1

Всё началось у тополиной аллеи,

Когда сел я в трамвай поутру.

И там его заприметил.

Хотя визуально он был почти незаметен.

Хитёр же пройдоха, затеял игру —

наблюдает,

и плетётся за мной по пятам.

Оглянусь — исчезает,

будто его ветром сдувает.

Но слышу всегда шаги за спиной.

Вот и сегодня, —

кряхтит в трёх шагах от меня и сопит.

Вскоре сошёл я с трамвая,

и наугад во двор незнакомый вошёл.

Завернул за угол в самый тупик.

Справа стена, слева дом без окна,

впереди дощатый забор,

за ним пустырь.

Тишина.

Чувствую, медлить нельзя,

Здесь в самый раз хватать его,

как быка за рога.

Присядем! — бросил я строго

и сел на полено.

А тот на чурбак приземлился смиренно.

«Вот что, — сказал я ему, глядя в глаза. —

Разговор у нас предстоит откровенный.

Можно сказать, экзистенциальный.

Чего плетёшься за мной? —

И резко добавил: — Что тебе нужно?»

Молчит.

«Хочу знать я реально, — отвечает. —

И вообще… Поговорить бы надобно».

«Валяй!»

«Как поживаешь?»

«Что тебе — моя жизнь?»

«Интересуюсь. Ведь мы не чужие».

«Да ну!»

«Конечно. Все люди — братья. Разве нет?»

«Это как посмотреть. Хочется верить, что так.

Но дело обстоит порою иначе, —

Словно живём мы в лесу и кругом одни волки».

«Ну ты загнул… Однако скажи всё же,

как житьё твоё и бытьё?

«Нормально. Как водится,

с неба звёзд не хватаю.

Помаленьку пишу.

Вот новую книжку готовлю.

Стараюсь ладить с собой

и всем окружающим миром».

«Вот как? А доволен ты тем,

что в стране происходит?

Согласись, движуха пошла непонятная.

Люди на площадь выходят,

кричат, чего-то требуют…»

«На суету не обращаю внимания».

«Значит, тебе всё по барабану?»

«Именно».

«Гм, ладно, оставим.

А как насчёт заповедей Христа?»

«Не смеши. Кто же их соблюдает?

Только отвечу — доселе никого не убивал я.

За десять сребреников не продавался.

Не толкался локтями,

не пытался урвать кусок от других.

И не мастак я бабла рубить,

теперь в ходу этот сленг.

Раз на то пошло, скажу ещё вот что…

Нынче стало правилом хорошего тона —

прошлое хаять.

Вылил побольше дерьма на историю нашу  —

и ты уже классик!

Не по пути мне с такими».

«Значит, ты за правду?»

«Конечно».

«Но правда бывает твоя и моя».

«Нет! Правда — она одна!

Отцы и деды наши сражались за правду

в Великую Отечественную!

Они ковали победу на войне и в труде!

И жили по чести!»

Помолчали.

И подумал я, что разговор наш пошёл

малость не туда, куда надо.

Но что тут поделать…

«Вот и поговорили, — молвил я. —

Ты вот что, не ходи больше за мной.

Могу зашибить сгоряча.

Кстати, кто ты и как тебя звать?».

«Неважно. Если переиначить песню, —

“…Может, я это ты, только моложе.

Не всегда мы себя узнаём…”»

«Неужто хочешь сказать…»

«Ладно, — прервал он меня. — Есть просьба одна».

«Какая?»

«Подарок прими небольшой».

«Подарок?»

«Велосипед. Не смотри, что всего два колеса.

Он навороченный. И фонарь на нём клёвый,

и поворотники что надо, и шины крутые,

и багажник вместительный. В самый раз —

путешествовать. Велосипед — там, за забором.

Раздвинь только доску», — и замолчал.

Я удивился, замешкался малость,

потом глянул кругом — никого.

Может, всё мне привиделось?

И ни с кем я тут не беседовал?

Странно.

Наваждение прямо.

Но поднялся, пролез в заборную щель.

И там, правда, увидел савраску,

велосипед яркой синей окраски,

прислонённый к стене.

В багажнике кожаном обнаружил

перочинный ножик, чистый блокнот,

авторучку, бутылку воды.

«Ну и ну! — подумал я снова. —

А ведь это то, что мне надо!

Чего же желать ещё в этом мире!

Воздух ядрёный, запах травы,

Весёлое солнце!

Эх, была не была! Подфартило!

Вот только смогу ли я совладать

с этой машиной?

Ведь катался на ней я

в детстве далёком…»

А дорожка вдалеке змейкой петляла,

Облака указывали путь.

Я покатил,

робко вначале,

Потом всё резвей.

Ветерок ударил мне в грудь,

И в небе запел соловей.