, осталь­ное — фон. Блок «Сти­хов о Пре­крас­ной Да­ме» и Блок «Италь­ян­ских сти­хов» и «Со­ловь­и­но­го са­да» — слов­но два раз­ных по­эта. Вос­хи­ти­тель­ны изыс­кан­ные жи­ра­фы и бра­бант­ские ман­же­ты Гу­ми­лёва, но за­по­ми­на­ет­ся — до му­ра­шек по ко­же — раз­ве что «Па­мять».

Если пы­тать­ся опре­де­лить про­зу Се­реб­ря­но­го ве­ка име­на­ми Бу­ни­на, Куп­ри­на, Шме­лёва или, не дай бог, Мак­си­ма Горь­ко­го — это не Се­реб­ря­ный век. Ско­рее уж «Рас­сказ о се­ми по­ве­шен­ных», «Жизнь Ва­си­лия Фи­вей­ско­го», «Крас­ный смех» Лео­ни­да Ан­дре­ева, мо­ро­ки и жу­ти Алек­сея Ре­ми­зо­ва — и не од­ним же им от­ду­вать­ся за всю эпо­ху. Если на­звать дру­гие име­на, то при­дёт­ся сдать­ся: со­ло­гу­бов­ские «На­вьи ча­ры», «За­кли­на­тель­ни­ца змей», «Мел­кий бес», куз­мин­ские ор­на­мен­таль­но-псев­до­ис­то­ри­чес­кие сти­ли­за­ции, «Ог­нен­ный ан­гел» Брю­со­ва, пух­лые ро­ма­ны Ме­реж­ков­ско­го — ве­щи, оста­ю­щи­е­ся в пре­де­лах ли­те­ра­ту­ры, но к по­ни­ма­нию фе­но­ме­на Се­реб­ря­но­го ве­ка они ни­че­го не при­бав­ля­ют. Не луч­ше и с дра­ма­тур­ги­ей: бло­ков­ские «Ба­ла­ган­чик» и «Ро­за и крест», «Царь Го­лод», «Жизнь че­ло­ве­ка», «Тот, кто по­лу­ча­ет по­щёчи­ны» Ан­дре­ева — да. Но уж ни­как не «На дне» и не «Де­ти Ва­ню­ши­на».

Весóм, но в це­лом не­ве­лик и скро­мен ли­те­ра­тур­ный порт­фель Се­реб­ря­но­го ве­ка. Слов­но вы­рвав­шись из объ­я­тий вре­ме­ни (и уго­див в объ­я­тия вре­ме­ни ку­да бо­лее страш­но­го), жи­вут, про­жи­ва­ют и от­жи­ва­ют Ах­ма­то­ва, Цве­та­е­ва, Ман­дельш­там, За­мя­тин, Пас­тер­нак. Кто здесь, кто в эмиг­ра­ции — но не по­кла­дая пе­ра, в пре­де­лах рус­ско­го язы­ка. Для них, по рож­де­нию не­со­мнен­ных се­реб­ря­но­ве­ков­цев, то вре­мя — вре­мя де­бю­тов, а не рас­цве­та. При­позд­нив­шим­ся на­след­ни­ком Се­реб­ря­но­го ве­ка, ед­ва ли не пер­вым на­сто­я­щим рус­ским мо­дер­нис­том в про­зе и дра­ма­тур­гии стал ки­ев­ский по­ляк Си­гиз­мунд Кр­жи­жа­нов­ский — и со­вет­ская эпо­ха от­пла­ти­ла ему за это при­жиз­нен­ным пре­не­бре­же­ни­ем и глу­хим по­смерт­ным заб­ве­ни­ем. Сам же Се­реб­ря­ный век остал­ся эпо­хой ве­ли­ких нес­быв­ших­ся на­дежд, эпо­хой гром­ких не­во­пло­щён­ных на­ме­ре­ний, ве­ком лю­дей, сго­рев­ших в бен­галь­ских ог­нях собст­вен­ных да­ро­ва­ний. Он был очень рус­ский, этот Се­реб­ря­ный век.